Позднее раскаяние

Телеграмма о смерти матери ударила Алексея наотмашь. Ещё на прошлой неделе в телефонном разговоре мать сказала, что стала мучиться головными болями, но сказала это как-то полушутя. На предложение сына забрать её к себе в Петербург она категорически отказалась, да Алексей особо-то и не уговаривал, так как знал о непримиримых отношениях матери с его новой женой.

Уж так случилось, что разладились отношения в его первом браке, не смотря на то, что и жили, вроде бы, хорошо, и вторая дочка родилась. Какое-то непонимание привело сначала к его интрижкам на стороне, а потом и к разводу. Расстались как-то плохо. Алименты на детей Алексей платил исправно, подарки посылал к праздникам. Но никогда больше он не видел ни Надежду, ни дочерей, - считал, что так лучше! Бывшая жена, конечно, обижалась и обидами делилась со свекровью, которая любила её, как родную дочь. Со второй супругой категоричная мать знакомиться отказалась, называла её разлучницей, а сына навсегда занесла в списки предателей. Даже с рождением двойни во второй его семье поздравила очень сухо и к себе не пригласила.

Алексей надеялся, что время сотрёт материнскую непримиримость, но ничего не менялось, хоть и чувствовал, как страдает мать. Сначала он продолжал навещать её, как можно чаще, потом выбирался только раз в год в день её рождения. А последние годы в фирме работы прибавилось, да и близнецы подросли и требовали внимания, так что отделывался переводами, да телефонными звонками.

В этот год он твёрдо заявил жене, что отпуск проведёт у матери, и был полон надежд, как в детстве, уткнуться в её колени и рассказать всё-всё, что накопилось за долгие годы разлада. И вдруг - телеграмма!

Как ни торопился Алексей, прилететь он смог только в день похорон. Прощались с матерью в клубе, директором которого она проработала всю свою долгую жизнь. Даже выйдя на пенсию, она продолжала вести любимый свой литературный клуб и пела в клубном хоре ветеранов.

Алексея все мамины друзья окружили теплом и вниманием, а вот побыть одному с лежащей в гробу матерью не удалось. Он сидел у гроба, слушал душевные слова, обращённые к его матери, а перед глазами проходили картины счастливого его детства, юности. Вспомнил и первую свою свадьбу, на которой гулял, кажется, весь город, Это мать настояла на свадьбе, так как у них к этому времени уже дочка родилась, а сами они расписываться и не собирались! И потом мать отправила их обоих доучиваться в институт, оставив малышку у себя.

Подняв глаза на собравшихся горожан, Алексей обратил внимание на двух заплаканных девушек, стоявших в обнимку со статной красавицей того возраста, когда главным в облике высвечивалась внутренняя душевная мудрость. Где-то он видел уже эти лица! Какая-то необъяснимая сила потянула к ним, тем более, что было видно явное родство девушек с умершей. Но вся дальнейшая тяжёлая процедура похорон так больно ударила по сердцу, что снова увидел он эту троицу только на поминках в родном доме. Вели они себя, как хозяйки, и все с большим почтением подходили к ним с соболезнованиями. Только тут Алексей понял, кто это!

После того, как мамины друзья разошлись, нависла какая-то напряжённость, но длилась она только несколько минут. А потом были общие слёзы и разговор по душам. Ведь его мама была и для них, его дочерей и бывшей жены, самым главным человеком на свете!

Девочки отдыхали у любимой бабушки каждое лето. А Надежда с её новым мужем сделали капитальный ремонт в старом доме, ухаживали за садом, даже современную оранжерею поставили, что вызывало восторг у всего города. И вообще, оказывается, Надежда последние несколько лет жила рядышком и ухаживала за свекровью, которую считала родной. А Алексей не только не знал этого. Он, в краткосрочные свои приезды, даже никогда не поинтересовался, чьи же это фотографии развешены на стенах материнского дома.

Рассказывать о своей жизни Алексей, конечно же, не стал. Не жаловаться же своей бывшей, что не всё у него в порядке и в этой семье! И впервые вдруг он подумал, что не перенял у матери самое главное – умение видеть в людях хорошее и любить их больше, чем себя. А ночью обнимая материнскую подушку, как в детстве материнские колени, он впервые за взрослую свою жизнь плакал во весь голос, как маленький. И это были слёзы облегчения, как будто снизошло на него материнское прощение.