Глава 35

В неоднократно публиковавшемся переводе М.Бологовской эта глава сокращена до нескольких строк

МЕСТЬ МОПО И УМСЛОПОГАСА

Случилось так, что в день смерти Нады, в тот самый рассветный час, я, Мопо, вернулся в крааль народа Секиры, преуспев в своей миссии: большой вождь, к которому я ходил, внимательно выслушал мои слова. Уже совсем рассвело, когда я добрался до поселка, и что же я увидел? Лишь разор и безлюдье!
– Это след Дингана, – говорил я себе, тяжело вздыхая и бродя туда-сюда по пепелищу.
Вскоре я нашел кучку людей, которые, избежав гибели, прятались в маисовых полях в опасении, что убийцы вернутся, от них я узнал всю историю. Молча слушал я их рассказ, потому что от горя, отец мой, я состарился в одночасье; я спросил только, где теперь царские убийцы. Они ответили, что не знают: солдаты поднялись на Призрачную гору вслед за Братьями и Надой-Лилей, и из леса были слышны вой волков и звуки битвы, а затем наступила тишина, и никто не видел, чтобы кто-то возвращался с горы, только стервятники весь день кружили над ней.
– Пойдем на гору и мы, – сказал я.
Поначалу они боялись идти в это проклятое место, но в конце концов последовали за мной; мы пошли по следу царских убийц и вскоре поняли, какая участь их постигла. Наконец мы дошли до каменных колен Колдуньи и увидели место великой битвы Братьев-Волков.
Все, кто принимал участие в том бою, теперь были только костями, потому что стервятники склевали всех, кроме Галаци, на груди которого лежал Смертельная Хватка – старый волк был еще жив. Я приблизился к телу, и огромный зверь поднялся на лапы и беззвучно побежал ко мне с ощетинившейся шерстью и разинутой пастью, но, истратив на это последние силы, рухнул замертво.
Я огляделся, отыскивая среди костей секиру «Виновница Стонов», и не нашел ее, и в моем сердце затеплилась надежда, что Умслопогас избежал гибели. В полном молчании мы продолжили свой путь туда, где, как мне было известно, находилась пещера. У входа в нее лежал человек. Я бросился к нему – то был Умслопогас! Исхудавший от голода, со страшной раной на виске и множеством других ран на теле, он держал в своей руке еще одну, мертвую, руку, которая была просунута через отверстие в скале. Мне был хорошо знаком силуэт этой ручки, маленькой ручки моего ребенка, Нады-Лилии.
Я склонился к груди Умслопогаса и положил на его губы пух орла. Его сердце еще трепетало, а пух слегка приподнялся.
Я попросил пришедших со мной отодвинуть камень – они сделали это с великим трудом. Когда свет проник в пещеру, мы увидели тело Нады. Ужасно исхудавшая, она, несмотря на это, осталась прекрасна даже в смерти. Я попытался услышать и ее сердце, но все было кончено, и грудь ее была холодна. Тогда я сказал: «Оставим мертвых смерти. Подумаем о живых».
Мы вернулись к Умслопогасу, и я позаботился о том, чтобы приготовить и влить ему в горло травяной отвар, я промыл его большую рану и перевязал ее целебными травами, прилагая все свое мастерство. Я хорошо знал искусство исцеления, отец мой, я был первым из всех инянга, и, если бы не мое ремесло, Умслопогас никогда бы не выжил, ибо был уже почти мертв. И все же, мне удалось вернуть его к жизни, как раньше на этом самом месте удалось это Галаци-Волку. Через три дня он заговорил, но, раньше чем чувства вернулись к нему, я приказал пробить в полу пещеры большую яму. В ней я похоронил Наду, дочь мою, мы забросали ее лилиями, а затем закрыли могилу, потому что я не хотел, чтобы Умслопогас видел ее мертвой – он мог умереть от этого зрелища, от желания последовать за ней.
