Глава 21. Танец
«Some dance to remember,
Some dance to forget»
The Eagles, «Hotel California».
Небольшая процессия, возглавляемая Рахгой и Ангрбодой, медленно продвигалась сквозь толпу соплеменников, радостно и в то же время почтительно приветствующих своих вождей. Локи шёл, чуть приотстав, упрямо задрав подбородок, уверенной и твёрдой походкой, изредка бросая вокруг себя колючие, настороженные взгляды, словно ожидая какого-то подвоха. Поднимаясь вслед по ступеням, ведущим на возвышение, где был установлен стол, предназначавшийся, по-видимому, для важных гостей, он остановился ровно в тот момент, когда обернувшаяся к присутствующим Ангрбода громким голосом объявила:
– Приветствуйте нашего гостя, наследника клана Ледяных Великанов, Локи Лафейсона. Вероломный Один похитил его в младенчестве вместе с Ларцом Вечных Зим, бросив наш мир подыхать в холоде и мраке. Участь Йотунхейма была бы горька, как старый мёд, если бы не милость вечных норн, вернувших в наш край того, кто достоин сменить на троне жестокого и коварного Лафея и сплести нити судьбы по-иному, обернув проклятие великим благом для народа йотунов. Потерянное в прошлом вернётся в будущем. Холод станет огнём, а скорбь – радостью!
Хозяйка Ярнвида умолкла, и на несколько секунд вокруг воцарилась гробовая тишина, а затем пещера огласилась радостными воплями и приветственными криками. Обалдевший Локи вытаращил глаза на Мать Волков, а потом обвёл взглядом ликующих йотунов и внезапно взял, да и поклонился. Прямо в пояс, как положено. Мол, здрасьте, гости дорогие. Чем вызвал новый шквал громких приветствий.
После столь эффектного представления, Ангрбода, подхватив принца под локоть, подвела его к столу и усадила рядом с собой по правую руку, тогда как Рагха расположилась слева. Фенрир и Уна устроились возле ног своих хозяев. Волк с настороженностью оглядывался по сторонам, принюхиваясь к незнакомым запахам, в то время как крылатая кошка чувствовала себя вполне комфортно.
Обернувшись к юноше, колдунья наткнулась на холодный, отстранённый и немного раздражённый вопросительный взгляд.
– Очередное пророчество? – тихо прошипел он, подавшись вперёд и наклоняясь к её уху. – Почему это, позволь тебя спросить, я должен вам помогать? И вообще не понимаю, чего вы все от меня ждёте. Если каких-нибудь подвигов, то совершенно зря: мое призвание не в этом. И вообще... я ещё не готов.
Хозяйка Железного леса, не переставая улыбаться и почти не шевеля губами, так же тихо ответила:
– Что ты можешь знать о своем призвании, Локи из Асгарда? Ты и себя самого-то едва знаешь.
– Ну, конечно, зато ты, похоже, знаешь обо мне всё, – царевич ухмыльнулся краешком губ и, отстранившись, застыл, словно мраморный монумент.
– Я знаю. Ты тот, кто ты есть, Ваше асгардское Высочество, ну, или йотунхеймское, как сам захочешь, – едва слышно произнесла йотунка, рассматривая алые блики в глазах аса, придававшие его взгляду слегка безумный, завораживающий блеск, и совсем тихо добавила. – Они еще запомнят тебя, поверь мне. Ничто не остановит неизбежное.
Чтобы как-то развеять возникшее между ними напряжение, Ангрбода протянула руку и нежно коснулась запястья принца, слегка сжав его тонкими пальцами. Локи с удивлением почувствовал, как сладким покалыванием по коже растекается ощущение покоя и умиротворения, лишая его желания продолжать спор. Шумно вздохнув, он поджал губы и замер, неохотно высвободив запястье из её пальцев и демонстративно сложив на груди руки.
Фенрир, сидевший рядом, навострив уши и внимательно прислушиваясь к словесной перепалке парочки, при последних словах внезапно разволновался, стараясь припомнить, где он уже слышал эти слова.
