За гранью контроля

Эмоции человеческие могут порой являть собой столь мощный всплеск энергии, что за гранью контроля становятся созидающей силой. Все материальное в космосе возникло из энергии. И самое возвышенное, и вселяющее уродливый ужас порождалось из кипящего сгустка, беснующейся плазмы, ослепляющих белизной взрывов.
Представьте на минуту, что ваш лирический покой, трепетное созерцание тихого лесного озера внезапно прерывается зрелищем взлетающего из глубин вулканического беснующегося колосса. Воды озера вскипают в один миг и накрывают берега, настигая раскаленными цунами и испаряющимися брызгами лес, а посреди этого вселенского психоза из гибнущей идиллии выпирается к облакам, хамски ломая траектории птиц, тупой в непреднамеренной своей злобе каменный столб. Ствол его более, чем основателен. Теперь Он здесь установил власть.
Вы – свидетель. Ощутите весь шквал ощущений. Гремучая смесь страха с восторгом. Глаза, распахивающиеся до рваных век, крик, выбрасывающий внутренности с пеной крови. Внезапный катаклизм в доли секунды извлек из вас концентрат энергии, запланированный на десятилетия.
Но возможно обратное. Материализация чувств… Страх, одно из мощнейших ощущений. Он созидателен. Он рождает чудовищ. Он населяет пространство вокруг тем, чего ты боишься. Он лишает рассудка. И сотворенный им мир пожирает тебя. Это – внутренний космос. Все происходит в твоей голове, но за гранью контроля. И оно способно изменять реальность…
*   *   *
Предвкушение отдыха всегда сладко. Последние дни перед отпуском сжимаются до предела, скукоживаются, выдавливая из мятых комочков времени мелкие заботы и дела, которые без долгих колебаний откладываешь на потом, на дни, грядущие за возвращением. Важность задач меркнет в сравнении с ожидаемым наслаждением. И вот наступает момент, когда видишь перед собой границу. За спиной остались труды. Главное – не оборачиваться. Все, отсчет пошел. В путь.
Все было продумано заранее. Тщательно. Маршрут, выверенный по карте. Сложенный по списку скарб. Продукты, подобранные в угоду интенсивному слюноотделению. Главная цель – оторваться от суеты. Вьющаяся меж холмов дорога, сосны с березами, поющие ветром в унисон с радостью. Запах воды, струящийся в открытые окна.
Олег вальяжно держал руль левой рукой. Чуть прищуренные от солнца глаза, улыбка-ухмылка. Обложка счастья, уверенного в себе настолько, что не требует доказательства. В кресле пассажира светилась румянцем его спутница. Вне зависимости от направления взгляда, скрытого солнечными очками, она рассеивала ауру, звучащую в унисон с ее кавалером, надежным без оговорок.
Пухловатые облака, словно из капризной сахарной ваты, огибали солнце, не мешая ему баловать мир щедростью. В машине уютно дремало молчание, насыщенное гармонией. Слова часто нужны для того, чтобы не утратить связь, поддержать контакт. Поющие органные аккорды взаимного понимания в них не нуждаются.
Звенящее хрусталем росы утро перешло в острый, будто лимонным ароматом наполненный, полдень, а затем игриво затанцевал рыжими мотивами поджаристый закат, в изнеможении выпадающий после высокой жарко-страстной ноты в ласковый, все понимающий лиловый бархат сумерек.
Лес, недавно заботливо обнимавший шоссе, стал проявлять изнанку своего характера. Теперь он стискивал дорогу, словно напоминая ей, кто здесь хозяин. Детские страхи, боязнь темноты – все не то. Счастье в жизни всегда обременено своей свитой, в толпе которой неизменно следует страх. На цыпочках, с невнятными чертами, в подлой готовности на самой чудесной ноте бытия обозначить свое присутствие. И тем он наглее и увереннее, чем слаще наша жизнь. Страх равнодушен к тем, кому нечем дорожить. На самом дне существования его редко встретишь. Но уж если ты богат радостями, невольно станешь озираться, и в узкие паузы меж мыслями будет протискиваться боязнь утрат. Страху причины не нужны, его питают непредсказуемость судьбы и отсутствие с ее стороны гарантий.
Олег не был исключением. Мысли и мечты его были прошиты черным пунктиром тревоги. Нет-нет, да и показывалась среди волн наслаждений гадкая ухмылка страха. Он осторожничал, стараясь предугадать, что откроется за поворотом. Беспокойство сопровождало его, как собственная тень. Грядущая дорога настораживала, сознание рисовало всевозможные напасти и беды, обрывающие в один миг его безмерное счастье. Олег пытался оправдаться перед собой, твердя, что он попросту хочет быть готов к любому самому невероятному виражу событий, но понимал, что, случись только что-нибудь из воображенного, подготовленным к нему он не окажется. И радость его поминутно горчила привкусом утраты, которая не коснулась его еще, а лишь имеет шанс, пускай даже малый ничтожно.
