Долгая дорога в детство

Долгая дорога в детство

2019г.


 

Гиперактивные дети – большая проблема для окружающих людей,
только не для них самих. Они начисто лишены чувства страха, пос-
лушания, каких-либо комплексов. Всегда найдут себе интересное, по-
рой рискованное занятие, потому им не бывает одиноко и скучно.



Березовый край

Березовый край, груздяные места –
От вас погнала прочь разлука – мечта.
Мы верили будет она путеводной звездой,
Но время пришло и нас манит домой.

Где были деревья до самых небес,
А лес полон тайн, необычных чудес.
Где вместе с друзьями тропинками шли,
Где детство теряли и юность нашли.

Вот только тревожно на сердце чуть –чуть,
Был очень уж долгим обратный путь.
Так все изменилось – почти не узнать,
Не вышли на встречу отец или мать.

Лишь только колодец с холодной водой
Напомнил, что рядом был домик родной.
К нему приходили веселой толпой –
Поил всех прохладой своей ключевой.

И нет тех ребят, поредел круг друзей,
Что были надежнее всех и верней.
Не думал никто, что так жизнь коротка –
Промчится и все, как в грозу облака.
               
Так хочется встретить любимых подруг –
Надеюсь, что живы, надеюсь, что вдруг.
Но время ко всем беспощадно, бесстрастно –
Я жду и надеюсь, но видно напрасно.

Прошу вас родные, поторопиться,
К родному порогу назад возвратиться.
Пускай ненадолго, на день, на часок,
Чтоб встретить вас с радостью кто-нибудь смог.
18.09.15г.



Я из Самарканда
     Мои взрослые дети часто предъявляют претензии: «Зачем ты нас отправляла в пионерский лагерь?» По моему мнению там было интересно и весело. Так много детей за городом, на природе, вдали от родителей. Дочери строго осведомляются – А ты сама была там хоть один раз, маршировала под палящими лучами солнца? Выступала в обязательном порядке на смотре «Строя и песни? Оформляла агитационные листки?                Конечно нет… Я с самого рождения была неорганизованным (как модно сейчас говорить) ребенком. Без понятия, что такое ясли, детский сад и пионерский лагерь. Интересно, как это школу мне не удалось «пролететь». Зато было ДЕТСТВО, полное приключений, злоключений. Того, о чем современные дети могут только мечтать или видеть в старых фильмах. Спасибо моему отцу – строителю от Бога, который всю свою жизнь посвятил своему любимому делу, переездам в связи с новостройками. А за ним, как ниточка за иголочкой тянулась моя мама и я со старшей сестрой Тосей. Часто менялись места жительства, окружающая природа, люди. До семи лет моей кочевой жизни были республики Средней Азии: Узбекистан, Таджикистан, Туркмения. Родилась я в Самарканде (Узбекистан), а покидала жаркие страны из Туркмении – самого южного военного городка Керки. Самая запомнившая картина из моего раннего детства – ранним утром идем куда-то с отцом. Я крепко держу его за руку и щурюсь от яркого солнца, которое словно огромный огненный диск поднимается над ровным, совершенно чистым горизонтом. А вокруг желто-серый, меняющий цвет под косыми лучами солнца песок, песок, песок и больше ничего. Дорога казалась бесконечной.
     В Азии нас, белобрысых и белокожих, в первую очередь испытывала при-рода. Начиная с осени и по февраль включительно женщины и дети работали на уборке хлопка. Весной и летом в самую жару тяжелым текменем окучивали молодые растения. Тяжелая, каменистая почва плохо поддавалась рыхлению, а работали от рассвета до заката. Однажды мама взяла меня с собой (оставить было не с кем), и очень затем раскаивалась в этом. Солнце нещадно обжигало полураздетых детей, играющих без присмотра на поле. Когда мама освободилась, то обнаружила лежащее, едва дышащее красное тело. Она подхватила на руки «кусок обжаренного мяса» и побежала в по-селок. Медицина в 50-е годы в Средней Азии желала бы лучшего. Несмотря на тяжелое состояние, я через некоторое время осмотрелась – вокруг много женщин, плачущих детей. Мест в палате нет, и я лежу на одной кровати с какой-то страшной, худой и черной старухой. Мамы рядом нет, а морщинистая старуха гладит меня по голове костлявой рукой и приговаривает
      -Якши, якши, кызымка.  Я понимала, что она говорит – хорошая, хорошая девочка, но вид ее был такой жуткий, что мои глаза сами по себе крепко за-жмурились. Не зря говорят, что на молодых все заживает, как на собаке. Едва стало легче, меня уже не страшила старуха, много плачущих женщин и детей. Стало интересно бегать по длинному коридору и заглядывать в палаты, чем раздражала больных и медперсонал. Больных было очень много, медсестры сновали под моими ногами, как мне казалось, и мешали моим наблюдениям. К большому сожалению, пришла мама, и меня с удовольствием отправили домой. С тех пор на поле меня не брали, и я была предоставлена сама себе.
Игры и игрушки
   Сестра Тося, в противовес мне, была очень спокойной и молчаливой девочкой, но во всех проделках поддерживала меня охотно. Любопытство и непоседливость делали свое дело. Когда родителей не было дома, проводили изучение различных вещей. Главными объектами были куклы с тяжелыми глиняными головами и телом, набитым плотно опилками. Операции проходили под строгой секретностью, по всем правилам медицины. Затем опилки высыпались в мусорное ведро, а куклы прятались подальше. Из-за такой куклы однажды пострадала моя мама. Она до трех лет кормила меня грудью, и когда я ее больно укусила, оттолкнула меня грубо, сказала – все хорош, достала. Моя реакция была мгновенной, со злостью стукнула ее по лицу куклой, которая своей тяжелой головой рассекла ей бровь. Остался шрам, горькая память и обида на меня. После кукол больше всего страдали будильники – было в них интересно все: стрелки, звонок, винтики завода, особенно тугая пружина. Когда в наших руках он отказывался тикать, звенеть, его ожидала та же участь – захоронение в укромном уголке. Отец долго терпел, не знал уже куда прятать новые будильники, поэтому жестко постановил – Никаких новых игрушек впредь не получите. Смастерил по боль-шому деревянному молотку, дал нам в руки – Играйте на здоровье.                Долго вертели в руках новые необычные игрушки, придумывали, как применить их на деле. Я хныкала, что играть нечем и ломать тоже. Деревянный молоток мало для чего годился. Пошли гулять и молотки прихватили с собой. В ауле вся жизнь происходила на улице: женщины стирали, мыли детей и свои густые, черные волосы. Ребятишки играли чем могли, а еще подражая аксакалам, чинно садились в кружок и обсуждали свои дела. О чем они говорили нас совсем не волновало, зато быстро пришла новая идея. Тося незаметно подошла к тесному кружку и стукнула по обритой голове мальчиш-ку. Он громко закричал от неожиданности, а я приняла это, как сигнал к действию, и тоже стукнула рядом сидящего пацана. Пока те сообразили, что к чему удалось еще «пройтись» по кругу и огреть нескольких голов. Благо, что это действо проходило недалеко от нашего дома, и мы удачно скрылись от замешкавшихся преследователей. Бить нас никто из ребят даже не пытался, а мы этим пользовались и дразнились – Чайник, пиала – узбек дуана (дурак). Они парировали – Урус кукуруз. И все были довольны.
Опасная вода
     За все наши проделки приходилось отвечать маме, а затем доставалось нам, поэтому старались от нее держаться подальше и очень любили отца. Он нас не наказывал, так как очень любил данных Богом поздних детей. Его слабостью я пользовалась больше всего. Его любимым делом была рыбалка. В любом месте, на любой речушке и большой реке он рыбачил и не обходился без улова. Я, словно хвостик, везде ходила за ним. Пока он рыбачил бродила по берегу, копалась в песке. Только почему-то купаться нам не разрешалось. Один случай быстро отбил желание лезть в воду. Отец следил за поплавками, я булькалась водой на мели и поймала черненького жучка. Не успела до конца крикнуть: «Папа, я чертика поймала!», как мою руку пронзила сильная боль. Резко скинула жучка с руки и громко заплакала. Рыбалку пришлось прекратить, отец свернул удочки, крепко взял меня за руку и по-вел домой. Не только в мутной воде Кара-Дарьи и Аму-Дарьи могла ожи-дать опасность. Про гигантских сомов, которые могли проглотить барашка, ходили легенды может быть специально, чтобы запугать детей. А вот вараны для малолетних детей действительно были похожи на ящеров. Однажды, возвращаясь с отцом с рыбалки, увидели потрясающее действие – два огромных варана дрались друг с другом, скалили острые конические зубы, шипели и цеплялись хвостами. Я смотрела, как завороженная, забыв о всякой опасности. Пришла в себя, когда отец резко поднял меня на руки и быстрыми шагами удалился от опасного места. В следующий раз нам на глаза попалась недогрызенная шакалами половина варана, видимо не успел вовремя зарыться в песок, и стал добычей для голодных хищников.                Возле водоемов поджидала еще одна опасность – особые комары: переносчики малярии и лейшманиоза. Про малярию многие знают, а вот лейшманиоз очень неприятная вещь. Комары переносят микроскопических возбудителей, они размножаются в ранке и образуют большую язву, поэтому это заболевание по другому называют восточной язвой. Мне было четыре года, когда после укуса на коленке образовалась большая гниющая язва. Лекарства не помогали, и только по истечении трех месяцев на месте язвы образовалась тонкая пленка размером с пятак. Такой некрасивый шрам остался на всю жизнь, как память о жизни в Узбекистане. Тосе повезло в этом плане – у нее остались два маленьких шрама на руке.
     Вода все равно притягивала, как магнит, когда жара обжигала и сушила кожу. Хотелось очень пить и с головой окунуться в любую лужу. Только лужи там бывали очень редко и тут же заполнялись черными головастиками, а вода приманивала своей прохладой в арыках. Однако добраться до нее было очень сложно для ребенка 4-5 лет, безнадзорно гуляющего под палящим зноем. Каменистые берега, искусственно вырытого канала, были очень обрывистыми и круто уходили вниз. Так в один из дней в него соскользнула моя сестра, а я бегала по краю и громко кричала. На мой истошный крик прибежал отец. С трудом через плач и рыдания объяснила ему в чем дело. Отец спрыгнул а арык, но Тоси не обнаружил и осторожно пошел по скользкому дну, просматривая мутную воду. Через некоторое время наступил на что-то, пощупал предмет – это оказалась тосина рука. Резко выдернул ее из воды и понес на берег. Сестра широко-широко открыла глаза от слепящего солнца и что-то промычала. Медленно, неуверенно ступая от нервного по-трясения, нес отец Тосю на протянутых руках до дома. За ними медленно плелась я опухшая от страха и слез. Дома вся троица пришла в сознание, потому что мама без сантиментов такую взбучку всем устроила и быстро привела в чувство. Как Тоне удалось на продолжении долгого времени оставаться молча под водой непонятно, но это особенность ее характера – не истерить, сохранять присутствие духа в любой экстремальной ситуации.              Зато на меня воспитательные меры воздействовали в обратном порядке, поэтому в скором времени мы снова оказались возле арыка. Наблюдая, как по мутной воде несет течением сухие листья, корявые палочки, я все ближе подходила к краю. Ближе к берегу чернели комки лягушачьей икры и даже немного юрких головастиков. Иногда остромордые лягушки совершали резкие движения и поднимали мутные брызги. Я смотрела на это, как завороженная, пока не соскользнула в воду. Это было так неожиданно, что оказавшись под водой я на время замерла, а затем резко оттолкнулась от скользкого дна, словно лягушка за которой наблюдала минуту назад. Толчок выкинул меня на поверхность воды, я сделала глубокий вдох широко открытым ртом и начала барахтаться и продвигаться ближе к крутому берегу. Оказавшись рядом с сырым, глинистым, поросшим редкой растительностью берегом, стала ногтями цепляться за хилые кустики травы и карабкаться вверх. Поверхность была скользкой и почти вертикальной, поэтому меня несколько раз отбрасывало вниз. Тем не менее упорное желание выкарабкаться снова и снова двигало меня вперед. После продолжительной борьбы за жизнь я все-таки оказалась на сухом берегу. Вся перепачканная желтой глиной, черной икрой лягушек и грязно-зеленой травой. Страха не было, было удивление, радость от того, что все встало на свои места. Ведь было мне тогда всего пять лет, и я гуляла одна, как «кошка, которая гуляет сама по себе». Боязно было идти домой, понимала, что меня там не похвалят. Но делать нечего, на ватных ногах брела до дома. Родители не знали, что им делать – плакать или смеяться, увидев маленькое грязное чудовище. Мама долго меня отмывала, а папа заплел мне тоненькие косички. Прошло бесконечно много времени, но я всегда с благодарностью вспоминаю с какой любовью, осторожно частым гребешком отец расчесывал мне непослушные волосы и заплетал красные атласные ленточки. Мама не проявляла такой заботливости из-за моего непослушания, да и «косы» мои не заслуживали этого. Зато у Тоси были густые, красивые каштановые волосы длиной ниже пояса. Ей самой было трудно с ними справляться, поэтому помогала мама. Она аккуратно, бережно расчесывала волосы и заплетала в красивые, тугие косы. Такие, разные во всем, две сестры росли под одной крышей.
 1958г.
      Тося, как старшая, не могла справиться со мной, хотя старалась принимать новые решения и помогать мне. Так случилась очередная неприятность с чужой куклой. Молотки деревянные нам скоро надоели, да и врагов с ними нажили немало. Мне хотелось очень играть с куклой, а Тося, видя мои мучения, задумалась. Через некоторое время мы проходили через чужой двор в поисках новых приключений, и словно случайно оказались рядом с огромным (для моих лет) деревянным ящиком с мусором. Именно с мусором, потому что в конце пятидесятых продукты в контейнеры не выбрасывали. Тоня приподняла меня на руках и говорит – Видишь там валяется кук-ла большая, видимо кто-то выбросил, иди принеси ее. Затем подняла меня выше и перекинула через стенку ящика. Я осторожно пробиралась по мягкому мусору к дальнему углу, где лежала большая кукла, а затем с дорогой находкой быстро вернулась обратно. Сестра с большим трудом вытянула меня на свет божий. Радости не было предела, когда дома выяснили, что кукла может ходить, закрывать глаза и кричать «Мама». Родителям наперебой рассказывали о том, где нашли ее случайно. Но, оказалось, что ничего случайного не бывает и радость обернулась большой неприятностью. Пришла разгневанная, злая тетка с красным лицом и вытаращенными глазами. Она громко кричала, показывала на куклу, на Тосю. Я мало, что понимала и все крепче прижимала куклу к себе. Мама забрала из моих рук куклу, отдала тетке и вытолкнула ее в дверь. Затем резко повернулась к нам – Рассказывайте, где вы  взяли эту куклу? Почему ко мне ходят люди и все время жалуются на вас?
 Слезы хлынули из моих глаз ручьем, я терла глаза, ничего не понимала и не слышала. Казалось, все мое маленькое детское существо сопротивлялось и не хотело осознать такую несправедливость. Такая красавица, такая фея была у меня в руках, и вот ее нет. Будучи уже взрослыми, сестра приоткрыла ту тайну, оказывается Тося отобрала ту замечательную куклу у какойто девчонки и бросила ее в мусорный ящик. Затем подвела меня к нему и разыграла сцену со случайной находкой. Вот такая была «ложь во благо». Трудно сейчас представить, как я страдала из-за отсутствия куклы, если моя любимая сестра пошла на такой рискованный шаг в восемь лет, и была очень строго наказана.
Кочевая жизнь
     Все наши неприятности быстро заканчивались благодаря постоянным переездам. Наш любимый отец работал каменщиком, а самым востребованным строением в Азии являлись хлопкосушилки. Нуждались в нем удаленные аулы, где население занималось выращиванием хлопка, поэтому закончив одну стройку, он ехал на другую и мы за ним следом. Так оказались однажды в огромном байском доме среди абрикосового сада. Нас поселила администрация в этом огромном доме, за неимением свободного жилья. Дом давно пустовал и напоминал заброшенный, полуразрушенный дворец с высокими потолками и большими окнами с мозаичными стеклами. Наша семья заняла одну большую комнату. Потолки для моего маленького роста казались недосягаемыми, а надоедливые мухи пользовались этим и доставали нас. Как только я хотела прихлопнуть хлопушкой эту тварь, она стремительно взлетала к потолку и становилась недоступной. Когда эта безуспешная затея надоедала, мы с сестрой уходили в сад. Он также был заброшен и запущен.  Ветки, отяжелевшие от поспевших абрикосов склонялись очень низко, словно просились, чтобы их освободили от ноши. Только сладкие, сочные плоды никого не интересовали. Больше привлекали перезревшие абрикосы, валявшиеся на земле. Мы сестрой собирали мягкие плоды, выдавливали косточки и разбивали настоящим молотком (благо отец научил нас пользоваться деревянными) и с большим удовольствием поедали ядрышки. Для меня такая жизнь, в полной изоляции от кишлака, от многочисленных ребятишек, показалась очень скучной. Только одно событие внесло незабываемое разнообразие – мусульманская свадьба.                Мама повела нас посмотреть, в то время это был праздник для всего кишлака. Весь день проходил в различных ритуальных действах. Нас больше всего интересовала невеста, которую накрыли красивым покрывалом с ног до головы, и никто ее не видел. Ее завели в дом, куда я немедленно проскользнула, как мышонок и затаилась в уголке. Невеста сидела на многочисленных тюфяках, все также закрытая покрывалом. Стены комнаты, пол покрыты коврами с яркими орнаментами. Мама позже объяснила, чем больше ковров, тем богаче невеста. Я видела, как женщины ткут ковры из овечьей и верблюжьей шерсти на очень низких станках, сидя на корточках. Мне казалось, что это очень неудобно и трудно.                Мое ожидание не оказалось напрасным – невеста захотела пить, так как в комнате было жарко и душно. Ей принесли в пиале воды, приподняли покрывало, и я увидела красавицу с черными бровями, сросшимися на переносице, большими блестящими глазами. Она осторожно взяла пиалу пухлыми пальчиками, унизанными кольцами и маленькими глоточками неторопливо выпила всю воду. Женщины, окружавшие ее, забрали пиалу и снова закрыли девушку покрывалом. Интерес мой пропал, и я вынырнула на улицу – там было веселей. Всех желающих угощали горячим чаем, жирным пловом, фруктами и сладостями. Громко играла музыка, желающие танцевали и пели, молодежь состязалась в силе и ловкости. Когда немного стемнело, между двумя высокими чинарами растянули большой белый экран. Все – от мала до велика собрались возле него. Каждый устроился как мог поудобнее: стояли, сидели на корточках, полулежали и ждали показ фильма с любимым индийским актером Радж Капуром. Цветной, музыкальный фильм с многочисленными танцами и песнями завораживал всех. Слова песни: «Я встретил девушку в полмесяца бровь, на щечке родинка, а в глазах любовь…» пели все зрители, независимо от национальной принадлежности. Было уже поздно, когда мама крепко сжимала наши с Тосей руки и вела домой. Все были сытые, довольные, полные впечатлений, и, едва коснувшись подушки, окунулись в глубокий сон.