Заметив волнение волка, колдунья перевела на него взгляд и, глядя прямо в светящиеся тревогой и любопытством глаза, ещё тише произнесла, обращаясь теперь к Фенриру:
– И у тебя есть тайна, известная мне. Вихрь твоей души пролетел через много столетий. Перед тем, как родиться волком, ты был существом из иных времен, в груди которого билось громовое сердце. Твои испытания ещё впереди. А пока ешь, пей, радуйся жизни и смотри оленьими глазами.
Фенрир замер, словно китайский болванчик, изумлённо отвалив нижнюю челюсть. А хозяйка его подруги Уны, как ни в чем не бывало, отвернувшись, обратилась к матери медвежьего племени, развязывая свой наплечный мешок.
– Негоже в гости без гостинца приходить. Прими, уважаемая Рахга, от нашего клана то немногое, чем мы богаты.
На столе стали появляться какие-то склянки, свёрточки и кулёчки.
– Вот сушёные травы, сорванные каждая при соответствующей луне, мази и притирки от разных болезней, меды, мною собранные. А в этих мешочках грибы и ягоды сушёные. Прими также сапожки тёплые, из шерсти валяные, шаль пуховую да варежки, долгими холодными вечерами вязанные.
Любому асу могло показаться, как минимум, странным преподносить в качестве подарков столь скромные дары, но здесь, в этом суровом крае, погружённом практически на круглый год в снега и льды, каждая травинка, каждый цветок и ягода, выраставшие коротким и холодным летом, ценились на вес золота. Большинство же товаров, оружия, предметов обихода жители Ярнвида приобретали на рынках Трюмхейма, выменивая их на дичь, шкурки пушных животных, смоляную живицу и дёготь, особенно ценимые в Ванахейме и Асгарде, где не было своих хвойных лесов.
Когда казавшаяся бездонной сумка Ангрбоды опустела, Рахга встала и, поклонившись колдунье, тепло произнесла, глядя на неё увлажнившимися глазами:
– Велика доброта твоя, Мать Волков, первая среди лесных ворожей, мастерица создания зелий и плетения чар. Благодарю тебе за щедрые подношения и прошу разделить с нами праздничное угощение.
Женщины обнялись, а затем мать Рода обратилась к своим соплеменникам и гостям:
– Сегодня поистине великий праздник. Подходит к концу мрачный период безвременья и ожидания. На закате дня старое Солнце умрёт. А родившийся в Модранехт солнечный младенец начнет свою битву за право взойти на небосвод через долгие тёмные двенадцать дней и ночей, в которые все мы будем вместе пировать и веселиться, приносить жертвы в честь новорождённого Солнца, дабы помочь ему одержать победу над Тьмой и не дать злым духам пробраться в наш мир.*
Сумрачные своды пещеры в очередной раз огласились радостными криками и здравицами. А следом за Рахгой и Ангрбода, подняв кубок, воскликнула, стараясь перекричать шум:
– Забудем же о распрях и вражде, братья и сёстры! Нет тьмы, кроме отчаяния! Единственное, что дает нам силу и гонит страхи прочь, что греет нас сильнее любого огня, это тепло братских рук! Только свет сердец и улыбок тех, кто нам близок, развеет любую темноту! Родные души и память Рода – вот тот священный огонь, от которого в эту ночь мы разожжём новое пламя! Да прибудет мир в ваших домах, благородные хозяева и гости!
– О, боги, – насмешливо пробормотал себе под нос Локи, – сколько громких слов, сколько патетики. А ещё говорят, что это Асгард любит пафосные речи.
Под одобряющие, восторженные крики гостей руки с наполненными добрым хмельным напитком чарками взметнулись к высоким сводам пещеры затем, чтобы быть тут же выпитыми и через минуту быть наполненными вновь. И покатился пир – весёлый и шумный. Заздравные тосты, смех и спиртное лились рекой. Женщины с трудом поспевали наполнять пустые тарелки и кубки.