Сумерки насыщались синевой. Дорога, как назло, вопреки уверениям карты местности пошла грунтовая.
- Маринка, мы, похоже, сбились с пути, - пробубнил Олег.
- Что? – выплыла из полудремы его спутница.
- Дорога не та.
Неожиданные ухабы подтвердили заключение. Впереди в свете фар обозначились мутные от глины лужи, по краям которых торчали, строя рожки, обглоданные чьими-то шинами еловые ветки.
- Надо развернуться. Попробуем найти нужный поворот, - Олег аккуратно стал выписывать кривые в пределах лесной дороги.
Марина проснулась окончательно. Глаза ее распахнулись в направлении движения, будто стараясь подсветить путь.
Проехав метров двести в обратном направлении, горе-путешественники увидели ответвление, которое по непонятной причине отказалось быть узнанным до того.
- Вот чудеса! – прищелкнул языком водитель, - И где оно было раньше?
Пять минут езды по найденной дороге завершились созерцанием обширной площадки, разъезженной тракторами, границей которой был обрыв.
- Та-ак! – протянул недовольно Олег.
- Да, не бери в голову, - попыталась сыграть беспечность Марина.
Олег молча засопел, разворачивая машину во второй раз. Где-то в глубине за шаровой молнией обостренного внимания замерцал красным огоньком предупредительный огонек испуга. Ночь пододвигалась плотнее и плотнее к машине с каждым оборотом колес.
Опять дорога, с которой нужно найти правильный съезд. Ребята снова едут в направлении к исходной точке.
- А мы, вроде бы, не так далеко плелись по грунтовке, - нахмурилась Марина.
- Просто мы ехали быстрее. Не так темно было, - предпринял попытку успокоить ее Олег.
Впереди дорога стала сужаться и постепенно заворачивать в сторону. Движение по кривой растянулось, и, казалось, что они уже должны бы были замкнуть круг. Неожиданно между деревьями мелькнул электрический свет.
- Смотри. Дом, вроде бы, - Олег стал неуверенно притормаживать.
- Давай зайдем, спросим дорогу, - Марина выпрямилась на сиденье, заглядывая вопросительно в глаза мужчине.
- Подходящее время, - он присмотрелся к циферблату своих часов, - Это мы уже три часа поисками заняты? Одиннадцать почти.
- Ну, не откажут же они заблудившимся путникам. Да и свет горит. Не спят, значит, - голос Марины был настойчив.
- Хорошо.
Дорога извернулась кокетливой гадюкой… И минуту назад поманивший уют отнял свой свет обратно. Никакого дома и никаких окон за поворотом не было. Растерянность. Выпучивание глаз в темноту. Только лес. Густая пустота ночи.
- ? – Олег смотрел на девушку, брови его вскинулись на лоб.
Марина молчала, отвечая тем же изумлением.
Они вышли из машины, попытались сделать по несколько шагов то в одну, то в другую сторону, надеясь, конечно, что свет заслонила ветка. Объемная чернота, не признающаяся в истинном количестве своих измерений, всасывала зрачки путешественников. В самой глубине сознания обозначились неприятные вибрации. Вдоль позвоночника посыпался ледяной песок, теребя напрягшиеся волоски кожи.
- Надо искать, где мы ошиблись. Не отчаивайся, - мужчина постарался оправдать свой пол.
- В сон клонит, - отозвалась Марина, - вроде бы и уставать не от чего, а морит.
- Поедем, сделаем еще попытку, - открыл ей дверцу Олег.
Осторожный медленный разворот, и снова напряженное вглядывание в темноту, неохотно открывающую свои секреты под светом фар. Рытвины сменялись ручьями, чаща топырила наклонившиеся стволы в узкое пространство коридора дороги. Несколько раз путь двоился и даже троился развилками. Олег зашоренно двигался взглядом по оси проезжей части, мнимые тени с боков тщетно надеялись препятствовать езде. Поиск превратился в самоцель. Давно уже следовало понять, что маршрут потерян напрочь. Монотонное кряхтение двигателя и столь же монотонное раскачивание на ухабах начали постепенно подзывать сон. Олег то и дело тряс головой и промаргивал глаза, Марина же, устав от бессодержательного созерцания ночи, обмякла и незаметно сползла в иную реальность. Она плыла в пухлых мягких струях синего ветра, верхушки сосен щекотали ее разум, время утратило равномерную поступательность, спотыкаясь неестественно плавно и отказываясь отмерять существование.
