Мелиховские беседы или подмосковные вечера 1

Амон, я и... бухарский каиш. На даче, рядом с Мелихово (Чехов), август, 2019 г.


    ВСТУПЛЕНИЕ


    "Коси коса пока роса" - гласит известная поговорка. Или - говоря иначе - "Куй железо пока горячо!". Это к тому, что с момента окончания моей короткой командировки в Москву прошло уже три дня, а я всё никак не могу приступить к отчёту. Мне на собственном опыте пришлось убедиться в том, что впечатлениями следует делиться сразу же "по горячим следам", пока свежи в памяти недавние события. Ведь, стОит лишь полениться и отложить на некоторое время, как потом будешь сожалеть, ибо всё самое главное и ценное, что ты первоначально хотел донести, словно сквозь сито, утекает и обесценивается, да к тому же, картинки тускнеют и гаснут со временем. Мне это было хорошо известно и, тем не менее...

        Потому как, едва возвратившись в Санкт-Петербург, мне с утра предстояло, выйти на работу. А тут ещё и гости, которые проездом... а параллельно - дети, внуки...
    Словом, всё наложилось красиво, аккуратно и последовательно.
    Да к тому же, 17 августа  нас коснулось таки ожидаемое горе: наша кошка Клеопатра, которой через два с половиной месяца должно было исполниться ровно 20 лет, неожиданно слегла, не придавая почти никаких признаков жизни. Вот, ещё только днём, она ходила по коридору, оглашая квартиру своими хриплыми стонами на свалившуюся неизвестно откуда хворь и старческую немощь (хотя, за всю свою жизнь не проронила ни одного "мяу"), и вдруг, в одночасье, её как будто подкосило. И хотя, мы с супругой психологически были готовы к подобному сценарию, однако, когда наступил конкретный день,откровенно говоря, оказались в совершенной растерянности. К смерти невозможно подготовиться...
    Я ушёл на работу, но и там эта мысль мне не давала покоя. Друзья и коллеги искренне мне сочувствовали и успокаивали как могли.
    - В конце-концов, есть специальная ветеринарная клиника, которая берёт все дальнейшие заботы на себя  - подсказал мне мой сослуживец - надо лишь позвонить и - все дальнейшие процедуры они сделают без тебя.
    - Усыпить?! - ужаснулся я - И сделать это собственными руками?!
    - Ну, во-первых, это сделаешь не ты, а специально обученные люди...
    - Да, но с чьей подачи?! Мой звонок к ним - это уже и есть, моя прямая вина... мой грех и ничей больше!
    - А о её мучениях ты подумал? Знаешь, в каких муках они умирают?
    Жена ждала меня с работы, весь день убирая за Клёпой её мочу, рвоту и прочие отходы жизнедеятельности, так как у несчастного животного отказали задние лапы и оно лишь изредка с трудом передвигалось, основную часть времени лёжа пластом на холодном полу. Едва я вернулся с работы, сразу же кинулся к Клёпе. Узнав меня, она с трудом приподняла голову, издав тоненькое и тихое "мяу" и вновь откинулась назад.
    Состояние было такое, что мы с супругой, не сговариваясь, старались не смотреть друг другу в глаза. Какое, оказывается, это ужасное состояние - находиться перед мучительным выбором. В конце концов, было принято решение, позвонить в ветеринарную службу.
    Через пару часов раздался звонок в дверь.
    Игорь Леонидович - худосочный пожилой человек, лет 50-ти, с внушающей доверие внешностью - оказался врачом со стажем, с первого взгляда оценив состояние Клеопатры и "утешив" нас тем, что возраст, всё же, достаточно солидный.
    - Ну, что поделаешь: все мы смертны...
    Всё было сделано "по-научному": с предварительным наркозом и последующими двумя уколами. и 18 августа в 20-06 наша Клёпочка отошла в мир иной. В дальнейшем, предстояла кремация и захоронение на специальном кладбище для животных. Словом, всё как у людей. И расценки - тоже...
    - Это мой седьмой выезд за сегодняшний день. - сообщит мне врач.
    И уже провожая доктора, я лишь осторожно поинтересуюсь у него на пороге:
    - Как Вы считаете: у кошек есть душа?
    Он ненадолго призадумается, а потом, взглянув на меня своими уставшими глазами, подытожит уверенно:
    - Я думаю, что у всякого живого существа есть душа.

