Туманность Андромеды и строительство коммунизма в

«Туманность Андромеды» и «строительство коммунизма» в СССР

Наибольшую популярность и влияние, с точки зрения не только литературной, но и социально-политической, идейной фантастика И.А.Ефремова приобрела в период хрущевской «оттепели» и, во-многом, в связи с принятием на 22 съезде КПСС в 1961 году программы КПСС. В 1961 году также состоялся первый полет человека, советского космонавта Юрия Гагарина в космос, что также очень сильно резонировало с захватывающими описаниями космических приключений, содержащихся в вышедшем несколькими годами ранее романе И.Ефремова «Туманность Андромеды», выход которого почти совпал с запуском первого советского спутника. «Туманность Андромеды», печаталась в 1957 г в журнале «Техника-молодежи», а в 1958 г. была издана отдельной книгой. Этот роман стал самой известной и самой подробной коммунистической утопией, перекликающейся с обещаниями КПСС «построить коммунизм». Трудно сказать, в каком из текстов – партийном документе или фантастической книжке – было больше фантазий. Литераторы П. Вайль и А. Генис предлагали подходить к Программе КПСС как к художественному произведению, поскольку ее текст предназначался не для буквального восприятия, а именно для трактовки, пересказа про себя и вслух, переосмысления, для полета фантазии.
Сейчас упоминать и даже обращать особое  внимание на эти, ранее общеизвестные факты приходится в целях более адекватного восприятия, как идейного и исторического контекста, в котором эта книга появилась, так и для реконструкции идей самого писателя, самого яркого представителя коммунистической фантастики. Основные сюжеты и проблемы ефремовских книг резонировали с лозунгами, духовными  спорами, идейными расколами той эпохи. И дело не  только в том, как писатель грезил о Будущем, не о том, что может быть «через горы времени» – сотни и тысячи лет (как это дано в романе). Но Т.Ефремов жил и творил в эпоху «перехода к развернутому строительству коммунизма» Этот настрой на то, что Прекрасное Далёко уже близко, сопровождался и подкреплялся фантастическими космическими достижениями СССР: запусками на околоземную орбиту спутника, собак, Ю.Гагарина, женщины В.Терешковой, выход в открытый космос Н.Леонова, планы в отношении изучения  Луны и планет Солнечной Системы (о цене этого «долетим мы до самого Солнца» говорить тогда было не принято). Лозунги космической эры  замечательно перекликалось с содержанием романа «Туманность Андромеды»: там были и безоглядный полет фантазии, и  коммунизм,  и космос, о которых автор писал с невиданной в советской литературе смелостью и вниманием ко многим  деталям и подробностям.


Роман Ефремова почти сразу вызвало волну почитателей, последователей и подражателей, которые с энтузиазмом восприняли идеи приближения коммунистического будущего. Е.Брандис и В.Дмитриевский писали в заключении своей книги о Ефремове о задачах советской коммунистической фантастики: «Несмотря на неравноценность упомянутых произведений, все они, как и «Туманность Андромеды» Ефремова, ставшая примером больших творческих дерзаний, вызваны к жизни действительностью нашего общественного строя в его неуклонном движении к коммунизму. Сейчас, в свете новой Программы партии, создание «комплексных» произведений о коммунистическом обществе представляется особенно важным. Подобное всегда было «особенно важным» для литературы «социалистического реализма» и ее оценки советскими критиками и исследователями. Но когда речь идет о советской литературоведении, применительно к произведениям о «самом» коммунистическом обществе, то это проявляется наиболее выпукло. Если смотреть современными глазами, то создается впечатление, будто бы советские люди уподоблялись малым детям, которые на полном серьезе обсуждают сказочных персонажей, веря в их реальное воплощение. Так, например, у советского литературоведа А.Бритикова в его труде о советском фантастике коммунистические практики обсуждаются как нечто само собой разумеющееся, а творчество фантастов подвергается строгой оценке с позиций господствующей идеологии.
Обсудив коммунизм можно было поспорить о внешнем виде инопланетян (сам Ефремов настаивал, например,  в повести «Сердце Змеи», что носители разума обязательно должны быть похожи на людей) – антропоморфны ли они или могут выглядеть как осьминоги и пр. Для фанатов такие споры характерны, допустим, толкинисты могут бесконечно дискутировать о внешности «эльфов». Но в СССР, да и в других странах подобными дискуссиями занимались не веселящиеся фанаты, а вроде бы серьезные ученые: ожидали полета к другим планетам, пытались выйти на контакт с внеземными цивилизациями (программа SETI), надеялись на построение коммунизма… Всё именно так и было, но – «пришли другие времена».