Из дворца в палатку
       Скоро случился новый переезд из байского дворца в деревянный вагончик. Нам было интересно, но очень тесно в полутемном жилище после высоких потолков и огромных окон. Пожили мы там совсем недолго, потому что балок поставили неправильно. Двери оказались высоко поднятыми над землей, а мама была невысокого роста и полненькая, поэтому с большим трудом и громкой руганью пробиралась во внутрь. Для меня также подняться на скользкое бревно, а затем на крутой порог тоже было непросто. По соседству в таких же условиях проживали другие строители. Наши неудачные попытки пробраться домой вызывали у них задорный смех. Нас с сестрой это мало трогало – нашли новую забаву. Невесть откуда появился большой рыжий кот. Мы быстро нашли с ним «общий язык», кормили его со стола, дрессировали, баловали. Ночью он убегал по своим делам, а утром был на пороге балка. Однажды он не пришел, что нас очень озадачило – пошли искать. К нам подошли с лукавой улыбкой двое рабочих и протянули какой-то предмет – Девочки, возьмите игрушку. Смотрите, какая она красивая и пушистая.                Я ничего не подозревая, взяла в руки мягкий, пушистый подарок. Когда присмотрелась, из глаз покатились крупные слезы – это был хвостик нашего рыжего любимца. Тося тоже поняла в чем дело, схватила меня за руку и повела домой. Нам в след неслось «дикое ржанье» взрослых недоумков. Рыжий кот больше к нам не возвращался, а мы долго переживали за его трагедию.     Маме тоже надоело каждый день карабкаться в не-удобное жилище, и она вынудила отца покинуть его. Но, как говорится – Из огня да в полымя. Перебрались со своим скудным скарбом подальше от жестоких соседей в большую палатку. Днем с сестрой бегали по территории, находили себе развлечения. Нас мало заботило, как трудно было маме готовить обеды в таких экстремальных условиях. А вот ночью было не просто, а просто страшно. Ночи в Средней Азии очень длинные, холодные из-за резкого перепада температур, и очень темные. Палатка находилась далеко от кишлака рядом с небольшой рекой. Среди редких зарослей на берегах находили пристанище шакалы. Днем они прятались подальше от человека, а ночью подходили близко и выли на все голоса. Даже мы, набегавшись за день, не могли уснуть от наводящего тоску воя. И почему-то в тот момент отца еще не было дома, а мама плотно закрывало вход и сидела рядом на полу с топором в руке. Какой ужас в страхе за нас она испытывала невозможно было понять. Может с тех жутких долгих часов она не могла в последствии спать по ночам, и только к утру погружалась в глубокий сон.
      Благо, что скоро отец закончил объект. Снова собрали вещи и в путь. На этот раз оказались в небольшом поселке, наконец-то в настоящем доме. На деле оказалось, что на вид обычный, дом был саманный и пол тоже был вымазан глиной. Его можно было осторожно подметать веником и чуть-чуть обрызгивать, чтобы не поднимать пыль до потолка. Полкомнаты занимала корейская печка. Она длинная и широкая, наподобие русской печи, высотой сорок сантиметров от пола. На ней удобно сидеть, лежать, спать в холодное время. Через некоторое время к нам прибился щенок. Мы его с радостью приняли, и даже строгая мама разрешила его приютить. Видимо жизнь в па-латке и бессонные ночи поменяли ее отношение к животным. О том, что нас ожидает новое горе никто не предполагал. А оно случилось с нашим общим любимцем. Мама затопила печку, забив плотно топку сухими дровами. Огонь быстро охватил мелкий хворост, и вдруг послышалось жалкое поскуливание и хрип из печи. Мы поняли, что щенок прятался в дальнем углу печки и оказался в горячем плену. Мама залила огонь и вытащила обгоревшие дрова, а затем с большим трудом кочергой вытянула пострадавшего щенка. Было поздно, признаков жизни он уже не подавал. Мы с сестрой завернули его в тряпку и понесли хоронить за дом. Из палочек сделали маленький крестик и воткнули поверх бугорка. Слезы долго не могли просохнуть – ну по-чему нам так не везет, то хвост коту отрубили злые люди, то бедный щенок нашел себе смерть в дымной печи. После этого случая мои родители никогда не заводили дома собак.
      А мы тем временем за поселком нашли новое развлечение – огромную яму, в которой находился гудрон. По видимому, где-то рядом шло строительство, а плоские крыши домов заливали гудроном. Яма нас манила к себе до дрожи в ногах и руках. Так хотелось попробовать побегать по засохшей на жаре верхней корке. Наконец терпение закончилось и мы с другими ребятами стали потихонечку пробовать прочность гудронового «наста». Я пробежала удачно, очень понравилось. Под коркой гудрон был жидким, и казалось, что я бегу по волнам. Ощущение было непередаваемым. Тося не рискнула, так как хорошо оценивала свой вес, но другие девчонки и мальчишки поменьше с криком и визгом начали бегать вдоль и поперек. Веселье нарастало до тех пор, пока один плотненький мальчик начал тонуть в обра-зовавшейся трещине. Мы застыли от страха и медленно начали передвигаться на твердое место. На истошный крик прибежали взрослые люди и с большим трудом вытащили мальчика из вязкой, черной массы. Нам было его очень жалко, но в то же время очень смешно – он был похож на героя из мультфильма «Братец Лис и братец Кролик». Его бы еще в пуху вывалять. Мальчику было не до смеха, он был весь чернее самой темной ночи, дрожал от страха и громко плакал. Вскоре появились его родители. Их состоянии при виде любимого чада невозможно описать. Они были в полном недоумении, не знали, как его взять за руку, чтобы увести домой. Когда вся троица удалилась, мы еще долго находились под впечатлением и не расходились по своим делам. Как и чем родители отмывали своего пострадавшего ребенка мы не узнали, но рядом со злополучной ямой его больше не видели.
В Туркмении
     А нас ждал очередной переезд из Узбекистана в Туркмению. Хорошо было при советской власти, можно было переезжать из одной союзной республики в другую без всяких виз и препятствий. Последним пристанищем в южных странах стал военный городок на берегу Аму-Дарьи. Было очень жарко и пыльно на узких улицах, лишенных какой-либо растительности. Редкие деревья – саксаулы были корявыми и высохшими, не похожими на деревья, что мы видели на картинках в книжках. Самым лучшим местом в городке был рынок – любимое место женщин и детей. На самом видном месте стояли широкие деревянные столы и скамейки. За этими столами усаживались всей семьей, покупали огромный сочный арбуз и кушали большими ломтями. Продавцы при этом громко перекрикивали друг друга - Тарбуз ширин, тарбуз якши (арбуз сладкий, арбуз хороший).  Из большого обилия фруктов мы с сестрой выбирали арбуз и гранаты. Остальные нас мало интересовали. Рядом со школой стоял киоск с мороженым, которое через несколько минут превращалось в молоко на нещадно греющим солнце, поэтому кушать его особо не хотелось.                Сначала мы жили в коммунальной квартире, в одной из многочисленных комнат. Было очень тесно и скучно. Тося с утра уходила в школу. Она училась в третьем классе. Как ей это удавалось при наших частых переездах трудно представить. Мама от невыносимой жары стала часто болеть. Страдала очень от высокого давления, не могла дойти до рынка – падала в обморок. По этой причине чаще лежала в постели. Зато мне была предоставлена полная свобода в мои полные шесть лет. В городке было тесно, и быстро все обследовано, поэтому с соседским мальчиком Сашей, который был чуть старше меня, уходили за пределы. Не осталось места, где бы мы не побывали: заброшенный кирпичный завод, пугающий завалами и паутиной с огромными пауками, многочисленными ящерицами, скользившими под ногами. Я взвизгивала, подпрыгивала – было страшно, но интересно. Однажды забрели на просторное поле с ярко-красными маками. Смотрела, как завороженная на необычный ковер, пока не появились люди в военной форме, и не погнали нас прочь. Оказывается, мы не заметили, что оказались близко от холма в котором хранилось оружие. Военный городок был недалеко от афганской границы, а ситуация там была всегда напряженная. В следующую прогулку снова крупно повезло – на деревянном, хлипком мостике провалился танк. Быстро собралась ватага чумазых ребятишек, которых тщетно пытался отогнать незадачливый молоденький танкист. Никто не уходил пока другой танк не вытащил из реки севшую военную технику. После мы привыкли видеть танки, «Катюши» и другие военные машины, поэтому особый интерес пропал.
     Дни для нас «беспризорных» дни были очень длинными и приключения не кончались до позднего вечера. По соседству во дворе держали домашних птиц. Я любила за ними наблюдать: петух пугал наскоками, цесарки громко и противно кричали, а индюк ходил важный и толстый. Его бородка от злости становилась большой и багровой. Все равно хотелось подойти и потрогать за красивый, распушенный хвост. Он не понимал моего доброго намерения и принимал еще более угрожающую позу. Приходилось стремительно убегать, пока он еще больше раздувался и скреб землю мощными когтями. Зато ослик у других соседей был очень даже добрым. Мы его подкармливали хлебушком, а он нас катал на своей широкой спине. Только та-кое катание не всегда заканчивалось удачно. На спине без седла сидеть было очень неудобно. Я крепко цеплялась за редкую шерсть, но это не давало устойчивости. Однажды руки мои сорвались, я скатилась на покатый круп, а затем по хвосту на землю. Падение завершилось очень удачно. Кроме синяков и шишек не было серьезных повреждений. А вот желание кататься на ослике пропало начисто.
      Мама все больше болела и ей было не до меня и Тоси, поэтому мы бродили по городку, искали приключений. И вот повезло, к нам подошла бабушка и показала большого, пушистого кота, который вырывался из скрюченных пальцев - Девочки, посмотрите, какой хороший котик, он очень добрый. Возьмите его себе домой.                Мы очень обрадовались, и даже поспорили кому нести такое «сокровище». Тося, как старшая, крепко прижала его к себе, хотя он упорно сопротивлялся. Я его гладила, успокаивала. При этом в моих потных руках оставались клочья шерсти. Домой пошли очень торопливо, боясь того, чтобы женщина не передумала. Она радостно улыбалась нам в след и махала костлявой рукой. Мама, как обычно, лежала в постели. Голова у нее была туго перевязана полотенцем, так как ее мучили сильные головные боли. – Мама, ты посмотри, какого красивого котика нам дала тетенька. Она приподняла голову от подушки и, охнув уронила ее снова. – Вы зачем его принесли, он старый и больной, вас тетка обманула.                Кот почувствовал ослабленные тосины руки, спрыгнул и быстро забрался под кровать. Громкое мяуканье чередовалось рычанием, словно дикий зверь раздирает свою жертву. Мама схватилась руками за голову – Убирайте его скорее и уносите, у меня голова разрывается от этого крика.                Мы полезли под кровать, на нас смотрели злые, горящие глаза так, что стало жутко. Тося толкала меня, а я ее, но затем вылезли из под кровати и пошли за веником. Кот упорно не хотел вылезать и продолжал страшно мяукать. Мама стонала и ругала нас на чем свет стоит.
     Наконец мы одержали победу. Кот устал от хлопков веником и устремился из под кровати в открытую дверь. Больше мы его не видели. Мама успокоилась, поднялась и напекла нам вкусных плюшек. За какие заслуги мы не поняли. Наверное за то, что ругала нас за нашу доброту. Пришел с работы отец и сообщил новость, которой удивить нас было очень трудно – завтра переезжаем на другую квартиру в центре городка. Сборы были недолги, и вот мы в отдельной квартире. Дом деревянный, многоквартирный. Комната большая, не очень уютная, но зато своя кухня. Школа, в которую ходила Тося тоже оказалась рядом, поэтому я быстро забыла своих бывших соседей, чаще крутилась в школьном дворе, ждала сестру и знакомилась с новыми ребятами.
Новый год
Ближе к Новому (1960) году становилось все жарче и жарче, что спровоцировало пылевые бури. Мы не знали, что такое дождь и снег, а вот пылевые бури запомнили надолго. Во время таких бурь по несколько дней не выходили на улицу. В окна не было видно света белого, песок стучал и противно скреб по стеклам. Как мог отец работать в это время мы не понимали, продукты тоже приносил он, а мы с мамой не выходили за порог. Особенно для меня это было очень тяжело. Прижималась носом к стеклу, ничего не видела в кромешном, сером месиве. Хотелось гулять, бегать, прыгать, играть. Очень надоедала маме и сестре. Наконец-то буря улеглась, пыль с улиц промыли спецмашины, заточение наше закончилось.                Началась подготовка к Новому году. Мама готовила нам костюмы: мне -  украинский, а Тосе -  медведя. Мне очень нравилась вышитая кофточка и венок с разноцветными лентами, которые развевались во все стороны, когда я крутилась. Тося не меряла свой костюм, в нем можно было свариться. Наконец настал долгожданный день – идем на праздник на папину работу. Там все восхищаются белобрысой украинкой. Я громко читаю стихи о Новом годе, елке и снежках, которые видела только на картинках, весело танцую под веселую музыку. Получаю большой подарок, отдаю его маме, и продолжаю веселиться. На следующий день снова радостное событие – иду на утренник в школу. Ребята в новогодних костюмах бегут в школу со всех сторон. Снежинкам хорошо в жару в коротких, легких юбочках, а вот Тосе пришлось одеть костюм ненадолго, иначе тепловой удар ей был бы обеспечен. Настоящая, живая елка стояла посреди просторного спортивного зала. На самой верхушке ярко горела большая, красная звезда. Блестящие игрушки украшали лесную красавицу. Такую изумительную красоту я никогда не видела раньше. Трогала живые, зеленые лапки и вдыхала необычный терпкий запах. А вокруг бегали, прыгали зайчики, лисички, снежинки, королевы и разбойники. Мы с Тосей тоже веселились вместе со всеми, и не подозревали, что нас ожидает в ближайшем будущем. Не знали, что этот год завершающий в наших многочисленных переездах по Узбекистану, Таджикистану и Туркмении. Не знали, что это последние жаркие дни, а впереди нас ждет совершенно иная жизнь в далекой, холодной, заснеженной Сибири.
По дороге в Сибирь
    Мы с сестрой давно уже замечали, что родители от нас что-то скрывают. Мама приносит домой непривычные вещи: шубки, валенки, красивые черные, блестящие-блестящие женские жакетки, китайские скатерти и покрывала с пагодами. Все это она складывала в новый большой чемодан. Ничего подобного в нашей семье раньше не происходило – переезжали налегке с узлами. Из ее разговора с отцом, понимали одно, что-то произойдет, когда Тося пойдет на каникулы. Наконец все прояснилось – папа собрал всю семью вокруг себя и показал четыре билета на поезд. – Дочки, мама часто болеет из-за жары и не может больше здесь оставаться. Она нашла родствен-ников на своей родине в Сибири. Вот билеты, через две недели едем на поезде.                Две недели в сборах прошли очень быстро. Хотелось забрать все игрушки, книжки, но мама строго отбирала самое необходимое. Вещей без того набралось многовато. Настал день отъезда, с трудом дотащили багаж до вагона. Наконец мы в купе. Первый раз такое событие! Я была похожа на обезьянку, хотелось все осмотреть, облазить. Особенно весело было вскарабкиваться на верхнюю полку и смотреть в окно на убегающий вокзал, городок. Затем стало скучно видеть бескрайнюю пустыню с серовато-желтым песком. Пришлось покинуть обжитое место и выйти в коридор. Он казался для меня узким и бесконечным. Зато бегать по нему было очень даже удобно. Правда, мешали люди, которые тоже выходили из купе по разным причинам, и делали мне замечания. Пока ехали до Оренбурга было очень весело. По коридору постоянно проходили торговцы разной снедью и выкрикивали на все голоса, предлагая свой товар. Это были восточные сладости. Мне очень нравились длинные тянучки в цветных обертках. Я много раз видела, как узбечки варят в большом казане сахар и делают из него разные сладости, смотрела на это действо, как завороженная. Торговцы так ловко пробегали, заглядывали в купе и предлагали вкуснятину. Мама покупала сладости нам, а также на подарки родственникам. Дорога была длинной, и почему-то все время хотелось есть. Самыми вкусными оказались сухарики с маком, с ванилью, сливочные. Кажется ничего вкуснее до и после мне не приходилось есть. А чай постоянно приносили проводники в красивых, металлических подстаканниках.
    Лежа на верхней полке, заметила, что картины за окном резко меняются, как в кино. Песок сменила пожухлая трава, редкие деревья с голыми ветками. Что-то стало холодать, а мама начала доставать теплые вещи и примерять на нас с Тосей. Меня удивило очень, что рано становится темно и за окном ничего не видно. Приходилось рано ложиться спать. Через три дня ранним утром нас разбудили и предупредили проводники – Собирайтесь, подъезжаем к Оренбургу. Отец объяснил нам, что будет пересадка на другой поезд. Надо будет некоторое время подождать на вокзале. Спросонья я мало чего понимала, а мама одевала на меня шубку, шапку, валенки. Тося сама натягивала на себя непривычные вещи. Наконец–то, укутанные с ног до головы, выходим из вагона на платформу. Я сразу падаю, поскользнувшись на ледяном асфальте, и не поднимаясь во все глаза смотрю на большие белые горки из снега и зеленые елки на них. Мама подняла меня и предупредила - Иди осторожно, ступай по снежку, на нем не так скользко.  Мне было почти семь лет, и я первый раз увидела белоснежные сугробы и лед, который к тому же такой скользкий, а снег такой пушистый и холодный. Быстро поняла для чего мама покупала теплые вещи. В шубке было тепло и удобно, а вот валенки новые твердые очень, и двигаться в них было неудобно.
      Когда осмотрелась, почувствовала, как у меня широко раскрываются глаза. Передо мной настоящий замок с ярко освещенными огромными окнами. Такой красивый предстал в утренней заре железнодорожный вокзал Оренбурга. Старинное здание действительно напоминало замок. Внутри все ярко освещалось большими красивыми люстрами, увешанными стеклянными висюльками. Несколько часов, проведенных на вокзале, прошли в рассматривании удивительных люстр, росписи, лепки. После глинобитных и щитовых домов, вагончиков и палаток оказаться в такой роскоши! Это было настоящей сказкой. Ее не хотелось покидать. После того, как объявили посадку в поезд на Тюмень, мы снова прошли осторожно скользкий перрон, освоились в своем купе. Я заняла место у окна, и грустно провожала убегающий красавец – вокзал.
Тюмень
   Первое впечатление осталось позади, восторг тоже. До самой Тюмени за окном белоснежные поля, зеленые хвойные леса, белые березовые рощи, и очень редкие поселения с деревянными домами и домишками. Нас встретил железнодорожный вокзал тоже старой постройки, но не такой шикарный и красивый, как в Оренбурге. На перроне уже ждали родственники, радостно улыбались, обнимали маму и нас. Помогли погрузить багаж в автобус, который повез нас по заснеженному городу. Я мало, что понимала, но понемногу все вставало на свои места. Оказалось, что у меня есть сестра. Она старше меня на целых двадцать два года. Зовут ее Нюра, у нее большие голубые глаза, каштановая коса, заколотая вокруг головы, а еще она очень красивая и добрая-добрая. От нее у меня двое племянников: Света – 6 лет и Саша маленький до года. Моему восторгу не было предела. Я смотрела на Нюру восхищенными глазами, казалось, что красивее ее нет на белом свете. Муж ее Геннадий тоже был обаятельный мужчина, молодой и веселый. Позднее выяснилось, что у меня еще есть очень бодрая бабушка Маремьяна Ивановна, два дяди и тетя с большими семьями. В каждой семье по три ребенка. В итоге у нас с Тосей появилось три двоюродных брата и шесть сестер.                Родственники были очень рады появлению мамы через двадцать пять лет. За это время прошла жестокая, кровавая Великая Отечественная война. Оба мои дяди Иван и Александр защищали нашу Родину и вернулись домой. Из родной деревни уехали жить в областной центр, так как бабушка покинула отчий дом по голоду в тридцатые годы, уехала на Лесозавод. Ей надо было прокормить троих детей и четвертую внучку Нюру, которую оставила мама, отправляясь на поиски работы. Связь между родственниками была потеряна на долгую четверть века, и вдруг – все живые, здоровые, с детьми. Мама чувствовала свою вину перед бабушкой, и не случайно готовилась к отъезду из Туркмении, покупала многочисленные подарки. Но все в первую очередь радовались именно ее возвращению. Мы поочередно погостили в каждой семье. Не обошлось без курьеза. Папа решил сходить на водонапорную ко-лонку по воду, я как обычно, увязалась за ним. Мороз на улице стоял крепкий. Пока он набирал воду в ведра, я наблюдала за ним и не заметила, как вода подтекла мне под валенки. Папа взял ведра и пошел к дому, я тоже последовала за ним, но… не могла поднять ногу сначала одну, затем вторую. Громко позвала – Папа, я приросла!                Отец поставил ведра на снег и вернулся за мной. Легко поднял меня на руки – валенки остались, примерзшие к застывшей воде. Присел, придерживая меня на коленях, оторвал валенки ото льда и одел мне на холодные ноги. Клочки пристывшей шерсти отпечатали мои следы. Урок получила надолго.
     Больше всего мне нравилось бывать в семье дяди Ивана. Он был настоя-щий герой – полный кавалер Орденов боевой славы. Он любил подшучивать над детьми, а затем все вместе громко смеялись. У него было две дочери – Надя, Вера и сын – Виктор. Вера была на год старше меня и уже ходила в первый класс. Я гордилась тем, что у меня такая умная сестра, уже бегло читает в букваре. Сама же знала только одну букву А – некогда было мне корпеть над книжками, когда вокруг столько интересного. Непривычный холод сделал свое дело – я простыла, тем более, что обе с сестрой страдали от хронической ангины в Средней Азии. Стоило на жаре выпить прохладной воды или растаявшего мороженного, как горло отекало и невозможно было дышать. А здесь такая вкусная, такая холодная вода из колонки! Как можно было удержаться? У дяди Саши жена Анна работала медсестрой, поэтому активно принялась за лечение. Ее сын Валера был младше меня всего на один год, и очень жалел меня. Сидел очень тихо на краю кровати и ласково гладил по волосам. Такие моменты запоминаются навсегда и помогают выздоровлению. А Валера остался для меня самым лучшим братом. Только лечить меня было пустое занятие. Никакие морозы не могли удержать нас в доме. Мы нашли новое увлекательное занятие – кататься на автобусах. Нюра и тетя Паня работали кондукторами и мы, под эту причину, садились в первый попавший автобус, ездили по городу до темноты. Самой младшей Свете было шесть лет, самой старшей Тосе – десять лет. Нюру с тетей ни разу не встретили, зато неприятности большие получили. Как то раз очень не повезло – попалась очень сердитая кондукторша. Она стала грубо, громко требовать у нас билеты, которых у нас не было и в помине. Мы испугались, стали показывать на Тосю, говорили, что билеты у нее. Она в страхе рылась по карманам, но билетов в них конечно не было. Пока Тося тянула время, автобус проехал несколько остановок до конечной. Название остановки я запомнила напрочь – Клары Цеткин, а рядом ипподром, и не души. Садиться на другой автобус нашей смелости не хватило. Очень долго брели по слабо-освещенным улицам до дама. Хотелось есть, пить, в туалет, и очень боялись быть наказанными родителями. Вид у нас был такой жалкий и уставший, что нас пожурили, покормили и спать побыстрее уложили. Права, не права та злая тетка? Трудно сказать, но желание кататься напрочь пропало.