- Бессмысленно. Утром надо искать, - шепотом рассуждал с собой наедине Олег.
Краем глаза он уже заметил, что Марина заснула. Бесполезность поиска стала ясна давно, однако, Олег старался уговорить себя, поскольку где-то в глубине сознания шорох инстинктов не давал остановиться. Настырный, хоть и молчаливый пока, насекомоподобный зародыш страха царапался тощими лапками во все стороны.
Машина выехала на очередную поляну. Пушистый шар ее поверхности ниспадал куда-то во тьму, и вдалеке поигрывала светлячками водяной ряби то ли река, то ли озеро. Олег остановил машину. Продолжать движение было нелепо, да и пару раз уже он судорожно ловил себя на том, что падает в сон. Выключив фары и выйдя из замкнутого коробка своего автомобиля, он втянул влажный воздух и сделал попытку расслабиться.
«Все равно, ночевать придется в машине. Запремся от зверья, а утром определимся», - подумал Олег.
Усталость стискивала шею, в глазах плыли разноцветьем абстрактные формы. Не дело в таком состоянии что-либо предпринимать. Сломленный путник повернулся к краю опушки…
Блик стекла. Окно? Если бы светила луна… Вроде бы, крыша. Неужели дом?
Рядом совсем. Шагов сто. Прилив сил всколыхнулся и позволил напрячь мышцы. То, что так вожделелось последние часы, вот оно. Даже не верится. Не галлюцинация?.. Контуры строения стали предъявлять себя отчетливее. Глаза привыкли к темноте.
Тихонько прикрыв дверь машины, Олег двинулся в сторону дома, оглядываясь через каждые пять шагов, словно сохраняя зыбкую нить, позволяющую контролировать ситуацию и оберегать свою женщину в этой пугающей, строящей козни ночи. Он же мужчина.
Эта мысль впрыснула дозу адреналина. Мужчина настойчивее двинулся к искомой цели.
«Точно. Дом. Обитаем ли?», - отрывки мыслей метались в голове Олега, - «Да, и ладно. Если нет никого, сами устроимся как-нибудь. Все-таки крыша. Да хоть на крыльце. А может быть, там открыто…»
Остановившись внезапно в трех шагах от калитки, он развернулся, будто опомнившись, будто, будучи окликнут, и помчался к машине.
Марину пришлось бережно вынести на руках. Сон окончательно поглотил ее.
Повторный путь к чудесному своим появлением дому был короче. Изба словно придвинулась, зазывая к себе. Так вожделенна она была, такой покой, венчающий собой мытарства, сулила… На задней стенке черепа, конечно, скребла обгрызенными ногтями тревога. Мнительность. Стремительный перебор картинок. Мгновенных. Вытесняющих одна другую. Извращенных. Аляповато ярких, деформированных, свивающих замысловатую череду кошмаров. Кошмаров осязаемых, реальных. Ноги подкашивались. Но исступленная тяга в сон и надежда-долгожительница разгоняли назойливый рой сомнений.
Стучать не понадобилось. Дверь открыли удивительно быстро. Впечатление было, что пожилая женщина ждала их прихода в сенях.
На пожелание доброй ночи и путанные извинения она в ответ кивнула, махнула рукой и молча развернулась, как бы зовя за собой вглубь дома.
Слабо освещенные интерьеры отвлекли. Следуя за хозяйкой, с Мариной на руках, Олег поворачивал голову вправо и влево, дивясь нелепому неуместному убранству избы. И избой то ее нельзя было на самом деле назвать. Из прихожей они попали в высокий двусветный зал, вверху которого сливались с сумраком стропила. Стены расположились друг к другу под странными углами. А в центре, если у помещения вообще был центр, громоздился глыбой утративший под сажей свой истинный цвет камин. Он здесь был главный. По стенам задиристо тявкали сомнительные в своей привлекательности дешевые картинки, да топырили остов стыдливые непомерной длины рога. Камин же стоял основательно, непробиваемо спокойно и даже брезгливо, словно будучи уверен в своей безнаказанности по причине более, чем неприличных, размеров. Чей болезненный и невоспитанный разум мог породить такое чудо, было неясно. Но главная странность камина, которая сразу и не давала опомниться, заключалась в том, что, обходя его вокруг, ты перемещался как бы вопреки любым законам геометрии. Зал словно норовил трансформироваться, изменив размеры и положение перегородок. Да еще эта немыслимая стена из зеркал, установленных прямо на пол и блудливо секретничающих вверху во тьме мимолетными бликами… И наточенный блеск топора, отдыхающего до поры перед каминным жерлом.
Однако, Олегу было не особенно до исследования архитектурных изысков. Споткнувшись, он поспешил за движущейся в темноту коридоров спиной женщины.
