Псих Петро

Дед Петро любил психологию. Особенно прикладную ее часть. А приложить ее всегда было к чему. Сильно уважали Петро в деревне, куда он перебрался жить после многотрудной работы слесарем. Но на пенсии дед Петро скучал и в деревне ему простора для прикладной психологии было маловато.
Но односельчане не замечали угнетенности деда Петро своими мелкими и скучными проблемами. И приходили к нему советоваться. С одного взгляда дед Петро мог распутать любую, самую сложную ситуацию.
Особенно восхищался дедом Петро Бацилла. У Бациллы проблемы были  и вовсе одноклеточные по понятиям деда Петро. Тут и психологом быть не надо, просто наблюдательным человеком – достаточно.  С кем выпить? Кто спер у пьяного Бациллы валенки? Куда заныкала Бациллина сожительница Танька заначку? В такие моменты Бацилла от восторга потрясал кулаком пытаясь найти значительные выражения, что бы охарактеризовать талант Петро. Мычал, мучительно подбирая слова и в итоге получалось:
- Ну, ты псих, Петро! – это была самая высокая оценка по понятиям Бациллы.
То ли дело было раньше! В городе, где до этого жил дед Петро, когда еще не был дедом и звался Петр Никодимыч, был простор для таланта психолога. Тем более, что он был не просто слесарем на заводе, но еще и председателем кооператива.
Быть председателем – почетно, но хлопотно. Приходится не только понимать в трубах, бойлерах, электрике, но и во взаимоотношениях. Потому как жильцы в кооперативе подобрались разные, с характерами. А известно, что с возрастом только вино лучше делается, а вот характеры – напротив – скисают. Проявляется в характерах гнильца, уксус и прочие продукты брожения. Соседи начинают выяснять не только у кого сегодня дежурство по подъезду, но кто что на ужин готовит, кто с кем спит и как регулярно. Это, как узнал на практике Петр Никодимыч, особенно интересовало всех. Вот к пьянству соседей относились терпимо, даже вроде как не особенно осуждали, так как считалось это древней российской традицией. А против традиций не попрешь.
Стал Петр Никодимыч на досуге размышлять, отчего люди так меняются? Когда построили дом, в 1967 году они были молодыми счастливчиками получившими квартиры. Все соседи были задорные и радостные. Таскали шкафы, диваны, приколачивали полки и помогали друг другу. Праздники вместе справляли и на субботники ходили.  А сейчас к нему приходит Сталина Ильинична и призывает его воздействовать и обратить внимание, на то, что у Краюшкиной жизнь слишком счастливая. Это они с Александрой Петровной заметили, вот уже третий ковер она понесла к себе поздно вечером. А приличные люди поздно вечером добро в дом не заносят. Так только жулики поступают.
Александра Петровна очень серьезно относится к распределению благ в социалистическом обществе, следит и докладывает куда надо. Это Петр Никодимыч и сам знал, что Александра Петровна стукачка. Относился к этому с пониманием и вниманием. Ремонт делал ей в первую очередь, и добро заносил в дом рано на рассвете. Береженого бог бережет.  А машину хоть и купленную на свои родные и кровно заработанные деньги и выстоянную и выстраданную в очереди женой на  велосипедном заводе Петр Никодимыч предпочитал ставить у чужого подъезда, за два квартала от  дома. Тьфу, тьфу…
На этот сигнал Петр Никодимыч, как человек облеченный властью должен был реагировать. Потому как не среагируешь – пойдет Сталина Ильинична жаловаться куда следует. А Петру Никодимычу оно надо? Он только что трубы без документов для кооператива закупил по бросовой цене для бройлера лет на пять-десять вперед, знакомый украл с завода. Сталина Ильинична похвалила Петра Никодимыча за труды и за отзывчивость к чужому горю. Все же ясно, что когда у соседа радость, у тебя горе.
- Не бзди, Ильинична, - строго сказал Петр Никодимыч, - сигнал принят.
