Гроздья рябины под окном глава 11

                ГЛАВА 11   
 - Вот радость-то! – воскликнул Матвей, направляясь навстречу молодым людям.
 – Это как же так-то, я уж и не чаял более Ксеньюшку увидеть, а она вона идёт?!
   - Принимай гостей, дедушка, - широко улыбаясь произнёс Роман. – мы вернулись!
  Да я завсегда рад, - засуетился старик.
  Ксения подошла к нему, обняла и поцеловала в щёку.
  - Здравствуй, дедушка! – ласково поприветствовала его девушка.
  Матвей, растроганный проявлением к нему девичьих чувств, как-то обмяк, на глазах заблестели слёзы.
  - Родные вы мои, - молвил он дрожащим голосом.
  Потом все прошли в дом, где в скором времени расположились за столом.
     Молодые люди быстро начистили картошки и поставили её на печь. Туда же отправился и алюминиевый чайник. Пока готовился ужин, Роман с Ксенией рассказали деду Матвею о своём путешествии. Старик внимательно слушал молодых людей, стараясь не перебивать, лишь изредка вставляя в рассказ свои вопросы. Девушка подробно отвечала на них, останавливаясь на интересующих старика деталях. Роман, как мог, дополнял её рассказ. Постепенно у Матвея сложилась полная картина произошедших событий.
   - Выходит, не дождалась тебя бабушка, - произнёс он в конце рассказа, обращаясь к Ксении. – Но ты не горюй, мыслится мне, что прав Роман в своей догадке о том, что бабушка твоя не просто так исчезла, а подалась на службу Господу нашему в какой-нибудь женский монастырь. Дай Бог ей здоровья и душевных сил (он перекрестился)! А коли это так, то должны вы с Ромушкой её разыскать.
  - Да я с радостью, - ответила ему девушка, - только вот не знаю, где искать, монастырей-то великое множество, а в каком из них может быть бабушка неизвестно.
   - Зачем искать на стороне, - резонно заметил дед Матвей. –  По твоим рассказам я понял, что Мария Ефимовна не молодая уже по годам, а раз так, то вряд ли будет стараться уйти подальше от дома. Нам, старикам, тяжело с родными местами расставаться, а, значит, искать её надо где-то неподалёку от этих мест. Разузнайте, нет ли поблизости женского монастыря и, если есть, то с него и начните.
   - Ну ты и голова, дед Матвей! – одобрил его слова Роман. – Хоть и стар ты годами, а мозги ещё хорошо работают, правильную мысль ты нам подал.
   - Ты мои годы не считай, - ответил ему старик. – Всего-то девяносто пять годков пока прожил.
  В ответ на это Роман с Ксенией присвистнули.
  - Чего свистите? – молвил дед Матвей. – В нашей семье и постарше мужики были, дед мой, Степан Денисович Терентьев, девяносто семь годков прожил, а прадед Денис – и вовсе сто один небо коптил.
  - Вот это да! – восхищённо произнесла Ксения. – Я такого и не слышала никогда.
  - Э, милая, - молвил старик. – Если ж начать рассказывать, то такого вспомню, что и самому не сразу поверится.
  - Так Вы и начните, - попросила его девушка, - я страсть как люблю истории всякие слушать.
   - Извини, внучка, но не сейчас, - ответил ей Матвей, - притомился я что-то за день. Лягу, отдохну. Да и вы бы тоже ложились, ведь, небось, умаялись в дороге-то?
  Роман помог ему добраться до кровати, уложил старика в постель и бережно укрыл его одеялом.
  - Отдохни немного, - произнёс молодой человек и вернулся к столу.
  Вдвоём с Ксенией они быстро убрали со стола, затем вместе вымыли посуду и стали готовиться ко сну. Роман сбегал к оставленной на лесной дороге машине и через короткий промежуток времени вернулся с раскладушкой в руках, которую он предварительно захватил из дома Марии Ефимовны Покровской. Пока он отсутствовал, Ксения достала из дорожной сумки свои вещи, а также две фотографии своих родственников, взятых ею из дома бабушки.  Сняв со стены ружьё, подвешенное на двух гвоздях, она осторожно поставила его в угол. Затем повесила на эти гвозди дорогие её сердцу фотографии.