Ангрбода пила понемногу, поскольку не пристало Хозяйке Ярнвида хлестать пиво наравне с троллями да оборотнями. Но хмельной мёд все же мало-помалу окутывал здравый рассудок алкогольной дымкой, и колдунья уже и говорила громче, и веселилась от души, беспрерывно подшучивая над кем-нибудь, отпускала остроты. Весело смеялась чужим шуткам, даже если они были грубоватыми и не слишком приличным. Она то и дело исподтишка поглядывала на сидящего рядом синекожего Локи, который, пожалуй, был единственным, кого шумный пир не веселил вовсе.
Царевич слегка взгрустнул, припомнив весёлые пиры с песнями и танцами, проводившиеся в день зимнего солнцестояния в родном Асгарде. Глядя на уставленный разнообразными блюдами стол, Локи подумал о Торе, обретавшемся ныне где-то в Мидгарде. Любивший хорошо поесть и крепко выпить, старший брат наверняка отдал бы дань своеобразной йотунской кухне. Практически все блюда были острыми, обильно приправлены специями и разнообразными травами. Были здесь и ягненок, запечённый с можжевеловыми семечками, телятина на вертелах, обильно сдобренная чесноком, солёный лосось в рассоле с хреном, маринованная сельдь с «душком», издающая непередаваемый запах, от которого слёзы выступали на глазах. Были на столах и разнообразные напитки, начиная от хмельного мёда, настоянного на диких ягодах, браги из клюквенного и брусничного сока и заканчивая пивом, настоянном на можжевельнике, мирте и клевере и отличавшееся особой крепостью из-за того, что его замораживали перед употреблением. Сам Локи предпочитал более утончённую кухню. Поэтому ел аккуратно, с опаской, избегая не известных ему блюд.
От грустных мыслей и йотунских деликатесов его отвлёк внезапно прозвучавший громкий и призывный звук лур*, перекрывший царивший в пещере гвалт. Разгоряченные хмелем йотуны тут же утихли, и Локи с удивлением услышал, как заиграли костяные флейты, а затем одна из женщин затянула негромкую песню. Позабыв обо всём, царевич заслушался. Глубокий, низкий и при этом лёгкий голос лился, как широкая могучая река, завораживал, проникал прямо в сердце, выводя на чужом гортанном языке протяжную и печальную мелодию, состоявшую из медленных горловых переливов, щелчков языком, хрипения и свиста. Локи впервые слышал такое пение. В нём было нечто мистическое, нечто волшебное, вводящее слушателей в транс. Эти звуки можно было сравнить с нахлынувшей волной, с резким порывом северного ветра в горах, с криком зверя или ночной птицы. В следующее мгновение к голосу присоединился ещё один, и ещё, и ещё. И вот уже вместе с голосами поющих в пещеру словно ворвался холодный и дикий север с его заснеженными просторами, ледяными скалами, дремучими лесами с частоколом огромных деревьев, с грозным рыком исполинских волков и визгом кабанов, с ночным криком полярной совы и светом одиноких костров в густой темноте. Вслед за флейтами зарокотали барабаны, выдолбленные из толстых стволов деревьев, загремели бубны. Темп песни начал ускоряться, звук голосов нарастал, ширясь и поднимаясь всё выше и стремительнее. Сидящие за столами гости начали прихлопывать ладонями и притоптывать ногами в такт. Из торжественно-протяжной песня становилась всё более весёлой и быстрой. Топот десятков ног и хлопки ладоней, отбивающих ритм, разносились по пещере, многократно отражаясь от стен.
