Женщина, которая вдыхала горы

Моя первая свекровь была изумительной женщиной. Зная сумасбродство своего тогда ещё только возлюбленного по имени Миша, я почему-то ожидала, что с прибабахом будет всё его семейство. Однако вскоре выяснилось, что очаровавшая меня невменяемость присуща только мужской его части -  двум братьям, их отцу, деду и дяде. Свекровь же была нерушимым оплотом для всей родни, той самой осью, вокруг которой они вращались, как на весёлой карусели с лошадками, а она держала их всех и не давала разлететься.  Арина Львовна уберегла семейные финансы от МММ и якобы супервыгодного долевого строительства:  один будущий дом не сдан до сих пор, счастливые жильцы второго неделю назад выиграли суд, а поселившиеся в третий всегда держат дома запасные беруши, потому что каждую ночь слышат шум проезжающих мимо поездов вкупе со звоном подстаканников и матом проводника. Арина Львовна умела принимать роды у всех млекопитающих, каких обычно держат дома, впрочем, я не сомневаюсь, что она не спасовала бы и перед более крупными животными. Она знала, как оказать первую помощь и умела ориентироваться на местности не хуже партизан Великой Отечественной. Чтобы вы представили себе масштаб знаний и умений этой женщины, добавлю лишь, что три четверти всех семейных историй начинались с того, что кому-то из мужчин пришла в голову гениальная идея развлечения, а заканчивались тем, что Арина Львовна спасла одного или нескольких человек от самых разных последствий.

Перед встречей с матерью своего возлюбленного я, как и положено девице юных лет, несколько трепетала. По рассказам я уже нарисовала себе ее в виде гремучей смеси из Фрекен Бок, Гермионы Грейнджер  и Индианы Джонса, и дрожала при одной мысли о том, что и меня сочтут очередным безумным проектом непутевого сына и быстренько придумают, как от меня избавиться. Когда же я увидела её, то затряслась ещё сильнее – но уже от восхищения. Это была высокая статная женщина с непроницаемым лицом, словно высеченным из мрамора, с изящно убранными волосами. Она не была красавицей в общепринятом понимании, но обладала царственностью и силой духа, пленявшими с первого взгляда. Рядом с ней я почувствовала себя жалкой пятиклассницей. А затем она улыбнулась мне -  и я сразу же успокоилась.
 -  Меня зовут Арина. Можешь говорить мне «ты».
-  А я Таня.
-  Очень приятно.
-  И мне.

Мы умудрились подружиться. Я никогда особо не ладила с женщинами старшего поколения. Они казались мне жутко старомодными и придирчивыми, а я им -  дерзкой и нахальной. Да и общих интересов как-то не находилось, ибо я не умела говорить о солениях, детях и схемах для вязания. К тому же, я обладала даром есть и не толстеть, мгновенно делавшим кумушек зелеными от зависти. Арине Львовне же зеленеть было нечего: она совершенно спокойно относилась к своей фигуре и к еде. Всегда могла вовремя отложить вилку и не придавала значение цифрам на одежных ярлыках. И дружба с ней тоже была очень умеренной и тихой. Мы не висели часами на телефоне и у нас не было километровых переписок в мессенджерах, мы не осаждали вдвоём кафешки и торговые центры, но я знала, что эта женщина - мой друг. Встречались мы в основном на семейных посиделках и походах друг к другу в гости, и всегда так погружались в беседу, что не слышали ничего вокруг. После я вечно не могла ответить на вопрос мужа: "О чём вы столько болтали?"  Ну вот о чем люди обычно болтают, о том и мы - обо всем. За столом и среди коллективного веселья Ирина Львовна обычно сидела тихо, перешептываясь с соседями по столу. Царствовал ее муж: травил байки, анекдоты, сыпал тостами, громко звал всех танцевать, так же громко требовал вернуться за стол, просил старшего сына сыграть на гитаре, пел, ругался, следил, чтобы все угощались и улыбались. Мне всегда казалось, что, потратив столько сил на одну только громогласность, он должен был бы весь следующий день отсыпаться, но Миша заверял меня, что его отец встает раньше всех и снова начинает активничать.