Пока Сталина Ильинична размышляла над интересным фразеологическим оборотом, не замеченным ранее в словесных конструкциях Петра Никодимыча, человека из рабочих, но воспитанного, он воспользовавшись паузой захлопнул у нее перед носом дверь.
С Краюшкиной надо переговорить. Что-то она совсем страх потеряла. Петр Никодимыч прислушался и удостоверившись, что Сталина Ильинична поднялась на свой второй этаж и захлопнула дверь, тихо вышел из квартиры. Дверь закрывать не стал, только притворил, зная, что Сталина наверняка стоит у своей приоткрытой двери и подслушивает.  Вышел из подъезда и странным образом двинулся к соседнему подъезду, где жила Краюшкина. Он оглянулся на окна родного подъезда и не стал идти по асфальту, а пригибаясь полез через кусты под окнами. Петр Никодимыч слишком хорошо знал человеческую природу, таких как Сталина, наверняка уже мечется между подслушиваем у двери и подглядыванием с балкона.
Он старался производить как можно меньше шума, но запнулся и повалился треща ветками в куст жасмина.
- Петя! – из окна первого этажа по пояс выглянула Алевтина Михайловна.
Как водится она была в дезабилье. А точнее вовсе без оного. Петр Никодимыч зажмурился, не хватало, чтобы жена увидела его под окнами Алевтины пялящегося на свисающие на подоконник мясистые дебелые груди соседки.
- Ты все обещал мне лампочку поменять! – игриво продолжила Алевтина Михайловна. – И никак не зайдешь! Ты председатель или кто? Должон удовлетворять нужны населения! – сурово закончила она, имея в виду совсем другие нужды, которые обязан удовлетворять председатель кооператива.
- Я и удовлетворяю! – Петр Никодимыч встал на колени и старательно пощупал отмостки дома, прятаться больше смысла не было, с балкона свесилась Сталина Ильинична. – Видишь, к зиме готовлюсь, проверяю герметичность здания, чтобы вешние воды в подвал не просочились.
- Я тебе говорила! – подключилась к разговору Сталина Ильинична. – Надо бетонировать!
Она перегнулась через перила, чтобы удостовериться, что Алевтина опять совращает чужого мужа.
- Алька! Титьки убери с подоконника, дети во дворе гуляют! – строго приказала Сталина.
- Отстань, - огрызнулась Алевтина Михайловна и спряталась.
Петр Никодимыч еще поползал на четвереньках вдоль дома, прощупывая для убедительности отмостки под суровым взглядом Сталины Ильиничны. Потом насвистывая, зашел в соседний подъезд всем видом показывая, что он идет по делу в бойлерную.
На самом деле, он не стал спускаться в бойлерную, а постучал Краюшкиной.
Дверь открыл муж Краюшкиной. Второй или третий, Петр Никодимыч сбился со счету. Но точно знал, что с этим у него нормальные, уважительные отношения.
- Петр! – муж Краюшкиной пожал руку. – Заходи. Тамары нет дома.
- Ну, - Петр Никодимыч потоптался в коридоре, - я только предупредить, чтобы осторожнее с коврами были. Сталина, сам знаешь, подсматривает…
- Углядела таки, - матюкнулся муж Краюшкиной. – Ладно.  Спасибо.
Петр Никодимыч, для верности зашел еще в бойлерную, рассеяно походил между труб, размышляя о подлой человеческой породе. Кому мешает ковровый бизнес Краюшкиной? Все зависть человеческая… Так проверяя нет ли протечек, он ходил и размышлял, о подлости людей, и о том как нейтрализовать Сталину и Александру.
- Вот и я тебе говорю! – внезапно вырвала из размышлений Петра Никодимыча выглянувшая из-за труб Сталина Ильинична. – Вот сколько я тебе говорю Петр!