*
Время, когда создается или читается то или иное произведение, накладывает на его восприятие серьезный отпечаток. Это совершенно банальное утверждение, тем не менее, надо всегда помнить. Так многие советские (по)читатели Ефремова искали в его книгах описание коммунистического идеала, и продолжают его искать, хотя коммунистический проект в СССР рухнул. В этой ситуации возникает сакраментальный российский вопрос: «Что делать?».  Для людей, воспитанный в коммунистическом духе, ответ прост: разумеется, изо всех сил бороться за приближение и установление совершенного коммунистического общества, где «свободное развитие каждого будет условием свободного развития всех».  Совершенные личности в настоящем и прошлом (в творчестве Ефремова и не только его одного, конечно) – это как бы посланцы Прекрасного Далека, и, чтобы выполнять просьбу современников «не будь ко мне жестоко», надо картины этого великолепного Будущего разворачивать перед внутренним взором и в художественных произведениях, чтобы «строители коммунизма» вдохновлялись. (Некоторые вдохновились до такой степени, что и до сих пор склонны к особого рода эскапизму, когда в качестве аргумента, иллюстрируя «великие достижения СССР» приводят картинки из «Техники-молодежи», фильм «Гостья из будущего», советскую детскую фантастику или под детски прочитанные книги того же Ефремова).
Но когда страна, превратившись из СССР в РФ, перестала к нему стремиться, то вдруг (как, к примеру, сделали авторы скандальной книги о писателе в серии «ЖЗЛ»), когда  в Ефремове нашли апологию «Агни-Йоги».
 Из песни слова не выкинешь, и, судя по всему, писатель действительно отдал дань этому увлечению, находясь в переписке с рядом представителей «эзотерического подполья». Да и название звездолета в ефремовском романе – «Тантра» – может сказать знатокам очень многое, хотя советская цензура не обратила на это внимания. Фантаст интересовался, к примеру,  «Агни-Йогой» о чем есть свидетельства современников. Но надо здесь быть осторожным в оценках и помнить о соразмерности «эзотерических» и иных элементах ефремовского мировоззрения. Также, к чести писателя, он довольно скептически относился к ряду моментов в писаниях Е.Блаватской, Рерихов и т.д.  У нас здесь нет возможности, да и желания подробно рассматривать «эзотерическую» составляющую ефремовского творчества. Тем более, бесполезно спорить с поклонниками открытия «великих истин». Однако в этих сюжетах, помимо всякого рода «духовности», присутствуют и иные, более реалистичные моменты, о чем, к примеру, пишет автор журналистского расследования О.Шишкина «Битва за Гималаи. НКВД: Магия и шпионаж». Адептов «тайных знаний» не только уничтожают,  но и используют их в грязных играх спецслужб.
Но если в советские времена многие читатели искали в романах Ефремова описание коммунизма, то теперь многие (числом поменьше) находят там «Агни-йогу». Но можно ли заменить одно другим? Если речь идет об анализе ефремовского творчества, взвешенном и не искажающем его наследие, то мы уверены, что «коммунизм» там важнее «агни-йоги» и без подробного разговора о нем в аналитическом материале никак не обойтись, каковы бы ни были пристрастия автора и текущая конъюнктура. Нельзя отбросить социальный проект Ефремова, сосредоточиться только на анализе достижения «совершенствования духовного мира»
Попробуем объяснить, почему это очень важно! И причем именно в ефремовском случае. Ведь можно, как это сделали те же О.Еремина и Н.Смирнов, в своей весьма спорной версии биографии Ефремова, оседлать своих любимых «коньков» и пуститься в обсуждение проблем эзотерики, ноосферы, интуитивных прозрений, мистики, трансперсональной психологии и т.д. Можно сосредоточиться, условно говоря, на вопросах «всестороннего совершенствования человека, раскрытия его скрытых возможностей» и т.п. При этом оставить «проблемы социального устройства», как бы,  на заднем плане. Можно «не интересоваться политикой». Ну, что такое низкая политика по сравнению с перспективами «ноосферы»! Но даже у не интересующихся этим «грязным делом» людей есть шанс заметить, что те, кто в «политику» идут, даже будучи неплохими людьми, очень скоро и в массе своей превращаются в черти знает кого, совершая какие-то немыслимые для нормального человека аморальные и противозаконные поступки. Это – заметная тенденция в любой стране, а в авторитарных режимах – правило, с очень редкими исключениями! И никакие достойные примеры, никакие  моральные аргументы на этих «тоже-людей», увы, не действуют.  