На Родине мамы
       В Тюмени мы задержались тоже ненадолго. Папа снова вышел на работу – строить дома, ему даже пообещали в скором времени квартиру. Набирало обороты строительство «хрущовок», но отец на стройке серьезно повредил руку, требовалось длительное лечение. Маму этот вариант не устраивал, она решила увезти всю семью на свою Родину. Мы не предполагали, что нас ожидает и надолго ли. Собрались быстро, и в начале марта, на удивление быстро, оказались в большом поселке. Это был районный поселок Нижняя Тавда. Дома были плотной постройки, центральная улица довольно широкая и хорошо укатанная. Оказалось, что нам необходимо на автостанции подождать другой автобус, чтобы доехать до маминой деревни Паченки.           Чтобы не скучать в тесном помещении, вышли пройтись по Тавде. Привлекла внимание лошадка, запряженная в сани. На санях стоял большой плетенный короб, а нем стоял мужичок и держал в руках вожжи. За санями бежала ватага мальчишек и девчонок. Они цеплялись с визгом за короб, а мужичок крыл их матом. Его ругань не производила на них внимание, они все больше шумели, кричали, толкались и громко смеялись. Мне было очень завидно, хотелось тоже потолкаться вместе с ними и покричать. Наконец произошло неожиданное – короб упал с саней, перевернулся. Ребята с визгом и криком разлетелись во все стороны, а бедного мужичка лошадь тащила за удила по холодному снегу. Было смешно, но в тоже время жалко пострадавшего человека. Через некоторое время лошадка остановилась, повернула голову к хозяину. Мне показалось, что она смотрит на него темными-темными виноватыми глазами. Мужчина, прихрамывая, подтащил короб к саням, с трудом погрузил на место. Что он при этом говорил, лучше бы не слышать, но понять его было нетрудно. Пока он возился, закрепляя короб, ребят и след пропал. Так весело и грустно встретила нас Тавда, и никто из нас не знал надолго ли.
     Вскоре погрузились в маленький автобус, который очень быстро довез нас до Паченки. Оказалось, что она совсем недалеко от Тавды, дольше погружались и выгружались с многочисленным багажом. Началась совершенно новая жизнь. Мы заселились в большой, высокий бревенчатый дом. Массивные ворота и крепкий забор загораживал двор. Дворовые постройки тоже были из хороших бревен. В сравнении с южными дощатыми и саманным домами все это представлялось крепостью. Было совсем непонятно зачем такие ворота, и почему на них металлические крапинки. Родители объяснили, что это Сибирь, а ворота защищали от нежданных гостей, от животных, которых мы увидим летом, от ветра и снега. А железные крапинки – дробь, которая напоминает о том, что в этих местах проходили боевые события времен гражданской войны. Таких больших домов в деревне было несколько. Один из них ранее принадлежал моей бабушке. Принадлежали они в прошлом зажиточным крестьянам, которых подвергли репрессиям, а дома отдали нуждающимся. Мою бабушку миновала такая кара, потому что ее муж Трофим воевал на стороне красных, и совсем молодой умер от ранений вскоре после войны. Тем не менее, когда ее родственников раскулачили и отправили подальше из Сибири на Север, она оставила замечательный, большой дом и уехала на Лесозавод.  В ее доме мы побывали, после того, как устроились на новом месте.                Двадцать пять лет назад мама совсем молоденькая покинула отчий дом в поисках работы. В начале тридцатых годов по всей стране был страшный голод. Все, что было выращено колхозниками, забирали как продналог. Засуха сделала свое дело, и все уходило на выполнение плана, семьям ничего не оставалось. Люди по ночам резали у соседей овец – своих берегли. Воровали также кур и прочее, чтобы накормить детей.  Это вторая причина, по которой бабушка оставила свой дом, и уехала на лесозавод, где можно было заработать на жизнь. Теперь в этом доме жили совсем чужие люди, которые пригласили маму в гости. Мне понравился большой стол, накрытый разно-солами. Собралось много женщин, бывших маминых подруг. Они радовались и удивлялись, и не верили, что мама жива и здорова. Меня больше радовали горячие пельмени и очень вкусные вафли. Ничего более вкусного из домашней выпечки не могло быть. Позднее я увидела металлическую форму с длинными ручками. Именно в нее заливали тесто и выпекали в русской печи. Позднее мы с мамой не один раз были в этом доме. Для меня деревенский быт был необычным и очень интересным. Чугунки, ухват, лопата деревянная, чтобы хлеб в печь поставить и многое другое, что мы никогда раньше не видели. Я любила стоять рядом с хозяйкой и наблюдать, как она управляется с этим хозяйством. Родственников оказалось много, поэтому я таскалась за мамой из дома в дом, моему любопытству не было предела – хотелось все рассмотреть, обо всем расспросить. Маме иногда было стыдно за меня, так как я могла бесцеремонно указать на то, что мне не понравилось в доме или в еде. Особенно мне нравились незнакомые мне слова, быстро их запоминала и повторяла. Услышала звонкое слово «лихоманка», смысла не поняла, но называла им всех куриц, кошек, собак и прочее.   
Деревенские дети
                В «познавательной» деятельности прошел март, апрель и май. Как только по-явились проталинки, появилась многочисленная малышня. Детского сада в селе не было, поэтому в холодное время они сидели по домам, кто с бабушкой, кто со старшими братьями и сестрами. В теплую погоду не было такой силы, чтобы удержать детей дома. Я быстро с ними познакомилась и начались веселые деньки. Напротив нашего дома разлилась огромная лужа, мы измеряли ее глубину своими резиновыми сапожками, но их высоты не хватало и вода предательски заливалась вовнутрь. Иногда могли, якобы случайно поскользнуться и забрызгаться грязной водой. Смотрели на измазанные рожицы и громко смеялись, не задумываясь о предстоящей взбучке.                (фотография с детьми)
                Лужа высохла к концу мая и детям открылись настоящие «сокровища» - красивые осколки чайных блюдец (их местные ребята называли чечками), пуговицы разных калибров, флакончики и много-много всего интересного. На спор глотали мелкие пуговицы, ели цветы медуницы и какие-то толстенькие корешки. С утра до вечера была заняты, на наш взгляд, важными делами. При этом были здоровые, загоревшие, с черными босыми пятками. Больше всего манила речка, она была совсем рядом. Моей новой подружке Зое повезло больше всех – ее дом стоял на берегу. Очень хотелось купаться, но мама строго - настрого наказала не лезть в воду. Зоя была бойкая и шумная. Тоже очень непослушная, поэтому купалась несмотря на холодную воду. Я бы тоже полезла в воду, но Тося строго следила за мной, и предупреждала о том, что расскажет маме. Глядя с завистью на деревенских ребят, булькающих и визжащих, сидим с сестрой в красивых, нарядных платьях. Мама шила нам сама разные вещи. А эти платья были необычными – солнцеклеш, юбки выкроены по кругу, и когда мы в них кружились зрелище было неописуемым. Зоя вылезла из воды и стало просить покружиться в моем платье. Я конечно разрешила ей и началось таинство – сначала очень медленно, высоко поднимая вверх руки, как балерина, Зоя крутилась, напевая песню. Затем начала резко набирать обороты, и не выдержав равновесия, улетела с берега в воду. Вышла на берег вся мокрая, со слезами на глазах. Непонятно было, кто больше расстроился, я за ожидающее наказание или Зоя, за то, что мало покрутилась. Мы с Тосей отжали платье и поплелись домой, обдумывая, как пройти незамеченными. Я очень рано стала понимать, что маме не обязательно все знать.                В начале июня в деревне стало очень шумно, загудели трактора. Они заезжали в огороды и пахали, пахали. Черные, рыхлые борозды тянулись вслед за трактором. По ним важно прохаживались грачи, подпрыгивали скворцы в поисках дождевых червей. Мама сказала мне – Тося еще в школе, а тебе придется поработать, будешь бросать картошку в лунки. Я не представляла, что это такое и для чего. Ведь в Туркмении картошки не было, откуда она попадала иногда в суп совсем не задумывалась. А тут полные мешки картошки! Мама подала мне ведерко, наполненное клубнями и показала, как класть их в лунку кверху белыми ростками. Мне очень понравилась такая работа, воспринимала ее подвижной игрой на свежем воздухе. На следующий день, как заправский огородник, с большим желанием помогала садить картофель одиноким бабушкам. Они меня очень хвалили и угощали сладостями. Мне это очень нравилось, поэтому при встрече здоровалась с ними и широко улыбалась. При встрече с мамой, они говорили – Какая у вас хорошая девочка, здоровается с нами, когда вырастет возьмем ее замуж за своих сыновей. Я очень гордилась этим, но не понимала, как я выйду замуж за всех их сыновей.                Теплое лето с купанием на речке с пологим берегом, длительным гулянием подальше от дома, прошло очень быстро, и не обошлось без ангины, которая доставала нас с Тосей в Азии. Заболели одновременно, горло обложило, дышать совсем не могли, говорить тоже. Мама, не долго думая, собрала нас и повезла в Тюмень. Больница находилась в центре города, но удивила меня небольшим размером, в тесном коридоре очень много мамочек с больными детьми. Не просто больными, а очень уродливыми – это было хирургическое отделение третьей городской больницы. Я широко открытыми глазами наблюдала за маленькой девочкой, лежащей на пеленальном столике, забыв о своем больном горле. Ее маленькие ножки были вывернуты в противоположные столике, и она тихонько попискивала. Вышел врач, осмотрел нас, а затем предложили подождать своей очереди. Несмотря на боль в горле, я с нескрываемым любопытством продолжала ходить по коридору и во все глаза рассматривала необычных детей с кривыми ножками, большими головами, на костылях.                Но наконец нас пригласили в кабинет, посадили стоящие рядом кресла, возле них на столике множество блестящих, металлических предметов, стеклянных баночек. Доктор и две медсестры смотрели на нас приветливо – Ну, как сестренки вы себя чувствуете? Надоело задыхаться? Сейчас мы удалим вам миндалины и пойдете домой есть мороженое. А сейчас вам надо широко открыть рот и не закрывать.                Тося послушно открыла рот и крепко вцепилась в блестящие подлокотники. Я видела, как доктор сунул ей в рот блестящую железку с тонкой проволочной петлей на конце, и резко выдернул обратно. Что-то кровавое шлепнуло в ванночку. Еще одно движение и снова шлепок. Тося смотрела широко раскрытыми глазами и молчала. Я вспомнила, как она молчала на дне арыка, и восхитилась своей терпеливой сестрой. Медсестра обработала ей рот и вы-вела в коридор. Я поняла, что очередь дошла до меня и подумала – Я так легко им не поддамся.                Сильно-сильно стиснула зубы, и на все уговоры не стала открывать рот. Поняв, что уговаривать меня бесполезно, стали применять силу. Одна медсестра держала меня за руки и крепко прижимала к креслу. Вторая тупым концом скальпеля открывала мне рот. Доктор ругался, пытаясь засунуть мне в рот железку. От скальпеля мне стало больно и я громко закричала. Хирург уловил момент, вырвал миндалины и упал на соседнее пустое кресло. Медсестра побрызгала мне в рот чем-то очень щиплющим, довела меня до двери – Поди девочка от сюда, ты нам все нервы вымотала. Чтоб нам таких детей больше не видеть.                Мама выслушала советы по уходу за нашим больным горлом, поблагодарила врачей и повела нас к родственникам. Тося наконец-то заговорила – Мама, доктор сказал, что нам после операции можно мороженое есть. Мама удивилась, но мороженое купила. Тося спокойно стала есть, а мне было очень больно, поэтому хотелось одновременно есть мороженое и плакать от боли. У родственников на ужин была приготовлена картошечка, а к ней жирная, вкусная селедка. Слюнки текли, но кушать это я не могла. Пришлось есть жидкую кашку, а затем тщательно полоскать горло розовым раствором марганцовки. После того, как вернулись домой, неприятности быстро забы-лись. Начались сборы в школу, покупка новых красивых вещей: коричневая форма с юбочкой в складку, фартуки белый и черный, белые большие банты, блестящие туфельки. Самое ценное – портфель, а в нем книги, тетради, карандаши и ручки. Все это вызвало недолгий интерес, потому что в школу идти не очень хотелось, да и букву знала только одну – А.
Школа
      И вот мы с Зойкой (лучшей подружкой) не узнаем друг друга. Привыкли видеть себя чумазыми, лохматыми, а тут такие чистенькие, в новой форме, с большущими белыми бантами, смотрим друг на друга и удивляемся. Какие мы красивые, словно куклы из витрины магазина. Вот только портфели очень тяжелые, так как мы сложили в них все, что можно было затолкнуть – едва закрыли, поэтому через некоторое время их понесли наши старшие сестры, чем были очень недовольные. Учительница нам понравилась – молодая и красивая. А парты не очень – они были настолько тесные, что нельзя было ногу на ногу положить, а когда показали, как надо руки держать правильно, стало немного тоскливо. Домой возвращались взволнованные, полные новых впечатлений. Быстро переоделись в свою привычную одежду и на улицу. Надо было догуливать, ведь впереди уроки, а еще уборка картофеля. Что это такое я еще не знала. Да, копать не садить! Я как-то не помню, чтобы папа принимал в этом участие. Во-первых у него была бронхиальная астма и он весной и осенью лежал в больнице, во-вторых он снова работал на стройках района и дома мы его видели редко. Но, как говориться с божьей помощью, картошка была выкопана и засыпана в ямку. Все остальные овощи тоже.  Пошли дожди, а школа стала любимым местом не столько учебы, сколько развлечения. Больше всего нравилась лестница на второй этаж – крутая с деревянными перилами. С них лихо скатывались старшеклассники, а нам оставалось им завидовать. Зато мы с Зоей бегали по ней снизу вверх и обратно. При этом громко кричали и обзывали этих старшеклассников. Им было неудобно перед девочками, они гонялись за нами, угрожали, но не били, и это нас еще больше раззадоривало.                На большой перемене всегда было весело и шумно. Старшеклассники играли в чехарду, прыгали друг другу на спину не только мальчики, и девочки тоже. Младшим оставалось наблюдать в сторонке, остерегаясь разбежавшихся для прыжка. А еще на первом этаже был буфет – любимое место, по-тому что там продавали пирожки и разные сладости. Особенно вкусными были неглазированные пряники в форме гантели. Столовой в школе не бы-ло, и денег на буфет у многих ребят тоже не было, так как колхозники полу-чали очень маленькую зарплату, поэтому ученики приносили еду с собой. Был в нашем классе Валера Кочергин, который очень любил кушать и при-носил в класс вареное мясо завернутое в газету (полиэтиленовых пакетов в то время не было, даже в магазине продавец взвешивала сахар и прочее в бумажные кульки). И вот он на парте разворачивает газету, на ней, промасленной, большой кусок мяса и хлеб. Ароматный запах на весь класс, а он смачно жует, не обращая внимания на ребят. Другие ребята тоже приносили кто что, делились друг с другом. А так как дети всегда хотят кушать, все казалось очень вкусным. Моя мама пекла хлеб, смазывая сковороды маслом. Корочка получалась поджаристой, хрустящей и очень нравилась моим подружкам, потому что их мамы пекли на поду (горячих кирпичах). Часто после уроков выносила булку на улицу и ела со всеми вместе, потому что дома было есть не так вкусно.          Большая перемена – главная составляющая часть школьной жизни. Все интересные события происходили именно на ней. Однажды что-то с Зоей не поделили и разодрались не на шутку. Учительница не выдержала нашей ярости, вызвала родителей. Мы тогда еще не умели писать и подделывать подписи, поэтому честно сказали своим мамам. Тем более, что у Зои отец давно умер. Она была самой младшей и воспитывалась в основном старшей сестрой и двумя братьями. Мамы пришли одновременно и внимательно слушали претензии учителя. Мы с Зоей стояли рядом, насупившись, не глядя ни на кого. Нас долго спрашивали, кто вино-ват, кто затеял драку и по какой причине? Но все домогания взрослых были напрасными. Мы молчали, как партизаны. Затем на нас махнули рукой, выгнали из класса. Учительница с мамами остались обсуждать наше плохое поведение. А нам с Зоей хватило сердиться ровно на полдороги, стали договариваться чем займемся, после того, как нас дома отругают и выпустят на улицу. Этот «урок» дружбы мы пронесли через всю жизнь и сохранили верность, пока я не проводила подругу в мир иной. Но тогда никто об этом и не думал, были веселыми, беззаботными, счастливыми.                Весна принесла важное историческое событие – двенадцатого апреля 1961 года на космическом корабле первый человек – Юрий Алексеевич Гагарин полетел в космос. В центре деревни на столбе висел репродуктор, поэтому все новости жители узнавали одновременно. День был на удивление теплый и солнечный. Мы вглядывались в голубое небо, радовались и гордились за свою страну, и каждый мечтал стать космонавтом.
      Несмотря на чрезмерную активность и непослушание, я успешно осваивала математику, русский и прочее. Закончила первый класс на отлично, о чем узнала на последней линейке и получила почетную грамоту. Домой бежала бегом, хотелось поскорее похвастать своими успехами. Однако маму моя учеба мало интересовала, а может она вида не подавала. Дело в том, что мама проучилась в свое время в школе всего один-единственный урок. Она была старшим ребенком в семье, после нее еще два младших брата и сестра. Ее отправили в школу, и тут же забрали с уроков – надо было нянчить младших детей. Так получилось, что ликбез она тоже не закончила – рано вышла замуж. Читать она не умела, зато речь была очень развитая, легко рифмовала и пародировала. Ее острого языка побаивались соседки и особенно мужчины.
     Моими успехами больше интересовался отец, а особенно дедушка, который появился у нас совершенно неожиданно. Оказалось, что он через милицию нашел нашего папу – его сына, которого не видел очень много лет и потерял из вида. Приехал он из Эстонии, город Каунас, привез нам очень много подарков, модных городских платьев. Мы были очень рады дедушке, подаркам, хотя для него эта история была грустной. В Каунасе осталась его жена – наша бабушка, дочь и две внучки – Тамара и Люда.    Каунас 1960г. Тамара и Люда                Он очень скучал по ним, но обратно не ухал. Я не понимала в чем дело, из разговоров слышала, что бабушка болеет и приехать не в состоянии. Дедушка был старовером с длинной, красивой седой бородой и длинными волосами. Привез с собой толстые книги на старославянском языке, медные складные иконки. Он много читал разных книг и интересовался моими успехами в школе. К нему я бежала с табелем, где были крупно выведены пятерки. Дедушка похвалил меня и поздравил с окончанием первого класса. Меня же больше, чем пятерки радовала предстоящая свобода – впереди ЛЕТО!
     А летом ожидают не только приятные события, а иногда даже опасные, и обидно, что в своем собственном дворе. Мама развела кур, которые исправно под амбаром откладывали яйца и были очень даже миролюбивыми, а вот петух… Он не давал прохода никому с самого утра. Как у всех в деревне, туалет был на улице, поэтому утром спросонья, босиком мы бежали к нему, а петух вылетал неожиданно из-за угла и клевал нас за ноги. И так повторялось изо дня в день. Дедушка поучал нас – Вы сами виноваты, потому что ходите босиком, а это петуху не нравится. Вот он вас и клюет.                Однажды утром что-то пошло не так. Дедушку видимо прихватило не на шутку, и он босиком побежал в туалет. Петух был уже на чеку. Бедный дедушка не знал в какую сторону бежать – обратно к дому или к туалету. Петух наскакивал и не отступал, несмотря на отчаянные крики деда. Неравная схватка разбудила всю семью. На помощь пришла мама, ее одну петух бо-ялся. От ее крика он ретировался под амбар, а дедушка дошел до туалета. Почему нашему петуху не нравились босые ноги никто так и не мог объяснить. А нам приходилось оглядываться по сторонам и быстро проскальзывать через двор в дом или обратно.

