Гроздья рябины под окном глава 14

                ГЛАВА 14
    Дед Матвей пришёл в себя. Он был ещё очень слаб, но жизнь постепенно возвращалась в его почти вековое тело. Старик медленно открыл глаза. Появившееся перед ними изображение было мутным и расплывчатым, поэтому он снова прикрыл глаза. Его мозг хоть пока и слабо, но начинал свою работу. Почему-то создавалось впечатление, что его левая сторона теперь ему не принадлежит. Казалось, что кожа стала, как бы «деревянной», снизилась ее чувствительность, появилось чувство «ползания мурашек».  Не открывая глаз, старик попытался пошевелить левой рукой. Попытка не удалась. То же самое случилось и с левой ногой. Попробовав пошевелить правой рукой и ногой, дед Матвей почувствовал их слабое шевеление.
   - Значит, отказала только левая сторона, - мелькнула мысль в голове старика.
  Предпринять что-то большее он не мог. Силы практически его оставили, хотя мозг всё ещё продолжал бороться. Старик попытался оглядеться по сторонам, но это ему не удалось.
   - Где же это я? – снова мелькнула мысль в его голове.
   Он попробовал пошевелить языком. Хотя и с трудом, но это ему удалось. Дед Матвей приоткрыл рот и издал тихий шипящий звук. Речь пока не шла и, поняв это, он вновь прикрыл рот и попытался заснуть. Вскоре старик снова провалился в сон. Сколько он проспал, ему было неизвестно. Разбудил его женский голос.
   - Надо же, - произнесла незнакомая женщина в белом халате, - девяносто пять лет старику, мы думали, что не очухается уже, а он, смотри-ка, молодцом держится. Приборы показывают, что сердце работает в норме. Постепенно должен восстановиться и весь организм.
   Дед Матвей открыл глаза, а затем снова издал шипящий звук. Речь пока не шла и, осознав это, старик замолчал. Увидев, что он проснулся, женщина приветливо улыбнулась и произнесла:
    - Доброе утро, дедушка! Напугали Вы нас вчера, но, Слава Богу, всё обошлось. Теперь поправляться надо.
   Она подошла поближе, неся в руках подставку под капельницу.
   - Сейчас силы Ваши подкрепить постараемся, - с улыбкой произнесла женщина, устанавливая капельницу. 
  Дед Матвей снова прикрыл глаза. Его память почему-то вновь выдала эпизод из далёкого прошлого.
     Эта история произошла в ноябре 1941 года. Фашисты рвались к Москве. В оккупации оказалась Рязанская область, где теперь проживал Матвей Игнатьевич вместе с женой и сыном. Ему тогда было 34 года. В первых рядах уйти на фронт не удалось: дали бронь, так как некому было работать в местном колхозе.
     Вскоре в село пришли немцы. Они собирали по деревням и посёлкам трудоспособное население для отправки на работы в Германию.
    Под страхом смертной казни было запрещено хранение любого вида оружия. Матвей Игнатьевич имел охотничье ружьё, так как и здесь работал в лесничестве. Теперь же, узнав о приказе фашистов, ему жаль было расставаться с верным оружием. Завернув ружьё в рогожу, он  решил спрятать его на сеновале. Затем вышел во двор, осмотрелся по сторонам и направился в сторону сенного сарая. Матвей Игнатьевич не заметил, что через забор с соседского двора за ним наблюдает пара любопытных глаз. По соседству проживала семья Мочаловых. Глава семьи не особо жаловал молодого лесничего, завидуя его умению ладить с людьми и таившего на него злобу за то, что Терентьев часто публично осуждал Мочалова за пьянство. Увидев, что  Матвей Игнатьевич держит подмышкой какой-то сверток, Мочалов сразу же догадался, что тот собирается спрятать что-то запрещённое фашистами. Решение возникло само собой, и, спустя десять минут, Мочалов стоял уже перед местным старостой и сообщал ему о странном поведении Терентьева.
Вскоре к дому Матвея подошёл немецкий патруль. Офицер и двое солдат вытолкали его на улицу и подвели к сенному сараю.
      Офицер крикнул что-то по-немецки
     - Говори, что и где ты спрятал, - перевёл речь фашиста пришедший с ними староста.