Вроде бы из этого следует то, что тем более надо ценить нравственное мужество других личностей, которые, несмотря на крайне неблагоприятную среду, сумели над ней подняться и стать почти идеальными героями – как многие герои ефремовский произведений. Вот, дескать, примеры для подражания! Но «диалектика» произведений Ефремова состоит в том, что такие «идеальные» герои обречены на гораздо большее страдание, они гораздо чаще «простых обывателей» сталкиваются с проявление окружающего Инферно. Риск погибнуть для них – гораздо выше. (С враждебным давлением окружающего мира испытывает и наделенный огромными способностями Гирин, главный персонаж «Лезвия бритвы», где действуют современники писателя, и Таис Афинская из одноименного романа о далеком прошлом. Возможно, понимание этого  обстоятельства определило и судьбу главной героини «Часа Быка» Фай Родис, идеала и, похоже, женского варианта инкарнации самого создателя её образа; она погибает при столкновении с инфернальным миром планеты Торманс. А разве судьба самого Ивана Антоновича не является здесь подтверждением. Писатель  чудом избежал репрессий в сталинский период,  и был вынужден существовать в советском аду, испытывать угрозу жизни, дефицит нормальной медицинской помощи,  жилищные, материальные и бытовые проблемы, зависть и травлю «коллег», глупую «критику» и идиотские вопросы со стороны советских «мещан» и «энтузиастов» – быть в итоге одинокой и трагически непонятой и при этом крайне подозрительной для властей фигурой. Здесь уместно вспомнить, что вскоре после смерти фантаста его квартира подверглась обыску госбезопастностью. Даже страшно представить, что испытывала вдова писателя,  в связи с таким глумлением). Даже если допустить, что всякого рода «тайные» знания и духовные практики,  помогают совершенствованию отдельных сапиенсов, то «среда» в отношении них быстро станет гораздо более агрессивной и губительной. В мирах Ефремова, освоение разнообразной «йоги», без движения к более совершенному – и именно коммунистическому обществу, не имеет смысла и перспектив.

Далее. Если социально-политический пласт в произведениях Ефремова проигнорировать нельзя, то недостаточно рассмотреть его в иной оптике, «стыдливо» отодвинув коммунистический проект, как нечто не очень важно, сосредоточившись на иных вопросах. Такой подход имеет место в современных работах о ефремовских идеях. Еще одним свидетельством сохраняющейся актуальности этих идей является факт обращения к его наследию современных исследователей и не только литературоведов. Среди этих работ нам  хотелось бы особенно выделить исследования казанского конфликтолога С.А. Сергеева «Иван Ефремов в контексте духовных конфликтов ХХ века», в которых он рассматривает новые аспекты ефремовского наследия, которые ранее большим вниманием, именно в социально-политической перспективе. Среди этих вопросов проблемы империи, оппозиции в СССР, олигархии, межнациональных отношений и т.д. Большое внимание исследователь уделяет разнообразным «аллюзиям» в произведениях фантаста, анализирует его книги в контексте эпохи и дискуссий о современных проблемах. На наш взгляд, труд С.Сергеева являются серьезным вкладом в ефремоведение со стороны не литературоведческой, а именно социально-политической. Но при этом мы считаем, что анализ философского и социально-политического проблемного поля фантастики в ряже случаев продуктивнее всего анализировать через критику его утопического содержания. Возможно, мы действуем «старомодно», но попыткам рассмотреть ефремовское творчество в духе постмодернизма или через призму эзотерических учений, мы предпочитаем  социально-политический  анализ произведений писателя в рамках противоречия между утопией и дистопией (синоним антиутопии), так как, например, во многих случаях работала советский специалист по утопиям Виктория Чаликова. Исследовательница  солидаризировалась  с определением, которое дал утопии Л.Сарджент: «Утопия – это подробное и последовательное описание воображаемого, но локализованного во времени и пространстве общества, построенного на основе альтернативной социально-исторической гипотезы и организованного – как на уровне институтов, так и человеческих отношений – совершеннее, чем то общество, котором живет автор».   Утопия – это подробный проект, построенный в соответствии с неким социальным и нравственным идеалом. Книга «Туманность Андромеды» именно такова. Действие романа вынесено на тысячу лет в будущее, когда на Земле утвердилась всепланетная коммунистическая цивилизация. Люди принимают и расшифровывают сигналы из космоса и имеют связь с мирами так называемого «Великого Кольца». Но непосредственный контакт пока установить не удается, ни посредством экспедиций к звездам, ни через рискованный эксперимент, на который решается один из героев романа, но терпит неудачу. Тем не менее, люди грядущего  всегда готовы к подвигам во имя науки и прогресса;  роман заканчивается на торжественно-героической ноте: в дальний космос отправляется очередной звездолет, экипажу которого не хватит жизни, чтобы вернуться обратно. Однако коллизии романа и приключения героев разворачиваются на фоне подробного описания различных сторон прекрасного будущего. Коммунистическое общество у Ивана Ефремова – это не просто фон, среда, без которого слова и действия персонажей романа были бы попросту непонятны, но это будущее, само, в подробных авторских описаниях,  составляет основное содержание произведения.
