Роковая встреча

               
           Радости Марины не было предела. Наконец-то на шестой год семейной жизни, жиличная контора, им с мужем дала большую комнату, на 24 метра, на 2 окна, в коммунальной квартире на Невском проспекте. От старых хозяев досталась мебель старинная, но ещё добротная. У одной стены кровать для них с мужем. У другой за ширмочкой кровать для дочек, пятилетней Аллочки, и трехлетней Иришки. А посередине старый тяжелый круглый стол. Марина постелила на него новую голубую скатерть и поставила стеклянную вазочку,  с красными яблоками. Шторы тоже голубые, легкие как небо за окном их пятого этажа. В своем уголочке на деревянной этажерке девочки расселяли своих кукол Катю и Машу и жёлтого медведя. До прихода Володи оставалось ещё два часа и пора было позаботится об ужине.
         - Ведите себя хорошо, а я на кухню, дверь не закрываю, - прихватив сумку с кастрюльками и продуктами, Марина первый раз отправилась на общую кухню. Длинный коридор освещало несколько тусклых лампочек в старинных абажурах, у дверей стояли детские коляски, велосипеды и старые сундуки и вёдра. А перед каждой комнатой на коврике стояла уличная обувь или тапочки, в зависимости ли дома хозяева комнаты или нет.
         Из кухни слышался громкие, голоса, смех и кашель и тянуло разнообразными запахами. Марина, даже растерялась, увидев столько народу. Женщины готовили ужин, мужчины курили у открытого окна, всюду бегали ребятишки, выпрашивая себе угощенье и получая время от времени подзатыльники, от сердитых матерей гнавших их с кухни.
        - Здравствуйте, - несмело произнесла Марина, высматривая среди столиков вдоль стен свободный стол.
        - Ну, здравствуй,…проходи, давай знакомиться… вот твой столик,- женщины заулыбались приветливо, и вытирая руки о тряпки подходили знакомиться. Марина обрадовалась теплому приёму и взбодренная начала чистить картошку. «Какие они милые, добрые и мы подружимся»- думала она, помешивая поджаристую картошку на большой чугунной сковороде.   
          Вдруг на кухне наступила тишина. Марина оглянулась. Высокая худая старуха, в чёрном до пола платье и чёрном платке с большой красивой фарфоровой тарелкой в руках шла прямо к Марине. Подошла, глянула чёрными глазами, так что у Марины холодок пробежал по спине. И ткнув тонким кривым пальцем в грудь Марины  проскрипела : «Дууура, без креста». Потом взяв из рук ошеломлённой Марины ложку, по-хозяйски щедро положила картошки в свою тарелку и молча, направилась к выходу. Хозяйки оживились, и начали подкладывать на её тарелку, кто пирожок, кто огурчик, кто помидор. «На здоровье, Капитолина Павловна… угощайтесь, Капитолина Павловна». «Чай мне принесите»,- буркнула старуха.
          - Кто это?- прошептала испуганная Марина.
          - А это бывшая хозяйка квартиры, она в первой комнате живёт. Раньше все восемь комнат её были.  Да, ты её не бойся, она хоть и страшная, но специально вреда не делает, зато человека видит насквозь и беду предсказать может. Как Маруське сказала: «Лечи грудь, рак тебя ест», Маруська бегом в больничку, груди-то нет, зато сама жива. А я вот Пашу не уберегла, хотя Капитолина предупреждала, чтобы я его от водки проклятой отвадила. Не смогла, утоп мой Паша,- пожилая женщина Настасья промокнула рукавом набежавшую слезу.
           - А ты в церковь-то сходи,- проговорила Маруська. – Капитолина безбожников не любит, вот дуррой-то и назвала.
            - Да, крещёная я. Только комсомолка и в бога не верю,- Марина только сейчас заметила шнурочки на шеях у жильцов. Это неприятно удивило её и испортило настроение. Ещё не хватало, чтобы какая-то сумасшедшая старуха командовала её жизнью.
            - Веришь, не веришь, только Капитолину Павловну уважай, не гневи, нам жить всем здесь.