Немая, а может быть, просто скупая на слова, хозяйка привела нечаянных гостей в небольшую комнату и плавно повела рукой в сторону громадной кровати с пирамидой подушек. В ответ на «спасибо» она чуть наклонила голову, и в глазах ее Олегу почудился не уместный и не по возрасту игривый шальной огонек. Так же молча, даже не возмущая тишину звуком шагов, она удалилась. Плавно. Струясь по коридорам, как сгусток заполняющего его воздуха.
Олег еще раз поблагодарил ее в удаляющуюся спину и притворил дверь. Дверь была толстая, слаженная безымянным мастером из дуба, некогда, возможно, простиравшего мускулистые ветви подобно крыльям вокруг коренастого ствола. Несмотря на массивность, дверь ходила беззвучно. Глядя на нее, возникало ощущение бестелесности этого тяжелого элемента.
Олег бережно опустил Марину на кровать, раздел ее трепетно и осторожно извлек из-под нее одеяло, чтобы укрыть. Она все так же невозмутимо спала. Без тревог. Спутнику же ее и телохранителю тревоги подспудно впивались рыболовными крючками под кожу и под мысли. Тем не менее, сон, приманенный странными их приключениями, звал настойчиво.
«Одну сигаретку выкурю и – спать», - дал себе установку Олег. Он на цыпочках повторил в обратном порядке траекторию их прихода и блаженно затянулся на крыльце. Насладительный процесс курения оказался скомкан. Было слишком беспокойно, чтобы позволить себе окунуться в табачный букет. Причем, беспокойство имело характер неопределенности, беспричинности, отчего становилось лишь хуже, и шансы унять бестолковую дрожь равнялись нулю.
Окурок брошен. Затоптан. Дверь открылась без скрипа.
«???», - Олег оторопел. Спутал двери? Невозможно. Не на то крыльцо вышел курить? Где зал с камином? Маленькая прихожая, за ней коридор, поворот, коридор. Размышлять над чудесами… Не до чудес… Марина! Скорее к ней. Страх внезапно обжег льдом где-то под коленками. Ладони в испарине. Вдох – выдох, вдох – выдох. Пыхтеть насосом так несуразно, но не о том мысли. Распахнул дверь в спальню так, что вакуум присвистнул.
Осел мешком на пол. «Ух…х!». Протяжно так, увесисто. Все в порядке. Вот Марина спит. Переутомление гораздо на выдумки.
«Хватит видений, хватит опасений. Все. Крыша над головой. Завтра разберемся. Спать», - Олег ткнул пальцем в выключатель.
Туша сна навалилась удушливо. Беспамятство чередовалось с обнаружением взмокших простыней. Временами над головой шумел суетливой листвой лес. Рыхлая мутная и такая ватообразная ткань анабиоза перфорировалась неожиданными каплями дождя, не понятно, как приносимыми в помещение. То скрипы, естественные для деревянного дома, мнились скрипами сучьев, а то подушка, взбеленившись неожиданно, прорастала мхом.
Сон уводил в горячечные миры, неистово щетинившиеся фантазиями. Но созидательность его коверкала мироощущение и бессовестно топтала человеческие добродетели. Прогулка по лесу оборачивалась паническим бегством от лавины синего жидкого стекла, сминающего деревья. Падение на песок приносило ощущение падения в пропасть, и песок вытекал в отверстие в полу, а за ним в удивительной прозрачности морских глубин перемещались причудливые механизмы невиданных размеров, и рассеивали вокруг себя чернильные облака, отчего все пространство стремительно погружалось во мрак. И только птицы беспечно и оптимистично высвистывали одним им доступные для понимания фразы.
Как память имеет свойства образовывать провалы, так и сон порой страдает этим недугом.
Олег оглянулся по сторонам. Стены на месте. Кровать на месте. Лес на месте. Лес ощутим, а может быть, и зрим через стены.
- Марина?! – он сел мучительно вслушиваясь в ночь.
Босые ноги – на пол. Шаг, шаг…
«Где же она?»
Была ли дверь, был ли коридор? Комнаты, залы, закутки слились воедино. Олег скорее почувствовал дыханием, чем увидел, что очередная комната на пути его поисков просторнее прежней. Мелкие пространства и коридоры не вызывали клаустрофобию, но внезапно стало легче дышать. Тревога же от этого не утихла.
Вязкая чернота помещения, казалось, скрывала в своих недрах зловещие тайны. Она была многомерна, недоступна для понимания существ из мира более плоского. Ночь лишала зрения. Иногда Олег предпочитал двигаться с закрытыми глазами, так подсознание его чувствовало себя комфортнее. Слишком уж непривычно видеть мрак, смотреть в него, используя глаза безрезультатно.