Там же, в пещере, я похоронил и Галаци-Волка, вложив в его руку «Стража Брода», и там они оба уснули, наконец, как друзья, – Лилия и Волк рядом. Ах! когда еще появятся на земле другой такой воин и другая такая девушка?
Итак, на третий день Умспопогас заговорил, позвав Наду. Я указал на землю, и он все вспомнил и все понял. После этого силы стали медленно возвращаться к Умслопогасу, а дыра в его черепе начала зарастать. Только волосы его теперь были седыми, и он почти не улыбался, став еще более мрачным и суровым, чем раньше.
Вскоре мы узнали всю правду о Зините, потому что все женщины и дети вернулись в поселок племени Секиры, и только Зинита и дети Умслопогаса не вернулись. Чуть позже мой шпион добрался до меня с Махлабатина и рассказал о конце Зиниты и о бегстве Дингана от буров.
Когда Умслопогас совершенно выздоровел, я стал расспрашивать его, желая знать, следует ли мне продолжать хлопоты, чтобы сделать его царем всей страны. Но Умслопогас только покачал головой, сердце его более не лежало к этому делу. Ему по-прежнему хотелось уничтожить царя, но он более не желал занять его место, и жаждал только мщения. Я отвечал, что и сам хочу мстить и что вдвоем мы, может быть, достигнем цели.
***
Ну, отец мой, мне есть еще что рассказать, но должен ли я говорить? Снег растаял, ваш скот найден там, куда я и указал, и вы можете уйти. Уйду вскоре и я, но мой путь более дальний.
***
Что ж, слушай, отец мой, я буду краток. Мне пришло в голову натравить на Дингана Панду. Для такого случая я и спасал до этого его жизнь. После бойни у Кровавой реки Динган позвал Панду на охоту. Тогда я отправился в крааль Панды на Нижнюю Тугелу, а со мной и Умслопогас. Я предупредил Панду, что он не должен идти на эту охоту, потому что он сам будет там дичью. Я дал совет Панде бежать вместе со своими приверженцами в Наталь. Он последовал моему совету, а я вступил в переговоры с бурами, в частности с одним буром, по имени Унгалункулу или Длинная Рука. Я убедил буров, что Динган коварен и не заслуживает доверия, а Панда человек добрый и верный. Дело окончилось тем, что буры, объединившись с Пандой, объявили войну Дингану. Выходит, это я начал ту войну, и только ради того, чтобы отомстить Дингану. Вот так, отец мой, малое дело влечет за собой великое.
Принимали ли мы участие в большой битве при Магонго? Да, отец мой, мы были там. Когда воины Дингана отбросили нас назад и все казалось потерянным, именно я подал мысль Нонгалаце, нашему воеводе, сделать вид, что он бросает буров в атаку, в то время как амабооны не принимали участия в схватке, предоставляя драться нам, Черному народу. Умслопогас с секирой в руке пробился сквозь один из полков Дингана, добрался до Унгалункулу, бурского командира и крикнул ему, чтобы он с фланга окружил Дингана.
Это и решило исход битвы, отец мой: они побоялись сражаться одновременно с белым и черным полками. Они бежали, мы преследовали и убивали их, и Динган перестал быть царем. Да, царем он больше не был, но все еще был жив, и наша месть не была завершена. Поэтому мы пошли к командиру буров и к Панде и говорили с ними. Мы сказали:
– Мы хорошо вам помогли, мы сражались за вас и тем обеспечили вашу победу. Теперь вы исполните нашу просьбу, помогите нам преследовать Дингана, который сбежал, и убить его, когда найдем, ибо он поступил с нами дурно, и мы должны отомстить.
Тогда белый командир и Панда улыбнулись и сказали:
– Идите, и да сопутствует вам успех в ваших поисках. Ничто нас так не порадует, как новость, что Динган мертв.