Царевич перевёл взгляд на Ангрбоду, и глаза его ещё больше расширились от удивления. Несмотря на то, что йотунка вроде бы сидела неподвижно, тело её словно исполняло какой-то танец, напоминая огонь, находящийся в постоянном движении. В конце концов, она не выдержала и, вскочив из-за стола, покачивая бёдрами, вышла в центр пещеры. Разгорячённая хмелем и озарённая ярким светом факелов, колдунья выглядела фантастически. Гладкая, смуглая кожа отливала бронзой в отблесках огня, а грива живописно спутанных волос цвета тёмной меди окутывала Ангрбоду, словно покрывало, до самого пояса. Вся её фигура удивительным образом сочетала в себе силу и женственность. Глубоко вздохнув, она закрыла глаза и замерла, прислушиваясь к мелодии.
Вновь неистово взвыли луры. Мерно и глухо зарокотали барабаны. В такт их медленным ударам Ангрбода пошла по гладко утрамбованному полу. Несмотря на закрытые глаза, она, танцуя, шла ровно по кругу. Казавшиеся однообразными, движения её были мягкими, плавными и попадали точно в такт, отбиваемый бубнами в руках музыкантов. Сначала движения её были медленным и плавными. Но вот тревожный рокот барабанов стал стремительно набирать темп, и, повинуясь их звукам, повороты и жесты колдуньи стали более резкими и быстрыми. Мать волков закружилась в танце, совершая ритмичные движения руками и торсом. Окружающие, затаив дыхание, смотрели на бешеную пляску. Крепкие, стройные ноги прекрасной танцовщицы сплетались вместе, замирали и вновь плавно скользили, почти не касаясь пола. Вскоре она уже двигалась так быстро, что со стороны было трудно различить отдельные движения. Создавалось впечатление, будто йотунка парила в воздухе, не касаясь земли. Танцуя, она время от времени бросала на принца призывные взгляды из-под полуопущенных длинных ресниц.
Неотрывно следивший за этой неистовой пляской, Локи закидывал в себя кубок за кубком янтарно-золотистый, пенящийся белой шапкой эль, но казалось, и не пьянел вовсе, хотя чувствовал себя несколько необычно. Новое тело подчинялось ему беспрекословно, но перед глазами стояла странная пелена. В этой пелене всё окружающее представлялось какими-то размытыми тенями, и лишь танцующая колдунья оставалась яркой и чёткой. И потому каждый её жест, каждый взгляд, адресованный ему, каждое её движение, словно заноза, вонзались принцу в сердце. Ему казалось, что перед ним струится сам огонь жизни, древняя сила женской красоты. Пальцы левой руки, покоящиеся на поверхности стола, начали сжиматься, царапая ногтями покрытие. Сидеть на одном месте становилось неудобно, энергия, вскипая, требовала выхода. Сердце билось часто и гулко, то замирая, то срываясь в бешеный галопп - до головокружения.
Внезапно Ангрбода, сделав круг, остановилась прямо напротив сидящего принца и гибким, звериным движением склонилась, протянула к нему руки и замерла в томительном ожидании.
Царевич отрицательно помотал головой. Широкие брови Хозяйки Ярнвида сошлись на переносице, радужные глаза потемнели.
– Решиться никак не можешь? – толкнула принца в бок Рахга. – Негоже отказываться от приглашения. Не забывай о вежливости, асгардец, иначе недолго проживёшь на этом свете.
Локи вздохнул, неторопливо встал во весь свой немалый рост, обошёл стол и подал колдунье руку. Ангрбода легко приняла его ладонь и властно потянула к себе. Ас сделал шаг, другой, и только оказавшись посредине импровизированного круга, понял, что сейчас ему придется танцевать на глазах у десятков диких йотунов, ждущих чего-то из ряда вон выходящего.
Младший сын Одина всегда танцевал прекрасно, хоть и ненавидел балы. Он умело владел своим телом, но танец для него всегда был чем-то сродни бою. В детстве маленький Локи с восторгом наблюдал за Фригг, исполнявшей удивительные по своей красоте гипнотические танцы с холодным оружием. Это было поистине высокое искусство, сочетавшее в себе сложные танцевальные па с виртуозным владением кинжалами и клинками, сверкавшими в руках матери, словно молнии. Когда сыновья повзрослели, Фригг предложила обучить мальчиков своему необычному искусству. Тор, считавший кинжалы оружием слабаков, а танцы занятием для благородных дев, сразу же наотрез отказался, а вот Локи, не обладавшей мощью и силой старшего брата, с восторгом принял предложение матери, доведя со временем движения своего тела до отточенного совершенства и невероятной лёгкости. Приобретённые во время этих занятий навыки, гибкость, ловкость и скорость, с которой он перемещался, не раз сослужили ему хорошую службу в бою.
