Мескалиновый трип Рауля Дюка

                Подарок для моей первоначальной возлюбленной и музы идеальной Диты фон Тиз
     - Можем ли мы пройти мимо такой фигуры мирового кинематографа, как Хамфри Богарт ? - глуховатым голосом привычно тихо спросил Сталин и тут же ответил, продолжая надиктовывать очередную речь к Пленуму бойко стукотящей по западающим клавишам допотопного  " Ундервуда " Стасовой, сухим голым старческим телом, посиневшим от холода, восседающей в углу каморки, где и было их лежбище. - Не можем пройти. А можем ли мы представить, товарищи, что такой величайший актер мирового кинематографа, как Хамфри Богарт, проживает и орудует в Советском Союзе ?
    Он встал у окна, неторопливо разломил пару папирос  " Герцоговина Флор ", набил трубку и повернулся к замершей Стасовой.
    - Можем. Мы - большевики и нет такой крепости, которую не смогли бы взять большевики, представить же много проще.
    Сталин неожиданно вспомнил последний визит Бехтерева и уставился немигающими желтыми глазами в середину лба Стасовой. Медленно и плавно повел сухой рукой перед ее искаженной от восторга физиономией, еле слышно жужжа на почти недоступных человеческому восприятию дельфиньих волнах гипнотизма, исполняя заветы Бехтерева наглядно. Стасова икнула, тряся обвисшей старушечьей грудью, закатила зрачки и заколотила по клавишам, а вождь, лукаво и мудро ухмыляясь в густые прокуренные усы, аккуратно встал за ее широким плечом, читая про себя стремительно вылетающие по листу буквы, хитроумно слагая их в фразы, будучи приучен такой хитрости диалектическим материализмом.
    - Стой, сука, - страшно захрипел вождь, вычитывая лишь одно - единственное слово, густо испещрившее белую бумагу. - Ты ж из Кубрика херачишь, лошадь.
    Гипнотические чары развеялись и Стасова всхлипнула, пораженно шевеля побелевшими губами.
    - Редрам, редрам ...
    - А я об чем ? - хлопнул ее вождь по спине. - Там Николсон. Так, - указал Сталин, выдергивая лист из каретки пишмашинки, сминая его и выбрасывая в манду всех революций.
    - Кощунство, - заметил патриарх Сергий из темного угла каморки. - Брешко - Брешковская не Толокно ни хера.
    - Да и ты не Гундяев, - отрубил Сталин, меря каморку шагами. - С новой строки, - снова принялся он диктовать, - Лев Кассиль. Как это нет биографии ?
    - Ой, вот тока не надо опять Шарапова, - вновь влез в густеющую маразмом ситуацию патриарх, пристукивая посохом по полу, на котором Налбандяном был изображен мумифицированный Ленин, покойно и строго лежащий в хрустальном гробу, даже не подозревая, что через много лет шикарная брюнетка смастырит фотосессию из Белоснежки, прямо сплагиатив святую и так до конца и упора не проясненную мысль забальзамировавших Ильича научных людей растратчиков. То ли они хотели окунуться во времена фараонов, то ли таким естественным образом иллюстрировали ту самую Белоснежку, то ли еще чего, во всяком случае, в конце времен, когда Россией стал править Бальзаминов, идея захоронить Ленина постоянно всплывала и фигурировала, скудоумием пропаганды внося раскол в неустоявшиеся умы оппозиции, тут же бросавшейся дискутировать и вцепляясь в волосы. Генералы вызывали на дуэль прикроватные тумбочки, в среде творческой интеллигенции процветал гомосексуальный разврат, а Рагозин украл новые ворота и теперь стоял натуральным бараном перед объектом хищения и целеустремленно смотрел в середину лба новых ворот ...
    - Совсем заврался, отче, - сварливо проговорил Сталин, подпрыгивая упруго шариком, - у ворот нету лба. Кончился. Сразу за носом линия роста волос начинается, а лба нету.
    - Не биография делает человека, - затоковала самочинно впавшая в самогипноз ( чаще называемый транс ) Стасова, нервно пристукивая коленом об осиновую столешницу славного дубового стола, - и не человек делает биографию, а ...
    - Товарищ Ежов, - продолжил за нее вождь, вновь подойдя к окну. - Товарищ Ежов делает биографию любому. Вплоть до высшей меры, - засмеялся Сталин, раздвигая шторы.
    За окном нелепым нетопырем висел на промышленном альпинистском канате из углепластика ( израильского ) Хамфри Богарт и ...
    - Венька !
    Ерофеев разлепил заплывшие глаза и недоуменно уставился на дюжего санитара, мощной глыбой склонившегося над больничной койкой. Потянулся к тумбочке за папиросами и ...
    - Хантер, сука, очнись !
    Блистательная брюнетка, приткнув  " Бьюик " на обочине, со всей дури хлестала по щекам что - то бормочущего лысячка, шипя кошкой.
     - П...дец, - наконец открыл он глаза и сладко потянулся, - привидится же такое.
     - Зыбни, - требовала брюнетка, что - то мельча кредитной картой на зеркальце. - Враз отпустит.
     Хантер кивнул и впервые в своей жизни пожалел культурных людей далекого Советского Союза, лишенных заботами партии и правительства практически всего, что составляет радость жизни белого человека.