Молчание

- А чего он здесь стоит Митрич? Замер как истукан какой, молчит. 
– Тебе-то чего? Стоит, значит надо. 
– Так дождь идёт. Шёл бы порадовался со всеми остальными. Победа же! 
– Кхек… победа. Это ты прав, Ваня. 
– А что я не так сказал? 
– Всё так. Просто… некоторые слишком большую цену заплатили за эту победу. 
– Погиб у него кто-то да? 
– У всех у нас кто-то погиб парень. Так уж вышло. 
– Ну а чего тогда?
– Да тут понимаешь такая история…
– А как его зовут? Снайпера этого?
– Валентином родители нарекли.
– Аааа! Так это тот самый! Жнец, да! Кажется так его немцы прозвали!
– Да тихо ты, тихо Ванятка. Германцы-то любят всякие прозвища лепить, да пострашнее.
– Я тихо, тихо, но говорят, он за ночь в ноябре 1944 целую роту положил. 
– Врут, наверное. У страха глаза велики. Но вот то, что Валентин одним выстрелом в голову снял германского полковника, ехавшего в автомобиле на другом берегу реки, мне Михайлов сам рассказывал. А там расстояние поболее километра было, факт. 
– О! Верю! Ему сам Рокоссовский орден вручал, и честь отдал. А у него и так грудь вся в звёздах. Я видел.
– Ну, значит заслужил.
– Он особенный и винтовки всегда две с собой таскает. 
– Глазастый ты. 
– Ну чего смеёшься Митрич?! Так, а чего он тут стоит? 
– Да понимаешь, семья у него почти вся при эвакуации погибла. И мать с отцом и жена с ребятишками. Разбомбили поезд. Осталась только сестричка младшая – Софья. Из госпиталя выписалась, полтора годика себе приписала и на фронт. 
– Ну, ну! 
– Не торопи меня щегол, а то вообще замолчу! 
– А я ничего. 
– Так вот медсестрой она была. Старший сержант. Боевая девка. Маленькая, юркая и глазищи серые такие, аж пробирают до мурашек. Два года по дорогам войны отшагала. Сколько мужиков спасла, жуть!
– Награждали?
– Награждали. И не раз. Девка золото. Шрам мой под лопаткой помнишь?
– Ну!
– Вот тебе и ну. Она Софья. Вытащила, спасла. 
– Вот это да. Рассказывай дальше.
– Так, Валентин не знал, что она на войну подалась. Она ему писала, дескать, учится на биологическом факультете, то да сё. Ну, в общем, боялась по шее получить от старшего брата.
– Я тоже несколько месяцев приписал. Война же. 
– Это да, Ваня. Война. 
– Так он узнал? 
– Узнал. Когда полгода назад собственноручно её от германцев спас. В засаду медики попали. А он как раз из вражьего тыла возвернулся. 
– Радости было, наверное.
– Держи карман шире. Скандал. Я его в гневе никогда не видел. Он же, как камень. А тут… разволновался. Понять можно, одна она у него осталась.
– Он с такими связями, наверное, мог бы сестру и в тыл отправить.
– Мог. Но не отправил. Уломала она его как-то егоза. Наобещала с три короба.
– Ну, это они девчонки могут. И дальше что? Не молчи!
– Когда штурм Берлина-то начался. Он попросил нашего полковника на передовую её не пускать. Друзья они. Тот пообещал.
– Так его же убило в самом начале.
– Вот в том-то всё и дело. Такая мясорубка началась. Сам знаешь. Раненых гора, девчонки не справлялись и она на передовую. Ползком-ползком.
– Да не томи Митрич!
– Ещё до взятия Рейхстага, здесь на площади произошёл бой. Засели эсэсовцы тут крепко. Знали гады, что в плен их брать не будут. Лупили мы по ним из всего что было. Они в ответ.
– Это я помню. Мы с ребятами за два квартала отсюда были и то видели как дым, искры во все стороны летели и бахало всё время.
– Бахало, да. Потом снаряды и у нас и у германцев кончились. Ну, они и повылезали из всех щелей. Много их оказалась, а от нашей роты человек пятьдесят почитай осталось. Гады нас зажали вон к той арке, и высунуться не давали. Огонь из пулемётов плотно ложился. Да дождь ещё точно такой же, как сейчас хлестал.
– Страху натерпелись, поди?
– Не без этого Ваня, не без этого. Ну, так мы люди привычные. В общем, взвод разведчиков лейтенанта Михайлова ударил немцам в спину. Ну, чтобы нам помочь. С ними Софья была.
– А Жнец?
– Перестань его так называть.
– Извини Митрич. А Валентин что?
– Валентин сюда на шум-гам прибыл. Пока, он пулемётчиков да стрелков снимал, чтобы мы смогли морды от земли оторвать, его сестра вместе с михайловскими храбрецами погибла.
– А ведь мог их поддержать, прикрыть.
– Мог. Значит, выбрал не правильно... не правильно. Не правильно!
– Успокойся, успокойся дед. Ты чего? На вот платок. Ты же живой. И что потом?
– Живой. А сам Ванятка не понимаешь?
– Понимаю. Плакал небось.
– Не слезинки не проронил. Взял Софьюшку и унёс. Теперь каждый день сюда ходит. Вот на этом месте она и погибла. Эх, девка жить да жить ещё. Детей рожать.
– …понятно.
– …
– …
– Ну что Ваня пошли что ли?
– Нет, Митрич. Давай немножко ещё постоим, помолчим… вместе с ним.