Уловив насмешку в глазах стоявшей рядом йотунки, юноша словно почувствовал брошенный ему вызов. Тряхнув головой, он отбросил влажные пряди волос, упавшие на глаза, и сжал в ладони тонкую женскую ладонь. Обрушившийся на него жёсткий ритм и рокочущие удары волн чужой, непривычной музыки вызвали незнакомую бурю эмоций, дрожью отозвались в кончиках пальцев, пламенем загорелись в жилах. Он закрыл глаза и отдался на волю танца, перестав сдерживать себя. Пламя чистой эмоции буквально взорвалось внутри него, мгновенно вытеснив привитую веками цивилизованность аса, возродив истинного сына своего народа – жителя холодного мира, древнего и опасного. Сила танца захватила его, и он погрузился в него с головой всеми своими ощущениями, всем телом и сознанием. Локи танцевал, с полумысли угадывая движения Ангрбоды, открывая ей свою душу, перестав быть собой, словно обновляясь и заново перерождаясь. Каждое его движение, отточенное веками тренировок, было лёгким и стремительный. Руки их переплелись, тела вибрировали, изгибались, почти ломаясь, потом замирали, и движения становились плавными, а потом снова – резкими, рваными, безумными. Их общая боль, вожделение и страсть, хладнокровие и ярость и ещё много всего, запутанного в настоящий клубок, сплелось в этом диком, безумном танце.
Присутствующие в пещере йотуны заворожённо смотрели на это действо, вряд ли понимая, насколько запредельно происходящее перед их глазами. Только Рахга глядела и думала о том, что эти двое кажутся сейчас одним целым. И это не радовало старую, мудрую женщину, а скорее, печалило.
«Бедная девочка, кажется, впервые в жизни полюбила этого пришлого полукровку. До нынешнего дня она жила несбыточными мечтами и знала, что они несбыточны. На какую муку обрекли её норны, подарив эту любовь? Что будет с ней теперь?».
Внезапно настойчивый стук барабанов резко оборвался, смолкли гремящие бубны, и в пещере наступила тишина. Локи услышал стук собственного сердца. Ангрбода внезапно замерла, вытянувшись, как струна, и вдруг беспомощно опустила руки. Колени её подогнулись, глаза потухли, и она без сил повисла в его объятиях, приникнув к мускулистому телу. Царевич глубоко вздохнул, ему понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, где он и что происходит вокруг. Он чувствовал, как его переполняет неведомая ему раньше сила, ощущал себя одновременно невероятно могучим и в то же время настолько лёгким, что был готов взлететь в воздух.
Наблюдавшим за их танцем тоже понадобилось время, чтобы прийти в себя. И когда к собравшимся вернулась способность говорить, пещера в который раз за день потонула в гуле восторженных криков. Рагха поднялась и помогла принцу довести колдунью до её места за столом. Она неподвижно сидела, глядя перед собой в одну точку, только грудь часто вздымалась от учащенных вздохов.
«Что это было?» – Фенрир от удивления щёлкнул челюстями, переваривая увиденное.
«Сейд, – как ни в чем ни бывало, ответила Уна. – Ритуальный танец магов Севера».
«Хочешь сказать, что твоя хозяйка сейчас совершила какой-то обряд?» – в ужасе переспросил волк, испугавшись за Локи, который и так уже путём каких-то непонятных превращений приобрёл облик синекожего йотуна, к которому фамильяр никак не мог привыкнуть.