Наконец, разделенный на клетки ультрамариновый прямоугольник окна дал возможность хоть какой-то координации. Вздоха облегчения не вырвалось, было просто не до разбора чувств. Знакомый абрис спины и левой руки унял частое биение его сердца, адреналина поубавилось.
- Марина, - позвал Олег.
Поворот головы, и отсвет луны прорисовал профиль. Олега словно отбросило взрывной волной. Воплю ужаса не хватило сил прорваться наружу. Голосовые связки свело судорогой. И вдох получился невнятный.
Старуха!!!
Лицо скорее угадывалось, если это было лицом. Хохоток, подобный сухому кашлю, прострелил пространство. Воздух комнаты охватило вращение, а затем скрежетом старой лестницы помещение раскололось, как сухой ствол, расщепленный молнией. В панике Олег метнулся прочь. Конечно, назад, туда, где коридор уже был исследован слепыми шагами. Но откуда взялась стеклянная стена? Толстенное стекло. Свет рассеивался в его массиве. Фиолетовый с хищно-красным отливом на невнятных прожилках, пульсирующих в недрах прозрачного монолита.
Назад. Теперь белый свет, как агония горящего магния, втыкался в лицо. Он светил в упор. Комната развернулась. Черно-белые фотографии. Слайд-шоу черно-белых фотографий. Старуха теперь, казалось, забыла про Олега и занялась собой. Ее охватил экстаз. Она танцевала. Плавно. Невесомо. Полупрозрачная ее рубашка кружилась вокруг тела, скорее распеленывая его наготу, чем прикрывая. Она игриво задрала подол, обнажив дряблые костистые ноги, обернутые не кожей – мятой бумагой, очень сухой и ломкой. Ягодицы отвисли полупустыми мешками, содержимое которых съежилось, будучи забыто обладательницей. Рубашка парила над острыми готическими шпилями тазовых костей. Живот был черен, а в промежности мокрыми тряпками болтались неестественно длинные половые губы. Развеваясь. Но странно. Сквозь омерзение и позывы тошноты Олег необъяснимо для себя почувствовал болезненное возбуждение.
Однако, испуг, животный горячечный страх, затмил остальные эмоции. Он резко развернулся и начал бег. Бег оборвался ударом о невидимую в темноте преграду. Боль фейерверком саданула в мозг, и без того воспаленный. Он почувствовал свободное падение. Возникшая невесомость успокаивала, уносила прочь. Время выбыло из игры. Парение оказалось растяжимо. Новая реальность была теплой. Теплой была ткань, расположившаяся над всем телом Олега. Теплой и влажной. Его пробил пот. Руки и ноги затекли и парили отдельно от управляемой части тела. Следовало их размять.
Олег развернулся на сто восемьдесят градусов вокруг своей оси, не изменяя горизонтального положения. У стены спиной к нему мирно спала Марина. Как только рука приобрела чувствительность, Олег коснулся подруги. Теплая. Реальная.
Угораздило же лечь неудобно!
Сон снова мягко и ненавязчиво заструился вокруг темени.
Все. Все хорошо.
Сон. Ласковый злыдень. Предательски ласковый. Обманчиво заботлив, смущенно, но лукаво улыбчив. Текуч. Сверхъестественная проникающая способность. Сочится сквозь плоть, капиллярно всасывается в мякоть мозга. Молниеносно изменчивый, бессовестно липкий, глубокий и не признающий границ дозволенного.
Марина пошевелилась и протяжно сладко отметилась музыкой зевоты. Стон неги. Выгиб спины приглашал к нежности. Олег обвил ее руками, осторожно прижал к себе. Не проснувшись еще окончательно, женщина начала медленно раскрываться цветком. Она источала терпкий тропический аромат, не обоняемый, а ощущаемый всей поверхностью грешного тела, каждым волоском и каждой клеткой. Волны завораживающего жара и притягающего незримого излучения распространялись, изкривляя и вибрируя воздух ночи. Сон отступил на пол шага. В недрах мужчины затлел уголек, возгоняя свой окрас от бордового к апельсиново-раскаленному. Напряжение изнутри прорастало к конечностям. Мерное гудение сокрытого источника бурь нагнеталось, освобождая звериный рык. Неуемный. Руки его пальцами заветвились по женскому телу, жадно собирая в пригоршни дрожь. Губы из танца бабочки скоро оказались вовлечены в полный анархии разгул сверкающей жадности. От коленей и вверх – к животу. Пальцы бежали вперед. Теплая, горячая, с ума сводящая нежность. Горячая и липкая…
Стоп! Где? Что случилось? В ребрах пальцы стали тонуть в распадающейся скользкой массе. На языке внезапно сконцентрировался жесткий вкус железной окалины. Кровь! Аромат, еще секунду назад увлекавший спелостью агавы, сгустился, трансформируясь в миазмы гниения.