     Этот эпизод с кончиной Клеопатры приведён мною не случайно. Вот так и с нами, людьми - живёшь, живёшь и вдруг, оглянувшись на цифры прожитых тобою лет, с грустью вынужден признаться самому себе: "Да-а... вот и мой жизненный путь близится к своему завершению." А что нас ждёт за этой чертой - одному Аллаху ведомо. А потому, в какой-то момент, закономерно приходишь к мысли, что и тебе есть, чем поделиться "с народом" с тем, чтобы облегчить путь тем, кто идёт следом за тобой. Ибо, что может быть ценнее биографических мемуаров твоих предшественников, способствующих верному пониманию общей картины мира и помогающих тебе в выборе правильных жизненных ориентиров.
    Правда, следует отметить при этом, что подобный жанр повествования достаточно часто грешит субъективными оценками и "своей" правдой. Но с другой стороны, как раз таки, данный факт и позволяет нам составить истинное представление об авторе и о той эпохе, так как, иной раз, именно такие "погрешности" и составляют ту неповторимую изюминку, которая нисколько не противоречит целостному и общему объективному восприятию художественного полотна того или иного периода, а лишь - наоборот - помогает вдумчивому и пытливому читателю, увидеть истинную картину конкретной эпохи как бы живьём. Со всеми её плюсами и минусами.
     Дабы не уклоняться в дебри философии (в которой, кстати, автор и сам мало что смыслит) и не уйти слишком далеко от заявленной в заголовке темы, я постараюсь, по-возможности, быть как можно кратким и лаконичным.
     Итак, что же побудило меня на сей раз, оторвать свою задницу от кресла и - не помня себя от радости - приобрести билеты на поезд и примчаться в Первопрестольную? Принимая во внимание столь длинную преамбулу, полагаю, ответ может быть лишь один - встреча с другом. Да, но - с каким! Можно было бы, конечно, вновь отвлечься и, вспомнив про Дюма ("отца"), завернуть что-нибудь такое... ну, хотя бы, что-то вроде - "40 лет спустя". Что было бы абсолютной правдой, но... я не Александр Дюма. Тем более, что "загораживает мне Солнце"...
     Об Амоне мне доводилось писать не раз: ему посвящено не только специальная статья, но, кроме того (тут я вынужден сознаться), примерно с десяток рассказов и миниатюр, которые незаслуженно вышли под моей фамилией, на самом деле, принадлежат исключительно ему. Ибо, мне лишь довелось, облечь его рассказы в литературную форму. На этом мои заслуги заканчиваются. Самая известная из которых называется...


    ДОРОГИ, ЧТО НАС ВЫБИРАЮТ...