    Матвей Игнатьевич опустил голову и молчал. Тогда один из солдат забрался на сено и начал искать сокрытое. Вскоре он радостно воскликнул и извлёк из-под сена завёрнутое в рогожу охотничье ружьё. Офицер выхватил пистолет и направил его на молодого лесничего. Матвей зажмурился. Вся его нелёгкая жизнь промелькнула пред глазами в одно мгновение. Но тут он услышал голос старосты: «Не стреляйте его. Он очень хороший мастер. Плотник от Бога. Лучше пусть поработает на благо Германии». Офицер, по-видимому, понимал русскую речь, потому как, услышав слова старосты, улыбнулся и закивал головой в знак согласия.
  Матвей Игнатьевич и вправду был самым искусным плотником во всей округе. Не было в деревне, пожалуй, ни одного дома, на окнах которых не висели резные наличники, сделанные его умелыми руками. Этому искусству он начал учится ещё у своего отца, а теперь довёл своё умение до совершенства. Много чего ещё мог сделать из дерева Матвей Терентьев. 
  - Прощайся с семьёй, - крикнул Матвею староста, - возможно больше и не
увидитесь.
  Терентьев медленно пошёл к дому, староста и один из немецких солдат последовали за ним. В висках стучало: «Это конец. Обратно я уже не вернусь».
  Он медленно вошёл в дом, снял с вешалки старый полушубок, взглянул на жену и прижавшегося к ней сына.
   - Прощайте, родные, - произнёс Матвей и смахнул рукавом скупую мужскую слезу.
    Услышав слова отца, сын заплакал, в глазах жены застыли слёзы.  Она протянула мужу маленький свёрток.
    - Что это? - настороженно спросил староста. Дед развернул свёрток, в котором оказался небольшой кусочек ржаного хлеба.
Староста кивнул головой, показывая, что это можно взять. Матвей сунул свёрток в карман и вышел из дома на двор…
   Вместе с другим трудоспособным населением его пригнали на станцию и погрузили в вагон. Через какое-то время поезд тронулся. Куда их везут, точно не знал никто. Поначалу в вагоне слышались всхлипы и рыдания, кто-то причитал в углу, кто-то громко молил Бога о помощи. Спустя какое-то время всё стихло, по- видимому, люди смирились со своей участью. Матвей прислонился спиной к стене вагона и заснул. Разбудила его громкая немецкая речь. Первая мысль, которая пришла в его голову была: «Неужели мы уже в Германии»?
    Оказалось, что прибыли на пересылочную станцию. Здесь нужно было пересаживаться на другой поезд и ехать дальше в направлении далёкой и ненавистной Германии. При высадке из вагонов произошла суматоха. Люди, обуянные паникой, пытались бежать. Он тоже бросился за ними. Вдруг раздались выстрелы, кто-то упал, сражённый вражеской пулей. Матвей находился рядом с вагоном. Решение пришло мгновенно. Он упал и подкатился под вагон. В общей суматохе никто не обратил на него внимания. Ему повезло дважды. Вагон, под которым он прятался, был прицеплен ещё к двум-трём вагонам, не имеющим паровоза. Эти вагоны никуда не ехали, иначе его раздавило бы как яичную скорлупу.
    Людей вскоре опять затолкали в вагоны. Матвей очень боялся, что его заметят, поэтому притворился мёртвым. Но немцы очень спешили и не заметили его.  Он пролежал под вагоном до темноты. Тело ужасно затекло. Матвей страшно проголодался. И тут он вспомнил о хлебе, который ему дала на дорогу жена. Сунул руку в карман, но… хлеба не обнаружил. В кармане зияла огромная дыра.
   - Вот досада, - сплюнул в отчаянии Матвей. 
 Он выбрался из-под вагона, осмотрелся по сторонам и побежал. В какой стороне находится дом, он не знал, но ноги, казалось бы, сами несли его в нужном направлении. Матвей шёл и шёл, дабы привык это делать и в своей прежней жизни. От голода начала кружиться голова. Матвей надрал древесной коры, попробовал жевать, но тут же сплюнул:
  - Какая ужасная горечь. Эх, сейчас бы хоть маленький кусочек того хлеба, что дала мне жена.
  Он пошёл дальше и к утру вышел к какой-то деревне. Осмотревшись, решил
постучаться в крайний дом. Дверь открыла пожилая женщина. 
  - Вы кто, и откуда»? - спросила она.
 Матвей, как смог, рассказал ей свою историю. Женщина накормила его и предложила ему отдохнуть. Он с благодарностью принял её предложение. Проснувшись и набравшись сил, Матвей снова отправился в дорогу…
    Он снова дождался темноты и только тогда постучался в дверь родного дома. Дома его не ждали. Его жена Прасковья мысленно простилась с мужем навечно и думала, как ей одной вырастить сына. Муж вернулся внезапно, радости жены и сына не было конца. Стараясь не привлекать к своему дому лишнего внимания, Прасковья задёрнула занавески и стала накрывать на стол.