                **********
           На улице шёл мягкий снежок, люди спешили домой.  И Марина, выйдя из поликлиники, торопилась домой.  Сегодня встреча Нового Года. Накануне в общей кухне Володя поставил ёлку. Дети с радостью наряжали её самодельными игрушками, и соседи поддержали её предложение устроить совместный праздник. Поставили большой стол и хозяйки готовили угощение. Соседи и вправду оказались дружелюбными людьми все, кроме старой ведьмы.  Но Марина не обращала на неё внимания, и когда та попыталась во второй раз зачерпнуть из её кастрюли, смело отобрала ложку, старуха опять злобно проскрипела ей «Дууура». Но соседи по-прежнему замирали перед ней и каждый вечер накладывали полную тарелку угощений, говорили, что пенсию она не получает и если бы не они, старуха с голоду бы умерла. Марина не была жадной, но наглость и неблагодарность старухи терпеть не хотела. Впрочем, и старуха в последующем перестала подходить к Марине. А сегодня Марина чувствовала себя ещё счастливой, ведь в клинике ей сообщили о беременности, и Марина хотела порадовать Володю этой новостью.
           Наконец, все уселись за праздничным столом, стали разливать вино и накладывать в тарелки салаты. Но Марина чувствовала некое напряжение. Старуха не вышла сегодня из своей комнаты.  Первой не выдержала Настасья. Она встала и ушла по коридору, в наступившей тишине  было слышно, как она постучалась в дверь «Капитолина Павловна». «Что?», «Может, вы присоединитесь к нам, мы стол накрыли?», «Нет, но можете принести мне в комнату, вот моя тарелка». «Хорошо». Женщины облегчённо засуетились,  и быстро наполнили тарелку вкусностями.  Все, кроме Марины, толпой отправились к двери комнаты Капитолины « С праздником, Капитолина Павловна, здоровья вам, с новым годом!» «Спасибо, хранит вас Бог»- впервые поблагодарила Капитолина. И праздник продолжался. Это был самый весёлый праздник, с шутками, песнями, с подарками начался Новый 1941 год. 
         
                *************
            
             Марина с трудом открыла глаза, кромешная тьма и жуткий  холод. Печка-буржуйка, давно прогорела, и надо собраться с силами и встать разжечь огонь и вскипятить воды. Она ощупала постель рядом с собой «Маша? Катя?», девочек не было рядом, лишь маленькая Алёнка посиневшим худым как у старушки личиком прижалась к её тощей груди, не выпуская сосок из ротика.  «Где же её девочки?». Марина вспоминала как сквозь сон, то ли эта и был сон, худая чёрная старуха в блёклом свете дверного проёма уводит, держа за руки обеих её дочек. Марина кричит, но не слышит своего голоса, хочет встать и не может и три силуэта как дым медленно растворяются  и исчезают. Потом она наверно уснула, или потеряла сознание. И вот сейчас девочек нет рядом, где они? Что с ними сделала проклятая старуха? Откуда она взялась здесь?  Марина приподнимается, пытается сесть, но снова падает. Дверь со скрипом открывается, и она видит на пороге Капитолину со свечой в руке. Она медленно подходит к Марине, и протягивает свои костлявые пальцы к Алёнке. «Нет, нет, не отдам»- кричит Марина, но слышит лишь свой шёпот. «Дууура»,- скрипит старуха и берёт на руки Алёнку. Марина пытается встать, но только падает с кровати, а старуха не оглядываясь, уходит. Марина пытается ползти, но сил не хватает и сознание путается.  «Дууура» в ушах хрип старухи. И Марина вдруг понимает, что эта смерть её приходила. Смерть забрала её девочек, и скоро придёт за ней.  Она смиряется и закрывает глаза.
                «Дууура!», снова слышит Марина и с трудом открывает глаза, старуха склонилась над ней. Старуха кивает «Жива» и подходит к комоду, роется в верхнем ящике. «Ещё и воровка»- думает Марина.  Старуха поворачивается к ней, в руках у неё блестит при свете свечи маленький серебряный крестик. Марина, не носила, но хранила свой крестильный крест, в шкатулке в комоде.  Старуха поднимает голову Марины и надевает на неё крест, засовывая его за пазуху. Странно, но он тёплый и скользит как живой по груди. Потом старуха подносит ко рту Марины чашку с тёплой водой.  Марина послушно глотает, и живительная влага растекается по пустому желудку и кажется уже по венам, заставляя биться сердце. «Скажи – Господи помилуй, господи спаси и помоги! Ну же, дууура, говори. Мне не справиться одной». «Господи спаси, господи помоги!»- шепчет Марина. «А теперь вставай, пошли, замёрзнешь тут одна». И Марина встает на четвереньки, и так на четвереньках ползет в комнату Капитолины. А там тепло, весело трещат дрова в буржуйке, да какие это дрова? Ножки от стульев и столов.  На большом старинном диване сидят её три девочки, укутанные с ног до головы в шерстяные чёрные платки и одеяла. Глазки у них неожиданно светятся и даже лёгкий румянец на щеках. «Мама, мамочка!». «Сидеть! Не согрелись ещё!»- рявкает Капитолина, и помогает Марине взобраться на диван. «Здесь будете жить! Я не смогу отапливать ещё вашу комнату». Марина ложится на диван и обнимает дочек «Господи спасибо!» шепчет она.
   