Исходной точкой в случае нашего фантаста как раз является обсуждение проблем утопического коммунизма, «пристегиваемыми» к нему космическими полетами и прогнозом глобальной катастрофы в ефремовском творчестве. Именно с этими сюжетами, на наш взгляд, связаны основные духовные конфликты ХХ века, по крайней мере, с тем его отрезком, когда жил и творил Иван Антонович Ефремов.

И.Ефремов – писатель именно советский, хотя, судя по всему, его отношение к окружающей действительности было довольно критическим. Но отношения советских людей с коммунистической властью были хоть и крайне ассиметричными, но имели и своего рода диалектику. Так, когда речь идет об «инженерах человеческих душ», писателях и прочих творческих работников, много говорилось  о том, как «софья власьевна» их гнобила, запрещала, ограничивала цензурой и т.д., но ведь и использовала тоже, и поощряла. Вряд ли деятели советского агитпропа разбирались в тонкостях ефремовских построений (хотя подозрения относительно писателя у «хомо советикусов» были в избытке –  «классовым нутром чуяли!). Однако нельзя отрицать и того, что произведения И.Ефремова, который советскими идеологами также рассматривался как инженер человеческих душ», широко использовались в деле «коммунистического воспитания» молодежи – одна романтика чего стоит! – иначе их не печатали бы в Советском Союзе огромными тиражами. И это обстоятельство тоже стоит далее внимательно рассмотреть. Сомневаться в приверженности коммунистическим идеалам самого И.А.Ефремова, по крайней мере, не протяжении большей части периода творческой активности, тоже нет оснований. Он верил в коммунистическое будущее, хотя его образ и расходился с догмой, в значительной степени отличался от того,  что рисовали себе в мечтах и планах окружающие писателя советские люди. Кроме того, на восприятие коммунистического идеала не могла не повлиять практика репрессий, масштаб которых ужаснул, даже после робких и непоследовательных разоблачений «культа личности», что тоже было, наряду с «коммунизмом и космосом» характерной особенностью периода «оттепели». Высказывалось предположение, что в «Туманности Андромеды» образ «Железной звезды»  – объекта, довольно странного  сточки зрения астрофизики, был введен писателем как символ сталинизма. В романе, возле этого зловещего места погибает экипаж звездолета «Парус», летевший на поиски новых прекрасных миров. Не являются ли погибшие на мрачной и темной планете звездолетчики подобием уничтоженных в ходе репрессий поклонников коммунизма?
 В.Ревич писал, что Ефремов «ринулся одним из первых спасать белоснежные, но обильно окровавленные ризы дорогого ему коммунистического царства. Он продолжал верить в то, что ничего лучшего для будущего Земли придумать невозможно, и поставил себе задачей убедить окружающих, что коммунизм – не унылый фаланстер, не принудиловка, а счастливая, красивая и творчески наполненная жизнь для всех. Он создал, может быть, последнюю коммунистическую утопию, в том смысле последнюю, что хотя утопии, конечно, будут сочиняться и в дальнейшем, но, боюсь, эпитету 'коммунистическая' придется поискать замену".
Екатеринбургский философ Л.Г.Фишман считает, что главной целью утопического проекта И. Ефремова являлось его желание дополнить официальную коммунистическую идеологию духовным измерением. А этого – духовного измерения и яркого и достоверного образа «Прекрасного Далека» – в советской литературе как раз и не хватало. Может быть, функционеры, ответственные за пропаганду и идеологи и рады были бы вместо «Туманности Андромеды» или «Сердца Змеи» рекомендовать для коммунно-воспитания что-то другое, но вот – что? Ехидную ремарку приводил по этому поводу Л.Геллер: Замечательная фраза есть в романе Г. Мартынова ’’Каллисто”: ”В Кремле тепло и сердечно встретили жителей другой планеты. Дружеская беседа продолжалась свыше трех часов”. Ходульность и штампы из передовиц «Правды» заполняли в СССР и художественные произведения.
Итак, что бы там ни говорили позднейшие биографы, Но Ефремов – это советский коммунистический фантаст, имевший значительную поддержку в советских государственных (иных то и не было!) издательствах. И этот факт, конечно же, не умаляет ефремовского таланта и не служит аргументом для «принижения» его творчества. Сегодня «легко говорить», но трудно представить под каким идеологическим прессом находились «строители коммунизма», как сильно было давление «коллектива», организации», а если этого не хватало, то и «органов».  Сохранять под таким прессом здравомыслие – это подвиг, но следы идеологических штампов всё равно оставались

Новые поколения,  открыв книги Ефремова, могут воскликнуть «фи, коммуняка» и, не вдаваясь в подробности, просто не проявлять интереса к его текстам. Утверждения потомка, что ИАЕ – настоящий коммунист, а также утверждения в том же духе энтузиастов с какого-нибудь интернет-ресурса вроде портала «Нооген» тоже, по-своему, верны. Хотя именем Ефремова часто прикрываются коммунистические ортодоксы и прочие  упорные поклонники «совка», которым Иван Антонович при жизни не был другом. В этом «идеологически подогретом» сюжете добраться до истины очень трудно, приходится действительно двигаться по «лезвию бритвы», но все-таки для исследователей важно восстановление адекватной картины, вопреки различным стереотипам непримиримых  сторон.