- Старуха!!!
Пружина инстинкта самосохранения отбросила Олега на пол. Бег на коленях. Суетные попытки задействовать ноги целиком. Стены… Стены… Ну где же этот чертов зал? Зал, ведущий наружу…
Перестав соображать, Олег бросился в ближайший проем. Коридор избил его стенами, мчаться по прямой было невозможно. В темных закоулках чужого до безобразия дома полы были, как будто кем-то специально загромождены. Злокозненно. Цепкие к ногам тряпки, коробки с твердыми острыми гранями, даже непонятного назначения палки кидались из углов, издеваясь и насмехаясь. И совершенно вроде невозможными внутри дома, но поразительно цепкими были колючие ветки кустов, разнузданной толпой рвущиеся к насилию.
Крепкие мужские ноги бегущего теряли свою крепость и вместо того, чтобы нести своего обладателя, сминались подобно раскормленным ленивым червям. Грохот собственных шагов оглушал. Дыхание истерично терзало уши. Бег остановила стена. Тупик. Олег уперся руками перед собой и замер, судорожно между вдохами сглатывая вкус окалины.
В доме стояла противоестественная тишина. Никто его не преследовал. Никто не перемещался ни близко, ни далеко. Сквозь звон в ушах почудились аплодисменты лесной листвы.
«Где же Марина?», - сознание коротко укорило себя за панику, - «Ее найти надо. А вдруг она в опасности?»
Дальнейшее движение было осторожной разведкой. Крадучись, Олег совершал каждый шаг, словно боясь вступить на змею. Слух воспалился. Напряженное внимание обернулось давящей болью в висках. Шаг. Шаг. Остановка. Глаза вылезали из орбит в направлении поиска. Уши тянулись в стороны. Если бы не осязание и тяжесть в стопах, вокруг воцарился бы космос. Два основных чувства восприятия оказались отрезаны. Шаг. Шаг. Ша…
Пол пропал. Но падения не последовало. Что-то мягкое, вязкое с обманчивой нежностью обнимало ноги, не давая нормально ступать. Олег выбрался назад.
«Куда же идти?»
Слева угловым зрением он ухватил оттенок более светлый, чем вся окружающая чернота. Стены нет. Сюда. Удалось сделать пять быстрых суетных шагов, как его отбросило в сторону неразличимой увесистой массой. Спина впечаталась в стену, и со стены посыпались на пол какие-то железки.
Вот он, камин. Поприветствовал…
Несколько мгновений смятения.
«Надо обойти его», - Олег руками стал ощупывать каменную громаду в поисках края, угла, поворота. Чье-то хрипловатое дыхание и опять этот смех-треск – «Какого черта?!» Чувствуя спиной ухмылку мрака, наполненного еще теми сюрпризами, мужчина ускорил шаг. Вот поворот, опять каминная шершавая плоскость, еще поворот…
Ноги остановил какой-то предмет, или Олег просто споткнулся, но тело его беспомощно двинулось носом вперед к полу. Падение прервалось ударом во что-то мягкое, сокрытое тряпьем и источающее несвежий запах. К плечам присосались руки о десяти пальцах. Олег еще падал, а возникшие ниоткуда руки уже тянули его в чужое пространство, в злобный задыхающийся самим собой мрак.
«Это опять она!!!???»
Это была плоть, неуправляемо расползающаяся во все стороны, но восхитительно алчная. Восхитительно до омерзения. Это была плоть сверхъестественно подлая, незваная, но бесцеремонно требовательная.
Олег, словно удушаемый, ловил воздух ртом. Он все еще пребывал в падении, утрачивая с каждым мгновением ориентацию все больше и больше. Он все еще падал, а ему казалось, что его волокут за шиворот по камням и древесным обломкам, и мощь насильничающая непреодолима. Глаза разъедали слезы, так неуместно и так предательски унижающие его.
Запах гари, запах пыли и плесени слились в дрянную обонятельную симфонию, полную диссонансов и откровенной фальши.
Падение распределилось во времени... Но конец ему все-таки наступил. Зловещая возня оборвалась жестким ударом об пол и стальным лязгом подскочившего с поленьев в испуге топора. Сквозь остервенелое бессилие, отплевываясь мнимой кровью, разжиженной потом, Олег вдруг ощутил упрямую крепость в руках и ногах. Вдруг! Топор услужливо втиснул свою рукоять в ладонь и взметнулся с нею вверх.
- Старуха-а-а!!! – заорал, скаля по-звериному зубы, Олег.