Электрификация деревни
       В лето 1961 года произошло еще одно знаменательное событие - в деревне стало шумно и весело от новых людей. Приехала бригада электромонтеров. Молодые, крепкие мужчины поселились в школе и начали ставить столбы, натягивать провода и проводить электричество сначала в школу, клуб, магазин, сельсовет, а затем в жилые дома. Мы с ребятами крутились рядом, смотрели на монтеров, как на волшебников и ждали чуда. Ведь электричества в деревне еще не было. Жители пользовались керосиновыми лампами. Рядом с магазином была зарыта большая цистерна с керосином, который покупали люди. В школе нас эта проблема не интересовала, а вот в клубе было все непросто. Большое деревянное здание клуба стояло не далеко от школы на берегу реки. В нем нас принимали седьмого ноября в октябрята, прикрепили на белый нарядный фартук большие звездочки с изображением маленького Ленина. Какие мы были гордые, когда произносили правила октябрят. На сцене этого клуба впервые выступали со сказкой теремок – мне досталась роль медведя, который завалил его. А главное, что нас пускали на все кинофильмы без исключения и билет детский стоил пять копеек. На полочках, прибитых к стенам, в клубе стояли большие керосиновые лампы. Они горели, пока не начинался фильм. Затем их гасили, а на широком, белом экране появлялось изображение. Кинофильмы показывали благодаря специальной динамо-машине, которая стояла на берегу и громко тарахтела. Киноаппарат был один, поэтому фильм показывали по частям. Пока киномеханик заправлял следующую кинопленку, лампы не зажигали, поэтому в зале стояла кромешная темнота. Все, кому не лень, кричали, свистели, светили фонариками. Фонарики были особенные – их называли жучками. В них было какое-то устройство, надо было нажимать тугую ручку, и он начинал громко жужжать, а лампочка светиться. Вот так шумно и весело проходило несколько минут, затем снова появлялось изображение, а зал затихал. Наблюдая за электриками, подозревали, что во всем нас ждут большие изменения. Наконец в школе, клубе, на ферме, в наших домах загорелись «лампочки Ильича». Бригада электромонтеров уехала, жизнь вошла в свою колею, а мы стали свидетелями еще одного важного исторического события. Надолго запомнились слова песни: «По деревне от избы и до избы протянулись деревянные столбы. Загудели, заиграли провода – мы такого не видали никогда! Нам такое и не снилося во сне, чтобы солнце загорелось на сосне. Чтобы счастье подружилось с мужиком, и у каждого звезда под потолком». Кинофильмы стали показывать без перерыва, а лампы керосиновые убрали подальше.
Жизнь в школе
      Ждем лето долго, а проходит оно очень быстро в детских шалостях, и вот снова в школу. Дома произошло новое событие – мама устроилась в школу уборщицей, а чтобы далеко не ходить оставили большой дом, в котором было неуютно и страшно. Ведь папа часто уезжал на стройку в другое село на неделю и мы оставались одни с ней. Нам предоставили квартиру при школе. Получилось, что вся школа в моем распоряжении. Мне это нравилось, помогала маме мыть пол, стирать беленькие шторки с окон. Можно было бегать на второй этаж и обратно, скатываться на перилах. Наконец кончилась осенняя распутица, выпал снег и дома нас было не удержать. Школа стояла на пологом берегу, а противоположный берег был очень крутой – из него получалась шикарная горка. Ребята катались на ней после уроков до темноты на санках, на валенках, на школьных портфелях. Внизу возникала куча-мала, из которой трудно было выбраться. Все весело барахтались и смеялись. Домой приходили мокрые, валенки были полны снега. Иногда мокрые штаны подмерзали и стояли колом. Родители ругали, сушили нам вещи, но дома удержать не могли. Так в один из зимних дней Тося пришла с горки со слезами и повисшей словно плеть рукой. Если уж у Тоси слезы, значит произошло что-то серьезное. Из районной больницы ее привезли с забинтованными плечами, крепко-накрепко зафиксированными. Оказалось, что в общей куче на горке, ей сломали ключицу. Тося в школу не ходила две недели. Я видела, как мама ухаживает за ней и жалеет, поэтому мне было немного завидно и обидно. Как только Тося пошла на уроки, случилось то же самое со мной. Уже под вечер я захотела пойти на горку. Мама, словно предчувствовала, не стала меня отпускать, но меня безудержно тянуло. Бегом взобралась на гору, и весело толкаясь в гурьбе ребятишек, покатилась вниз. Каким-то образом оказалась в самом низу общей кучи. Попыталась выбраться, почувствовала резкую боль в плече, закричала так, что дети попятились от меня в разные стороны. Тихонько поплелась домой, было больно и страшно. Ведь мама так не хотела меня отпускать, а я не послушалась ее. Дома не смогла снять пальто и громко заплакала. Мама интуитивно поняла в чем дело, сгребла меня в охапку и в больницу. Это были шестидесятые годы, в деревне ни одной легковой машины, только трактора и мотоцикл у бригадира, а в район надо было ехать за девять километров. В больнице мне наложили шины на плечи, так как у меня так же, как у Тоси оказалась сломанной ключица. Мне было очень больно при любом движении, но в то же время чуть радостно за то, что я буду дома рядом с мамой, и она будет обо мне заботиться. Только радость оказалась преждевременной. Лежать в постели мне быстро надоело, плечи затекли, все тело тоже рвалось на волю. Единственное развлечение толстая старинная книга со сказками про упырей, вурдалаков и прочую нечисть. Когда рядом никого не было читать ее было даже немного страшно. Чуть отлегло, стала проситься на уроки. Меня одевали и отводили в класс. Очень нравилось, что одноклассники смотрят на меня, как на героя. Учительнице тоже нравилось, что я не могла много бегать и нарушать дисциплину. Зоя меня очень жалела и гладила по рукам, подавала тетради и книги.
     Благодаря заботам близких, и моему большому желанию выздороветь и снять шины, ограничивающие мои движения, я почувствовала быстрое выздоровление. Тем более, что скоро Новый год, а с ним связано много хлопот. Но не все хорошо кончается – меня наказали за непослушание. Мама с Тосей уехали на Новый год вдвоем в Тюмень, а я осталась с отцом. Папа много не мудрствовал – в большой кастрюле сварил целиком свиную голову и выложил ее на блюдо. С одной стороны было неприятно смотреть на свиное рыло, а с другой других «деликатесов» не предвиделось. Зато мясо оказалось мягким и очень вкусным. Из Тюмени мама привезла много разных подарков, которые быстро подняли мое настроение.
Новый переезд
      Весной наша семья снова начала собирать пожитки. Оказалось, что родители за зиму скопили денег и купили полдома за двести рублей. Нам с Тосей понравилось, что наша половина двухэтажная. Внизу кухня с большой русской печью и комната. На второй этаж вела очень крутая деревянная лестница, а там большая свободная комната с окнами на запад. С этой лестницы позднее я неоднократно падала, когда при виде почтальона из окна второго этажа, бежала забрать у него газету «Пионерская правда» или письма. В «Пионерскую правду» отправляла свои рисунки, иногда их даже печатали. А письма писать очень любила, переписывалась даже с ребятами из ГДР, так как в школе изучала немецкий язык. Они отправляли мне маленькие сувениры, я им в ответ тоже. Маме же больше понравился огромный огород с жирным черноземом. Мы его тут же засадили любимой маминой картошкой. Почему любимой? Мама за двадцать пять лет жизни в Средней Азии так соскучилась по ней, что готова была посадить ее хоть на гектар.                В доме до нас жил киномеханик, поэтому стены комнаты на втором этаже представляли собой тумбу для киноафиш. Они были плотно заклеены афишами разных лет. Рассматривать их было интересно, но почему-то мама с Тосей стали плохо спать и чесаться. Я бегала с утра до темноты, и так уставала, что засыпала «мертвым» сном и ничего не чувствовала. Стали разбираться в чем дело. Мама ночью включила свет и громко закричала – на стенах и постели ползали красные жучки. Со вшами на головах деревенских ребят я уже познакомилась, а вот таких красненьких и толстеньких жучков пока не видела. Мама начала их давить бумагой, а они оставляли красный след и очень противно воняли. Затем она объяснила, что это кровососущие клопы, и что из-за этого она не могла спать. Всю ночь она не выключала свет, знала маленьким вампирам это не нравится, и они действительно куда-то уползли. С раннего утра началась борьба с кровососами. Мама начисто ободрала все афиши со стен и сожгла их в огороде. Затем загасила известку и тщательно, на несколько раз побелила стены. И всего-то надо было сделать, чтобы эти твари покинули наш дом и больше никогда не возвращались, а мама с Тосей смогли спать спокойно.
      Как-то быстро пролетели три недели после нашей битвы с клопами, и мама предупредила – Все, Любаня, нагулялась. Пора картошку окучивать. Тося подрабатывает на стройке у отца, поэтому нам с тобой придется это сделать. Стало очень тоскливо – огород был такой большой, конца края не видно, а мне всего девять лет. Тяпка тоже была довольно тяжелой, а травы на черноземе очень много. Один день я упорно терпела, так как было не так жарко. На второй день стало так жарко, что мама сама выдержала до обеда, а затем решила отдохнуть в тени, а меня отпустила на речку.                На купалке были все деревенские дети от мала до велика. Я уже хорошо плавала, и удивлялась малышам дошкольного возраста, которые еще не умели плавать и ныряли, как пингвины довольно далеко от берега и обратно. Полное отсутствие страха, только азарт и радость. Купались до посинения, только после этого вылезали на берег, чтобы обсохнуть. Очень любили «оседлать» большое бревно и плавать на нем. При этом громко кричали дразнилки, пели песни, частушки. На скользком, мокром бревне удержаться стоило большого труда, поэтому мы падали в воду и весело смеялись. На самом берегу росли очень высокие, раскидистые ивы. Мы бегали вокруг них в догонялки, забирались на них до самой верхушки, качались, как обезьянки на гибких ветках. В этот день я также полезла по шершавой коре все выше и выше, за мной последовали еще ребята. Один из них цеплял меня за ногу, что очень не нравилось и я вскарабкалась от него на самую верхушку. Услышала треск и все…                Это после мне рассказали, как мое тело рухнуло на твердый берег и замерло. Все ребята собрались вокруг меня и смотрели на мое бледное лицо с за-крытыми глазами. Кто-то из девчонок заплакал – Люба умерла, надо пойти ее маму позвать. При этом никто не осмеливался бежать к нам домой, знали, что моя мать очень строгая. Прошло довольно много времени, начали подтягиваться взрослые люди, но ни один из них не пытался предпринять какие-либо меры. Наконец до моего слуха начал доноситься шепот и детский плач, но глаза не открывались, а тело словно отсутствовало совсем. И вдруг, как электрический разряд – Отойдите от Любы, видите ее мама идет.                От этих слов я поднялась словно зомби, и на бесчувственных ногах мимо ее пошла в сторону дома. Мама тоже шла за мной молча, а за ней все остальные дети плотной толпой. Не помню, как поднялась на второй этаж и легла на свою кровать. Ребятишки сидели в проеме на полу, стояли на лестнице и смотрели на меня широко раскрытыми глазами. И вдруг резкая боль прон-зила все тело, казалось, что на мне не осталось живого места. Я начала громко стонать, любое малейшее движение казалось смертельным. Только при появлении мамы старалась сдерживать стоны, понимала, что виновата сама и заслуживаю наказания. Вскоре меня на руках погрузили в неотложку и увезли в районную больницу. Первое, что меня удивило – мест свободных в палатах не было, положили на кушетку в коридоре. Врачи тщательно обследовали со всех сторон, покачали головой, когда узнали с какой высоты упала молодая парашютистка. Это прозвище надолго затем прикрепилось ко мне. Затем поставили мне уколы, капельницу и строго-настрого наказали не двигаться. Мама приехала на следующий день, привезла свежих яиц и приготовила вкусную яичницу. Смотрела на меня грустными глазами и совсем не ругала, а только бережно гладила по голове. Сказала, что из-за меня Тося чуть не утонула. Стройка свинофермы находилась за рекой, поэтому узнав о том, что случилось со мной, она решила переплыть через реку, которая в это время широко разливалась. Ей едва хватило сил, чтобы одолеть речку, но меня застать все равно не удалось. Лежать было очень скучно: синяки на руках и ногах все изучила, медсестер запомнила, проходивших мимо больных обсмотрела. Попыталась сползти с кушетки, но боль в спине вернула на прежнее место. Лежать уже не было сил, стала надоедать, проситься домой, обещала, что буду лежать дома. Знала, что кто-то, а Зоя не даст мне скучать, расскажет все новости, принесет книжки. Через неделю непоседливый больной достал всех сотрудников больницы, и меня отпустили домой. Мама неодобрительно смотрела, как я осторожно сползаю с кровати, и встаю тихонько на ослабевшие ноги. Зато мне хотелось бежать, прыгать от радости, и скорее оказаться дома. В деревне «парашютистку» ждали все. Я вышла из машины, и тихонечко, придерживаясь за руку мамы, прошла мимо ребят, которые сидели возле нашего дома на заборе, на траве и смотрели на меня с восторгом, как на героя. Разве городские дети поймут такое общее внимание, заботу, сочувствие. Ведь в то время двери в домах не закрывались, а непосредственность и доброта ценились больше всего.
Активный досуг
      Про наш забор хочу сказать отдельно, чтобы было понятно, как на нем можно было сидеть. Забор в деревне называли заплот, был он из толстых бревен, высотой метра полтора, поэтому сидеть на нем было удобно. А еще, мы с Тосей никогда не ходили через калитку, а прыгали через заплот. Почему? Энергию, видимо, некуда было девать. Зато какая тренировка каждый день! Однажды верхнее бревно не выдержало Тосю и она сорвалась вместе с ним, но прыгать все равно продолжала. Возле нашего дома была большая поляна, снег весной стаивал быстро и детвора собиралась под нашими окнами. Играли в разнообразные подвижные игры: догонялки, третий лишний, чижик-пыжик, лапта, с большими и маленькими мячами. И очень лю-били прыгать в высоту и длину. После просмотра фильма «Королева бензоколонки» из толстой проволоки сделали себе хула-хуп, и крутили. Проволока нещадно впивалась в наше худое тело, но это нас не останавливало.         Уроки физкультуры для нас было святым делом, могли пропустить без причины любой другой, но только не его. Наша гиперактивность находила выход в нашей свободе, подвижных играх и способствовала нашему здоровью, жизнерадостности, и риску. Опасность подстерегала неорганизованных детей постоянно. Так любимая игра была «Казаки-разбойники», разбивались на две команды – одна убегала, оставляя стрелки мелом, вторая занималась поиском. Прятались в разрушенных старых домах, новых срубах, в зарослях колючих кустов и прочее. При этом быстро перебегали с одного места на другое. Могли столкнуться с друг другом или каким-либо препятствием, получали такие шишки на лбу, что искры летели из глаз. При этом, знали, что родители не пожалеют нас за шишки и синяки, а накажут. Приходилось терпеливо переносить боль и скрывать повреждения от родителей. Зимой было мягче лазить по сугробам, делать подкопы в сугробах и кидаться снежками. Летом было куда интереснее и опаснее. Так было очень интересно качаться на склонившихся толстых ветках берез. При этом залазили по несколько человек, громко пели и раскачивались. Иногда кто-то срывался и падал, а чаще падали все вместе и весело смеялись. Мне кажется, что Дарвин был прав в своем учении о происхождении человека. Наше поведение было тому полным подтверждением.                Новые срубы манили тем же, бегали по верхним венцам, догоняя друг друга. Однажды я увидела внутри сруба живую мышку, спустилась вниз и начала ее ловить. Она была очень юркой, но выдохлась и попала мне в руки. Маленькая-маленькая, а так больно укусила, что я быстро вылетела из сруба, скинув ее с руки. Кровь текла очень долго, а ранка сильно болела. Но это полбеды, в следующий раз прыжок внутрь сруба оказался с худшими последствиями. Под ногой оказалась доска с гвоздем. Старинный, ржавый трехгранный гвоздь прошел насквозь между большим и вторым пальцем правой ноги. С трудом выдернула ногу и вылезла из сруба. Меня окружила детвора, со страхом в глазах смотрели на окровавленную ногу и молчали. Зоя сообразила быстрее всех и за руку повела меня в медпункт. Фельдшер Нина Степановна сурово посмотрела на меня – Зачем вы босиком бегаете по стройкам, вам места мало в деревне. Одни проблемы с вами.                Затем промыла мою черную ногу марганцем, помазала чем-то и плотно забинтовала, и посоветовала идти тихонько и наступать на пятку. Домой идти было страшно, знала, мама не похвалит. Сидели с Зоей на лавочке у дома другой подружки, ждали, когда стемнеет. Нога распухала на глазах и боль усиливалась. Пришлось подняться и хромая передвигаться ближе к дому. Хотя очень хотелось есть, сразу поднялась на второй этаж и легла спать. Но спать не пришлось – нога жутко болела и распухала все больше. Я старалась не стонать, чтобы не услышала мама, но удавалось это с трудом. Утром она сразу подошла ко мне – В чем дело, красавица? Что это ты вечером шла домой и хромала. Я все видела, потому что сидела с Паланей на лавочке.            У меня внутри все похолодело – Паланя жила в доме напротив нашего. Значит она все видела и не стала меня вечером ругать. Подняться на ногу я не могла, поэтому два дня за мной ухаживали, кормили в постели, а затем Зоя принесла новость от которой меня подбросило на кровати. В деревню приезжает театр кукол, будут давать представление, а я лежу. Поднялась на одну ногу и стала прыгать по комнате. Мама поднялась ко мне и спросила, что это за скачки. Я стала канючить, что тоже хочу пойти на спектакль – ведь это такое редкое событие. Мама не отказала, но спросила – В чем ты пойдешь? Босиком тебя в клуб не пустят. Ведь вас не пускают босоногими в библиотеку, а здесь вообще театр приехал.                Я вспомнила, что наша любимая библиотекарша Александра Федоровна приучала нас к культуре и босоногих в библиотеку не впускала. Села на кро-вать и предательские слезы потекли по щекам. Мама сжалилась над несчастным ребенком и нашла решение – купила широкие, мягкие тапки, которые смогли надеть на распухшую ногу. Тося с мамой под руки осторожно вели меня через всю деревню, так как новый клуб находился на другом конце. Наверное в те минуты я почувствовала о том, что мама у меня очень добрая, и очень любит нас, строгость напускает для порядка.
      Привычка бегать босиком с весны и до осени была «палкой о двух концах», с одной стороны - мы получали закаливание на всю зиму, с другой стороны – нас на каждом шагу подстерегала опасность. «Подножный корм» менялся с постоянной периодичностью: медуница, щавель, клубника, пучки (дудник), горох, смородина, шиповник, боярышник, и все это не считая до-машних овощей. Все эти «продукты» добывали в лесу, на лугу и на поле. Ближе к осени самым вкусным лакомством были созревшие ягоды боярышника. Они становились мягкими и сладкими. Рос боярышник среди березовых колков, подойти к нему было трудно по сухим, упавшим деревьям, крапиве и колючей траве. Мы обжигали ноги крапивой, кололи босые пятки колючками, но все равно пробирались к багряным от ягод кустам, набирали их в ладони и катали в «яблоки». При этом мало задумывались о том какие они – чистые, пыльные, грязные, но зато казались такими вкусными. Однажды я забралась в самую гущу леса, все ребята остались позади, вне видимости. Вдруг почувствовала под ногой что-то холодное и скользкое, посмотрела вниз и увидела, как черная гадюка быстро уползает в траву. Спазм сковал все мое тело, успела только громко крикнуть: «Змея!» и замерла на месте. Слышала треск веток под ногами, убегавших ребят, но не двигалась с места. Через некоторое время после исчезновения змеи, не спеша неуверенными шагами вышла из леса. Испуганные подружки окружили меня со всех сторон, сказали – Ты такая бледная, аж с синевой. Что ты там увидела?
      Мне говорить не хотелось, перед глазами все еще была скользкая, черная лента. В следующий раз змея мне попалась на сенокосе. Я подняла граблями сухое сено, а под ним пригрелась гадюка. Реакция в этом случае была мгновенной – била ее граблями до тех пор, пока она перестала двигаться. Вроде бы обезопасила себя и своих родных от опасности, но на душе было очень скверно, змею было очень жалко. Долгое время угнетало чувство вины, поэтому с тех пор змей я больше не убивала.
       Детское любопытство также часто приводило к нежелательным последствиям, а иногда и трагичным. У нас по соседству жила интересная семья: бабушка, мать и двое детей. Девочка Люда была доброй и спокойной, а вот братец еще тот хулиган. Он был очень смуглый, белозубый, гиперактивный и смешной, любил петь матерные частушки. Мало, кто звал его по имени, чаще по прозвищу – Румын. Однажды мы играли на своем любимом «болоте». Напротив в доме жил механизатор, который приехал на обед и оставил трактор с сенокосилкой, как раз у нас на виду. Мальчишки тут же полезли на трактор, а Румын крутился вокруг сенокосилки. Вдруг раздался пронзительный крик такой громкий, что все вздрогнули и повернулись в сторону истошного звука. Там стоял Румын с высоко поднятой рукой, с нее текла ру-чейком ярко-алая кровь. Мы подбежали к нему и остолбенели – на траве лежал окровавленный палец. Оказывается мальчишка трогал пальцем острый край косилки, а кто-то из ребят опустил рычаг и коса отрубила ему указательный палец. На крик подбежали взрослые, отвели любопытного ребенка в медпункт, а «бездыханный» палец остался лежать в траве. Остальные ребята, испуганные произошедшем, потихоньку разбрелись по домам. Каждый чувствовал страх и боль, а особенно жалость к бедному ребенку.
      Неприятности дети забывают быстро, но первое время воспринимают их очень остро и переживают тяжело. Особенно в том случае, если дело касается близкого или знакомого человека. Так произошла страшная трагедия в семье Атамановых. У них была единственная дочка, чуть младше меня. Мы, конечно не упустили интересную фамилию и звали ее «Атаманом», но когда узнали, что девочка умерла в больнице из-за, как говорили родители, «заворота кишок», всем стало не по себе и очень стыдно. Тем более, что девочка была скромная, не баловная и мало вписывалась в нашу бродячую компанию. Что она такое съела, и за что родителям такое наказание? На похоронах притихшие дети смотрели на неподвижно лежащую, красиво одетую девочку. Ее мама рыдала, обнимая единственного любимого ребенка. Отец молча теребил дрожащими руками край белой ткани, накрывающей дочку. А главное не верилось, что это все происходит наяву. Не может быть такого, не может мать хоронить ребенка. Это самая высшая несправедливость в мире. Но девочки не стало, а жестокая реальность каждый раз делала нас старше.