Стоит также помнить, что и сам советский коммунизм был различным в разные периоды, в зависимости от смены власти и тех вождей, которые эту власть теряли/получали. Да, наивысший взлет популярности фантастика Ефремова имела в период правления Никиты Хрущёва. (Не знаю, насколько это, правда, но, если действительно по некоторым воспоминаниям в день пленума, где свергали «царя Никитку», по радио читали ефремовскую повесть «Сердце Змеи», то совпадение выглядит символическим). Если говорить о влиянии хрущевской эпохи, то ведь писатель был и свидетелем Карибского кризиса, когда сценарий самоуничтожения человечества в ядерной войне стал приобретать вполне реальные политические очертания. Но и без противостояния осени 1962 года, страхов по поводу атомной бомбы хватало. Люди тогда жили под дамокловым мечом этой угрозы уничтожения цивилизации (И если тебе каждый день «капают на мозги, то крыша едет»); советскому человеку не обязательно было читать американскую апокалептическую фантастику, достаточно было «Правды» и сообщений о все новых и новых ядерных испытаниях. Ефремов уже в «Туманности Андромеды» отработал этот сюжет, описав Зирду – планету чёрных маков, чья цивилизация погибла от того, что не справилась с развитием своей же техники. В последний период своего творчества писатель еще чаще обращается к теме планетарных угроз.
Конечно, можно сказать, что названные темы стали банальными и к их обсуждению многократно обращались, Но оттого они не становятся менее важными и без обращения к ним творчество советского фантаста просто нельзя понять и адекватно представить. Итак, «Ефремов-коммунист» (неважно, с партийным билетом или без). Очень многое из того, что написано самим ИАЕ и от чего он никогда не отказывался,  позволяет рассматривать его в качестве коммунистического фантаста №1 и нынешние сторонники  возможности достижения «высшей фазы» много на нем спекулируют. Но – коммунисты ведь бывают разные. В истории отечественного коммунистического эксперимента одни коммунисты в огромном количестве убивали и сажали в концлагеря других коммунистов и при этом и те, и другие, а потом уже «пятые и десятые», утверждали, что именно они коммунисты настоящие, а противников обзывали разными обидными кличками. И практически все ссылались на схожие «священные» тексты своего учения.  Ничего удивительного в этом нет, с христианством было в принципе то же самое, но только значительно дольше и в гораздо больших масштабах. По сути, коммунизм это одна из возможных «обратных сторон медали» для иудохристианства, а любое (псевдо)религиозное учение, агрессивно себя утверждающее, прибегает к массовым репрессиям,  в том числе и против «своих».
Конечно же, противники этих опасных, человеконенавистнических доктрин могут сказать «в сортах дерьма не разбираюсь»,  и скопом записать всех «коммуноидов» в «бесы». Но в случае с Ефремовым честно так не получится. С одной стороны совершенно неправильно рассматривать писателя, просто как сторонника общегуманных, общечеловеческих идеалов, сторонника справедливого общества с совершенным человеком и т.д. (Среди «гуманистов», к примеру, Ф.Энгельс очень сильно отличается от А.Швейцера,  и эти отличия носят принципиальный характер, как бы ни хотелось иного  нашим энтузиастам, ратующим за все хорошее против всего плохого). С другой стороны, очевидно, что Иван Ефремов – это не Суслов и не другие «товарищи», отвечающие в партии за идеологию и не рядовой политинформатор, транслирующий спущенные из ЦК догмы. В связи с Иваном Антоновичем Ефремовым нам хотелось бы вспомнить про «утопический социализм», который советскими идеологами в официальной  доктрине рассматривался как предшественник, но имел и принципиальное отличие от так называемого «научного коммунизма». Последний был закреплен за Марксом-Энгельсом-Лениным (временно Сталиным и «дежурным» лидером партии), а в предтечи» кого только не записывали. Здесь нам не хотелось мы заниматься бесполезным  делом и разбираться в доктринальных отличиях и этапах социализма, который якобы развивался «от утопии к науке» (желающие могут почитать об этом в соответствующей работе Ф.Энгельса), тем более, что эти «научные основания» коммунизма тоже колебались вместе с линией партии. Нет, в официальной и «научной» версии строящегося коммунизма главным отличием его было то, что его проект был предельно не конкретным. Классики оставили на этот счет лишь несколько довольно абстрактных замечаний и скупо писали о развитии «высшей стадии человеческого общества», отделываясь общими замечаниями. Люди, знакомые с коммунистическими катехизисами могут, конечно, назвать «Критику Готской программы», «Манифест коммунистической партии», «Принципы коммунизма», «Государство и революцию» и пр., но даже в этих основополагающих работах классиков марксизма-ленинизма про собственно коммунизм сказано немного. Ну, какую конкретику можно извлечь из демагогических разглагольствований бородатого «основоположника» в «Критике Готской программы»?