Петр Никодымыч вздохнул и тяжело посмотрел на Сталину, хуже горькой редьки эта Сталина Ильинична, вцепиться как репей в собачий хвост и не отцепиться пока не изложит свою точку зрения на всё – от внешней политики государства (полностью одобряя и поддерживая) до воспитания детей Петра Никодимыча(не одобряя и не поддерживая). В промежутке докладывая и обсуждая все, что увидела с балкона второго этажа своей двухкомнатной квартиры: кто к кому шел – зная по именам всех приходящих родственников жителей дома, их друзей и подозрительных личностей.  Кто сколько из местных употребляющих выпил и чего выпил, с кем в какое время. Ну и много других интимных подробностей, которые соседи Сталины Ильиничны предпочли бы скрыть друг от друга.
- Что ты мне говоришь? – все же вспомнил, что надо спросить Петр Никодимыч, все равно ведь скажет, молчи не молчи, а доведет до него свою точку зрения и политику партии.
- Про отмостки! – задумчиво протянула Сталина Ильинична. – Да, и еще, что-то надо делать с Алевтиной! Ну, сколько можно! Хорошо, что твоя жена не увидела, - со значением сказала Сталина Ильинична,  - я то ей не скажу… а вот кто-нибудь…
Петр Никодимыч понял, что скажет, непременно скажет в какое-нибудь удобное, точнее не удобное время. И не миновать ссоры с женой, потому что уж кто-кто, а Сталина умеет приподнести так, как ей выгодно. Да, надо что-то делать с Алевтиной… и Сталиной.
Задумался Петр Никадимыч, после разговора со Сталиной Ильиничной, и проанализировав жизнь соседки, и кооператива в целом, понял что причиной почти всех ссор, склок и прочих неприятных событий является Сталина Ильинична. Вот как-то бы, хоть на время вывести ее из игры, подумалось Петру Никодимычу.
Мысль о том, чтобы вывести из игры Сталину Ильиничну полностью захватила Петра Никодимыча.  Он стал рассеян, забывшись  часами сидел над шахматной доской расставляя фигуры друзей и врагов. Жена уже даже взволновалась:
- Не болен ли ты Петенька? – ласково спрашивала она и старалась повкуснее накормить Петра Никодимыча из скудных социалистических запасов семьи.
Он только мотал головой и бормотал:
- Так, если Краюшкина поступит так, а я вот так… то Сталина точно, точно выступит так… и попадется, голубушка, как пить попадется!
Продумав свой план психологического воздействия и нейтрализации Сталины Ильиничны, Петр Никодимыч так стукнул кулаком по шахматной доске, что фигурки врагов и союзников повалились на пол. С этого момента он повеселел и приступил с реализации своего многоходового плана.
Весь план основывался на знании психологии человека в целом и некоторых человеческих особей в особенности. Первым делом он пришел поздно ночью к Краюшкиной, предварительно уговорившись о встрече на нейтральной территории, без лишних глаз. Дело в том, что Краюшкина в годы развитого социализма работала заведующей столовой на ликеро-водочном заводе. По отдельности эти два прекрасных места работы уже вызывали у людей знающих приступ меланхолии и острой зависти. А вместе! Заведовать продуктами на ликеро-водке! Это сочетание вызывало у основной части населения острую ненависть и желание отравить Краюшкину или хотя бы испортить ей жизнь. 
Посовещавшись немного они разошлись под покровом ночи, оставшись очень довольны планом мести Сталине , а дополнительным призом в этом мероприятии получалось еще и отомстить Александре, и возможно, если они все правильно рассчитали – рассорить эту сладкую парочку навеки!
От таких перспектив кружилась голова и ноги подпрыгивали на месте. С понедельника решено было начать военно-психологические действия.
***
Утром понедельника, выходя на свою презираемую большинством советского народа работу Краюшкина так сердечно, тепло и радостно поздоровалась с Александрой Петровной, что у той зашлось сердце. Она пробормотала, что-то невразумительное, покраснела и бежала с поля боя. Краюшкина в душе потирая руки, от так удачно начавшегося дня, даже не поздоровалась со Сталиной Ильиничной, которая осталась стоять соляным столбом, увидев собственными глазами все это.
