Непримечательный день
Я боялся, что она не позволит мне уйти, но, к счастью, п-образный рот выпустил своего постоянного гостя. К сожалению. В прихожей почему-то совсем не пахло капустой. Странно. В неприятной растерянности и недоумении воткнул я ключ в замочную скважину, поворочал его немного и обеспечил себе свободу от верных четырёх друзей с картинами вместо глаз. Предвкушая погожую прогулку и намереваясь совершить неожиданный визит к своей Любаше, и даже видя, как улыбка разрезает её румяные упругие щёчки, усыпанные игривыми искорками веснушек, я скомканной грязной бумажкой закружился по лестничным пролётам.
Рыхлый снег перловой кашей лежал на серьёзном сухом асфальте. Я, как всегда, оборачивал мысли в одежду слов, а губы, как всегда, обнимали сигарету. Как всегда, я путался в плену телодвижений и, как всегда, посещал скромный ресторанчик, где царила одноразовая жизнь пластиковых вилок и тарелок. (Впрочем, все мы носим одноразовые тела и с волнительным огоньком азарта караулим одноразовую смерть.) На завтрак я планировал заказать чашечку кофе, но в последнюю минуту передумал и выбрал бутылку хереса. Однако, выпивать его не жаждал и поспешил удалиться из этого опасного помещения, пока бронзовый осьминог люстры не рухнул вниз, придавливая меня и мою бутылку.
Улица тем временем, обутая льдом, всё ещё пыхтела холодом, скользила и скрипела на все лады. Навстречу мне текли всякие тёмные мохнатые одежды, в которых прятались люди, но это не имело никакого значения, так как все они были какими-то ненастоящими, картонными и, в сущности, пустыми. Следовательно, пустовали и одежды, и шли себе, куда глаза глядят, то есть не глаза, а пуговицы. Я не стал с ними здороваться или хотя бы им улыбаться, потому что всё равно никто бы не ответил и не поднял своих стеклянных глаз, вернее, пуговиц. Чтобы как-бы отстраниться от внешнего мира, найти оправдание своего невежливого молчания и скрыть глубокое равнодушие, я воспользовался наушниками и включил музыку. Пожалуй, включил даже слишком громко. Решил немного убавить звук. Песни хоть и заползали в уши, никак не могли проникнуть в голову и в ней обосноваться. Двадцать первый трек так вообще произвёл мрачное впечатление, и я отказался от столь сомнительного удовольствия.
Вскоре небеса забинтовали тучи. Они несли в своих пухлых животах грозу, а вот одежды с пустолицыми куклами внутри тащили угрозу. Повисла белая паутина пурги. Густая такая паутина, плотная. А я сдержался. Небо вздрогнуло громом, потом ещё пару раз глухо откашлялось и на какое-то время успокоилось. Умолкло, значит. Хорошо. Не желая мокнуть под обильным душем, развернулся и засеменил своим ходом обратно домой, досадуя, что так и не удалось посетить мою весёлую озорную Любашу. Когда же метель превратилась в непроходимое кучевое облако, я, сгибаясь от ветра, повернул к остановке, надеясь успеть прыгнуть в прожорливый автобус. Тот уже вовсю глотал людей, радостно тарахтя, и я заторопился нырнуть в его тёплую уютную утробу. Конечно, тягаться с лондонскими краснобокими красавцами этот пыльный серенький скромняга не рассчитывал, но ухнуть в сладкую дрёму под мирную качку и грудное жужжание мотора вполне позволял.
***
Зайдя в ограбленную квартиру, занялся уборкой и расстановкой вещей по своим местам. Не хватало преимущественно произведений Толстого, Чехова, Бунина и прочих русских классиков, а сборники Пушкина, кажется, захватили в первую очередь. Другим поэтам тоже, разумеется, досталось, но Бродский с Маяковским продолжали радовать глаз на книжной полке. Романы Соколова, Сорокина, Пелевина и Набокова не тронули и пальцем, телевизор с ноутбуком и другой техникой также соизволили не выносить. Всё-таки понимали, что без неё сейчас никак не обойтись – люди-то добрые, оказывается. И как только я убедился в исправности ситуации и относительной чистоте, мокрое надменное пальто дало право выйти и как следует обсохнуть.
Весь оставшийся день я маялся бездельем, захлёбываясь тоской, скукой и хересом. К окну приклеились узорчатые обои с кудрявыми барашками, считая которых, любой мог бы с лёгкостью провалиться в бессвязный хоровод сновидений, словно Алиса в Страну Чудес. Но сколько бы я не пытался собрать их в одно красивое пушистое стадо, всегда сбивался на двадцать первом барашке, и упорно не складывал дальше. Немного погрустив по этому поводу, махнул рукой, сомкнул рощу ресниц и накрылся тяжёлым одеялом и лёгкой ноткой томительного ожидания ночи.
Ложился спать я немного унылым и даже разочарованным. Вновь не совершил чего-то полезного. Вот даже гвоздик забыл заменить над умывальником. Любашу не повидал. И мама умерла ещё. Жалко всё-таки чуть-чуть.
Свидетельство о публикации №219081900799