Топор рассек воздух, и в тишине словно лопнул наполненный водой резиновый мяч, издав жалкий чавкающий звук. Хруст, поддакнувший ему, был коротким щелчком. Острое ржавое лезвие поглотила мякоть. Только мякоть способна была так чмокнуть. Действие уже прервалось, но за первым ударом Олег нанес и второй, и третий. Он молотил, всхлипывая всеми легкими, ревя и хрипя. Он махал придурочной железякой, не контролируя свои движения. Это была двигательная истерика, пьяно поющая, вторя истерике эмоциональной. Хлоп, чавк, чмок… Под удары необдуманно попадали и совершенно непричастные предметы. Вакханалия утратившей свою сущность самозащиты правила кровавой суетой. И вновь, и вновь. Вколачивая невидимые гвозди, бесцельно доказывая способность сопротивления…
Все так же кашляя и подвывая, после очередного удара, не сделав паузы, Олег вдруг бросил топор и, развернувшись, со всех ног бросился прочь.
Снова закоулки коридоров и дверные косяки избили его нещадно. Он втыкался в стены, суетился ногами в хламе, разбросанном повсюду, ломал стулья, назойливые кусты и тонкие перегородки. Заплетаясь в собственных конечностях, несчастный, наконец, ворвался в очередное тесное помещение, и на голову ему обрушились штабеля мусора, обрезков тканей, достаточно больших, чтобы в них запутаться, тазы, палки и даже, как показалось ему, камни. Последнее, что Олег запомнил, это круглое, очень круглое, до глумящегося над ним совершенства круглое бревно, накрывшее тело страдальца. Разноцветные концентрические круги от переносицы бросились врассыпную, и лазерное шоу боли тут же оборвалось тьмой.

Белесое с сиреневым оттенком свечение сквозь сомкнутые веки прогнало беспамятство. Открыв глаза, Олег был ошеломлен рябью света, заполонившей свод над ним. Свод неба. Лес шумел восторженно и безучастно. Он жил своей жизнью. Что бы не происходило в его чащах, его не волновало. Драмы и трагедии, коим он служил сценой, не будоражили его величественного чрева. Изменчивый лабиринт, свитый древесными стволами, двигался в иных временных законах и не склонен был наблюдать за суетой. Могло ли то, что кто-то кого-то сожрал в вязи корней или просто упал в яму, повлиять на созревание годовых колец? Вряд ли. Лес не был толстокож, бесчувствен или циничен. Он был просто сам по себе. И беспечное виляние листьями не выражало даже насмешку.
Но Олег оскорбился в глубине души. На долю секунды. И тут же гордыню смело ужасом, щетинистым ощущением свершившейся трагедии. Еще не осознанной, но необратимой. Еще не раскрывшей своей сути. Предчувствие. Но предчувствие, от которого спина моментально взмокла. Попытку вскочить пресекла резкая боль во всем теле. Только теперь Олег рассмотрел, где находится. Он лежал на шишковатом сооружении из пней, коряг и камней, сформированной каким-то злобным и желчным творцом. Вокруг, насколько хватало глаз, статично куражился бурелом. Неясно было, как вообще Олег пробрался сюда. Изрядным напряжением воли и сухожилий он преодолел притяжение. Ноги к счастью оказались целы. Синяками и ссадинами исчерпывались последствия странного бессознательного маршрута.
Расследовать события, приведшие его в самые дебри, было некогда. Правда, полная растерянность и заторможенность еще владели рассудком.
«Марина!..» - скиталец завертел головой, растопырив руки, словно в поиске опоры. Как далеко он от ночного пристанища? Куда бежать?
И тут тонким ручейком в прохудившийся разум, едким и клейким, начали сочиться отрывочные картинки из неохотно оттаивающей памяти. Пальцы раскинутых рук безотчетно заскребли воздух, колени ослабли, и дрожь неистово завладела всем телом, а лицо заблестело испариной. Сумбурный коллаж покрываемых тьмою неясных кадров издевательски запестрел в мозгу. Коридоры, камин, бег по комнатам, Марина, старуха, топор, кровь, мрак… Олег закивал туловищем, следуя взмахам топора в памяти. Глаза были открыты, но взгляд обращен внутрь. И внезапно также невероятно, как в ночи он ворвался в рваный клочками лес, Олег метнулся сквозь нагромождение бревен и острых каменьев прочь. Бег его был похож на вереницу прыжков со связанными ногами. Он падал, чудом избегая рваных ран, он устремлялся вперед верхней частью своего я, оставляя ступни погибать в прожитом уже пятачке пространства. Истерично глотая комки вдруг ставшего вязким воздуха, выплевывая в мир звериные ноты, мужчина буравил лес. И лес отступал.