«В каком-то смысле – да. Но не беспокойся, твоему принцу ничто не угрожает. Ритуальный танец служит для передачи воли духов предков. Сейд поможет установить связь с его далекими родичами – колдунами Йотунхейма, вернёт ему потерянные силы и веру в себя».
Волосы Локи, заплетённые в косу, растрепались во время танца, непослушными прядями прилипнув к покрытому капельками пота лбу и щекам. Одним движением он убрал их с лица, пытаясь хоть немного успокоиться.
– С тобой всё в порядке? – наклонился он к сидящей рядом Ангрбоде, и его алые глаза почти вплотную приблизились к её радужным. Некоторое время они смотрели друг на друга. Тяжёлый взгляд, утопавший в бордово-алом мареве дикого пламени, буквально вдавил колдунью в спинку кресла. Ни вздохнуть, ни пошевельнуться, ни глаз отвести.
Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы в этот момент тяжелая дубовая дверь не распахнулась, впуская в пещеру вместе с клубами морозного пара молодого высокого мужчину. С достоинством пройдя между пирующими, он почтительно преклонил колено перед Рахгой и Ангрбодой. Длинные черные косы его упали вдоль рельефного торса, покрытого короткой густой шерстью, почти коснувшись пола. Клыки, хищно поблескивающие из под верхней губы, на треугольном кошачьем лице с оттянутыми к вискам глазами с тяжелыми нависающими веками и щелевидными зрачками выдавали в нём представителя клана оборотней.
– Солнце скатывается за горизонт, – низким гортанным голосом произнёс он, – нужно спешить, чтобы увидеть его последний луч.
– Благодарю тебе, Агвид Скеггисон, – ответила мать-медведица и обратилась к собравшимся. – Дети мои, вдоволь ли вами выпито, вдоволь ли вами поедено? Пришла пора покинуть нашу берлогу, чтобы проводить старое Солнце в чертоги мёртвых и разжечь жертвенный костёр.
С этими словами она покинула своё место и двинулась к выходу. За ней последовали едва пришедшие в себя Локи с Ангрбодой, которых сопровождали Уна и Фенрир, а следом – Агвид, сын вождя клана Волков, как следовало из слов старой Рахги. Изрядно захмелевшие гости повставали из-за пиршественных столов и направились к выходу, кто бодро, кто сильно пошатываясь, а кое-кто так и остался за столами, потому что как сидели, так и заснули, перебрав хмельных напитков.
Пояснения автора:
* Модранехт. У древних скандинавов – ночь, предшествующая зимнему солнцестоянию, материнская ночь, ночь матерей или даже Мать Всех Ночей, когда богиня-старуха, Владычица Холодов, рождает молодого солнечного бога-младенца, олицетворяя принцип рождения жизни из смерти или же порядка, появляющегося из хаоса. В ту же ночь новорождённый Бог светлой части года начинает битву со старым королем, своим отцом, за право остаться в мире живых и через дюжину дней и ночей побеждает его, а с его победой начинается светлая половина года. В некоторых областях Норвегии во время этих празднеств солнце действительно переставало подниматься над горизонтом и вновь появлялось примерно через 12 дней.
* Лур – старинный духовой инструмент, предшественник трубы или тромбона. Был распространён на территории Скандинавии в конце бронзового века.
Рисунок: Dancer by Cristle-Drake.
Следующая глава: http://www.proza.ru/2019/08/19/1637
Свидетельство о публикации №219081901615
Похоже, отпуск Вашей музе пошел исключительно на пользу.))
Глава небольшая, но сейд описан так ярко, динамично и живо, словно Вы вместе героями, как говорится, поймали кураж. Сама идея ритмичной музыки и ритуальных танцев, позволяющих войти в транс, чтобы услышать волю духов недаром используется различными народами от африканских колдунов до сибирских шаманов.
Пожалуй, Локи здесь впервые почувствовал себя дома, своим в Йотунхейме, скорее Лафейсоном, чем Одинсоном.
Гай Северин 21.08.2019 16:29 Заявить о нарушении