Суд Соломона

Суд Соломона
(Э.К.- не удаляется,
запрограммировано машиной)

Прочёл рассказ- ну как не поделиться,
хоть чуть не плагиат- пришьют иные лица...

ИЗ интернета
..............

СУД СОЛОМОНА
В.В Вересаев
В западном крае до недавнего времени еще существовали у нас патриархальные еврейские местечки, где раввин был для местного населения не только посредником между людьми и богом, но был и судьею и всеобщим советчиком. Во всех спорах и ссорах благочестивый еврей прибегал к его суду.

Поссорились две еврейки, жившие в одном доме: сушили на чердаке белье, у одной пропало несколько штук, она обвиняла в пропаже соседку, та в ответ стала обвинять ее. Крик, гвалт, никто ничего не мог разобрать. Женщины отправились к раввину.

Старик раввин внимательно выслушал обеих и сказал:

- Пойдите и принесите сюда каждая свое белье.

Женщины принесли. Раввин объявил:

- Пусть это полежит у меня до утра, а утром придите, и мы попробуем разобраться, в чем тут дело.

Утром пришли женщины, пришло и много других евреев - всем интересно было поглядеть, как рассудит раввин это мудреное дело. Раввин сказал:

- Роза Соломоновна! Ревекка Моисеевна! Я знаю вас обеих как почтенных женщин и благочестивых евреек. Не может быть, чтобы которая-нибудь из вас пошла на воровство. Но, может быть, одна из вас по рассеянности сняла с веревки пару штук белья соседки. Переберите каждая еще раз, здесь, у нас на глазах, свою кучу и посмотрите, не попало ли в нее случайно чужое белье.

Роза Соломоновна гордо и уверенно стала разбирать свою кучу. Вынула простыню - вдруг побледнела, лотом покраснела и низко опустила голову.

- Это... это не моя,-- сказала она со стыдом.

- Вот ка-ак! Не ваша? - торжествующе воскликнула Ревекка Моисеевна. - А какой вы делали скандал, как позорили честных людей!

Судья приказал:

- Смотрите дальше.

Красная от волнения и стыда. Роза Соломоновна еще отложила в сторону полотенце, мужскую сорочку и произнесла упавшим голосом:

- Это тоже не мое.

- Тоже не ваше? Господин раввин, вы сами теперь видите...

Раввин бесстрастно прервал вторую женщину:

- Переберите теперь вы свою кучу и посмотрите, нет ли и у вас чужого белья.

- Извольте. Только я заранее ручаюсь: чужого белья у меня не найдете. Я не из таких, мне чужого не нужно, оно бы мне жгло руки... Ну и конечно же! Вот. Ничего нет чужого. Все мое.

- Все только ваше?

- Только мое.

Судья обратился к первой женщине, горестно ждавшей позорного осуждения, и приказал:

- Переберите кучу вашей соседки и выберите из нее ваше белье.

Все были в изумлении. Первая женщина отобрала из кучи несколько штук и радостно сказала:

- Вот это мое. И это мое.

- Возьмите. Это вправду - ваше.

Вторая женщина в негодовании завопила:

- Как - ее?! Позвольте...

Но судья строго сказал:

- В каждую кучу я ночью подложил по нескольку штук моего собственного белья. Роза Соломоновна даже не побоялась осуждения и честно созналась, что белье не ее. А вы, Ревекка Моисеевна,-- если вы и мое белье объявили своим, то, значит, еще легче могли объявить своим и белье Розы Соломоновны

.......................................

В.В.Вересаев
Всю жизнь отдала

Трамвайный вагон подходил к остановке. Хорошо одетая полная дама сказала упитанному мальчику лет пяти:
— Левочка, нам тут сходить.
Мальчик вскочил и, толкая всех локтями, бросился пробиваться к выходу. Старушка отвела его рукою и сер­дито сказала:
— Куда ты, мальчик, лезешь?
Мать в негодовании вскричала:
— Как вы смеете ребенка толкать?!
Высокий мужчина заговорил громким, на весь вагон, голосом:
— Вы бы лучше мальчишке вашему сказали, как он смеет всех толкать? Он идет, — скажите, пожалуйста! Все должны давать ему дорогу! Он самая важная особа! Растите хулиганов, эгоистов!