Опасная река
        Очень рано мы с Тосей поняли, что маму лучше не расстраивать, и про наши проделки ей лучше не знать, тем более про опасность, которая чаще всего подстерегала нас на реке. Однажды летом в прохладный день купаться особо не хотелось, но вода манила, как заколдованная. Малыши и ребята чуть старше бродили у берега по мелководью, купаться никто не рискнул. Вдруг одна девочка упала в воду замертво. Остальные ребята, как могли вытащили ее из воды и положили на траву. Она была бледная как полотно и не дышала. Кто-то из девочек побежал за ее мамой. Все остальные стояли вокруг и ничего не понимали, затем стали кричать на мальчика, который шутя толкнул ее, она не удержалась и упала. Вскоре прибежала ее мать, и с истошным криком наклонилась над дочерью. Когда приехала скорая помощь и осмотрела девочку стало ясно, что помогать надо не ей, а матери, которая была в полуобморочном состоянии. Это была ее единственная дочь, которую очень любили родители, приготовили ее к поступлению в первый класс, и вдруг такое горе. Врачи сказали, что у девочки от испуга остановилось сердце. Но, видимо, дети быстро забывают неприятности и снова лезут в воду.   Еще большая опасность подстерегала на реке осенью и весной, когда тонкий лед. Как весело кататься по тонкому, прозрачному льду! Беда в том, что не каждого выдерживает неокрепший осенью и подтаявший весной. Так получилось однажды с нами. Мы с Зоей скользили на ботинках по тонкому льду словно сухие кленовые листья. Гонялись друг за другом и не сразу обратили внимание на треск. Когда повернулись, увидели, что Тося барахтается в образовавшейся полынье. Благо, что это было недалеко от берега, и Тося самостоятельно выкарабкалась на лед. Веселое настроение сразу пропало, было даже не смешно смотреть на нее мокрую с ног до головы. Сразу отправились гурьбой к нам домой, обсуждая по дороге, как скрыть это происшествие от мамы. Пока шли одежда на Тосе покрылась ледяной коркой и звенела. Решили так – заходим в дом и встаем перед лестницей на второй этаж, а сестра поднимается за нами на верх. Так и сделали. Тося переоделась в сухую одежду, а мокрую повесила на печь. Печка у нас была знаменитая – старинная с изразцами. Мама так ничего и не узнала.                Хуже было, когда мы с ребятами жги костер на берегу и варили уху из мелкой рыбешки, которую ловили марлей на мелководье. Варево было без картошки и соли, очень горчило, но мы смеялись и ели. Весело бегали вокруг костра, толкались, прожигали свою одежду. Так мама сшила нам очень красивые платья из белого штапеля с красивой цветной каймой. Я очень близко стояла у костра, в результате загорелся подол моего нового платья. Его быстро залили грязной водой, но осталась большая дыра. Снова пришлось тайно пробираться домой, придумывая на ходу, как исправить положение. Спасала в таких ситуациях старенькая швейная машинка. Я отпорола подол, вырезала полосу ткани с дырой, прошила по новой на машинке, и вернула на место. Мама даже не заметила изменения в платье. Жизнь рядом с рекой очень влияет на деревенских детей. Мы с нетерпением ждали когда весной сойдет снег, берега наполнятся водой до самых краев. Уходили подальше от родительских глаз и купались в ледяной воде. Тося была старше, и ее уже не привлекал такой экстремизм, поэтому она пугала тем, что расскажет маме. Однако, я знала, что она меня не выдаст и купалась до посинения с ранней весны и до осени.
Кормилица Динка
         Маме показалось недостаточно большого огорода, поросят и кур, для полного счастья решила прикупить коровку. Когда ее с фермы привели домой, то это оказалась огромная коровища по кличке Динка. Ее отбраковали за то, что она подпускала на выпасах всех телят к себе, они ее высасывали, а молока от нее никто не видел. Зачем мама ее привела? Может пожалела за большие, грустные глаза? Только о нашей с Тосей доле она совсем не задумалась. Вся беда была в том, что пасти ее со всеми коровами и телятами было нельзя. Вымя у нее было крупное, молока много, и она с удовольствием делилась им со всеми телятами. Пришлось Динку пасти самим, благо, что за нашим огородом была большая нераспаханная болотина. Летом она подсыхала и зарастала сочной травой. Тосе очень не нравилось следить за коровой в одиночестве, ей больше нравилось работать с отцом и общаться со свой подружкой, одноклассницей - тоже Тоней. У меня же не было причин отказаться, да и находиться весь день на улице совсем неплохо. Тем более, что после падения с дерева и полученного крепкого сотрясения мозга, меня начало укачивать в автобусе, лодке и тому подобное. Долго болела спина, что подвигло меня на решительные действия. Пока корова мирно щипала травку, я занималась гимнастическими упражнениями, упорно гнула спину – делала мостик, превозмогая тошноту, пока не стало хорошо получаться. В перерыве ложилась на траву и наблюдала, как маленькие муравьи и другие букашки пробирались через растительные «джунгли». Представляла, что они гигантские монстры с мохнатыми конечностями и крепкими челюстями. Времени было предостаточно, поэтому успевала между прочим заучивать наизусть сказки Пушкина и разные стихи. Частенько приходили друзья, становилось весело. Осенью возникали большие проблемы. Дело в том, что летом скот донимают комары, оводы, слепни и прочая нечисть, поэтому корова старалась держаться ближе к дому. Осенью насекомых нет, а недалеко от дома высокой стеной вырастала кукуруза. Наша красавица Динка с выменем полным молока на такой скорости неслась к этим зарослям, что моя тренировка была равна нулю. Я удивлялась, как такая здоровая махина на четырех ногах несется, что догнать ее невозможно. От обиды хотелось даже плакать, но делать нечего, искала ее и с трудом возвращала домой. Благо, что зимой эта «марафонка» находилась в стойле и обильно снабжала нас молоком, сметаной, творогом. Лишнее молоко мама заливала в большую двухведерную кастрюлю и выносила на мороз. Затем мы с Тосей большими ложками соскребали верхний слой застывших сливок и ели. Где городским детям попробовать такое лакомство!? Может благодаря летним пробежкам за Динкой и ее полезным продуктам мы росли здоровыми и не пропускали уроки, за редким исключением. Такое исключение однажды случилось – заболели свинкой. Тося перенесла легче, а я слегла с высокой температурой. Лимфатические узлы на шее раздулись так, что головы не повернуть. Мама почему-то положила меня на стол – может обтирать спиртом от температуры, а мне показалось, что я буду умирать. Затем переложили на кровать, и я успокоилась. Неделю не ходила в школу, зато папа укутывал меня, садил в санки и катал, чтобы я могла дышать свежим воздухом. Мне это очень нравилось, так как он редко был дома, а был очень добрым и хорошим. Наконец фельдшер разрешил посещать школу, а это такая радость.