     По возвращении Романа, молодые люди разобрали себе постель и легли отдыхать. Сказалось утомление пережитого дня, поэтому вскоре они уже спали крепким сном.
    Дед Матвей проснулся раньше других. Тихо поднялся, неспеша оделся и, подойдя к иконам, зажёг лампадку. Совершив утренние молитвы, старик подошёл к столу и зажёг настольную лампу. Её свет высветил на противоположной стене над бывшей кроватью Романа две фотографии. Вчера ещё их там не было. Матвей неспеша подошёл к кровати, на которой спала Ксения, и всмотрелся в лица, запечатленные на снимках. На первой фотографии была изображена молодая пара, судя по всему, муж и жена. А на второй был запечатлен человек в военной форме времён Великой Отечественной войны. Именно на ней задержал свой взгляд старик. Через минуту раздался грохот падающего на пол тела. От этого звука проснулись Роман и Ксения. Молодой человек соскочил с раскладушки и кинулся к лежащему на полу Матвею.
   - Дедушка, что с тобой? – закричал он, приподнимая старика.
   Ксения вскочила с кровати и бросилась к столу. Налив в железную кружку кипятку, она вернулась к Роману. Приняв от неё кружку, молодой человек сделал из неё большой глоток и прыснул на Матвея. Старик открыл глаза и произнёс тихим голосом:
   - Нашёл! Всё-таки я тебя нашёл.
   Роман склонился над ним:
   - Что ты, дедушка? Кого ты нашёл? Я ведь здесь и никуда не уходил, да и Ксения тоже тут (он показал рукой на девушку).
   Старик постепенно приходил в себя. С помощью Романа он приподнялся, оперся о кровать и встал на ноги. Его взор вновь упал на старое фото, висевшее на стене.
   - Ну, здравствуй, командир, - произнёс дед Матвей и поклонился.
   К нему подошла Ксения и осторожно обняла его сзади. Её взгляд тоже устремился к запечатлённому на снимке человеку.
   - Вы его знали? – спросила она старика, указывая на портрет.
   - Не только знал, - ответил ей Матвей, - а горжусь тем, что служил под его началом. Этот человек был моим командиром и, чтобы спасти мою жизнь, не пожалел своей. Я ведь и сюда, на Владимирщину, из-за него приехал, потому что дал себе слово родственников его найти и всю правду об этом героическом человеке рассказать. Только не судьба: не застал я никого из его родни. Жена его умерла от голода. Соседи сказывали, что у него дочь была, Машей звали, только куда она делась, никто не знал. Я искал эту девочку, но найти так и не смог. Своей родни к тому времени я уже не имел, потому и решил остаться здесь навсегда, устроившись в местное лесничество…
  - Извините, - перебила его рассказ Ксения, - а как звали этого человека?
  - Этого замечательного человека звали Ефимом Ильичом Дубовым. Познакомились мы с ним во время войны. Добрый он был, рассудительный. Не зря его командиром нашего отряда назначили: обо всех своих подчинённых он заботу проявлял. Он и внешне на дуб похож был: крепкого телосложения и силы недюжей.
   Девушка вздрогнула. В её памяти всплыло детское воспоминание, в котором её
бабушка в день Великой Победы выставила эту фотографию на стол, поставив перед ней по русскому обычаю стопку с водкой, накрытою ломтём чёрного хлеба. Тогда она, маленькая Ксюша, спросила бабушку:
   - Кто этот человек и почему его фото стоит сейчас на столе?
   Бабушка ответила ей, что это её отец, без вести пропавший во время войны. Звали его Ефим Ильич Дубов.
   Понимая, что и в её жизни сейчас происходит нечто важное, Ксения помогла старику добраться до стола и усадила его на стул.
  - Одно не понимаю, - произнёс вдруг дед Матвей, - откуда эта фотография в доме нашем появилась?
  - Этот человек был моим прадедом, - тихо ответила ему девушка. – Его фото я взяла из дома моей бабушки Марии Ефимовны Покровской.
   Старик вздрогнул, по его щекам вновь покатились слёзы:
  - Ах, я старый дурак, - молвил он тихим голосом. – Я ведь и подумать не мог, что дочка моего боевого командира вырасти может и замуж выйти. А коли так случилось, то и фамилия у неё другая стала. Выходит, что была Дубова, а стала Покровская. Стало быть, нашёл я всё-таки его родственников, пусть и через столько лет.