И они дали нам людей. И мы преследовали царя неделю за неделей, как люди преследуют раненого буйвола. Мы преследовали его до джунглей Умфалоци и сквозь них. Но он отчаянно убегал, потому что знал, что за мстители идут по его следу. На некоторое время мы потеряли его. Затем мы узнали, что он пересек Понголо с несколькими людьми, которые все еще оставались ему верны. Мы последовали за ним и устроили засаду в кустах рядом с его лагерем. Наконец, нам улыбнулась удача. Динган оказался возле нас в сопровождении всего двух людей. Мы закололи его слуг и схватили его. Динган посмотрел на нас и узнал, и его колени задрожали от страха. Тогда я сказал:
– Ты помнишь те слова, которые я когда-то послал тебе, Динган, который больше не царь: что ты обрек себя, прогнав меня, потому что я посадил тебя на твой трон, и я один мог удержать тебя на нем?
Он не ответил, и я продолжил:
– Я, Мопо, сын Македамы, посадил тебя на твой трон, Динган, который был царем, и я, Мопо, стащил тебя с твоего трона, но на этом мое послание не закончилось. В нем говорилось еще, что день, когда ты снова увидишь мое лицо, будет днем твоей гибели.
Он снова не ответил. Тогда заговорил Умслопогас:
– Я – тот самый Палач, Динган, больше не царь, по следу которого ты послал убийц, многочисленных и жестоких, чтобы уничтожить народ Секиры. Где теперь твои убийцы, Динган? Прежде, чем все будет кончено, ты увидишь их.
– Убей меня и покончим с этим, – сказал Динган.
– Не сейчас, сын Сензангаконы, – отвечал Умслопогас, – и не здесь. В краале народа Секиры жила женщина, которую звали Надой-Лилией. Я был ее мужем, Динган, а Мопо был ее отцом. Но увы! Она умерла, и смерть ее тянулась три дня и три ночи. Ты увидишь то место, где она умерла и услышь эту сказку, Динган – она разорвет твое сердце. Еще там жили дети, рожденные другой женщиной, которую звали Зинитой, – маленькие дети, милые и нежные. Я был их отцом, Слон в ловушке, и ты убил их. О них ты тоже услышишь. Теперь в путь, ибо путь наш дальний!
Через два дня, отец мой, Динган сидел запертый в одиночестве в пещере на Призрачной горе. Мы так долго тащили его на гору, потому что он был тяжел, как бык. Три человека толкали его и трое других тянули за веревку, которой он был связан. Так мы тащили его, останавливаясь время от времени, чтобы показать ему кости тех, кого он послал нас убивать, и рассказать ему об этой битве.
Наконец, мы добрались до пещеры, и я отослал всех наших спутников; нам хотелось остаться наедине с Динганом. Он сел на пол в пещере, и я сказал ему, что под землей, на которой он сидит, лежат кости той самой Нады, которую он убил, и кости Галаци-Волка. После этого мы привалили камень ко входу в пещеру и оставили его с призраком Галаци и призраком Нады.
На третий день перед рассветом мы пришли за ним.
– Убейте меня! – едва вымолвил он. – Эти призраки меня замучали.
– Послушай, тень царя, – сказал я, – ты так трепещешь перед призраками двух из тысяч твоих жертв! Что же будет, когда ты встретишь их всех?
Тут Динган взмолился о пощаде.
– Милосердие тебе, гиена? – отвечал я. – Ты молишь о милости, которой сам никогда не оказывал. Верни мне мою дочь, верни этому человеку его жену и детей, тогда мы поговорим с тобой о милосердии. Выходи, трус, и умри смертью труса!
Итак, отец мой, мы дотащили его, стонущего, до расщелины в груди старой Каменной Ведьмы, той самой расщелины, где Галаци нашел кости. Там мы стояли, ожидая рассвета – того часа, когда умерла Нада. Затем мы прокричали Дингану в уши ее имя и имена детей Умслопогаса и бросили его в пропасть.
Таков был конец Дингана, отец мой, Дингана, обладавшего жестоким сердцем Чаки, но не его величием.