Так продолжалось неделю, до тех пор, пока партия Краюшкина – Петр Никодимыч не решили, что публика подготовлена ко второму акту марлезонского балета. Он начался в двенадцать часов по полудню в субботу. Погода была прекрасная, часть населения хрущевки стояла лениво на балконах, ковыряя спичками в зубах, после сытного субботнего завтрака. Сталина Ильинична тоже стояла на балконе, но совсем с другой целью. Она следила за порядком и тишиной во дворе. Громко давала указания нерадивым соседям, комментировала происходящее вокруг и чувствовала себя почти счастливой, если бы не ноющий нерв странных взаимоотношений Краюшкиной и Александры Петровны.
С Александрой она пока еще не решила – ссориться или нет, но подумывала поговорить начистоту. В это время из третьего подъезда вышла расфуфыренная Краюшкина с полной хозяйственной сумкой доверху набитой деликатесами. Это было видно даже невооруженным взглядом, а уж с балкона второго этажа, можно было пересчитать все баночки с красной икрой, майонезом и палки сырокопченой колбасы. Сталина Ильинична сглотнула недостойную капиталистическую слюну зависти, и демонстративно отвернулась, продолжая свое наблюдение. По всем понятиям Краюшкина должна была завернуть или за угол, или во второй подъезд к Петру Никодимычу. Сталина давно подозревала о скрытой связи Краюшкиной и Петра, только не решила еще в какой обрасти. Или интимной, о чем надо доложить их безголовым супружникам или хозяйственной – о чем надо доложить куда следует, а там уже сами доложат и на работу и безголовым супружникам.
Но Краюшкина миновала второй подъезд и зашла в первый! При этом приветливо помахав Александре и почти послав ей воздушный поцелуй. Сталина Ильинична впилась глазами в Краюшкину пытаясь просчитать на какой этаж она собралась подниматься в первом подъезде? И главное к кому? Она перебрала в уме всех жителей первого подъезда, но так и не смогла подобрать, к кому так нахально шла Краюшкина.
Потом посмотрела на Александру Петровну пунцовевшую на балконе. Нахмурилась. И стала считать про себя. Досчитав до тридцати она увидела, что Александра метнулась с балкона. Сталина Ильинична почувствовала холодок в животе и страшное раздражение. Спихнув соседского кота с балкона и удовлетворив свою кровавую жажду мести его пронзительным удаляющимся «мяяяв» она гордо ушла с балкона, и спряталась за занавеской, чтобы не терять контроля над ситуацией. Она не спала всю ночь, так и не дождавшись Александры Петровны во дворе, где гуляла со всеми соседскими детьми, а потом пьяницами до самой ночи. Уговаривала себя, мало ли кому вручила хозяйственную сумку  с деликатесами Краюшкина, которая легко выпорхнула из подъезда спустя десять минут как махала ладошкой Александре Петровне отдыхающей на балконе. Но жизненный опыт змеей шептал ей в левое ухо, что сумка осталась в квартире № 9 на третьего этаже первого подъезда. У ее подруги и соратника по борьбе Александры Петровны. И есть ли у нее теперь подруга? Вот о чем думала Сталина Ильинична, горько плача в темной ночи скукожившись в одиночестве на лавочке у подъезда.
Петр Никодимыч стоял не зажигая света на кухне и смотрел на рыдающую Сталину Ильиничну. Просчитывая, когда следует начать третий акт драмы Макбет. Ничто не дрогнуло у Петра Никодимыча, только чувство удовлетворения, от правильно просчитанной реакции Сталины мурчало черным котом в его душе.