Зимние забавы
          Каждое утро начиналось с пионерской Зорьки - утренней передачи для детей по радио. Под нее мы просыпались, пока одевались и завтракали, слушали интересные новости и прогноз погоды. Когда сообщали, что в ввиду низкой температуры занятия в школе отменяются, никто и собирался оставаться дома – обязательно шли в школу. Не приходили только ученики из соседних деревень за два-три километра. Учителя не хотели проводить уроки в полупустых классах, но мы не уходили и баловались. В школе было печное отопление, в каждом классе стояла круглая печь, обитая железом. Расстояние от стены было небольшое, а стены побелены известью. Вокруг этой печки развивались веселые события – девчонки притворялись, что им очень холодно, прижимались к теплой печи. Мальчишки начинали прижиматься рядом, толкаться, поочередно кто-то попадал в простенок, хоть и упирался. Коричневые формы девочек и серые костюмы пацанов становились белыми от известки, но всем было смешно и весело. Мальчишки еще любили девчонкам взлохмачивать волосы, они отбивались, нападали на одного скопом. Затем разгоряченные, румяные выходили на мороз и катились от школы под горку на портфелях. Особенно удобно было кататься на папках с замком, которые вошли в моду. Как себя чувствовали книги и тетради, никто об этом не задумывался. Книги нам родители каждый год покупали новые, поэтому обращались мы с ними безобразно. Подрисовывали ученым усы и бороды, еще чего-нибудь, затем показывали друг другу эти «художества». Конечно, учителя нас стыдили за это, но до нас точно не до-ходило. А коли с утра сходили по морозу в школу, то и сам Бог велел погулять. Одевались потеплее, на ноги валенки и на любимое место. Недалеко от деревни был очень крутой берег, под ним омут. Раньше на этом месте стояла мельница, от которой не осталось и следа. Зато зимой снег нависал над крутизной огромным, белым козырьком. Мы становились на него по несколько человек и прыгали до тех пор, пока эта снежная глыба срывалась и летела вниз, а мы на ней, как на «ковре самолете». Однажды моя одно-классница Галя оказалась под этой глыбой. Все замерли, стало не до смеха. Девочка была очень плотная и крепкая, выкарабкалась из под завала и была в полном здравии. Ее спасло то, что лед на реке был покрыт толстым слоем рыхлого снега и ее вдавило в него. Это происшествие не оказало на нас должного влияния.  Продолжали прыгать и смеяться. В группе друзей при-тупляется чувство страха, не воспринимается всерьез опасность – адреналин зашкаливает. Все нипочем: мороз, сырая одежда, промокшие валенки. Идем домой, толкаясь, устраивая кучу-малу, обсуждая планы на завтра. Зоя жила ближе всего от этого опасного места, поэтому частенько заходили к ней, забирались на русскую печь и весело обсуждали свои проделки. Мать у нее была очень строгая и называла нас «концехвостками». Я точно не понимала, что это такое, может из-за того, что мы очень громко обговаривали своих друзей и смеялись. Зоя была младшей, и ей также как мне было скучно дома со старшей сестрой. Зато меня, словно магнитом, тянуло в семью к Гале, которую накрыло снегом. У них был очень большой дом, в кухне находилась старинная люлька, в которой качали младшего сына и большой стол. У Гали была старшая сестра и четыре брата. Когда вся семья садилась за стол, было шумно и вкусно очень. Мне так нравилось кушать все, что было приготовлено мамой Наташей, хотя дома аппетита не было совсем. Я готова была остаться у них навсегда. Тем более, что в просторной горнице на кровати была гора из больших, мягких подушек, а на них очень яркие сатиновые наволочки. Несмотря на такое количество детей в доме всегда было чисто прибрано. А самое главное, именно галиному отцу, как лучшему трактористу, подарили первый телевизор. Это было важное событие для всей деревни. В отдельной большой комнате поставили это чудо техники, и все желающие могли приходить и смотреть телепередачи. Ребята, как правило, си-дели и лежали на полу, не моргая уставившись в черно-белый экран. Каждый чувствовал себя уютно в такой большой, доброй семье.


Цыгане
        Но верх доброты показал мой отец. Как-то холодным, зимним днем воз-вращаемся из школы и видим странную картину – во дворе нашего дома стоит тройка лошадей и мирно жуют сено. Рядом с ними дядька цыган и двое цыганят. Ничего не понимая, проходим осторожно мимо лошадей и заходим в дом, где видим очень недовольную маму - Девчонки, не пугайтесь, ваш отец сбрендил с ума и привел в дом цыган. Нашелся добродетель, пожалел видите ли детей. Чтоб они все замерзли по дороге! Посмотрите, что творится на верху.                Я поднялась по лестнице и вижу – весь пол застелен перинами, а за столом сидит толстая-претолстая цыганка. На шее у нее несколько рядов бус, а на пальцах огромные перстни. Она широко улыбнулась, а мне стало страшно от больших золотых зубов. На перинах полулежат три девчонки разного возраста. Хорошо, что еще на наших кроватях никто не расположился. Я переоделась и выскользнула на улицу. Только сейчас обнаружила, что вся деревня находится в возбуждении, а некоторые люди даже в страхе –особенно одинокие старушки. Кроме наших цыган, были еще другие семьи. Женщины ходили по домам, предлагали погадать на картах, выпрашивали еду для детей. Мужчины следили за лошадями, а мальчишки – цыганята пугали мест-ных ребят острыми ножичками. На улице стало как-то не очень весело, а дома совсем не комфортно, не только нам, но и нашим котам Ваське и Барсику. Оба были большие и толстые, к тому же терпеть не могли чужих людей, поэтому от злости взъерошились и распушили хвосты. Вечером большая «новая» семья стала располагаться ко сну, мы на своих кроватях, цыганка с дочерями на своих перинах, а мама на стуле за столом. Толстая цыганка предложила маме погадать про жизнь, на что она грубо ответила - Если надо, я тебе сама, что хочешь нагадаю. Утром мы с Тосей обнаружили маму в той же позе, сидящей за столом, рядом с ней Вася с Барсиком. Оказывается она всю ночь не спала, как когда-то в Узбекистане у дверей палатки, берегла наш сон от непредвиденных обстоятельств.                Отец и цыган с сыновьями провели ночь на первом этаже. Утром мама сразу предъявила ультиматум - Переночевали, пора и честь знать. Собирайте свои перины и следуйте с Богом дальше.                Что происходило дальше мы не видели, так как с радостью убежали в школу, а когда вернулись цыган и след простыл. Зато мама смачно ругала отца за устроенное «испытание чувств», а главное за то, что весь двор лошади загадили своими «лепешками». Отец угрюмо молчал и старательно лопатой чистил двор. А мы с Тосей не могли понять, как такая строгая мама позволила впустить в дом настоящий табор, и почему такой добрый наш папа. Деревня долго жила под впечатлением от такого события, люди обсуждали его и опасались возвращения цыган.

Любимые учителя
      Как-то очень быстро пролетело раннее детство, начальная школа, пятый, шестой класс. Вступление в пионеры девятнадцатого мая в День пионерии. Надев красный галстук на шею, мы сразу почувствовали себя намного старше. Это происходило в день пионерии на пионерском сборе. Все были в пионерской форме – темных юбках и белых рубашках. Когда в зал вносили кумачовое знамя под звуки горна и барабана, все замирали. Появлялась гордость за причастность к чему-то очень важному. В пятом классе стали вожатыми у малышей, как мы считали учеников начальных классов. Занимались тимуровской работой: помогали одиноким престарелым людям, собирали зимой золу для колхоза, летом металлолом и макулатуру. Девочкам очень повезло – приехала молоденькая учительница немецкого языка Лидия Нефедовна. Она организовала танцевальный кружок и мы лихо отплясывали «Жок», «Молдовеняску» и другие народные танцы. Идеалом настоящей учительницы, по нашему мнению, была Анна Федоровна – молодая, красивая, с шикарными, длинными волосами. Она вела географию, и когда я однажды не выучила материал про Урал, было очень стыдно стоять у карты и рассказывать что-то невразумительное. Однако упорно вертела головой с двумя хвостиками, и старалась наскрести на тройку.                А вот новый директор школы Галина Петровна, кроме алгебры с геометрией вела уроки «Музыки», играла на аккордеоне и заставляла учить нотную грамоту. Насколько легко я учила математику, настолько не могла освоить ноты. Умный педагог никак не мог понять, как можно тупо не понять то, что она хочет от меня получить. В итоге по алгебре с геометрией ставила мне пятерки, а по музыке – единицы. Однажды к праздничному концерту ей захотелось создать квартет – поставила меня, Зою, Таню и Галю по росту, разделила по голосам и мы запели: «Есть Артек у моря Черного, на просторе кряжа горного, а у нас ни гор, ни моря – наш Артек на целинном просторе». Галина Петровна ходила вдоль нашего ряда, играла на аккордеоне и прислушивалась внимательно, кто же из нас фальшивит. Догадаться было не трудно, но ей не хотелось верить в то, что можно быть настолько лишенным музыкального слуха. В итоге осталось трио, которое вытягивала Зоя со своим замечательным голосом и тройкой по алгебре. Эти две учительницы наполнили нашу жизнь творческим содержанием, и сцена сельского клуба стала для нас «вторым домом». Особенно для меня с Зоей. Быть в центре событий было для нас жизненно необходимым. Моя Тося со своей подругой Тоней были старше нас на три года, но обе скромные и тихие, поэтому не принимали активного участия в художественной самодеятельности, и нас критиковали за излишнюю активность. Однако нас это нисколько не смущало, с пя-того класса мы были завсегдатаями всех праздников в клубе. И не только.
                (фотография с Зоей)                Так однажды во время очередных выборов, нам с Зоей доверили стоять в позе «всегда готов» по обе стороны от урны для бюллетеней. Нарядные, в наглаженных пионерских галстуках, с большими белыми бантами стоим по стойке смирно. Однако нам это быстро надоело, выжидали момент, когда никто не заходит в кабинет и бегали вокруг урны, догоняли друг друга. К концу выборов были не так уж опрятны, с бантами набок и лохматыми волосами. А в это время в деревне был настоящий праздник: в клубе работал буфет с разными сладостями и мороженым. Демонстрировали несколько кинофильмов подряд. Когда нас наконец-то отпустили с почетного поста, мы с Зоей устремились догонять упущенное – съели немереное количество мороженого, и успели посмотреть кинокомедию «Свадьба в малиновке».
      Новая учительница, приехавшая в наше село, вызвала большой интерес учеников и их родителей. Поселили ее в домике рядом с нашим домом. Звали ее Клара Алексеевна. Приехала она из Читы с пятилетним сыном Сережей. Невысокая, худенькая женщина удивляла большими голубыми глазами и очень длинными русыми волосами. Вела она уроки русского языка и литературы, была влюблена в свой предмет и нам прививала интерес к Великому русскому языку. Литература мне очень нравилась, а вот с русским были большие проблемы, поэтому за сочинения были две оценки – 2/5. Два за грамотность, а отлично за литературу. Мне было привычно, что мои сочи-нения для примера читали всему классу, а за каракули ругали на всех предметах. Сын у нее был очень смешной – белобрысый, с волосами словно пружинки. Мы с ней подружились, словно ровесницы, а сын все время спрашивал – Люба, ты за кого замуж выйдешь? Мне приходилось отвечать, что обязательно выйду за него, чтобы не расстраивать малыша. Ведь я училась в седьмом, восьмом классе, а ему было шесть лет.
Седьмой класс
     И вот, мы подросшие, окрепшие за лето первого сентября пришли в седьмой класс. Каково же было удивление, что наш класс значительно пополнился новыми (вернее старыми) учениками. Это были второгодники – две девушки (так они нам показались из-за своих круглых форм) и четыре амбала с усами. Девушек звали Люба и Лида, а юношей: Ваня Л., Витя А., Ваня В. и Коля Д. Парни были крупными, с пушком над верхней губой, в форме похожей на солдатскую гимнастерку, стянутую на талии широким ремнем. На их фоне мы что-то потеряли свой важный вид, почувствовали себя какими-то мелкими и никчемными. Живя своей насыщенной жизнью в школе, мы как-то не замечали этих двоечников. А может они и в школу редко ходили, коли остались на второй год. Но почему в таком количестве?! После седьмого класса все четверо парней были отправлены в новую жизнь, а девушки перешли в восьмой класс. Кроме них класс пополнился еще двумя мальчишками – чувашами: Коля Р. и Филиппов. В то время было модным переселение чувашей в Сибирь. Бедные, многодетные семьи приезжали, получали подъемные, дома, скот, а через некоторое время уезжали на новое место. Класс значительно увеличился, и началась совсем другая жизнь, поменялся класс, поменялись отношения.                Наша классная руководительница Лидия Нефедовна – молодая учительница немецкого языка была совсем не в восторге от новичков. В субботу на классном часу происходило одно и то же, подводились итоги за неделю и заполнялись дневники. Итоги были не очень, и Лидия Нефедовна с комментариями не церемонилась. Неуспевающие добровольно выходили к доске и упорно молчали. Нам с Зоей тоже попадало за плохое поведение, лохматые волосы и форму запачканную мелом и известкой. В драчках за место возле печки мы с ней всегда были первыми. С некоторыми моими одноклассниками и одноклассницами за лето тоже произошли большие изменения. Многие оформились, повзрослели, начали обращать внимание на противо-положный пол. Тем более, что появились не только повзрослевшие парни в классе, но и очень молодой и очень красивый учитель по физике – Алексей Ильич. Он только закончил педагогическое училище, и его кубанского паренька отправили к нам. Другие, в том числе и я, остались в детстве со своими играми и фантазиями. И это очень повлияло на дружеские отношения в нашей компании. Сложилась она из шести человек – две Тони (моя сестра и ее подруга), я, Зоя и два Коли – мои одноклассники (Коля М. и Коля Ш.) Всевозможные праздники: Новый год, Пасху, Первое мая, и даже Троицу отмечали вместе. Дни рождения тоже. Родители, как правило собирались у кого-нибудь в одном доме, а мы в другом. Дружно лепили пельмени, мне почему-то доверяли катать сочни, а лепили две Тони. Покупали в магазине сладости, бутылку водки и бутылку сиропа. Сливали содержимое бутылок и получали своеобразный крепкий коктейль. На шестерых этого хватало – большее не позволяли себе. После вкусной «трапезы» шли в клуб, где в праздничные дни обязательно были концерты и танцы.
      Все начало портиться с того момента, как однажды в нашу компанию затесался старший брат одного Коли. Оказавшись в комнате наедине со мной, он неожиданно навалился на меня. Реакция с моей стороны была мгновенной, и он вылетел из дома с расцарапанным лицом. Я всегда гордилась своими крепкими, длинными ногтями, говорила, что это «холодное оружие». Шурика подняли на смех в деревне, а у других ухажеров отбило напрочь желание заигрывать со мной. Хуже получилось с Колей М. – у него возникли особенные чувства ко мне, а для меня это было предательством. Он писал на уроках записки с одним и тем же содержание: «Люба, я тебя люблю», и кидал их мне. Вечером после кино пытался провожать меня до дома, но я по дороге заходила к подружке и сидела там, дожидаясь пока он замерзнет и уйдет. Меня взрывало от злости, как так была такая хорошая компания, было так весело, а тут придумал какую-то глупую любовь. Без того дел хватает. Надо учиться, ездить на олимпиады и конференции в район, ходить в походы, выступать, а тут предатели разрушают дружбу. Мало Коли, так Зоя туда же. Влюбилась во второгодника Ваню В. Из троицы двоечников он был очень симпатичным, похожим на киноактера Василия Ланового – тонкие черты лица, светлые волосы и карие глаза. Его любили все девчонки, и он их не «обижал», а обхаживал по мере своих мужских способностей. Мне он тоже внешне нравился, но общаться со второгодником из пьющей, неблагопо-лучной семьи не в моих правилах. Занимаясь своим увлечение, Зоя тоже незаметно вышла из нашего круга. Да еще Коля устроил мне «испытание чувств», приревновал к общему любимцу, устроил на перемене в пустом классе «допрос с пристрастием». В ответ на мою резкую реакцию и оскорбления, отвесил мне крепкие пощечины. Я убежала из класса за пределы школьного двора, и просидела урок на пеньке без пальто, обдуваемая ветром и посыпаемая холодным снежком. «Урок» запомнила на всю жизнь – не надо мужчин дразнить и быть слишком самоуверенной. Вернулась в школу, как на в чем не бывало, было бы из-за чего страдать. Дрались мы с Зоей с мальчишкам частенько, но вот, чтобы из-за ревности впервые. Вот так из-за большой любви Зои и безответной любви Коли разрушилась наша веселая компания.
     По соседству с бабушкой жила Вера, но она не дружила с нами, была капризная очень, любила жаловаться. Зато у нее был велосипед, и она этим кичилась. Мне тоже очень хотелось кататься на велосипеде, но Вера строго наказала – Можешь покататься, но не смей падать, а то еще сломаешь. Я впервые в жизни села и осторожно начала крутить педали. Как мне удалось было непонятно, но я ни разу не упала, лишь бы еще раз разрешили кататься. Но желания дружить с ней после этого напрочь отпало. В классе была еще одна подруга – Таня, но она жила в соседней деревне и не могла часто гулять, так как в семье были младшие братья.