    Старик поднялся со стула и поклонился Ксении:
   - Спасибо тебе, внучка, что позволила на старости лет долг свой перед ним исполнить.
  - Да что Вы, дедушка, - смутилась девушка, - моей заслуги тут нет никакой. Я ведь его не знала, да и сейчас не имею о нём никакой информации. Просто вдруг захотелось, чтобы рядом со мной жила память об этом человеке, вот и взяла себе портрет.
   Матвей внимательно посмотрел на неё.
  - Это хорошо, что такое желание появилось. Предков своих обязательно помнить надо, а уж тем более таких, как твой прадед. Пока мы помним о них, знай, что они рядом, как добрые Ангелы-хранители оберегают каждого из нас от всяческих напастей.
   - Я обязательно буду помнить его, - тихо сказала Ксения, - только, если Вам не трудно, не могли бы Вы рассказать мне что-нибудь о нём.
   - Всё, что помню, обязательно расскажу, внучка, - ответил ей старик. – Такую радость ты мне сегодня доставила: как будто вновь я со старым другом повстречался!
   - Давайте уж сперва позавтракаем, - вмешался в разговор Роман, - а то у меня от этих треволнений аппетит разыгрался.
  - Всё бы тебе только брюхо набить, - с улыбкой произнесла Ксения. – Хотя, если честно, я бы тоже не отказалась что-нибудь съесть.
  - Вот и хорошо, - обрадовано сказал Роман, - тогда принимаемся за дело и вместе готовим завтрак. 
  Девушка вытянулась по струнке, приложила руку к голове, имитируя воинское
приветствие, и задорно молвила:
   - Слушаюсь, мой командир!
   Молодой человек засмеялся, даже дед Матвей не смог скрыть улыбку.
   - Ух, и развеселила ты меня, внучка, - произнёс он. – Беру командование в свои руки, как-никак, я на фронте старшиной был. Ты, Ромушка, бери ведро и марш на родник за водой, а наша молодая хозяйка с моей помощью за завтрак возьмётся.
  - Есть! – по-военному чётко ответил Роман, - сержант Рябинин приказ понял, приступаю к выполнению.
   Он схватил ведро и выскочил из дома.
   - Иди уж, - с улыбкой махнул ему вслед старик.
   Вместе с Ксенией они принялись за приготовление завтрака, решив пожарить омлет, а потом попить чайку с бутербродами. Достав сковороду, Матвей водрузил её на печь. Подбросив пару поленьев, он капнул на сковороду немного растительного масла. Девушка уже смешала в кружке несколько яиц, молоко и соль, после чего вылила полученную смесь в сковороду. Затем она аккуратно нарезала хлеб, уложила его на тарелку и принялась за сыр. Дед Матвей в это время расставлял на столе тарелки и раскладывал столовые приборы. Вскоре вернулся Роман с полным ведром прохладной родниковой воды. Наполнив алюминиевый чайник, он отправил его на печь.
   За завтраком Ксения решилась расспросить старика о своём родственнике. Тот кивнул головой, отхлебнул из чашки ароматного чая и начал своё повествование:
  - Впервые я встретил твоего прадеда весной 1942 года, когда наша часть оказалась в районе Ржевско-Вяземского выступа, где велись ожесточенные бои с неприятелем.  В этом регионе располагалась немецкая армия группы «Центр». В одном из боёв мне и довелось лицом к лицу столкнуться с твоим прадедом. В нашей роте было много новобранцев, не ощутивших ещё на себе всех ужасов войны. В самый разгар боя был убит наш ротный, началась паника. Я и сам, признаться, струхнул маленько: жмусь к земле, словно пытаясь продавить её насквозь, чтоб впустила меня под свою защиту. И тут слышу голос:
  - Что ж   вы, сынки, разлеглись-то тут? Фашист землю нашу топчет, людей
наших убивает, а мы всё прячемся. Эдак, он и Москву возьмёт. А ну, за мной, ребятки, не боись, двум смертям не бывать, а одной – не миновать!