***
 Посовещавшись рано утром с Краюшкиной, они решили провести еще раза три приношения продуктов в первый подъезд на глазах у всех. Чтобы окончательно забить гвоздь в гробовую доску дружбы между Сталиной и Александрой.  Ровно месяц Краюшкина по субботам после ленивого завтрака выходила расфуфыренная с сумкой деликатесов и не спеша, давая возможность Сталине Ильиничне насладиться этим зрелищем, пересчитать все деликатесы и примерно прикинуть астрономическую сумму даров, шла в первый подъезд. Александра поначалу беззаботно стояла на балконе, принимая солнечные ванны и поливая цветы, но как только видела Краюшкину, направлявшуюся к подъезду и приветственно, словно с трибуны махавшую ей рукой и даже кричавшую что-то  ободрительное, постыдно бежала. Не просто бежала, а в раздражении хлопая дверью балкона и крича что-то невразумительное.  Потому что она понимала, о чем думала в этот момент пронзительно глядевшая на нее Сталина Ильинична, мученически поджавшая губы. В самых страшных предрассветных снах Александре Петровне стало сниться, что теперь на нее кто-нибудь бдительный, напишет куда следует.
Сталина Ильинична мрачнела и чернела прямо на глазах. У нее стали подозревать разные болезни и даже измены мужа. Но измена мужа так не потрясла бы Сталину Ильиничну, как то, что творилось сейчас в доме. Мало того, что взятку (будем называть это своими именами, не взирая на лица), мало того что предложили не ей, заслуженному работнику легкой промышленности, приличной женщине и наконец коммунисту, а кляузнице Александре, так еще и Александра молчит и не делиться, как следовало бы поступить подруге! Сталина Ильинична не размышляла на тему, а поделилась бы она с Александрой такой заманчивой, деликатесной взяткой? И как бы она сама вела себя в такой ситуации. Нет! Зачем тратить время на бесплодные размышления! Сталина Ильинична просто знала, как должны поступать другие люди. Они должны поступать так как Сталина Ильинична считает правильным.
Надо сказать в защиту пожелтевшей от горя и страха Александры Петровны, что она всех этих замечательных деликатесов не получала. И наверное, это добавило седых волос в ее голове. Потому что если б эти проклятые сумки появлялись на ее кухне, а потом все, все баночки были бы любовно спрятаны по укромным местам, было б не так страшно и обидно.
Выглядела же вся эта ситуация примерно так: Краюшкина выходила с сумкой полной деликатесов, махала ладошкой стоявшей на балконе Александре Петровне, у которой с каждой субботой лицо приобретало все более болезненный желтовато-сероватый цвет, заходила в подъезд, оставляла сумку у Никитишны проживающей на втором этаже, ланью скакала на третий этаж, звонила в квартиру № 9, где проживала Александра Петровна, и быстро, но бесшумно бежала вниз. Там в темноте и прохладе под лестницей первого этажа ждала минут пять-семь, а потом выходила из подъезда, оборачивалась всячески демонстрируя любовь к Александре Петровне, и опять махала ладошкой на прощание, шла домой. А сумку с деликатесами забирала у Никитишны поздно ночью.
Александра Петровна открывала дверь предполагая, как она будет героически отказываться от подарка, отнекиваться, а потом все же из добрых, самых добрых товарищеских чувств  согласиться взять (ну не пропадать же добру в самом деле?), испытывала горькое разочарование. Хуже всего было, что ее весь дом подозревал во взяточничестве, а она была чиста, как слеза ребенка. Это оскорбляло ее и обижало. Неужто она не достойна взятки? Пусть самой маленькой взятки? Баночки красной икры и сервелата?
Сталина Ильинична и Александра Петровна не знали как поступить в этой ситуации. Ведь понятно, что добром она не кончиться. Александра, зная как она бы поступила на своем месте, происходи такая ситуация с дачей взятки Сталине Ильиничне, сразу бы сигнализировала куда надо. Поэтому она и не сомневалась, что Сталина Ильинична поступит так же.
Сталина Ильинична, считая, что Александра Петровна принимая взятку от Краюшкиной, и не делясь деликатесами, а молча и нагло пожирая их за закрытой дверью и задернутыми шторами, справедливо полагала себя обманутой, обворованной и обиженной.