                **********************      
               
           Лишь в двенадцатом часу дня, когда серый рассвет холодного декабрьского утра осветил улицу, Капитолина, надев цигейковый полушубок и замотавшись чёрной шалью, взяв большой трёхлитровый чайник, отправилась к Неве за водой. Отстояв часовую очередь, по ступенькам, вырубленным во льду осторожно спустилась к проруби и зачерпнула воды с прозрачными кусочками льда. Теперь надо было ещё более осторожно подняться по скользким ступеням, самое главное не уронить тяжёлый для её ослабевших рук чайник и не расплескать драгоценную влагу.
         - Давайте руку, бабушка,- Капитолина с облегчением уцепилась за руку молодой женщины,- Спасибо, детка. Дай Бог здоровья.
         Дорога домой заняла тоже около часа, а ещё надо будет сходить и отстоять очередь за хлебом. Марина видимо так ослабела за последние дни, что не отоварила карточки за последние 3 дня. Как они выжили, одному Богу известно. Дура, наивная дура. В октябре, когда была возможность эвакуироваться, она упёрлась, что останется дома, ждать мужа, пропавшего без вести, впервые дни войны. Все мужчины их большой квартиры ушли на фронт, а женщины с детьми уехали, лишь она и девочки, да пожилая Настасья остались одни в пустой квартире. Соседи уговаривали её уехать, и даже Капитолина, нарушив молчание, говорила и предрекала ей голод и гибель. Но она не слушала никого. Капитолина уехала, но мысль о глупой Марине, и больше о девочках не давала ей покоя.  Каждый день, она  просматривала списки эвакуированных, Марины в них не было. И тогда она решила вернуться в блокадный Ленинград. На грузовике, по дороге жизни, уговорив шофера, сказав, что там осталась больная дочь и внуки, с рюкзачком за плечами, вернулась она в родной город. И была поражена увиденным, в городе не было ни электричества, ни воды, транспорт не ходил, улицы заснежены, лишь по узким тропинкам одинокие прохожие едва переставляющие ноги.
             Двери их квартиры были открыты. В комнате на кровати лежала остывшая Настасья, вот ещё забота вывести и похоронить. Открыла дверь в свою бывшую гостиную, комнату Марины, подошла, прикоснулась. Жива. И девочки живы, зашевелились. Поспешила в свою комнату,  «Маринка, гордая дура, даже не входила в её комнатушку поискать съестное». А ведь у неё в углу в железном ящике хранился небольшой запас крупы и сухарей, о котором она второпях перед отъездом, забыла сказать, а потом мучилась упрёками совести.  Нужно нагреть воды и срочно дать девочкам что-нибудь съесть. Открыла окно и собрала в миску снег с подоконника. Теперь нужна печка и дрова. Буржуйка у Марины, но её большую комнату не протопить.  Потащила буржуйку к себе. В свое время, когда провели центральное отопление, печку пришлось убрать, но остался дымоход. Установила буржуйку, и открыв заслонку сунула туда трубу. Топориком разрубила старинный венский стул, растопила печь. Тяга хорошая, видно Господь ей помогает. Поставила миску со снегом на печь, воды получилось с полстакана, но и то хорошо.  Поспешила в комнату за девочками. Разбудив шестилетнюю Аллочку и четырехлетнюю Иришку, увела их к себе, и усадив на диване, укрыв одеялами и платками, начала ложкой кормить их из миски размоченным в теплой воде хлебом. Девочки оживали буквально на глазах.
         - Ну, всё, по 3 маленьких ложечки, и больше нельзя. Потом дам ещё. Надо Алёнку принести, пока живая.