   Сидя за семейным столом, Матвей рассказывал о том, что ему довелось пережить. Не забыл он рассказать и потере хлеба, который дала ему жена.
  - Ты понимаешь, какая досада. Дыра у меня в кармане большущая, вот хлебушек и выпал, - печально произнёс он.
Прасковья подошла к вешалке и сняла полушубок мужа.
    - Ты чего это? – спросил её Матвей.
    - Не хорошо с дырой ходить, зашить надо, - ответила она.
   Пока она искала нитку с иголкой, сын рассказал отцу о том, что немцы покинули их село. Староста и Мочалов ушли вместе с ними.
   Прасковья, наконец-то, нашла иголку и нитку и уже собиралась зашивать дыру, как вдруг начала нащупывать что-то под подкладкой полушубка.
   - Что это у тебя тут спрятано? – спросила она у мужа.
   - Да я и сам не знаю, - ответил ей Матвей в недоумении.
  Жена просунула руку под подкладку полушубка и извлекла сквозь дыру маленький свёрток. Развернув его на глазах мужа, оба всплеснули руками. На ткани лежал тот самый кусочек хлеба, который дала мужу в дорогу Прасковья.
 - Ты смотри-ка, оказывается и он от фашистов убежал, - сказал Матвей с улыбкой.
Жена и сын улыбнулись ему в ответ…
   Старик не знал, почему именно это воспоминание вдруг выдала его память, вновь напомнив о далёком прошлом. Но вдруг ясно осознал, что хотел бы сейчас съесть точно такой же кусочек ржаного хлеба, испечённого заботливыми руками его дорогой Прасковьюшки.
   Подошла медсестра и поменяла ему капельницу. Дед Матвей снова прикрыл глаза, мысленно возвращаясь в далёкое прошлое. 
   Решение идти на фронт он принял в декабре 1941 года. Прасковья приняла его мужественно, благословив его на ратный подвиг.
  - Пулям вражеским не кланяйся, но и в пекло зазря не лезь, - молвила она на прощание. – Постарайся вернуться живым, а мы с Петрушей ждать тебя будем, да Бога молить, чтобы сберёг тебя от вражьей пули…
   А дальше в его жизни было множество путей-дорог, кровопролитных схваток с врагом, в ходе которых он часто терял своих боевых друзей. Но самым горьким и скорбным воспоминанием о той страшной войне было сообщение о том, что в январе 1942 года его семья погибла в результате внезапного авианалёта противника, сбросившего свои бомбы в районе их деревни.
С декабря 1941 года шло освобождение Рязанской области от немецко-фашистских захватчиков. То там, то тут ещё гремели бои. Советские части вплотную продвинулись к родной деревне Прасковьи. Тут-то их и накрыл вражеский авианалёт, в ходе которого и погибла семья Матвея Игнатьевича…
    Вспомнив об этом, старик вздрогнул. По его правой щеке покатилась скупая мужская слеза. Заметив это, медсестра поспешила к нему.
   - Больно Вам, дедушка? – спросила она сочувственно. – Вы уж потерпите, эти процедуры жизненно необходимы для Вас, иначе может быть только хуже.
    Дед Матвей попытался улыбнуться, но это у него не получилось. Раскрыв рот, он громко вздохнул, а затем, растягивая слова, тихо произнёс:
   - Пожил я уже, пора и на покой…
   - Да что Вы такое говорите, - перебила его медсестра. – Раз сам Господь Бог Вам надежду даёт, нельзя отказываться. Принимайте всё, как должное, а мы поможем, чем сможем. Вы ведь не одиноки, внук Ваш с утра пораньше уже в коридоре трётся, всё о здоровье Вашем беспокоится. Да и нянечка наша тётя Дуся тоже о Вас спрашивала, а она у нас прям Ангел-Хранитель, таких тяжёлых выхаживала, что и вспомнить страшно, так что живите.
   Старик слегка кивнул головой и тихо молвил:
  - Спасибо!
  - Вот и хорошо, - обрадовалась медсестра, - раз разговаривать начали, значит и восстановиться сможете. 
  Она отсоединила капельницу и снова улыбнулась деду Матвею, после чего медленно вышла из палаты.