   И вы, знаете, поднялись солдатики. Сначала неуверенно, а затем словно крылья сзади появились, понеслись мы под его руководством на фашистские рубежи. Много наших в том бою полегло, но главное, отбросили мы немца, закрепившись на занятом плацдарме. С тех пор до самой гибели Ефима Ильича был я рядом с ним. Много чего пережить пришлось: всего теперь и не упомню. Одно скажу: «Не было надёжней командира, чем прадед твой. Талант у него особый был: словно наперёд предвидеть мог, как себя противник поведёт, да как мы в ответ отреагируем. Потому часто и удавалось нам без особых потерь из схваток с врагом выходить» …
    Старик снова отхлебнул из чашки, откашлялся и продолжил:
    -  К середине июля 1943 года наши войска осуществляли Орловскую наступательную операцию под названием «Кутузов». Под руководством твоего прадеда мы вышли в район небольшого городка Кромы, находившегося в сорока километрах от Орла. Этот городок стоял на берегу одноимённой реки. Фашисты хозяйничали в этой местности с 1941 года, поэтому, естественно, успели обеспечить надёжную оборону.  Нашей целью было выбить противника с его позиций, обеспечив свободный проход для дальнейшего наступления советских войск.  Мешало то, что находились мы по разные стороны реки и из-за плотной обороны противника никак не могли начать её форсирование. Было предпринято несколько попыток, но все они закончились провалом. Гладь реки хорошо просматривалась, поэтому немцы легко отбивали все наши атаки, успешно обстреливая нас из пулемётов.  Мы несли большие потери. Оставшиеся в живых, теснее вжимались в землю, стараясь слиться с ней, ни под каким предлогом не желая лезть под вражеские пули. От гула миномётных взрывов и свиста пулемётных очередей закладывало уши. На какое-то время мне показалось, что я потерял сознание. К реальности меня вернул голос молодого солдата, яростно трясущего меня за плечо и твердящего при этом: «Товарищ старшина, вставайте, командир требует».
  Ползком я добрался до окопа, в котором располагалось командование. Здесь уже находилось несколько сослуживцев: сержанты Золотайко, Андреев и Ушников, а также заместитель командира старший лейтенант Зимин. Ефим Ильич о чём-то негромко беседовал с ними. Увидев меня, он подозвал к себе. Я подошёл и вытянулся по струнке:
- По вашему приказу прибыл…
   - Матвей Игнатьевич, - почему-то по-простому обратился ко мне командир, -  возглавишь третий взвод. Нам нужна переправа. Сможем пробиться на тот берег, обеспечим дальнейшее наступление. Мы тут с товарищами уже всё обсудили. Действовать будем с умом, а иначе они нас всех перебьют. Сами видите: местность открытая, скрыться негде. Нам эта переправа нужна, как воздух: сможем её удержать, обеспечим дальнейшее наступление наших войск. Разделимся на группы и под покровом ночи начнём атаку. Днём проведём несколько ложных атак, а потом затихнем. Пусть немцы думают, что мы устали и сдались, а тут мы и ударим. Ты, Матвей Игнатьевич, в головной группе пойдёшь. Надеюсь, задача ясна?
  - Так точно, – ответили мы все хором.
  - Вот и хорошо!  Да поможет нам Бог, - командир обнял и перекрестил каждого из нас. - Вы уж постарайтесь, мужики.
   Весь оставшийся день мы обстреливали позиции противника, делая ложные попытки форсирования реки. Немец отвечал нам ожесточённым огнём. Ближе к вечеру наш огонь прекратился. Противник, поняв, что наши силы исчерпаны, тоже прекратил стрельбу. Осталось дождаться полной темноты. Под покровом ночи начался штурм вражеских позиций. Каждый из нас осознавал, что, возможно, идёт в свой последний путь. Разделившись на группы и, разойдясь на довольно большое расстояние друг от друга, широким охватом мы начали атаку. Стараясь не создавать лишнего шума, наши группы спустились к реке и, на приготовленных заранее лодках и плотах, ускоренным темпом двинулись к вражеским позициям. Гребли тихо, стараясь не выдать себя лишним шумом. Радовало одно: немцы настолько были уверены в том, что мы исчерпали свои силы в ходе дневных боёв, что не обращали внимания на гладь реки. 