А вот у Арины Львовны был талант общаться один на один. Когда вы беседовали с ней, то казалось, что вокруг вас образовался невидимый кокон. Вы чувствовали себя полностью окутанным вниманием. В этом и было ее очарование - кто же не любит быть самым главным для собеседника? Даже если говорила она, то говорила как будто бы что-то особенное, предназначенное только для вас.
Когда Арина Львовна умерла, я горевала не меньше, чем после смерти собственных родителей, хотя сравнить смогла лишь через семь и девять лет. Удивительно, что человек, знавший тебя на пару десятков лет меньше, чем вырастившие с пелёнок люди,  может стать тебе почти таким же близким. Вам это не странно? Ведь столько всего важного переживаем мы вместе со своей семьёй. Они свидетельствуют каждую пройденную нами веху: конец детства, первые утраты, первые успехи и неудачи, подростковый бунт и стремление перевернуть этот мир, первую любовь и первые самостоятельные решения, а если повезёт, то и превращение во взрослого человека. Наша семья и родители в особенности помнят о нас намного больше, чем помним мы сами. И всё же далеко не всегда они входят в число по-настоящему близких и родных нам душ. На своем пути я гораздо чаще встречаю тех, для кого семья несёт ценность скорее сентиментальную и кто любит родственников больше в знак признания прошлых заслуг, чем тех, чьи родители или они сами для своих детей смогли стать задушевными друзьями.

Я не знаю, что для этого нужно, и сейчас вижу, что моя дочь отдаляется от меня и начинает не любить, но терпеть и уважать меня. Спасибо ей и за это. Я же делаю вид, что сердце моё не разбивается на части, ощущая, насколько тщетными обернулись все мои попытки стать ей другом. Моя дочь -  внучка Арины Львовны, и как раз когда я узнала, что беременна ею, и произошли события, навсегда изменившие мой брак и мою дружбу со свекровью. Муж тогда учудил очередной фокус, едва не оставив меня молодой вдовой, и я бушевала на нашей кухне, не в силах остановиться. Он же, в свою очередь, делал фирменные глаза «А что такого? Да ничего бы не случилось», - чем только подстёгивал мой гнев. Но рано или поздно любому потоку приходит конец, и вот, когда мой фонтан красноречия иссяк, муженёк и выдал то памятное:
- Может, тебе поговорить с моей мамой?
 - А она тут причем?
 - Ну...Она никогда так не переживает. Наверное, она лучше объяснит...

Очевидно, моё лицо в тот момент выражало самые зловещие намерения, потому что муж, не закончив фразу, бросился заваривать чай. С ромашкой. А свекровь через пару недель позвала меня с собой в отпуск, небрежно заметив: "Знаешь, а ведь у тебя последний шанс съездить отдохнуть одной, без ребёнка, точнее, не думая о нём и не ориентируясь на него во всём. Следующего не будет несколько лет. Так что, если хочешь со мной в горы, я буду рада". И я согласилась. Муж пообещал мне, что потом мы обязательно съездим куда-нибудь на недельку только вдвоем, но в целом он был рад, что я окажусь под присмотром. А возможно, надеялся, что я в ходе общения стану больше похожа на его маму. И это облегчит ему всю дальнейшую жизнь. Знаете, до меня тогда не сразу дошло, что жена ему нужна с расширенным функционалом, как у его мамы: Олимпийским спокойствием, умением, а главное, желанием разруливать все проблемы и бесконечной снисходительностью. Мне часто говорили, что мужчины ищут жён, подобных своим матерям, но мне, конечно, не хотелось в это верить. Не то чтобы я была особо романтичной, просто надеялась, что большинство, если не все, традиционных конфликтов обойдут нас стороной. Не обошли. А тогда я, махнув рукой, отправилась со свекровью в путешествие.

Отпуск Арины Львовны был отдельной традицией в мужниной семье. Она всегда ездила отдыхать одна. И всегда ездила в горы. Порой она могла взять с собой подругу или родственницу, но никаких мужчин. «Должна же я хоть немного отдохнуть от этих недорослей", - улыбалась она. Традиция эта, как я поняла, появилась еще в первые годы брака свекров, когда Арина Львовна уезжала к своим родителям на Алтай. Те жили в маленькой деревушке, добираться до неё было далеко и долго. Свёкр не особо любил хлопоты, деревню, и ситуации, требующие терпения, вроде долгой дороги. Поэтому он легко отпускал жену проведать родных, Тем более,приезжала она всегда с гостинцами: мёдом, олениной и прочими алтайскими дарами. А приучив мужа отпускать её одну, Арина Львовна начала исследовать и другие места. Бывала она и в Альпах, и на Балканах, и на Кавказе.