            Марина пришла в себя и поддерживала огонь, сжигая остатки стула, девочки сидели на диване. Увидев, вернувшуюся с чайником воды Капитолину, Марина заревела и упала на колени. Обнимая острые колени Капиталины шептала :«Капитолина Павловна, спасибо вам, простите меня, простите». Капитолина погладила её по голове, вздохнула «Эх, Дууура, детей чуть не сгубила! Да, ладно. Бога благодари! Проживем теперь»- доставая из своего рюкзака хлеб, печенье, консервы и даже маленькую пачку сухого молока, для маленькой Алёнки. Марина смотрела на всё это богатство и слёзы счастья текли по её щекам.      
               

                *********************

          С приездом Капитолины Павловны жизнь Марины и девочек начала налаживаться. Для начала Капитолина решительно с помощью топорика вскрыла двери в комнаты соседей, тщательно обыскала  комнаты, отмечая, что из мебели пойдёт для отопления, а что можно использовать в пищу. На вопросительный взгляд Марины, ответила «Дура, нам главное выжить сейчас, а вещи дело наживное, тем более, здесь в основном мебель моей семьи». И действительно, им удалось найти остатки круп, сухари, муку. Немного, но они были рады и этому. Все запасы были взяты под её строгий контроль, ведь оголодавшие дети могли съесть сразу, что было нельзя. Да и кто знает, сколько придётся им ещё жить в блокаде.  «Это хорошо ещё, что мы живём на пятом этаже, но дверь надо закрывать всё равно, и не открывать, кому попало, народ разный, есть такие, что и детей не пожалеют».
              - А, при первой же возможности уедешь из города, - наставляла Капитолина Марину.
              - Хорошо, вместе поедем.
              - Нет, я уже не поеду никуда, останусь, тут мой дом, моя жизнь, и тут всё дорогое для меня. Не оставлю больше.- Капитолина подошла к большому кованному сундуку, на котором устроила себе лежанку, уступив диван Марине с дочками, и откинув старый ковёр, открыла тяжёлую крышку. Сундук был заполнен разными вещицами, чашечками, ленточками, статуэтками. Но в основном там хранились стопочки писем, перевязанные ленточками, какие-то документы и большие альбомы. Капитолина взяла верхний альбом, обтянутый синим бархатом.
              - Смотри, здесь вся моя жизнь. Вот батюшка с матушкой, а это старшая сестренка и брат. Мой батюшка, из старинного дворянского рода, был профессором медицины. Мы жили в этой квартире, но в 17-ом году они уехали в Англию. И я не знаю ничего об их судьбе. А это я – выпускница Смольного, закончила в 1910 году.- Марина рассматривала старенькую фотографию, где стояла в белоснежном платье молоденькая черноглазая девушка, с двумя чёрными косами.
              - Так вы же не старая совсем!- удивилась Марина.