    Вот и долгожданный соседний берег. Моя группа двигалась первой. Теперь предстояло самое важное и опасное дело. Немцы, на удивление, вели себя крайне тихо. До ближайших окопов неприятеля оставалась чуть более пятидесяти метров. Укрываясь за кочками и редкими кустиками, мы приготовились к атаке. Нужно было, во что бы то ни стало попытаться захватить ближайшие окопы и отвлечь огонь противника на себя, тем самым дав возможность остальным продолжить штурм.
    Осенив себя крестом по русскому обычаю, я повёл свою группу к ближайшим позициям неприятеля. Как бы разгадав наш замысел, внезапно довольно ярко засветил месяц, открыв на мгновение вражеские окопы, представляющие собой пулемётные расчёты. Прошли считанные секунды, и в сторону немецких окопов полетели русские гранаты. Прогремел оглушительный взрыв, следом за которым наша группа при поддержке остальных бойцов бросилась к вражеским окопам, на ходу поливая их огнём.
      Действие наших гранат имело большую убойную силу. Важную роль сыграл и эффект неожиданности.  Вместе со своими солдатами я ворвался в окопы немцев, метнув в сторону ещё одну гранату. В пылу боя нам удалось захватить уцелевший пулемёт неприятеля. Враг вскоре опомнился и начал отчаянно обстреливать свои бывшие позиции. Мои солдаты развернули трофейное оружие и открыли ответный огонь, тем самым вызывая огонь на себя и обеспечивая нашим возможность дальнейшего продвижения.
   Ефим Ильич был в центре событий. Не пригибаясь, в полный рост, с автоматом в руках прокладывал он себе дорогу. Казалось, что даже вражеские пули отступали перед таким мужеством. Вскоре бой закончился. Уцелевшие фашисты отступили к лесу, а мы попытались закрепиться на отбитых у врага позициях. В этом бою пало много моих боевых товарищей: погиб старший лейтенант Зимин, сержанты Золотайко и Ушников и ещё много хороших бойцов.
    Основные силы нашего наступления должны были подойти к началу следующего дня. Мы догадывались, что поутру немцы попробуют вернуть утраченные позиции, уничтожив остатки нашего подразделения. Ждать их атаки долго не пришлось. Оправившись после нашего внезапного нападения, с рассветом фашисты перешли в наступление. Используя миномёты и обстреливая наши позиции из пулемётов, они внесли сумятицу в наши ряды. Времени, чтобы укрепить бывшие немецкие окопы у нас не было. По приказу Ефима Ильича мы перешли к обороне, сообщив по рации о том, что удержать захваченные позиции долгое время мы не сможем. Нам обещали поддержку. Командир пытался всячески подбодрить бойцов. Его зычный голос звучал над окопами:
   - Братцы, мы с вами прошли не один десяток километров, освобождая нашу Родину от фашистской нечисти. Сегодня, возможно, нам предстоит принять свой последний бой. Помощь близка, но враг не дремлет, пытаясь выбить нас из этих окопов. Я знаю, что все вы устали, многие ранены, но я прошу вас отдать последние свои силы, чтобы постараться удержать захваченные нами позиции до подхода наших основных сил. И, если нам всё же придётся погибнуть, то, я хотел бы верить, что каждый из вас предпочтёт сделать это в бою. Я рад, что служил вместе с вами, ещё больше рад, что вместе с вами и смерть приму.
   Его слова проникли в сердце каждого солдата. Вы, знаете, мне показалось, что эта речь словно прибавила нам сил. Даже те, кто до этого стонал от боли ранений, приободрились, шквальным огнём из автоматов поливая наступающих фашистов.
   Этот бой, действительно, оказался последним для многих из нас. Подмоги мы так и не дождались: она прибыла только к полудню, когда от нашей славной роты практически никого не осталось. Тот бой я не забуду никогда. Несмотря на утреннюю прохладу, от ярости атаки веяло огненным жаром. Мы бились, как могли, но силы были неравны. В разгар битвы я оказался в окопе рядом с командиром. Он был ранен в ногу и в плечо, но не опускал автомат. Вокруг лежали трупы погибших товарищей. В живых осталось не больше десятка бойцов. Правда, и немец понёс существенные потери, ненадолго отступив назад. Осмотревшись по сторонам и оценив обстановку, я обратился к командиру:
   - Ефим Ильич, может, попытаемся отойти левее, там густой кустарник, пробираясь по которому мы сможем зайти в тыл противника. Позиции, правда, потеряем, но, согласитесь, погибнув здесь, мы их тоже не удержим. А так, есть шанс, хоть мизерный, но есть.