Специфически марксистское отношение к будущему можно увидеть на примере раздраженного ответа Энгельса, когда его просили высказаться не только о «распределении билетов в театр», но и по крайне актуальным в любую эпоху демографическим проблемам: «Если катедер-социалисты настойчиво требуют от нас, пролетарских социалистов, разрешить им загадку, каким образом мы сможем устранить возможную угрозу перенаселения и связанную с этим опасность краха нового социального строя, то из этого вовсе не следует, что я обязан выполнить их желание. Разрешать за этих людей все их сомнения, возникающие у них из-за их собственной путаной сверхмудрости… было бы, полагаю, просто потерей времени… Во всяком случае, люди в коммунистическом обществе сами решат, следует ли применять для этого какие-либо меры, когда и как, и какие именно. Я не считаю себя призванным к тому, чтобы предлагать им что-либо или давать им соответствующие советы. Эти люди, во всяком случае, будут не глупее нас с Вами», ну, и т.д.  То есть, ради каких-то абстрактных предположений людям предлагалось пролить океаны крови, разрушить пусть и несовершенный, но свой собственный дом и, жертвуя всем, бороться за коммунистическое счастье возможных потомков, которые «будут не глупее нас». Народная мудрость в подобных случаях  грубо, но точно говорит: «отдай жену дяде, а сам иди к б…»  В общем, это очень напоминает отвратительную демагогию создателей и сторонников бандитско-олигархического капитализма в нынешней России: «Мы вам ничего не обещали» и при этом: «а у вас ничего и не было»!
У предшественников нынешних олигархов, вариант такого «кидка» в отношении целых стран и народов выглядел несколько иначе. По заветам вождей коммунистического движения, совершая «прыжок из царства необходимости в царство свободы» и переходя от «предыстории к истории» нужно покинуть привычную жизнь ради…  Чего?! Понятно, что многие общества, не отказываясь от ряда социальных реформ и даже под социалистическими лозунгами, не спешили «до основания» рушить «старый мир», то есть основы своей жизни. Для того, чтобы провести масштабный коммунистический эксперимент в государственном масштабе нужно было найти «страну, которую не жалко», с неграмотным малокультурным населением и глуповатой интеллигенцией, склонной некритически увлекаться всяческими «измами». Ну, и нашли! Прыгнули в «царство свободы» так, что и спустя сто лет не видно реальных путей к нормальной жизни (ведь всё «до основания разрушили»), а после немыслимых жертв, потерь и страданий то, против чего яростно боролись (бедность, бесправие, дикая несправедливость, распространение варварства и мракобесия) довлеют над нами с новой силой. « Красные», конечно, заведут разговор, что при социализме было не так. Конечно, не так – подчас гораздо страшней.

Ивану Ефремова было уготовано судьбой жить и творить, как раз в самый разгар коммунистического эксперимента, когда сменялись вожди и подходы к грандиозному опыту над «советским народом».  Его фантастика оказалась здесь очень даже к месту. Все интересующиеся этим вопросом, конечно, знают про «ближний прицел» в этом жанре.  Это когда после угара первых послереволюционных лет в Советском Союзе фактически было запрещено говорить и писать и даже фантазировать о коммунистическом будущем, а сталинисты, победив всяких левых и прочих уклонистов, масштабно решали «чисто конкретные задачи». «Утопизм» в советской фантастике, соответственно, тоже не приветствовался. Типичное советское жанровое произведение того периода – это производственный роман с некоторыми фантастическими допущениями о новом образце чудо-техники, ну или путешествие куда-нибудь, когда по сюжету доказывается что «советское – значит отличное». Доминировала так называемая фантастика «ближнего прицела» немцовых-казанцевых и военные шапкозакидательные фантазии всяческих шпановых.