 
Две Любы
     Может по этой же причине в моей жизни появилась новая подруга – Люба. Она училась в восьмом классе, знали мы друг друга давно, но не общались. Жила она в заречной части довольно далеко. Летом переходы топила разлившаяся река, а два моста находились далеко с двух сторон, поэтому жители из заречной части без нужды не ходили в центральную часть. Люба редко бывала в клубе, на речке и горке, и это было не совсем понятно. Ведь домой я приходила, чтобы переночевать и только. Родители очень ругались, но бесполезно. Я просто-напросто убегала, а догнать было не кому. У отца была бронхиальная астма, а мама пожилая и полная. Она пыталась бегать за мной с веником, но я пряталась под стол, под кровать, а затем «слетала» по лестнице на первый этаж и на волю. Вечером приходила уставшая, голод-ная, и у родителей уже не было сил «бороться» со мной. В своем огороде тоже особо не упиралась, зато на пришкольном участке с другими отработчиками работала с удовольствием. Затем очень гордилась Грамотой за работу на пришкольном участке, полученной на сельскохозяйственной конференции. В школе хорошо была поставлена туристическая работа: ходили в походы, ездили на районные туристические слеты. В район увозила сама Галина Петровна на личном «горбатом» Запорожце. Вся группа разом не входила в салон, поэтому набивались в машинку битком сколько влезет, остальные шли по тракту и ждали, когда за ними вернутся. На слете занимали первые места, особенно за вкусный обед и ориентирование. Весной еже-годно сдавали нормы ГТО на природе. Ставили палатки на скорость, и начиналось: бег, прыжки в длину и высоту, отжимания и прочее. Мне все удава-лось выполнить хорошо, а вот лазание по канату казалось самым трудным делом. Большинство учеников не карабкались по канату, а висели на нем как мешки с песком, и я в том числе. Но никто не расстраивался, потому что было смешно и мы весело подшучивали друг над другом. Летом хорошо быть весь день на улице и возвращаться, когда у родителей уже нет сил и желания воспитывать, а зимой особо не убежишь на мороз, поэтому ждала маму с родительского собрания под одеялом. Знала, опять нажалуются, что я плохо себя веду на уроках. Было обидно, что Тося учится на тройки, но ее не наказывают, потому что она тихо сидит на уроках, а меня – отличницу хотят потаскать за волосы.
      А еще зимой мама придумала новое занятие, чтобы время не тянулось очень долго, а может для того, чтобы я меньше бегала на улице. Договорилась с какой-то организацией ткать на дому рогожи. Разговор с мамой был короткий – Хочется есть конфеты и халву? Значит будем зарабатывать себе на сладости и наряды.                Вскоре к нам привезли ткацкий станок и большие тюки мочал. Рабочие установили станок на первом этаже, провели инструктаж и уехали. Маме не терпелось начать работу, натянула основу – крепкие продольные лубяные волокна, нарезала мочала нужной длины, и довольная позвала отца, чтобы приступить к работе. Работа заключалась в том, что один человек стоит с одной стороны станка, второй с другой. Мама протягивает длинную палку с отверстием, папе надо в это отверстие вставить мочало. Затем мама тянет палку к себе, мочало ложится на основу, опускается бердо – рамка с многочисленными поперечными рейками и прибивает плотно мочальный уток – поперечные нарезки. И так до тех пор пока не соткется половичок длинной до двух метров и шириной полтора метра. Папе не очень понравилось стоять в полусогнутом состоянии перед станком, а грубые рабочие руки не слушались и не давали затолкнуть мочалку в маленькую дырку. Он махнул рукой и ушел подальше. Мама заругалась на него и поставила на его место Тоню, результат снова был плачевным. Тоня не успевала работать с той скоростью, что требовалось, и ее тоже отстранили с руганью. Осталась надежда на меня. Может увиденное ранее произвело на меня большое впечатление так сильно, что я быстро-быстро вдевала мочалку в маленькое ушко. Наконец мама была довольна, и постановила – Люба будет подавать (так называлось) рогожи утром перед школой, отец днем, а Тося вечером. Я от такой деятельности особо не пострадала, так как просыпалась утром в шесть часов и до школы успевала подать две рогожи. Правда, иногда не успевала умыться и хорошо себя расчесать, чтобы не опоздать на уроки. На весь остальной распорядок дня работа не влияла. После уроков обедала, быстро выполняла задания по математике и русскому языку, и галопом по своим общественным и прочим делам. По остальным предметам успевала подсмотреть на переменках. Через месяц в амбаре накопилась не одна сотня новеньких рогож, связанных по десять. Приехала машина, рабочие погрузи-ли на нее наш товар, а маме выдали зарплату. Мы с Тосей были рады и гор-ды честно заработанными деньгами. Тем более, что сладости в нашей семье любили все. Наши родители совсем не употребляли спиртное, что было большой редкостью на селе, а конфеты даже папа очень любил. Для него это являлось особым ритуалом – разворачивал фантик, выпрямлял его и читал, что на нем написано. Я не совсем понимала зачем он это делал, а когда прочитала сама стало ясно – на фантике есть информация о городе и фабрике, где произвели эти конфеты. Дошло, так можно и географию изучать по разным этикеткам.
      Когда побывала у Любы дома, то поняла, почему она редко бывала в клубе и на улице. Семья у них была многодетная. Старший брат жил отдельно и поэтому Люба оказалась старшей. После нее еще три брата и сестра.  Она не могла беззаботно бегать с утра до ночи на улице, в компании. Мать и отец работали, а все хозяйственные дела, младшие дети были на Любе. Для меня это было более чем непривычно, тем более, что удивлять она умела. Однажды прихожу к ней и вижу странную картину – Люба моет пол, начиная от входной двери. Спрашиваю, почему она так делает, она смеется в ответ и не может объяснить. А ответ прост – проявляет свой протест. Жизнь у нее была непростой, и у всех их детей тоже. Мама была очень доброй и слабовольной, а отец настоящий деспот. С чужими людьми, даже со мной девочкой, был приветлив и разговорчив, а свою жену и детей изводил своими мы-тарствами. Мог не только ругать, но и жестоко избивать. Люба с братом Виктором были близнецами, так этот Ирод, чтобы издеваться на женой и Любой придумал чудовищную вещь – заявил, что сын его, а дочь нет и требовал оставить ее в роддоме. Каково?! Я понимала, что ей нельзя уходить из дома, поэтому находили другие занятия. Включали пластинку с песнями Леонида Утесова, слушали, переделывали слова и смеялись до слез.                Особенно нас объединило общее увлечение – фотография. Отец подарил мне фотоаппарат «Смена», все остальное мы с Любой приобретали, находили, пока полностью не укомплектовались всем необходимым. Хлопот было очень много, учились заправлять фотопленку в кассету, затем в фотобачек. Делалось это вслепую – засовывали руки в рукава тулупа, чтобы не засветить, и наощупь вставляли пленку. Немало пришлось потрудиться, чтобы освоить все приемы. Если хотелось поскорее напечатать фотографии, закрывались наглухо в бане, включали специальный красный фонарь и начиналось таинство. В одной ванночке готовили проявитель, в другой фиксаж (закрепитель). Заранее просушенную фотопленку вставляли в фотоувеличи-тель, под нее фотобумагу. Выбирали нужную резкость, размер, и выдержку. После этого помещаем будущую фотографию в проявитель и фиксаж. Было очень интересно наблюдать, как появляется изображение, сначала бледное, затем набирает яркость и четкость.                Иногда результат был совершенно неожиданным.   
(фотография со свиньей)
                Так получилось, когда проявляла фотографию, на которой должен был появиться брат моего одноклассника Сема на велосипеде. Я лично его фотографировала, но к большому удивлению на фотобумаге, которая лежала в проявителе, начала появляться свинья, а затем уже мальчик на велосипеде. И такие казусы случались неоднократно. Свежие снимки сушили на специальной сушилке и на оконном стекле, чтобы они получались глянцевыми. Сюжеты для фотографий постарались выбирать интересные, поэтому весь процесс поглощал нас полностью. Ночью этот же процесс происходил в доме у любиной бабушки Тони. Она была очень добрая, поэтому терпеливо наблюдала, как мы радуемся удачным снимкам и мешаем ей спать. Летом к нам присоединялись любины двоюродные братья Володя и Толя. Они приезжали из Екатеринбурга на каникулы и останавливались у бабы Тони. Их также увлекала фотография и наши ночные приключения.                Интересное дело отвлекло от неурядиц со старыми друзьями, жизнь стала более насыщенной. А с Зоей мы по прежнему выступали в художественной самодеятельности, она очень хорошо пела, танцевала, была самой яркой в группе. Активной участницей стала подросшая Наташа В. Она и ее сестра Людмила заметно отличались от деревенских ребят. В их семье приоритетом была нарядная одежда, поэтому в шумных и грязных забавах они участие не принимали, а вот в клубе выступали с большим желанием. В отличии от этих аккуратных, прибранных девочек, нас во всем виде выдавал неуравновешенный характер даже в манере одеваться. Мы могли прийти в один вечер в клуб в красивых нарядных платьях, а на следующий в цветастых коротких юбках их танцевальной коллекции. Главной фишкой для меня с Любой были длинные, накрашенные в три слоя ногти на руках и каблуки. Своих туфлей на высоком каблуке у нас не было, но желание выйти в «свет» на шпильках было выше реальной возможности. Выход нашли быстро – Люба достала теткины лодочки, а я Тосины. Размер туфлей был на три размера больше наших ног, поэтому в носок натолкали ваты и сделали их покороче, а вот в ширину убавить не удалось. Все равно одели их и отправились в клуб. Идти нам было очень трудно по деревенской ухабистой улице, ноги подворачивались, а шпильки тонули в рыхлой земле. Как мы выглядели со стороны трудно описать, но путь преодолели и добрались до клуба. Вечером под покровом темноты возвращались домой босыми, а красивые туфли несли под мышкой.      На этом экстремальные наряды не закончились – Люба умела удивлять.          У нее был красивый, белый шерстяной свитер, который быстро пачкался, а в грязном идти в клуб ей очень не хотелось. Прихожу к ней вечером, чтобы отправиться в клуб, Люба стирает свой любимый свитер. Жду, когда она закончит стирку, а затем наблюдаю странную картину – она крепко-накрепко отжала свитер и одевает его на себя. Удивленно смотрю на нее и спрашиваю. - В чем дело? Ты что в сыром свитере в клуб собралась фильм смотреть два часа? Ведь в нашем кирпичном клубе даже в жаркие дни прохладно.
Люба только посмеялась – Неужели я пойду в грязном свитере? Ты посмотри, как я его отстирала, а пока мы идем он на мне высохнет.                Уговаривать ее было совершенно бесполезно, поэтому она к концу фильма вся продрогла, а домой бежала мелкой рысью, чтобы поскорее согреться.               
     В отличии от нас бойких и непредсказуемых, были ребята на особом положении – сын директора школы Валера и Алеша – учительский сын. Были они обычными мальчишками, но к ним в дом редко заходили из-за родителей. Люба даже дружила с Алешей, но недолго. Может даже по той причине, что нам хотелось в отличии от влюбленных девиц быть свободными и независимыми. Такой сговор привел к тому, что парни стали нас побаиваться, и это нас вполне устраивало.
Буйное лето
        Больше всего нас сблизил переезд любиной матери со всеми детьми в домик рядом с нашим. У нее наконец закончилось терпение, и она оставила мужа-садиста. Теперь мы были совсем рядом, и все лето провели вместе. К тому же к ним из Екатеринбурга приехали двоюродные братья Вова и Толя. Мама Галя весь день была на работе, а Люба готовила еду, кормила сестру и братьев, убиралась в доме. Зато вечером было наше время. В деревне снова появились новые люди – бригада чеченцев строителей. Молодой заведующий клубом каждый вечер устраивал танцы, игры для взрослых с фантами и выходами для совещания и прочее. Однако после того, как закрывался клуб, домой никто не торопился. Повзрослевшие (созревшие) девушки гу-ляли с парнями, в том числе с молодыми чеченцами, а мы с Любой игнорировали и своих и чужих. Находили занятия поинтереснее: выпроваживали за пределы деревни девчонок из соседних Курьи и Сосновки, следили за теми, кто прятался в кустах с парнями и пугали, катались на мотоцикле. Мне было очень страшно сидеть на «Ковровце» за спиной у Любы. Она сама боялась не меньше меня и громко кричала – Сиди спокойно, не двигайся!               
 Благо, что все наши поездки заканчивались без печальных последствий. Только один случай произошел без моего участия – подружка поспорила с парнями, что запросто заедет на мотоцикле прямо в клуб. И заехала на не-большой скорости на глазах заведующего клуба. Девчонки с визгом разбе-жались во все стороны, а фойе заполнилось клубами дыма. Люба гордо вы-катила назад, и единственно, что ее тревожило – реакция отца на такой отча-янный поступок. Но он повел себя неожиданно, сказал - Дура пляшет – ума нет, и дал ей десять рублей. Может для того, чтобы мозги вправила или, чтобы ей стало стыдно за свое поведение.
                Не для всех ночное катание на мотоциклах и велосипедах заканчивалось удачно. Старший брат моей одноклассницы Любы К. со своим другом катались ночью по проселочной дороге, и не вовремя обратили внимание на машину, обгонявшую их. Друг успел свернуть на обочину, а Николая зацепил грузовой автомобиль и протащил несколько метров. В результате серьезная спинномозговая травма и инвалидность до конца короткой жизни. Я всего однажды побывала в доме этой одноклассницы, а впечатление оста-лось надолго. Молодой, красивый парень прикован к постели вместо того, чтобы ухаживать за девушками, служить в Армии, помогать родителям. Его мать постоянно находилась рядом, чтобы выполнять его просьбы. Друзья посещали ежедневно, приносили новые пластинки, играли с ним в шашки, карты и прочее. Очень больно было видеть беспомощное тело, понимать жуткую трагедию семьи и осознавать, что ничего нельзя вернуть назад и исправить. Второй раз в тот дом я больше не заходила, потому что всегда испытываю чувство вины перед тяжело больными людьми за то, что я могу бегать, прыгать, учиться – жить полной жизнью.
     Ночное катание на велосипедах также входило в наши планы, хотя обе не имели велосипедов. Однажды прогуливаясь по вечерним улицам, заметили чей-то велосипед у ворот. Хозяин, видимо заглянул в гости, а «коня» оставил под окном. Покатались мы с Любой довольно, а когда надоело задумались, куда поставить чужое средство передвижения. Решили – самое надежное место – крыльцо сельского совета. Завели велосипед на крыльцо сельсовета и отправились по домам. На следующий день было интересно узнать, как чувствует себя хозяин велосипеда. Пошли в единственный в деревне магазин – место схода односельчан и сбора новостей. И не ошиблись, обсуждение было в разгаре – бабули охали и ахали, как могло такое произойти – че-ловек приехал из соседней деревни, а у него украли велосипед. Только к вечеру народ угомонился, узнав, что пропажа обнаружена на крыльце сельсовета, а счастливый владелец укатил в свою деревню. Мы тоже очень радовались, что нашли надежное место и все вернулось на свои места.
Весной у нас в семье снова произошли изменения, станок для рогож увезли, так как заказ выполнен полностью. Дедушка давно жил в другой семье – его попросили заниматься с детьми, а к нам приехала бабушка Маремьяна Ивановна. Она была очень интересная, рассказывала про свою молодость, как она вышла замуж, и как скинула с высокого крыльца зятя и прочее. Меня удивляло то, что она никогда не рассказывала про трудные военные годы, про голодные тридцатые. Была очень веселой и энергичной. В одном нас с ней не брал мир – ей хотелось помочь маме, хотя бы приготовить обед, но я как всегда была недовольна и не хотела есть ее борщ. Демонстративно варила свой суп в другой кастрюльке и упорно доказывала, что у меня вкус-нее. Родители сердились на меня за это, а бабуля через некоторое время ушла жить к своему сыну Александру.                Мама в это время нашла себе новую работу – сторожем на новом свинокомплексе. Он находился далеко за рекой, поэтому часто ночью ее не было дома. Зарплата была очень маленькой - двадцать восемь рублей в месяц (в школе уборщица получала двадцать восемь, а учителя сорок-шестьдесят рублей). Родители обсуждали этот вопрос, а мы прислушивались. Больше всего колхозники обижались на бухгалтера, который выдавая зарплату, оставлял мелочь себе. Эту информацию мы с Любой быстро приняли к сведению и решили восстановить справедливость. Подговорили мальчишек за-лезть ночью в огород к бухгалтеру и нарвать огурцов. Его новый, большой дом стоял на берегу, а огород выходил прямо к реке. Под покровом ночи, наощупь пробирались через крапиву и репейник к забору. Еще днем заметили, где искать гряды с огурцами. При этом шутили – Сосчитал бухгалтер на счетах все огурцы вечером, записал и лег спокойно спать, а утром придет, и нет огурцов. Смеялись над собой так, что падали в гряды. Набрали огурцов и снова через крапиву и репей назад на речку. Огурцами хрустели так смачно, словно дома у каждого не было таких же грядок, полных огурцов. Затем с Любой проскочили к нам на второй этаж и долго не могли уснуть, обсуждая то, как здорово наказали жадного бухгалтера. Утром проснулись от голоса мамы, которая пришла с дежурства. Бабушка ей рассказывала, что мы пришли поздно и долго не засыпали, все про парней шушукались. Мы посмея-лись, повернулись на другой бок и снова заснули.

