Саймонд покидает дом

   Деревянная, потемневшая от дождя калитка старчески скрипнула. Саймонд осторожно опустил металлический засов на место и быстро кинул сквозь ржавые прутья ограды несколько крупных костей. Он боялся, как бы соседская овчарка не начала бегать и лаять, громыхая при этом тяжелой цепью. А такое часто происходило, если среди ночи мимо пробегала кошка или неровной поступью проходил пьяница. Но Саймонду нельзя было создавать лишний шум. Он не хотел, чтобы проснулась мать. Тогда бы план его, который он с такой тщательностью готовил целых полгода, сразу бы рухнул. Собака проводила его умными, чёрными как два уголька глазами и принялась за кости, обнажая ровный ряд острых, молочного цвета зубов.

    Саймонд застегнул куртку и бодрыми шагами двинулся к дороге. Улицу он эту знал, как своих пять пальцев, потому что жил здесь с самого рождения. Это-дом рыжеволосой Люси, которая любила подразнить его, сидя на балконе в своих розовых башмачках. Здесь живёт Пит, с которым они играли все детство, катались на лодке и мастерили из дерева рогатки, чтобы стрелять по воронам. Пит был знаменит тем, что однажды на спор прошёлся по крыше с завязанными глазами и все же упал, ободрав себе все колени и локти до крови, и сейчас из-за этого немного прихрамывал на одну ногу. А это- дом седого нелюдимого Джона, потерявшего на войне руку. К детям, однако, он был добр и даже позволял им собирать в ведра яблоки и груши, которые поспевая устилали траву душистым розово-зелёным ковром.

     Вот и сейчас, проходя мимо этого дома, Саймонд не удержался и поднял с земли два маленьких красных яблочка. Он поднёс их к губам и ощутил запах солнца, травы и ночной влаги. Есть он их не стал, потому что волнение перебивало чувство голода, и, ещё раз глубоко вдохнув, он сунул яблоки в карман куртки. Там пальцы его наткнулись на пачку долларовых купюр, туго перевязанных зеленой резинкой. Это были все его сбережения. Все честно заработные за эти полгода деньги, которые он клал после работы в серебряный портсигар-единственную вещь, которую отец оставил посла себя- и прятал под матрац. Он пару раз похлопал по пачке, и робкая улыбка радости появилась на его лице. Да, сегодня он начнёт новую жизнь. Через четыре часа прокуренный тесный джэлтовский поезд увезёт его далеко на юг, где до морского побережья будет всего час езды на машине. Там он поселиться в тесной комнатушке под самой крышей, наймётся рабочим в любую компанию и уже никто, никто не станет указывать ему как жить. Только он сам будет решать, что и как ему делать. А если кто и осмелиться встать у него на пути, ох, и неприятности же будут у того смельчака, ей богу. Саймонд сжал в кармане кулаки, и лицо его от таких мыслей невольно приобрело угрожающе-строгий, недетский вид.
Он вышел на перекрёсток и обернулся. Вокруг не было ни души, только далеко вдали, сквозь утренний мокрый туман было видно, как мигал красный от недосыпания глаз семафора.

     Было свежо летней утреней свежестью, но день намечался тёплый. Небо, голубое и чистое, как глаза двенадцатилетнего юноши, с одной стороны плавно переходило в жёлтый цвет и к горизонту розовело, как будто от смущения. Сквозь вечнозеленые высокие сосны пробивались первые золотые лучи сонного, нежного августовского солнца.

    Поезд отходил в 5:37, и у Саймонда оставалось в запасе еще двадцать минут, чтобы пройти два квартала. Если он поторопится, то до отправления успеет, уже никого не опасаясь, пару раз затянуться самокруткой.
Саймонд посмотрел вокруг пристально, пытаясь вызвать у себя хоть какие-то чувства. Но вид этот, до того знакомый и надоевший, не вызывал у него ни жалости, ни грусти.

     Он не знал ещё, что эта улица с её лужами, которые к первым заморозкам покрываются тонкой корочкой льда, с её высокими шумящими соснами и придорожными пыльными валунами, с её металлическими кривыми заборами и коричневыми деревянными крылечками, куда выходят полежать на солнце чёрные коты- что улица эта ещё не раз ему будет сниться, мучать, манить. И что даже однажды присниться мать, с ещё темными и длинными по пояс волосами. Она будет подметать низкое крыльцо их почему-то кирпичного нового дома, а потом вдруг обернётся, улыбнётся ему особенно, как тогда, когда она не уставшая и в хорошем настроении, и скажет: «ну наконец-то ты пришёл! А мы только тебя и ждали. Проходи на кухню, только отряхни сначала обувь от песка...» а Саймонд так и останется стоять там перед открытой дверью, и почему-то нога сделается тяжёлой, такой как обычно бывает во сне. И он не сможет сделать ни шага.

     Не знал он ещё и того, что через пять лет, обросший до неузнаваемости, опалённый горячим южным солнцем, так же будет стоять на этом перекрёстке и вглядываться вдаль. И что в часто поднимающейся от сбитого дыхания груди будут рождаться совсем иные чувства...

     Но сейчас единственным его желанием было уехать во что бы то ни стало, пока он молод и полон сил. Как можно дальше, прочь из этого маленького провинциального городка, практически все жители которого работают на заводе и знают друг о друге все. Где каждый день заурядно и серо похож на предыдущий… Нет, он ни в коем случае не мог здесь остаться.

     Где-то недалеко послышался шум приближающейся машины. И Саймонд, быстро развернувшись, побежал по улице к вокзалу. Он летел не оглядываясь, придерживая на бегу карманы, и пыль от песка, встревоженная его заношенными, грубыми ботинками поднималась столбом и стояла в воздухе ещё долго, переливаясь в лучах восходящего солнца.