 
Мать возмущенно отругивалась. Мальчик с открытым ртом испуганно глядел на мужчину.
Вагон остановился, публика сошла. Сошла и дама с мальчиком. Вдруг он разразился отчаянным ревом. Мать присела перед ним на корточки, обнимала, целовала.
— Ну, не плачь, мальчик мой милый! Не плачь! Не обращай на него внимания! Он, наверно, пьяный! Не плачь!
Она взяла его на руки. Мальчик, рыдая, крепко охва­тил ее шею. Она шла, шатаясь и задыхаясь от тяжести, и повторяла:
— Ну, не плачь, не плачь, бесценный мой!
Мальчик стихал и крепко прижимался к матери.
Пришли домой. Ужинали. Мать возмущенно расска­зывала мужу, как обидел в трамвае Левочку какой-то, должно быть, пьяный хулиган. Отец с сожалением вздох­нул.
— Эх, меня не было! Я бы ему ответил!
Она с гордостью возразила:
— Я ему тоже отвечала хорошо… Ну, что, милый мой мальчик! Успокоился ты?.. Не бери сливу, она кислая.
Мать положила сливу обратно в вазу. Мальчик с упря­мыми глазами взял ее и снова положил перед собою.

 
— Ну, детка моя, не ешь, она не спелая, расстроишь себе животик… А вот, погоди, я тебе сегодня купила шо­коладу «Золотой ярлык»… Кушай шоколад!
Она взяла сливу и положила перед мальчиком плитку шоколада. Мальчик концами пальцев отодвинул шоколад и обиженно нахмурился.
— Кушай, мальчик мой, кушай! Дай, я тебе его раз­верну.
Отец сказал просительным голосом:
— Левочка, дай мне кусочек шоколада!
— Не-ет, это для Левочки, — возразила мать. — Спе­циально для Левочки сегодня купила. Тебе, папа, нельзя, это не для тебя… Ну, что же ты, детка, не кушаешь?
Мальчик молчал, капризно нахмурившись.
— Ты, наверно, еще не успокоился?
Мальчик подумал и ответил:
— Я еще не успокоился.
— Ну, успокоишься, тогда скушаешь, да?
Мальчик молчал и не смотрел на шоколад.
Через двадцать лет. Эта самая дама, очень исхудав­шая, сидела на скамеечке Гоголевского бульвара. Много стало серебра в волосах, много стало золота в зубах. Она с отчаянием смотрела в одну точку и горько что-то шептала.
Трудную жизнь она прожила. Еще до революции муж ее умер. Она собственным трудом воспитала своего маль­чика, во всем себе отказывала, после службы давала уро­ки, переписывала на машинке. Сын кончил втуз инжене­ром-электротехником, занимал место с хорошим жало­ваньем. И вот — она сидела, одинокая, на скамеечке буль­вара под медленно падавшим снегом и горько шептала:
— Я, я ему всю жизнь отдала!
Они с сыном занимали просторную комнату в Нащокинском переулке. Сын задумал жениться. Сегодня она получила повестку с приглашением явиться в качестве ответчицы в суд: сын подал заявление о выселении ее из комнаты. Уже четыре года назад, когда они полу­чили эту комнату, Левочка предусмотрительно вписал мать проживающею «временно». Это больше всего ее по­трясло: значит, тогда уже он на всякий случай развязывал себе руки…
— А я ему всю жизнь отдала!..
Снег пушистым слоем все гуще покрывал ей голову, плечи и колени. Она сидела неподвижно, горько шевеля губами. Кляла судьбу, в которую не верила, винила бога, в которого полуверила. Не винила только себя, что всю жизнь отдала на выращивание эгоиста, приученного ду­мать только о себе.
1943