Сплетение хулиганских волокон непролазного естества завершилось ВДРУГ. Залитая солнцем поляна подмигнула далеким озером и тут же разыгралась переливами света, запанибратски стараясь вовлечь незнакомца в свои радости. Неуместные. Олег застыл в боевой стойке вепря. Изорванный вдрызг, но готовый драться, не ясно с кем.
«Дом. Дом. Где? Вчерашний…», - мысли дробились почти по слогам. «Марина», - голова его совершала броски влево и вправо. Кто-то гнался за ним? Что-то гналось? Кому оторвать башку? Что вообще происходит?
Нет, думать в ритме несуразного бега, ловить баланс, падая то и дело, нельзя. Собраться с мыслями… Олег неожиданно зацепился взглядом за опушку, явившую признаки человека.
- Марина! – несломленный герой на подкосившихся ногах ринулся штурмовать поляну.
Из волосящихся ветками зарослей вышли двое мужчин с посохами и с пока еще пустыми корзинами.
- Где? Где здесь дом? Такой странный. Черный. Старуха там живет… -  без всякого приветствия обрушился на грибников Олег.
- Парень, ты пьян что ли? – с незлой усмешкой ответил один из путников, но поняв, что встречный оборванец не шутит, посерьезнел, – да тут отродясь домов не было. До ближайшей деревни километров десять.
- Нет, не деревня. Один дом. Отдельный. Один. У поляны, - Олег сбивчиво пыхтел.
Мужчины смотрели на него оторопев, не зная, что ответить.
- С рождения тут живем, - наконец, сказал тот же, что и в начале, - никогда не было домов в этом лесу. Поди, приснилось. Привиделось.
Они двинулись своей дорогой, оставив Олега стоять с открытым ртом.
- Да, - обернулся вдруг второй грибник, - на соседней поляне, вот там, машина какая-то стоит. Не Ваша? А дома здесь нет. Нет дома, - он уже отвернулся и договаривал фразу себе под нос.
Олег понесся в ту сторону, куда мужик махнул рукой. Вот край поляны. Перелесок короткий. Следующая поляна. Истерзанный, но не побежденный, он издалека увидел свою машину, и словно порывом мощного ветра надежда-игрунья подкинула его вперед, наделив крыльями. Да, вот же… Тут все и было.
Герой исследовал всю территорию. Он троекратно повторил круг, старался высмотреть строение и от машины, и под всеми разумными и несуразными углами. Он раздвигал ветви руками и готов был, если придется, вырубить весь прилегающий лес. Но дом так и не явился взору.
Олег дальше погрузился в каверзно пульсирующие заросли. Трава вытоптана местами. Но кем? Это ничего не дает.
- Марина, - голос сам прорвался, зондируя мерное шипение листьев. Постепенно зов перешел на фортиссимо, - Марина! Марина! Ты где?
Олег то звал, доводя себя до исступления и срываясь на хрип, то умолкал, проникая в чащу ушами. Ничего. Кроме леса, который не внимал его горю и не стремился открыть завесу сокрытых в нем тайн.
Потерянный и скулящий котенком путник несколько раз падал, и с падениями все больше терял веру и вместе с ней ощущение реальности и себя самого. Он брел вне времени, нарезая круги по буграм и канавам, утирая рукавом нос и пытаясь фокусировать взгляд через жидкие линзы слез, упрямо сочащихся вопреки мужеству.
Коряга в компании с ползучими травами нагло сплела ему ноги. Олег упал... Прямо перед глазами в мокром курчавом мху затаился топор. Тот самый. На отточенной с тщанием металлической части, да и на лакированной поверхности рукояти зловеще и маниакально-аппетитно алела кровь. Липкий человеческий сироп, не успевший еще сменить окрас, но заинтересовавший уже летучую, ползучую и кусачую мелочь.
Олег стал подниматься, упираясь взглядом в гипнотизирующий предмет. Он засеменил глазами по сторонам, пока их суету не пресек исполинских размеров камень, гнетущий суровостью, с разверстым в сторону древесной толпы жерлом необъяснимого происхождения. Как топка печи или камина… Обходя его вокруг, он перемещался как бы вопреки законам геометрии. Лес словно норовил трансформироваться, изменяя размеры и положение вековых стволов. Напротив валуна у растопыренных пальцами корней сосны метало искры света разбитое вдребезги громадное зеркало.
У основания презрительно дыбящегося каменного колосса в буйной траве, этой лесной челяди, хамски цепляющей ноги прохожего, лежал, лишенный надежды на узнавание, сияющий белизной на неистово алом фоне труп женщины. Избежавшие уродливой вакханалии части являли гладкостью кожи ее вполне еще юный возраст.