Билеты покупала Арина Львовна, и уже в аэропорту выяснилось, что она не стала выбирать места. Я слегка расстроилась, но одно место у окна нам всё же досталось, и я выпросила его себе.

- Любишь смотреть в окошко?
- Обожаю. В этом же половина кайфа. - Она кивнула. - Всё кажется таким игрушечным, и сразу расслабляешься.
- Ну, тогда горы тебе понравится.

И мы полетели. Обожаю ощущения во время взлета, когда ты мчишься вместе с самолётом с невероятной скоростью, но в тоже время находишься в полнейшей безопасности. В этом есть неповторимая магия. А уж видеть остающийся вдалеке и теперь уже совсем крошечный город, казавшийся таким большим и важным, оставлять в нём свои заботы и проблемы, словно физически отрывая их от себя... И даже когда летишь в облачной каше – это чудо, ведь ты словно смотришь на диковинные зефирины,  явившиеся прямиком из сладких детских снов, и воображение может превратить их хоть в пони, хоть в единорога, хоть в пушистую белочку. А порой, как произошло и в тот раз, в полете засыпаешь на часок, а проснувшись, видишь ставшие хороводом горы, или сияющую морскую гладь, или малахитовые леса - и дух захватывает от того, насколько ты и весь самолёт ничтожны перед этими вечными существами, бессмертными монументами, созданными задолго до того, как первый человек издал свой первый крик.
В той поездке мне предстояло множество раз испытать удивление. И первый произошел, когда Арина Львовна уверенно села за руль автомобиля в аэропорту.
- Арендовала через приложение - равнодушно ответила она, забрасывая свой и мой чемодан в багажник. - Не бойся, я езжу очень даже осторожно. Ни одного ДТП.
- Я вообще не знала, что вы водите, начнём с этого.
- Да, дома я почти не сажусь за руль. Муж против, он с машиной никак наиграться не может. Только в экстренных случаях пускает. Их было три. А в отпуске я позволяю себе.
- Понятно.

Не буду уподобляться блогерам и пересказывать вам все перипетии нашего путешествия. Да собственно, их у нас и не было – мы сразу поехали в знакомое Арине Львовне местечко, где арендовали маленький домик и отдыхали без курортов, экскурсий, дискотек и визитов к местным виноделам. В первую неделю мы чаще всего сидели на веранде с книжками и читали, время от времени просто переводя взгляд на окружающую природу. Иронично, что и с мужем занимаешься в отпуске примерно тем же самым. Ну ладно, есть ещё обнимашки и секс, но к концу недели, особенно если жарко,  они становятся довольно ленивыми, скорее привычными, чем страстными. Если с  настроем и днями цикла не очень повезло, то и  вообще удручающе обязательными. В самые трагические вечера даже радуешься, что муж отправился в бильярд или выпил лишнего и захрапел, едва доползши до кровати. Со свекровью же всего этого не нужно было, и я могла лениться и валяться сколько угодно. Ели мы самые простые вещи: нарезанные овощи с лавашом или шашлык, который покупали у местных, попутно обмениваясь с ними ненужными данными о жизни там, в городе, и здесь, в деревне, о погоде и еде.  Находясь в такой чудесное обстановке, я начинала понимать, почему среди философов мужчин было больше: когда свободен от бытовых хлопот и забот, имеешь существенно больше сил на размышления о сути человеческой жизни, на обдумывание гипотетических ситуаций и попытки сделать какие-либо выводы на основании своих размышлений.
Я тогда, буду откровенной, чаще всего думала о ребенке и о том, как мы станем его воспитывать. Иногда хотелось поговорить со свекровью об этом, но она пресекала мои робкие попытки, сказав, что, во-первых, мы в отпуске и от семейных обязательств тоже и говорить о работе и домашних проблемах не будем - это противоречит самой идее отпуска. А во-вторых, бесполезно решать что-то заранее, Потому что когда ребенок родится, всё может быть совсем не таким, как я себе представляю, и придётся думать заново. "Зачем же делать эту не самую приятную работу дважды? - Она нахмурилась ненадолго, затем добавила, - такие мысли означают, что пора тебе в горы, милая. Ты уже готова. Завтра и отправимся".