Размышляя над недостатками друг друга бывшие подруги одновременно пришли к выводу: надо писать! В один день они написали развернутые и подробные письма рассказав о злодеяниях друг друга.  К таким письмам относились очень внимательно и серьезно. Провели работу, изучили, опросили свидетелей и устроили очную ставку, где бывшие подруги обвиняли друг друга в самых страшных вещах – утаивании колбасы.  Под конец очной ставки, следователь уже очень уставший вопросил:
- Так была взятка? – и строго и пронзительно посмотрел на обеих сразу.
Как у него это получалось, никто не знал. Наверное, он проходил специальные курсы или ему это было дано от рождения. Но именно этот взгляд и делал его лучшим оперативником. Все подозреваемые признавались в своих грехах.
- Нет! – со слезами в голосе закричала Александра, разрывая на груди польскую кофточку.
- Да! – грозно сказала Сталина Ильинична.
Но задумалась, глядя как Александра рвет дефицитную блузку. Это убедило ее в честности подруги. Не каждая на такое способна, лишь бы доказать свою честность.
Александра робко посмотрела на Сталину и от облегчения залилась слезами. Вышли подруги из казенного дома обнявшись, и захлебываясь рассказывая о всех страшных событиях, которые им пришлось пережить за последний месяц. Дойдет до дома, и уже немного успокоившись и уверяя друг друга во взаимной любви, дружбе и солидарности, подруги вдруг задумались – а где же взятка? Кто ее получил? Кому таскала сумки коварная Краюшкина? И самый страшный вопрос – кому все это было выгодно?
Поразмышляв несколько недель, и обсудив за чаем без деликатесов ситуацию они поняли, что все это была месть Краюшкиной и Петра Никодимыча.
Впоследствии Сталина Ильинична все же рассказала жене Петра Никодимыча о том, что он регулярно пялится на титьки Алевтины, и может быть, она многозначительно поиграла бровями, заходил таки к ней менять лампочки. И рассказала это не один раз, чем подлила масла в огонь разгорающихся недомолвок и взаимных претензий супругов. Петр Никодимыч развелся и уехал в другой микрорайон. Знамя председательства подхватила Маргарита Викторовна и с честью несла последующие лет двадцать.
Петр Никодимыч женился еще три раза, и каждый раз главной проблемой его брака – была любовь к психологии. Не каждой женщине нравится, когда она становиться подопытным кроликом в психологических экспериментах мужа. Скажем больше – часто на это жены обижаются и уходят.
Третья жена, проживая с ним в деревне, строго сказала Петру Никодимычу:
 – Еще раз такое устроишь – уйду.
Петр Никодимыч ценил супругу, и потом где ж найти культурную женщину согласную жить в деревне? А на деревенской он жениться не хотел – скучно и предсказуемо. Поэтому помаленьку упражнялся в психологии на детях и внуках. Они, конечно, тоже обижались, но развестись с ним не могли по причине кровных связей. Да и любили, поэтому, видно прощали.
А с деревенскими – никакого интересу.  Им некогда обращать внимание на хитросплетения человеческой психики. Грубые люди: на уме только урожаи, надои и прочие деревенские радости. Поневоле подопытным кроликом стал Бацилла – деревенский пьяница и поденщик.  Дед Петро устраивал ему разные каверзы с тончайшей психологической проработкой, но Бацилла не замечал и не обижался, и даже радовался, когда дед Петро ему об этом потом рассказывал. Но по причине того, что Бацилла разрешал деду Петро над собой проводить эксперименты, он считал себя вправе компенсировать свои моральные страдания, если он их и испытывал. Поэтому он крал по-тихому у деда Петро разные мелочи и продавал их деревенским. Они охотно скупали. Дед Петро приходя в гости видел свои вещи и сердился, но обратно стребовать их не мог, потому что  как докажешь, что вещи его? А Бацилла не пойман – не вор. Встречая Бациллу дед Петро выговаривал ему, и считал себя вправе, за понесенный им материальный ущерб от действий Бациллы ставить над ним психологические эксперименты и дальше.  Но Бацилла любил деда Петро и всегда защищал его в пьяных разговорах с друзьями.