Гостинец

   Январь крупкой высыпался на пригородные дороги.  Рождество. В селе дымят печи, горят окна. Семеныч на  Савраске  в санях везет свинину. Там, в райцентре - две дочери, надо кормить. Анна выходит на дорогу:
- Степан Семеныч, к своим собрался?
- Ну так...
- Вадиму моему курятинку не подбросишь?
- Неси, чего уж там.
Через две минуты на санях появляются две сумки.
- Это пироги да сметана, а там вон, яйца сверху. Так ты осторожней, нето...
- Ежли твой Вадька пьяный будет, то хоть как осторожничай! Но, пошла, родимая!
Снег скрипнул, полозья оставили две ленты блестящие на солнце.
   Сосняк заснеженный сверкал, в соседних деревнях мелькали люди. Пешие подсаживались, проехать пару-тройку километров. Степан въехал в центр, нашел дом Вадима и передал "привет" от матери. Одаренный был трезв.
- Семеныч, ты ж назад поедешь. Посылка мамке от сестры пришла. Возьми, а-то я не скоро там буду.
- Чего уж там. Давай!
Вадим быстро скрылся за дверью и так же быстро вынес маленькую коробочку.
Семеныч был мужиком терпеливым и добрым. Не раз за жизнь убеждался, что добро с торицей возвращается, а потому, старался никому не отказывать. От дочерей уже в сумерках ехал на легке по знакомой дороге. Лошадь фырчала, изо рта клубился пар и вспоминалось детство: теплая горница, широкие палати и бабушка, прядущая при свете лучины. Морозец пощипывал нос. До дому оставалось два поворота.
   Часу в девятом раздался стук в сенях и Анна пошла отворять двери.
- Ну, как он там?
- Трезвай. Тебе вот посылочку от сестры передал.
- Ой, спасибо, Степан Семеныч! С Рождеством вас с Клавдией Петровной! Здоровьичка.
- Бывай, Васильевна. И тебе не хворать. А Рождество, оно бы в церковке лучше. Ну да ладно, живы и слава Богу!
Дверь заскрипела и захлопнулась. Хозяйка принялась осматривать содержимое посылки.
   "Так, что там Мария прислала!? Платье, шерстяное. Опять без ценника. Шапка меховая. Собачья что ли? Белая. Надо же! Че это в шапке-то? Банка железная. Так. Икра зернистая осетровая. Завтра с картошечкой попробую."
   Завтра случилось в полчетвертого утра. Зажглась лампа, прошепталась коротенькая молитва и начался обычный деревенский день. Картошечка и простокваша уже были на столе, когда Анна Васильевна открыла банку с икрой: "Смотри-ка ты, почернела в дороге-то! Ну Машка, не могла засолить покруче! Вот куда ее теперь!? Надо ж, запаха худого нет, а вот-вот плесенью подернется." Накинув фуфайку она вышла во двор и вытряхнула содержимое банки на снег. Воробьи, не привыкшие к такой щедрости, налетели со всего околотка и прыгали около деликатеса, пока не склевали.
 В Рождественский вечер Марие Васильевне было написано печальное письмо о том, что нехорошо посылать плохо соленую, порченую икру.

(Вышемирская Ольга)