              - Ну, да. В этом году 50 только будет. А не скажешь, да? А это муж мой. Кирилл. В 12-ом мы венчались. Он доктором был, в Императорской больнице работал. Молодой, красивый, умный, вот я и влюбилась без памяти, и на всю жизнь. Поженились, поселились здесь же. Просила я его в 17-ом уехать. Но он смелый был, сказал, что здесь Родина, и молодой стране нужны врачи. Он такой увлеченный был, уверенный. Я тоже увлеклась, курсы сестер милосердия закончила. Работали вместе. Трудно было, война, и голод. Но для меня тогда самое счастливое время, я была и днём и ночью рядом со своим Кириллом. Сил хватало на всё. Молодые, увлечённые. Кирилл добрый был, говорил о равенстве людей перед Богом, помогал, как мог, часто своих больных, которым негде жить было, подселял к нам в квартиру. Так и заселил, две комнаты нам оставил, хватало, я только памятные вещи забирала, вещей, мебели не жалела. Мечтали, очень мечтали о ребёночке. Когда забеременела, мне 31 уже стукнуло. Радовались очень. А летом 23-го года Кириллу был приказ ехать в Москву, Владимир Ильич тяжко болен, жил в Горках. Врачей тогда выписывали даже из Германии. Но не наши светила медицины, не иностранцы не могли поставить точного диагноза, и лечение не приносило результатов.
               - Ой! А вы видели Ленина?- не удержала любопытство Марина.
               - Видела,- Капитолина достала из альбома фото. – Вот здесь ему стало лучше, и он решил сфотографироваться с нами, с врачами и сестрами. Это мы около флигеля, где он жил с Надеждой Константиновной. Сентябрь 1923 года.  Вот, это последнее фото. Больше я в Горках не была, но Кирилл ездил часто. Он переживал очень, замкнулся, молчал, много думал, дома почти не бывал. А я вся погрузилась в шитьё приданного для малыша. В начале марта мне предстояло рожать. И я не могла думать не о чём, кроме будущего младенца. – Капитолина держала в дрожащих  руках крохотную белую распашонку, и горячие слёзы текли по её впалым щекам.  А 21 января Владимир Ильич умер.  За Кириллом прислали машину, и он уехал в Горки на вскрытие, и больше я не видела его. За мной пришли 23-го января. Бесконечные допросы, что говорил мне Кирилл о болезни Ленина. А я не знала ничего. Спрашивали, о чём мы говорили с Лениным и это фото, которое, после смерти Ленина у Надежды Константиновны забрали, мне показывали. Я и не знала, что им говорить. Я не знала, в чём виновата я и Кирилл. Меня били, - Капитолина обхватила живот руками. – Били и по животу тоже. И у меня началось кровотечение. На носилках, почти без сознания меня вынесли за ворота тюрьмы, где меня ждала моя институтская подруга Маша Будберг. Оказывается, она подключила все свои связи и обратилась к Максиму Горькому, и они буквально выкупили меня. Она отвезла меня к другу отца профессору, который лечил меня. Ребёнка я потеряла. Эти сволочи убили его. Я потеряла всё. И больше я никогда не смогу иметь детей. Мария хотела увезти меня в Англию, но я вернулась в Питер домой, в свою квартиру. Я ждала Кирилла. Я день и ночь ждала его. Я не могла понять за что? За что искалечили мою жизнь?    А потом я узнала, что, Кирилла расстреляли. И я осталась одна в этой жестокой, но родной стране. Одна, со своими воспоминаниями.
                Капитолина положила альбом в сундук и посмотрела на плачущую Марину.
              - А давай-ка попьём чайку, смотри, что у меня есть,- сказала Капитолина и достала из кармана маленькую жёлтенькую пачку чая.