И вот появляется Хрущев со своими авантюристическими замашками и начинает «штурмовать небо»: и буквально (перекачивая огромные ресурсы в развитие космических программ) и фигурально, ставя перед партией и народом задачу достижения «высшей фазы» уже в обозримом будущем. Но что советские люди знали о коммунизме, кроме того, что, что там всего будет полно и все будет бесплатно. (Как в анекдоте: «Нюрка! При коммунизме у каждого вертолет будет… Как зачем? Вот услышишь ты, что в соседнем сельпо яйца «выкинули», ты на вертолет –  и полетела очередь занимать! ( «Выкинули» или «выбросили» – это специфический советский термин, что какой-то дефицитный товар, а им могло быть что угодно, поступил в свободную продажу и его можно купить остояв в очереди, а не получив из под полы «по блату». Начальство имело спецраспределители, а, в ситуации, когда работники торговли не тащили себе или не распределяли среди своих,  а «выбрасывали» импортные сапоги или «выкидывали» масло. Помню, как в детстве, в очереди за сливочным меня чуть не задавили до удушья, в набившуюся в обычно пустынный магазин толпу брали детей, так как, естественно, существовали ограничения на отпуск дефицита в одни руки. Это картинка «реального социализма» для тех, кто не жил в то время и представляет его по лживой пропаганде).


Политико-идеологическая ситуация в СССР при Хрущеве сложилась просто неприличная. Мало того, что великий вождь и отец народов оказался «не отцом, а сукою» (из песни А.Галича), так еще и поколение, которому обещали, что оно будет жить при коммунизме» имело об этом будущем счастье  весьма слабое представление. Об этом помнят многие из тех, кто жил в то время, имеются и соответствующие исследования, защищены диссертации. Как отмечал А.А.Фокин: «III Программа КПСС наметила основные контуры грядущего коммунизма, не дав четких и конкретных картин будущего. Этот расплывчатый образ, преломленный в текстах, вызвал у населения ответную реакцию. Многие видели в коммунизме решение собственных проблем, часто бытового характера, другие же стремились поскорее воплотить в жизнь идеал коллективного «светлого будущего». Разумеется советская пропагандистская машина работала  вовсю. Коммунистическая тематика на страницах журнала достигла своего пика в 1961 г. с появлением рубрики «Обсуждение проекта Программы КПСС», хотя значительный массив статей вышел в свет с 1958 по 1960 гг. и после 1961 г. Редакция журнала охотно отвечала на вопросы читателей не только на своих страницах, но и в ответных письмах, что подтверждает двойное влияние на медиатора. Другой официальный орган – газета «Правда» – тоже играл роль посредника. В частности, редакция газеты «Правда» выпустила 6 специальных номеров под названиями: «Коммунизм утверждает на земле Мир», «Коммунизм утверждает на земле Равенство», «Коммунизм утверждает на земле Счастье» и пр. Печать, и в первую очередь официальные издания, подобные «Коммунисту» и «Правде», пытались соединить идеологические постулаты с надеждами и чаяниями советских людей. Нужно было срочно взбивать пену энтузиазма и вдохновлять на подвиги – и особенно молодое поколение. Коммунистической фантастике в этом процессе отводилась важная роль.
Но дефицит в постсталинском СССР распространялся не только на продукты, но и на хорошую фантастику. «Туманность Андромеды» была едва ли не единственной книгой, в которой была красочно и по-своему убедительно показана жизнь счастливого коммунистического общества.  Если Ш.Фурье в свое время подробно описывал жизнь своего фаланстера, то Ефремов смело следовал именно за «утопичным» Фурье, чем за «научным» Марксом, а остальные фантасты просто боялись или не умели достаточно (даже для специфически идеологически обработанной советской аудитории создать кадры коммунистической «фильмы»). А вот воображение Ефремова не было парализовано страхом и при первой же возможности он развернулся вовсю, да так, что рядом с ним просто некого поставить. Как писал Л. Геллер: «популярность романа, особенно среди молодежи, была очень большой. И огромно — до сих пор — ее влияние на весь жанр НФ. В одной книге Ефремов нарушил сразу все запреты: запрет на постановку серьезных вопросов и на социальную критику, на возвращение к прошлому и на взгляд в будущее, на экстраполяцию в науке и на выход в космическое пространство. Появление ’’Туманности Андромеды” как бы создало совершенно новый пространственно-временной континуум, в котором точками соотнесения стали Эйзенштейн и Гейзенберг, Мендель и Циолковский, Фурье и Чернышевский. Все стало возможным.
