Грань между былью и небылью

Беременность. Ненужная. Некстати.
– Ведь я одна, и при такой зарплате!
– Ах, девочка!
Но как бы ты любила,
Когда бы мама и тебя убила?
Андрей Олегович
– Мама, мамочка, – Ася, розовощёкая с мороза, вбежала в мамину комнату в слезах. Кинулась  было сразу к ней, уже сбросила прямо на пол пальто и шапку, но увидев, как та страдает, остановилась, вытерла тыльной стороной руки следы своего горя.
Виктория Леонидовна вот уже полгода прикована к постели. Сначала у неё было давление, потом заболели почки. Она почти совсем перестала есть.
Теперь мама стала безучастная, постоянно лежит с закрытыми глазами или смотрит в окно на несколько чудом уцелевших на клёне листьев.
– Это ты, девочка моя! Как я рада тебя видеть. Но слёзы… с Колей поссорились?
– Извини, мамочка, наверно я дура. Нет, хуже. С Колькой всё нормально, он меня любит, только…
погоди, мамуля, я руки горячей водой погрею и к тебе. Чаю принести?
– Не торопись, успеем поговорить. Мне вспомнилось, как ты пила чай с малиновым вареньем, когда болела. Только что умирала, а как варенье увидишь, выздоравливала разом. Бежала к столу, хватала самую большую ложку. Сейчас мне даже представить тебя сложно маленькой. Вон какая ладная, пригожая девушка. Ну-ка покрутись, дай полюбуюсь.
Анастасия устыдилась слёз, тех, которые были вначале. Теперь набежали совсем другие.
Девушка принялась хлопотать, принесла чай в большой чашке, розетку с вареньем, подоткнула маме подушку под спину, усадила удобно, принялась прибираться.
По молодости лет она представить не могла последствия необратимых, трагических событий, которые разворачивались на её глазах.
– Не суетись, Асенька, рассказывай, солнышко, что случилось.
– Случилось… да-да, мамочка, случилось, ещё как случилось. Можешь меня поздравить, я беременная. Через два месяца свадьба, экзамены на носу, ты болеешь, а я…
– Коля знает?
– Да он повесится, когда узнает. Последний курс, шутка ли. Нет, мамочка, нельзя мне рожать, никак нельзя.
Виктория Леонидовна побледнела, трясущимися руками отставила чашку, уставилась на трепещущие за окном на ветру кленовые листья, которые вот уже половину зимы не могли поверить, что жизнь бренна.
Вот так заканчивается век всего сущего. Так, так, только так…
По маминому лицу тихо потекли слезинки, она легла, укрылась пледом до самого подбородка и замолкла.
Всю жизнь человек бежит за своим счастьем, а догнать не может. Кажется, вот оно: молодость, здоровье, любовь. Отчего тогда постоянно что-то мешает, ставит подножки, хихикает и свистит вслед?
Как понять неприкаянное состояние в самые радостные моменты, когда жизнь похожа на огненный танец? Почему мы не в силах осознать, что кажущиеся проблемы, почти всегда оборачиваются реальным шансом начать новую жизнь?
Счастье, оно требует сосредоточенности и внимания. Его нужно разглядеть, помочь проявиться. Отчего большую часть жизни мы пребываем в иллюзиях и грёзах, не замечаем самое главное?
Ася посмотрела на бледное мамино лицо, повернулась и на цыпочках попыталась выйти.
– Не уходи, девочка, я не сплю, просто задумалась. Эхо воспоминаний, предчувствие надежд на лучшее. Счастливая ты у меня, только понять этого не хочешь… или не можешь по молодости.
– Смеёшься. А мне не до смеха. Какие же мужики сволочи. Ему-то что…
– Знаешь, я молодость свою вспомнила. Тогда мы совсем не так жили. Поесть и то всласть не могли. Но я не о том. Любовь, она во все времена одинакова. Нахлынет, вывернет наизнанку мозг и душу. Это мы после страдаем, а когда влюбляемся, забываем обо всём на свете. Думаешь, ты одна такая, в ком плод страсти корни пустил?