   Являясь на пару лет старше меня по возрасту, мой товарищ, прежде всего, отличался поистине энциклопедическими знаниями, приятной внешностью, горделивой и уверенной осанкой и высочайшей культурой общения, унаследовавшей, по всей вероятности, от своего дедушки — потомственного бухарца, очень авторитетного и уважаемого человека в среде интеллектуалов и религиоведов города. Кроме того, невозможно не отметить такую черту его характера, как остроумие и умение совершенно свободно полемизировать на любые темы.
  Не раз, его убедительная аргументация и меткие лаконичные высказывания обескураживали и сваливали наповал вполне уважаемых и солидных в научных кругах специалистов. Дилетантов же, он безжалостно уничтожал своим неподражаемым сарказмом, что вызывало во мне всегда двоякие чувства: наряду с некоторым неприятием столь жёсткого метода по отношению к оппоненту, невозможно было не восхититься его уверенностью в своей правоте и тем, как он мастерски всё это проделывал.
 «Коньком» же, его оставалась история. Особенно, что касалось искусства Средней Азии и, конечно же, краеведение. Не случайно, известные специалисты Института Востоковедения, приезжавшие довольно часто по делам в Бухару, изъявляли желание непременно в качестве проводника и переводчика видеть именно Амона, предпочитая его всем остальным гидам.
 В упомянутую мною пору, мы работали с ним вместе в гостинице «Бухоро» от ВАО «Интурист», в качестве обычных барменов и буфетчиков, а потому довольно часто уединившись, предавались жарким спорам и различного рода дискуссиям. Естественно, что я не скрывал своих симпатий к нему, а ему, в свою очередь, почему-то всегда было интересно общаться со мною.
 Так, однажды разговаривая на тему общих знакомых, мы вдруг неожиданно выяснили, что являемся не такими уж и дальними родственниками. Постепенно речь зашла о его дедушке — главном «виновнике» нашего родства — и я, понятное дело, стал выпытывать у товарища некоторые подробности его детства.
 — У деда было две жены — отметив моё упорство, сдался, наконец, Амон. — От первого брака родилась моя мама. Прошло несколько лет и вышло так, что деду пришлось жениться вновь. От второго брака на свет появилось трое детей: двое мальчиков и девочка. Но, поскольку к тому времени моя мама уже успела выйти замуж и родить меня, то разница возрасте между детьми от второго брака и мною была невелика. Таким образом, формально выходило, что они приходятся мне «дядей» («тётей»), однако фактически мы были братьями, а потому частенько нас всех можно было застать ползающими или сидящими на коленях у довольного дедушки. Дед же, никогда не делил детей, по какому бы то ни было признаку, а потому всегда распределял свою безграничную любовь одинаково и равномерно.
    Довольно часто, во время совместной трапезы, дедушка имел обыкновение собственноручно кормить нас со своих рук, что является делом привычным для жителей не только Бухары.
  Тут я вынужден был прервать повествование моего друга, поинтересовавшись, чем объясняется тот факт, что обладая поразительной схожестью (все братья впоследствии переняли от деда-отца природную одарённость и уникальный ум), тем не менее, все они являются такими разными по характеру и темпераменту. И вот какую историю мне удалось выведать.
  В один из дней, на обед была сварена шурпа — разновидность распространённого в среднеазиатской кухне супа, состоящего в основном из бульона, мяса и овощей. Традиционно, во многих семьях принято крошить в кaсушку с супом почерствевший хлеб или лепёшку. Так сказать, для экономичности, бережливости и пущей сытости. Помимо прочего, это ещё и способствует быстрейшему остыванию бульона, что имеет немаловажное значение при кормлении детей.
Все трое мальчиков облепили дедушку, приготовившись к еде. Дед, как обычно, принялся кормить, приговаривая при этом и обращаясь вначале к старшему сыну:
 — Абдусатторжон, шумо шўрбоя чияша на;з мебинед? («Абдусатторджон, что тебе более всего нравится в шурпе?»).
 — Ман нонаша на;з мебинам, дадажон. («Я хлебушек люблю, папочка») — скромно ответствовал старший, показывая, тем самым, что он хорошо усвоил уроки родителя и вместе с тем давая понять, что выбор его был не случаен («хлеб — всему голова»), что, конечно же, не могло не вызвать одобрения со стороны отца.
 — Баракалло! («Превосходно», «замечательно»!) — умилительно прошептал родитель, моргая растроганными ресницами и, собственноручно отправив размокший и нежный кусочек лепешки в рот сыну, повернулся к среднему:
 — Абдукаримжон, шумо шўрбоя чияша на;з мебинед? («Абдукаримджон, что тебе более всего нравится в шурпе?»).
 — Ман обаша на;з мебинам, дадажон. («Я бульончик предпочту, папочка») — нашёлся тут же средний сын, стараясь ни в чём не уступать в благородстве своему брату и демонстрируя такие качества прилежного мусульманина, как скромность, довольство, непритязательность и забота о других.
 — Баракалло! — не выдержав, прослезился отец, поднося ко рту воспитанного сына деревянную расписную ложку с ароматной янтарной жидкостью.
 Наконец, очередь дошла до младшего.
 — Амонжон, шумо шўрбоя чияша на;з мебинед? («Амонджон, а что ты более всего предпочитаешь в шурпе?»).
 — Ман гўшташа на;з мебинам!!! («А я мясо люблю!!!») — взревел Амон и, под всеобщий взрыв хохота домашних, кинулся расправляться с бараниной.
-----------------------------------------------------

    (Продолжение следует...)