  Он внимательно посмотрел на меня, потом похлопал по плечу и произнёс:
 - Дело говоришь, Игнатич. Забирай людей и отходи, может, и вправду, вырваться сможете. А я отход ваш прикрою…
  Видя, что я хочу возразить, он своей рукой прикрыл мне рот и добавил:
  - Возражать не надо, я уже всё решил: я – командир, а, значит, несу ответственность за жизнь своих солдат. Позволь, хотя бы попытаться спасти жизнь тем, кто остался.
   - Но ведь мы можем уйти все вместе, - снова возразил я.
  - Нет, не можем, - ответил он, - кто-то должен хоть как-то сдерживать немцев, давая вам шанс отойти. Не рассуждай, бери ребят и уходи.
  Я подозвал оставшихся бойцов. Из десяти человек трое имели серьёзные ранения. Истекая кровью они продолжали отражать атаку противника. Ефим Ильич вкратце рассказал им мой план. Раненые приняли решение остаться с командиром.
   - Идите, а мы вас прикроем, - сказал мне один из них на прощание.
  Мы обнялись, потом таким же образом простились с каждым остающимся. Прощаясь с командиром, я не смог сдержать слёз. Он расстегнул карман гимнастёрки и достал две фотографии.
   - Возьми на память, - сказал он, протягивая мне снимки. – Если сможешь, дочку мою отыщи и расскажи ей всё обо мне, на обороте фото адрес мой написан.
   Я взглянул на фотографии: на одной из них был запечатлен сам Ефим Ильич, а возле него наши ребята, среди которых был и я. А на другой – маленькая девочка, лет семи - восьми.
   Снова застрочили немецкие автоматы.
   - Идите, - молвил командир, осеняя меня крестным знамением, - и да поможет вам Бог.
  Я оставил ему диск с патронами и пару гранат и во главе группы из семи человек, стал пробираться левее бывших немецких окопов, стараясь побыстрее достигнуть зарослей густого кустарника. Нам это удалось, и мы пригибаясь устремились в тыл вражеской атаки. Схватка между наступающим противником и обороняющимися нашими товарищами была недолгой. Через несколько минут после нашего отхода звуки автоматных очередей заглушил мощный взрыв. Как выяснилось позже, наши боевые товарищи подпустили противника к своему окопу и подорвали себя гранатами, при этом уничтожив значительную часть фашистов.  Так погиб мой командир, а твой, значит, прадед, Ксеньюшка.
   Мне удалось вывести бойцов из-под обстрела, и вскоре мы уже были в расположении советских войск. Кромы были освобождены в начале августа 1943 года. В этом маленьком городке есть братская могила. Среди имён, указанных на табличке, есть имя Ефима Ильича Дубова.
  Дед Матвей смахнул набежавшую слезу. Ксения рыдала, даже Роман не скрывал
 слёз. Рассказ старика тронул каждого до глубины души.
   Старый егерь поднялся из-за стола и, шаркая ногами, направился к своей кровати. Дойдя до неё, он опустился на колени и с трудом достал из-под кровати
потёртый чемодан. Раскрыв его, дед Матвей начал выкладывать на кровать какие-то свёртки. Старик тяжело поднялся и опустился на кровать. Дрожащими руками развернул он один из свёртков. На его ладони оказались старые фотографии. Он протянул их Ксении и произнёс:
   - Вот они, родственники твои дорогие! Вот здесь (он ткнул пальцем в один из снимков) прадед твой, а на другом фото – твоя бабушка Мария Ефимовна. Правда, здесь она совсем ещё ребёнок. Я по этой фотографии её и искал, адрес здесь на обороте написан. Представляете, оказывается, Ефим Ильич Дубов до войны проживал в деревне Дубки. Вот каламбур получается: Дубов из Дубков! Деревня эта здесь неподалёку находится, километров десять - двенадцать не больше. Только, как вы уже знаете, не нашёл я в ней никого из родственников своего командира. Соседи ничего дельного сказать не смогли: «Уехали мол, а куда, мы не знаем».