–  Мамочка, милая, ты же понимаешь, что ребёнок в моём положении, это настоящая катастрофа, крушение всего. Ну, рожу, и что! Про образование можно сразу забыть: пелёнки-распашонки. А я ещё молодая. И Колька. Думаешь, я нужна ему буду… такая!
– Какая такая, девочка? Глупенькая моя. Мужчины больше нас переживают, если не могут после себя потомство оставить. Лучше послушай мою историю, тогда решение примешь.
– Мамуль, мне удавиться хочется, а ты со своими рассказами. Да я каждый из них по сто раз слышала. Только не плачь, мне без того тошно.
– Эту историю ты не слышала. Я даже себе её рассказывать боялась. Теперь вот решилась, а у самой мурашки по всему телу. Мне тогда чуть больше было, чем тебе, только жить было негде. Снимала я угол в комнате у родной тётки, Алевтины Ивановны, ты должна её помнить.
– У которой шесть детей было?
– У неё. Бедно жили, голодно. Я училище заканчивала, а тут любовь. Первая. Не представляешь, как меня тогда накрыло. Случилось то, что должно было произойти, когда молодые мужчина и женщина теряют над собой контроль.
У меня уже к тому времени плод зашевелился, ножками сучить начал, когда правду узнала. Недомогание было, но я его на голод списывала, а так, нигде ничего. Может только вес немного прибавила, но и это объяснить можно было: на заводе нас в столовой подкармливали.
Виктория Леонидовна сжалась, закрыла рот ладонями, а глаза, в глазах был ужас.
– Любимый мой тоже учился. Жил в общежитии. Как узнал про беременность, испугался, начал меня во всём винить. Тогда мне небо с овчинку показалось. Что со мной происходило, толком не упомню. Туман в голове. Единственная, кому призналась, была подружка по училищу, Анечка Пухова. Она меня и надоумила аборт делать. Тогда это было незаконно, но сама знаешь, если есть спрос, значит и исполнители найдутся.
– Ну вот, а меня отговариваешь.
– Дослушай, девонька, не перебивай мать. Чувствую, недолго мне осталось небо коптить. Это очень важно. Познакомила меня Анечка с тёткой. Та осмотрела, ощупала, дала указания, как готовиться. Сказала, организует всё так, что никто знать не будет. Время назначила.
Руки и губы у мамы задрожали, голос сел. Казалось, что сейчас мама потеряет сознание.
– Ночью мне кошмары снились, один страшнее другого. Я убегала, меня догоняли, хотели убить. Было страшно. В руках я держала девочку. Представляешь, я её отчётливо видела, как тебя сейчас. Так до утра мы с ней и бегали, хотя точно знали, непонятно откуда, что обречены на смерть. Не представляешь, как у меня сердце сжималось, глядя на неё.
– Успокойся мама. Я уже разговаривала с девчонками. Многие женщины пережили такое. Было и быльём поросло. Понимаю, что больно, страшно, но лучше так, чем навсегда испортить судьбу. Я тебя не осуждаю, и ты не суди. Это моя жизнь, правда?
– Именно так, Асенька, именно так. Только ничего не было. Не пошла я к повитухе-то, не пошла милая. Родила. Тогда и Григорий ко мне вернулся. Молодой был, испугался, но от любви отказаться не сумел. Вот как, Анастасия.
– Григорий, папа… так это я в животике была!
– Кто же ещё, миленькая! Одна ты у меня. Так случилось, что больше мне забеременеть не довелось. Откажись я от тебя, не представляю, что бы со мной было. А ты говоришь, удавиться, судьба. Радоваться нужно. Может, и я выкарабкаюсь, глядя на твоё счастье. Больно уж на Сонечку посмотреть хочется, потискать, в руках подержать.
– Почему на Сонечку, мама?
– Не поверишь, сон я сегодня видела. Тебя и девочку. Я и подумала, раз приснилась, значит, назовём Соня.
– Сознайся, мамка, что придумала всё.
– Побожиться могу. Так всё и было.
Женщины, молодая и старая, сидели, обнявшись, и плакали. Кажется, это были слёзы счастья.