Как ни удивительно, но фантастических романов о прекрасном коммунистическом будущем в стране, совершившей революцию, было написано довольно мало, даже когда это было «можно», воображение авторам отказывало. И часто эти попытки напоминали горячечный бред или представляли собой скучнейшие схемы. После большевистского переворота и в бурные и сумасшедшие двадцатые годы (подробный разбор тогдашней идейной ситуации в книге В.П.Булдакова «Утопия, агрессия, власть»). Промелькнули, скажем, «Страна Гонгури» В.Итина, «Эскадрилья всемирной коммуны» С.Буданцева, «Первомайский сон»  В.Кириллова, «Грядущий мир» Я.Окунева и кое что еще (например, «Конец» В.Годзинского рисует не только коммунистический мир, но и его гибель в результате катастрофы – доигрались!). Вкрапления «о коммунизме» были в произведениях официальных советских «классиков», типа В.Маяковского,  Л.Леонова и т.п. На фоне их фрагментарности довольно обстоятельно подошел к делу Ян Ларри,  написав свою «Страну счастливых» (этот левацкий опус особенно расхваливал ксоветский литературовед Бритиков). У Ларри  речь идет не о дальнем (как в «Туманности Андромеды»), а о «ближнем» или раннем коммунизме; присутствует проблема «родимых пятен проклятого прошлого», есть черты характерного для соцреализма производственного романа, отмечается типичный для писателей-коммунистов конфликт хорошего  с лучшим и действует персонаж с поэтичным именем Молибден. Список фантастических книг о коммунизме «до Ефремова» можно расширить, но все равно он не будет особенно длинным.
Но, конечно, у писателя-утописта была и череда более ранних предшественников. Коммунистическая фантастика Ефремова была факультативным чтениям, дополняя обязательный элемент советской школьной программы по литературе – роман Н.Г. Чернышевского «Что делать» (беспощадно высмеянном В.Набоковым в «Даре») – с его пресловутым «четвертым сном Веры Павловны». Прочитав это, советские школьники пубертатного возраста могли составить представление о коммунизме как о чем-то, что ассоциировалось с хрустальными дворцами и сексуальными приключениями. Как пишет Л.Гелллер: «Нет сомнения, что Ефремов знал ранние советские утопии, во многом полемизировал с ними (с идеей Пролетария-Машины и пр.), но во многом и следовал за ними. Он знал, по-видимому, книги Богданова, знал дореволюционные утопии Олигера, Куприна, Брюсова». Наиболее известным образцом большевистской фантастики была «Красная звезда» А.Богданова. Романа Ефремова похожи на богдановские именно своими подробными и позитивными описаниями коммунистического строя. В «Красной звезде» автор старательно рисует картины коммунизма на Марсе, куда попадает герой его произведения, революционер с Земли. Как водится у коммунистов, утопия утопия у них быстро перерастает в антиутопию (для Ефремова это тоже характерно, как мы покажем в дальнейшем), и марсианские товарищи с «Красной звезды» всерьез обсуждают планы уничтожения нашей планеты, потом, правда, выбрав жертвой Венеру. (У романа есть и продолжение-приквел под названием «Инженер Мэнни»: книги критиковались сумрачным  советским «диалектиком» Э.Ильенковым за «позитивизм»; а большую часть советского периода на их публикацию был наложен запрет). Характерно, что, если большевик Богданов-Малиновский спокойно описывает планы уничтожения миллионов людей ради грядущего счастья, то его бывший соратник Ульянов-Ленин, с которыми они разошлись во взглядах, потом на практике,  не дрогнув, реализует подобные планы.
Также в дореволюционной коммунистической фантастике, по читательским впечатлениям автора этих строк, сильно похожим на ефремовские тексты был роман «Праздник Весны» Н.Олигера.  Там герои тоже много купаются, создают прекрасные скульптуры и любуются ими, организуют грандиозные общественные праздники и готовы отправиться совершать трудовые подвиги в суровых природных условиях. Особыми художественными достоинствами «Праздник» не отмечен, но в нём присутствуют и философские размышления о жизни и смерти, и характерное для социальных фантастов понимание трагедии ограниченного человеческого существования. Сам Олигер в молодости тоже был большевиком, а потом, как говорится, разочаровался.
Однако многие произведения ранней коммунистической фантастики в послевоенном СССР были по тем или иным причинам запрещены, недоступны или смотрелись нелепо.  Книги Ефремова пришлись для советской системы, пытавшейся как-то реформироваться, как нельзя более кстати, и на несколько лет они стали ситуативными союзниками. «Туманность» на всю катушку использовалась властями для пропаганды коммунизма, но текст романа слишком во-многом противоречил официальной догме. Сама судьба этого шедевра фантастической литературы противоречива, как и антиномии, которые содержала книга. Новый ефремовский синтез произвел ошеломительное впечатление на советских современников писателя. О коммунизме так раньше не писали, хотя эта тема в литературе разрабатывалась многие века и даже тысячелетия, но в СССР даже на значительную часть социалистической литературы был наложен запрет.
Писатель попытался своими романами-утопиями показать по-новому коммунистический идеал. По сути это был путь от ветшавшей советской идеологии к обновленной утопии. Но такая «перезагрузка» в целом не удалась и, в принципе, удастся не могла.