   Девушка забрала фотографии и вернулась к столу. Она внимательно всматривалась в запечатленные на них лица: вот эта маленькая девочка стала её бабушкой, а этот, стоящий в окружении боевых друзей человек, был её прадедом.
  - Дедушка, - обратилась она к Матвею, - а который из них ты?
  Она протянула фотографию старику. Тот снова прошаркал до стола и, опустившись на стул, принял из её рук фотографию. Затем поднёс её поближе к своим подслеповатым глазам, рассматривая лица. Наконец, вернул её обратно, указывая пальцем на одного из стоящих.
    - Вот он я, - молвил старик, - по правую руку от Ефима Ильича стою, а вот здесь старший лейтенант Зимин, сержанты Золотайко, Ушников и Андреев.
   Он показывал пальцем каждого из них, а Ксения старалась разглядеть лица тех,
кто в последнем бою был рядом с её прадедом.
   Стараясь не потревожить их, Роман тихонько поднялся из-за стола и, не одеваясь, незаметно вышел на улицу. От рассказа деда Матвея по его спине до сих пор «бегали мурашки». В памяти всплыли воспоминания из его недавнего прошлого, когда он молодой, необстрелянный ещё солдат попал в самое пекло Чеченской войны…
    В первые две недели из молодого пополнения, в состав которого входил и Роман, в живых осталось менее половины бойцов. Те, что выжили находились в состоянии постоянного стресса, ежедневно обостряемого новыми смертями. В ходе очередной схватки с чеченскими боевиками молодой человек оказался в окопе с тремя своими сослуживцами. Один из них, забившись в угол, усиленно молился, призывая всех святых помочь ему выжить в этой страшной «мясорубке». Роман подполз к нему и тихонько пристроился рядом, пытаясь услышать и понять то, что говорил его товарищ. Слов молитвы он не знал, да и вообще не был крещён. Нательный крест, подаренный ему заведующей детского дома, Роман воспринимал не иначе как оберег от различных несчастий. Вот и сейчас вытащив крестик из-за пазухи он внимательно посмотрел на него, неумело перекрестился и вслед за своим товарищем произнёс:
   - Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй мя грешного!
  Это была первая в его жизни молитва. Молодой человек ещё раз осенил себя крестным знамением и снова повторил текст молитвы.
  - Это ты правильно делаешь, - улыбнулся ему молившийся рядом сослуживец, - с молитвой Божьей глядишь и выживем мы с тобой. Я до армии всегда в церковь ходил, Господу Нашему молился и просил Его во всех моих делах помочь…
  - Помогало? – перебил Роман своим вопросом речь товарища.
  - А как же иначе, - удивлённо посмотрел на него сослуживец. – Бог всегда помогает тем, кто искренне его об этом просит. Так что верь и молись.
  - Да я бы рад, - ответил ему Роман, - только молиться я не умею, да и веры у меня особой нет. Я ведь даже не крещён.
  - А крест тогда у тебя откуда? – удивился парень.
 Молодой человек рассказал ему о своих проводах в армию и о том, откуда у него появился нательный крест.
  - Молодец твоя Алевтина Павловна, - одобрил действия заведующей детского дома сослуживец Романа, - только покреститься всё же обязательно нужно, тогда и вера твоя укрепиться, и защита Божья тебя не покинет.
   Роман кивнул головой, показывая, что он согласен со своим товарищем. 
  - Если выживем, обязательно покрещусь, - уверенно произнёс он, - даю слово.
 Слово своё Роман сдержал и уже через неделю принял святое крещение в военно-полевом храме.
   А дальше были долгие мучительные месяцы Чеченской кампании, о которых ему не хотелось сейчас вспоминать….
  От тех событий ему «на память» остались два шрама, длинный список погибших сослуживцев и заслуженный орден Мужества.
   Роман подошёл к бочке с дождевой водой, скинул с себя рубашку и окунул голову в ледяную воду. Через несколько секунд он встал и стал обливаться холодной водой. Разомлевшее после сна тело ёжилось от холода, но молодой человек, словно не замечал этого, лишь яростнее обливая себя водой. Казалось, что он пытается смыть с себя весь ужас услышанных им событий далёкой войны, а также горькие воспоминания Чеченской компании, участником которой был он сам…