Меня изрядно удивила такая формулировка. Разве мы уже не были в горах? Наш маленький тургородок окружали вершины, и мне очень нравилось ощущение, что ты словно в чей-то изумрудной ладони, в самой ее ямке, а со всех сторон защищающие тебя бугры под основаниями пальцев. Однако на следующий день Арина Львовна показала мне, что она имела в виду. И я поняла.
Мы ехали на машине вверх и вверх. Сначала я ахала и восхищалась тем, какая вокруг красота. Но мои слова и вздох кончились, а горы  - нет. Мне всё казалось, что мы очень высоко, но мы поднимались выше, вокруг нас вырастала новая гряда гор, а за ней ещё одна, и ещё, и ещё. Становилось холоднее, мы надели свитера. «Уже скоро доедем до места, которое мне очень нравится". Местом этим была небольшая плоскость  - в лесу это назвали бы поляной - с несколькими крупными валунами. С площадки открывался вид на поразительно зелёное пастбище, где лениво жевали травку бурые овцы. Как и наш кемпинг, это пастбище приютилось в ложбине, и со всех сторон его защищали горные склоны. На походной горелке мы сварили кофе, который закусывали взятыми с собой лепешками, брынзой и помидорами. Мы не разговаривали: каждая наслаждалась чем-то своим в этом чудесном пейзаже.

- Спасибо, что привезла меня сюда. Здесь восхитительно чистый воздух.
- Да, Таня, воздух здесь роскошный. Вдыхай побольше, вместе с горами.
- Как это «вместе с горами»? - Засмеялась я.
- А очень просто. Вдохни глубоко-глубоко, глядя прямо на эти горы, овечек, облака. И почувствуй, что всё это остается в тебе.
Я вдохнула.
- Ещё. И ещё. Много-много раз. Пока не почувствуешь что воздух выдыхается, а горы остаются.

Никогда я не любила все эти фантазийные упражнения, где нужно дышать в разные части тела или представлять, что вдыхаешь в себя, скажем, богатство. Но свекровь я послушалась. Горы остались стоять там, где стояли, а мои вдохи становились все более долгими. Мне нравилось ощущать, как я наполняюсь этим чистым воздухом, и солнцем, и миром, и защищенностью лежащего в перламутровой раковине вершин пастбища, усыпанного жемчужинами овец. Сначала я дышала жадно, но уже через пару минут поняла, что гор хватит на много-много вдохов, их хватит на целую вечность вдохов, и можно не жадничать, а спокойно принимать их прохладный и кристально чистый дар. С того дня мы ездили в горы каждый день, и по часу, по два блаженно дышали. А вечерами философствовали о жизни и смерти, о том, как правильнее как лучше, и не находили ответа.  Чистый воздух как будто вытеснил собою суетливое всезнание, мелкие сплетни и перемалывание бытовых тем, а на их место принёс покой и глубину.
Только вернувшись, я поняла, что значит «горы остаются». Я действительно вдохнула их столько, что они уже не подпускали близко к моему сердцу никакие дрязги. Муж поражался моему спокойствию, да ещё гордился тем, как ловко организовал моё перевоспитание. На самом деле меня защищали мои собственные горы, защищали даже от обиды на эту его гордость.

Именно горы сберегли меня тогда, когда в аварии погибли оба моих свёкра и муж. За рулём был супруг, они возвращались с дачи, скользкая дорога... Узнав об аварии, и отойдя от шока, я вдруг поняла, что грущу по свекрови больше, чем мужу, и в первые секунды мне было стыдно, но горы простили меня: оказывается, не только та семья, которую мы не выбираем, не всегда становится нам самой родной душой. Даже супруги порой – всего лишь надёжные и даже любимые спутники, но не вечной души, а её земной оболочки. Потеряв свекровь, я потеряла подругу своей души, часть той жизни, которую мы живём, но не всегда ощущаем, ведь она спрятана за мирские хлопоты и суету. Той жизни, которой мы живём, когда внезапно - на пять минут или на несколько недель – оказываемся свободными от всех обязательств и задач. Теперь мне не с кем было поехать вдыхать горы. Но злилась я не на предательский лёд, а на то, что эти сильные вековечные пики ничего не смогли сделать для неё. А гора внутри меня вторила: «Увы, но ничего не поделаешь» - и я была спокойна и светла сквозь слёзы.

Уже через год у меня были права, а ещё через три мы с дочерью приехали на ту самую горную полянку, что смотрела на пастбище, и развеяли там прах её бабушки. А потом я показала ей, как вдыхать горы, передав ей самое ценное, что Арина Львовна успела оставить в наследство, и что никакая авария и никакое время не могло отнять.