Трудотерапия
      Не случайно активность летом приходила на вечернее и ночное время – днем нам приходилось работать, помогать взрослым в колхозе. Напротив нас жил бригадир, как мне казалось самый главный человек в деревне. У не-го был красивый, большой новый дом, и главное мощный мотоцикл. На нем он рано утром объезжал улицы и громко призывал на работу. При этом так «крыл» матом ленивых, что мы подростки боялись отказаться от предложенной работы. За нашим домом на самом высоком месте находился ток (элеватор), а рядом с ним огромный колхозный огород для капусты. И почему-то в день посадки всегда было очень жарко. Солнце пекло нещадно, а мы с женщинами высаживали рассаду в лунки. Воду на машине с цистерной привозил тот водитель, что сбил парней на велосипеде. Ему почему-то не дали реального срока, но для нас он казался настоящим монстром, боялись подходить к нему близко. День казался бесконечно длинным, а работа бес-полезной. Думалось о том, что на этой жаре никакая капуста вырасти не может. Но, к нашему удивлению, капуста к осени выросла с гигантскими кочанами. Считая себя причастными к ее выращиванию, залазили в огород, срезали огромные кочаны, разламывали на части и грызли с хрустом и удовольствием.
      Интереснее было на колхозном сенокосе. Ранним утром на тракторе «Бе-ларусь», в телеге, оборудованной деревянными скамейками, увозили нас на далекие покосы. Трясло так, что полусонные люди быстро приходили в себя. Как правило, снова было жарко. Женщины и девочки-подростки гребли сено в валки. Оно было сухое и колкое, жестко царапало потное тело. Мужики в это время сидели в тени и подтрунивали над женщинами. Когда сена было собрано много, мужчины поднимались, брали в руки вилы и метали стог. Окончив работу снова садились под стог, громко смеялись над анекдотами, байками и курили. Мне было даже обидно за то, что они сидят, а мы гребем и гребем. Не понимала, что кидать сено наверх гораздо труднее. За-то обратно ехали уставшие, но довольные тем, что скоро будем дома. Телега подпрыгивала на кочках, женщины визжали, кричали трактористу, чтобы ехал тише – не дрова везешь. Мужики хохотали – не дрова, а навоз. В общем шуме и гаме дорога казалась короткой. Когда заканчивался колхозный сенокос, разрешали косить для личного подсобного хозяйства. Заработанные «тяжким» трудом два-три рубля за месяц были почти богатством, могли их тратить по своему усмотрению.
       Покосов для личного хозяйства было очень мало. Колхоз засеивал поля вплотную к деревне, поэтому приходилось косить сено на лесных полянах, вдоль реки и на заливных лугах. Когда лето было дождливое и колхозный сенокос затягивался было еще хуже – заготавливали сено даже в сентябре, в основном ближе к деревни возле леса. В жаркое лето трава, как правило, выгорала и приходилось переправляться на катере за реку Тавду на заливные луга. Мама нас строго предупреждала о том, что завтра на покос, и надо будет рано вставать. Но, как ложиться спать если до двенадцати ночи солнце светит в окно? Я осторожно спускалась по бревнам из окна второго этажа, а внизу уже ждали Люба или Зоя с девчонками. Нагулявшись, тем же путем поднималась в комнату и засыпала мертвым сном. В пять часов утра мама кричала нам с первого этажа, чтобы быстро вставали. Быстро не получалось, так как глаза не хотели открываться, а руки и ноги совсем не слушались. Полусонные, словно зомби, шли за родителями к берегу Тавды. Путь был не близкий – не меньше трех километров, там по шаткому трапу взбирались на катер, садились на твердую деревянную скамью и засыпали, прижавшись к друг другу. Когда катер причаливал к противоположному берегу, мама будила нас и подталкивала к трапу. Не сразу понимали, где мы и зачем, но ступив на мокрую от росы травы, сразу вспоминали, как дедушка напутствовал - Есть поговорка – коси коса пока роса, а потом трава будет жесткой.                Вот и косили пока роса. Папа шел первый, крепко держал литовку за оберушник, и широким взмахом ровно клал сено в рядок. Я тоже любили косить, но коса для меня была меньше и захват короче. День разгорался, солнце поднималось все выше, пекло все горячее и высушивало вчерашнее сено. Косить заканчивали, надо было грести, но сил было уже мало, голова кружилась от недосыпания и жары, тошнило и болел живот. Перед тем, как грести семья садилась обедать, но какой обед, если весь организм желает только одного –спать, спать, спать. Я ложилась в тень под копну и проваливалась в крепкий сон. Мама может и знала причину моего недомогания, но жалела меня и давала возможность отдохнуть. День был длинный – длинный, поэтому отлежавшись, брала в руки грабли и гребла сено наравне со всеми. 
        Однажды мама договорилась с кем-то и привела лошадь, чтобы возить на ней копны. Мы с удивлением смотрели на худую, каурую лошадку и не представляли, что с ней надо делать. Отец срезу отказался садиться на нее без седла, Тоня тоже категорически покачала головой. Мама строго и повелительно посмотрела на меня, она видимо вспомнила, как я в Туркмении каталась на ослике. Делать нечего – вскарабкалась на лошадь и потянула за узду. Лошадке не понравился неумелый наездник, который ерзал на ее потертой и покусанной оводами спине. Она взбрыкнула и ловко скинула меня на колючею стерню. Мама заругалась за то, что мы такие неумехи – Вот я в ваши годы лихо управляла лошадью, да и все остальное делала лучше вас. Пришлось увести лошадку к хозяину, а нам таскать копны к стогу на себе. Брали длинные, тонкие жердочки, подталкивали их под копну и несли вдвоем, как на носилках. Затем начинали складывать сено в стог, а когда он достигал нужной высоты его надо было вершить. Вершить – придавать стогу коническую форму, чтобы осенью дождь не промочил сено. На верх всегда отправляли меня. Надо было принимать сено, которое мне подавали снизу, раскладывать его ровно и хорошенько утаптывать. Самая вершина получалась очень маленькой, и я скатывалась по сену вниз. Родители важно обходили готовый стог, граблями выравнивали бока и были очень довольны тем, что будет на зиму корм для нашей Динки. Я радовалась больше всех – можно будет наконец выспаться и отдохнуть, пока не наступила пора копать картошку.
       В свободное от разных поручений время, мы расходовали свою необузданную энергию на очень любимое дело – колку дров. Тоня всегда была покрупнее и плотнее, поэтому уверенно держала тяжелый колун и поднимала его высоко над чуркой. Я старалась не отставать, и когда ее не было дома топор был в моей власти. Тонкими руками крепко держала топорище и тюкала до тех пор, пока чурка не распадалась на две половины. Бабушки – соседки наблюдали за удивительное действо и шутливо говорили маме – Лиза, тебе и мужика в доме не надо, глянь как Любка дрова колет. Однажды Тося промахнулась и стукнула топором себе по ноге. Рана была достаточно глубокой, кровь текла очень обильно. Но мы в очередной раз скрыли такое серьезное событие от мамы. Перебинтовали, как могли, чем могли и отправились к фельдшеру. Получалось, что именно Нина Степановна была в курсе всех наших бед, а маму мы старались не расстраивать, считали ее очень пожилой, и это так было на самом деле.
Папа тоже был в полном недоумении, когда приезжал с работы и видел расколотые и сложенные в поленницу дрова. Что не любила вся наша семья, так это убирать зимой снег. Площадь перед домом была очень большая, по-этому порешили – Бог дал, Бог взял. Убирать весь снег – сил не хватит, а уз-кую дорожку – смысла нет, поэтому ходили и утаптывали неширокую дорожку. Она становилась все плотнее и выше. И когда мы темным вечером с Тоней возвращались из клуба, то надо было двигаться очень осторожно – шаг влево, шаг вправо и мы по пояс в рыхлом снегу. Тем не менее год из го-да все повторялось снова, снег весной таял и вода стекала чуть дальше в большую лужу, а под окнами нашего дома быстро высыхала большая поляна и приманивала всех ребят, как магнит.
Опасное купание
       Каждое лето мне разрешали ненадолго съездить в Тюмень в гости к род-ственникам. Сестра Нюра с Геннадием и дядя Ваня построили себе новые дома в заречной части Тюмени. Хорошие, крепкие дома стояли на одной улице друг против друга – окна в окна. В районе новостроек не было еще магазина, нам приходилось с Верой и Светой ходить за хлебом очень далеко по жаре. С водой тоже были проблемы – колодцы находились не близко и были очень глубокими. Зато недалеко протекала река Тура – очень широкая, с быстрым течением. В отличии от нашей речки Паченки, она казалась недосягаемой, но до поры. После седьмого класса я все-таки решилась ее переплыть. Течение относило в сторону на большое расстояние и было трудно с ним бороться, но главное за ноги цеплялись щепки и куски древесной коры, так как по реке сплавляли плоты из деревьев к фанерному комбинату, который находился ниже по течению. Немного передохнула на противоположном берегу и поплыла обратно. Нервное перенапряжение все же сказалось – поднялась температура. Нюра заметила неладное, но я скрыла от нее свое купание, знала, что она очень расстроится. Тем не менее, она поставила мне под мышку градусник, дала какие-то таблетки и уложила в постель. На следующий день она очень порадовала нас со Светой, когда по-звала примерить красивые сарафаны из яркого ситца. Она сшила их сама для нас. Приезжаю домой в новом коротком сарафане с тоненькими лямочками и кручусь в нем перед подружками. Жалко, что новое на мне быстро превращалось в старое. Прыжки через забор, лазание по деревьям и чердакам делали свое дело.                Чердаки нас манили, как заколдованные, особенно в старых, заброшенных домах. Осторожно пробирались в темноте по трухлявым, скрипучим доскам, вздрагивали от шороха летучих мышей и неизвестных звуков. Искали клады, а находили старые тряпки, башмаки и всякую рухлядь. Иногда попадались старые газеты с информацией о родственниках – это была главная ценность. Зато пыли и паутины собирали на себя столько, что надо было долго чиститься и отмываться. Хотя мыться особо нам не хотелось – свою черноту можно было выдать за хороший загар. Так однажды мы с Колей Ш. спорили чуть не до драки, кто из нас лучше загорел. Тося остановила наш спор тем, что предложила пойти и умыться, а затем посмотрят, кто из нас больше за-горел. Даже от лица и рук мыльная вода стала черной, а мы румяные. Выиграл Коля, так как был от природы смуглым и с карими глазами, а я наоборот синеглазая и белобрысая.
Общая беда-пожары
      Лето приносило не только тепло, веселые каникулы и труд на благо семьи и колхоза. Нередко летом случалась большая беда – пожары. На берегу, в самом центре села стояла деревянная пожарная вышка. Под ней была конюшня, там стояла тощая лошадка и телега с бочкой. Самым главным человеком в этой «фирме» был пожарный Кузьма – худенький, невысокий человек под стать своей лошадке. Зато был строгий и принципиальный. Лет-ними вечерами людей и животных одолевали комары и мошки. Мы с ребятами находили способ борьбы с ними – быстро убегали от плотной тучи мошкары, и смеялись, когда видели, что гудящая «тучка» отстала. Некоторое время гуляли спокойно, пока нас не настигали мелкие кровососы. Бабулям, желающим посидеть на лавочке прохладным вечером было труднее, поэтому они разводили дымокур из мелких веточек. Но, едва появлялся небольшой дымок, прибегал трусцой Кузьма в белых кальсонах и белой рубахе – Вы что тут задумали? Хотите деревню всю спалить!? Быстро тушите огонь!
Бабули смеялись над ним, шутили над его нарядом, перепирались очень долго и никто не хотел уступать. Ребятня стояла полукругом вокруг лавочки, наблюдали за спором двух противоборствующих сторон до тех пор, пока бабушки начинали расходиться по домам, а Кузьма довольный своей мнимой победой семенил прочь.
      Никто ни разу не пострадал от так необходимого дымокура. Беда приходила с лесными пожарами. В двух километрах от села протекала большая река Тавда. На ее крутом берегу тянулась на многие километры сосновый лес - Ерзовка. Среди стройных, высоких сосен жарким летним днем мы с матерями собирали землянику. Мелкая ягода очень медленно наполняла бидон. Казалось, что дна у алюминиевого бидона совсем не было. Палящее солнце жгло нещадно непокрытую голову, комары и мошки кусали и лезли под одежду. Особенно больно грызли пауты и слепни. Ребята старались держаться ближе к реке, там ветер отгонял немного нечисть. Очень хотелось купаться, но берега Тавды были настолько высокие и крутые с нашей сторо-ны, что было даже страшно подойти близко. Внизу были большие воронки, в которых крутились бревна и пенилась вода, поэтому было страшно и в то же время любопытно наблюдать за могучей рекой. Из рассказов родителей мы знали, что по Тавде на стругах до реки Тобол перемещался Ермак с казаками. Недалеко от села находится поганое болото, в него по версии старожилов, казаки загнали татар и потопили. Все верили в эту историю и старались обходить стороной это неприятное место, хотя оно ничем не угрожало.
     Беда приходила в жаркие летние дни – лесные пожары. Хвойный лес загорался очень быстро, огонь перемещался, подгоняемый ветром часто в сторону села, поэтому все жители от мала до велика шли на тушение пожара. Наша компания в полном составе шла в лес на помощь пожарным и не давали распространяться огню. Единственная машина с цистерной подвозила воду, люди набирали ее в ведра и поливали горящую траву. Языки пламени вели себя словно живые, начинаешь лить на них воду, а они резко поворачивают в другую сторону. Причем температура пламени была такой высокой, что даже на расстоянии очень жгло нашу кожу и волосы. В пылу ра-боты мы этого не замечали, и только после того, как борьба с пожаром была закончена, смеялись над опаленными ресницами и бровями. Никто не думал об опасности, героизме – хотели сберечь природную красоту.
      Необъяснимым и странным явлением были другие пожары – пожары в деревне во время грозы. В одну из летних душных ночей началась гроза, а мы с друзьями, вопреки запретам родителей, любили бегать под теплыми ливнями. Моя мама боялась грозу настолько, что пряталась дома под лестницей, укрывалась ватным одеялом и молилась. Мы, напротив, уходили за околицу, прыгали по лужам, восторгались гигантскими зигзагами молний и закрывали со смехом уши от резких звуков грома. Все наше баловство проходило без последствий. Пострадала сестра нашего одноклассника, сидевшая во время грозы у окна. В него залетела шаровая молния и коснулась девочки, она потеряла сознание. Следуя старинным советам, ее до приезда скорой помощи положили на мокрую землю и стали приводить в чувство. Результаты оказались неутешительными – пострадал сильно головной мозг. После выписки из больницы, она всегда была дома с родителями, не посещала школу. Такая трагедия для нашей компании явилось подтверждением того, что дома во время грозы быть просто опасно.
       Так во время очередного «купания» во время грозы, обратили внимание на огненные всполохи за нашим домам. Поняли, что это не молния, а что-то другое. Быстро побежали по направлению к огню, казалось, что ноги несут нас вперед, не касаясь земли. Приближаясь к дому пожилой семейной пары, увидели, что дом горит, а соседи уже бегают с ведрами и тушат огонь. Подключились тоже, встали в цепочку передавать ведра. Общими усилиями дом был потушен, а дед с бабкой даже мало, что поняли – они уже крепко спали, а старый дом быстро загорался от молнии. Громоотводов в то время не было совсем. Не успели люди отдохнуть и обсудить событие, как снова заметили огонь совсем в другой стороне деревни. Уставшие и мокрые от дождя, мы со всеми вместе последовали по направлению к новому пожару. Были очень удивлены, когда увидели, что горят надворные постройки нашей подружки Наташи. Огонь уже перекинулся на забор и подвигается к дому. Еще с большим усилием все кинулись тушить пожар. Этот дом был очень большой и высокий. Люди боялись, чтобы огонь не перекинулся на крышу, тогда без помощи пожарных никто бы не справился. Кузьма был в первых рядах, важно командовал процессом в своем неизменно белом наряда. Общими усилиями взрослых и ребят пожар был потушен. Мы окружили Наташу с Людой, которые были в полуобморочном состоянии, стали их успокаивать и приводить в порядок. Домой я пришла под утро, мама не спала, сначала пережидала грозу, затем ждала меня. Коротко рассказала ей обо всем, во что она мало поверила и поднялась на второй этаж спать. Засыпая думала, какие хорошие люди в нашей деревне, как быстро они поднялись на помощь своим односельчанам и не позволили людям остаться без жилья. Пожарная машина из района так и не приехала.
               
Осенние звезды
     Любимое время для нас была ранняя осень. Со всем своим очарованием, теплом и отсутствием кровососущих насекомых. День становился коротким, ночи темные и звездные. Казалось, что небо стало ниже, а звезды крупнее и ярче. Каждый из нас выбирал себе звезду. Тоня выбрала созвездие из трех равноудаленных звезд, а я одну самую яркую. Можно сказать выспорила, и никому не уступила. Каждый раз, гуляя вечером по улицам деревни, рассматривали звезды, созвездия и вдыхали свежий, прохладный воздух. Осень радовала еще любимой работой на току (элеватор). До позднего вечера нам нравилось большими палицами подгребать зерно. Особенно по-лучали невыразимое удовольствие, когда лежали на большой куче теплого гороха, высыпавшегося из сушилки. Это был особый электрический агрегат, в котором  сушили зерно и горох. Было очень приятно пересыпать с руки на руку горячий горох и есть его вкусный и мягкий. На току тоже не обходилось без экстрима, потому что все кругом вертелось, крутилось, тряслось, и было довольно опасно для жизни. Особенно щекотал нервы огромный деревянный бункер, в который засыпалось зерно, а затем его затягивало через воронку в большие резервуары. Мы подгребали зерно, и придвигались очень близко к отверстию бункера, пока нас не начинало затягивать в него. Затем быстро перемещались по крутым стенкам вверх – адреналин зашкаливал.                Самое главное, никто нас не заставлял помогать колхозникам, шли сами всей дружной компанией. Возвращались уставшие, веселые, с разводами пота на пыльном лице. Смеялись над собой и смешными рассказами и анекдотами. У наших двоих Коль была интересная игра – «Когда я был взрослым». Они были очень разные: один высокий и худой, другой небольшого роста, но оба добрые и веселые. И вот они начинали – Когда я был взрослый, работал трактористом, летчиком, космонавтом, парикмахером и прочее. Каждый серьезно рассказывал о своей работе, об успехах и неудачах. Мы с удивлением расспрашивали о подробностях, шутили и смеялись. Кажется игра, но с профессиональным воспитанием.
     Нравилось работать нам еще в одном месте – телятнике. Была у нас в школе практика по биологии – уход за сельскохозяйственными животными.
Именно девочки седьмого класса ухаживали на ферме за маленькими телятами. Они были только что из-под коровы, слабенькие и хорошенькие. Мы поили их молоком из больших бутылок с сосками и убирали за ними. Ферма находилась довольно далеко от деревни, но мы чувствовали ответственность за своими подопечными, и всегда вовремя приходили на работу. Телятницы нас хвалили и приглашали после школы приходить к ним на замену. Мы им охотно обещали, но в это же время в школе некоторые учителя явно пугали нас работой в колхозе. Самые распространенные пугалки: будете коровам хвосты крутить, будете курощупами и даже трактористами, если будете плохо учиться. При этом наши самые ленивые второгодники совсем не отчаивались, а гордо говорили - Все равно будем баранку крутить - подразумевая – будут шоферами. Меня ничто не пугало, так как мои желания в отношении будущего постоянно менялись: продавец, следователь, хирург, учитель и т.д. и т.п. Главное, что все профессии связаны с общением, детьми, взрослыми людьми. Но приходилось выполнять работу далекую от наших фантазий. На уроках труда сколачивали деревянные табуретки вместе с мальчишками, а когда приехала новая учительница по труду, девочки стали шить и вышивать гладью. Шить мне нравилось, а вот корпеть с нитками-мулине над непослушными пяльцами не доставало удовольствия. Учительница советовала - Девочки, нитку делайте короткую, чтобы она не запутывалась. Стежки делайте короткие, чтобы не было промежутков между нитками.                Но эти правила так же было трудно соблюдать, как писать красиво на русском языке. Длинные нитки путались, а стежки были такими разными.
                Однажды нашу просторную мастерскую завалили кукурузой. Мы очень удивились этому, а учитель труда объяснил – По Указу генерального секретаря КПСС Никиты Хрущева повсеместно в колхозах надо сеять кукурузу. Она самая урожайная культура, идет на корм людям и животным. Вам предстоит перебрать всю эту кукурузу – в одну кучу крупную, целую на семена, а в другую – мелкую и порченную. Сразу вспомнилось, как Золушка перебирала крупу по приказу злой мачехи, но делать нечего, коли Партия считает нужным, будем перебирать. Долго и упорно, сидя на корточках, ученики разбирали «золотые» зерна. После окончания работы, всю кукурузу вывезли. Неожиданно в нашем доме появилась кукурузная мука. Мама сказала, что забракованные зерна перемололи и колхозникам выдали муку. Затем она испекла из этой муки плюшки и предложила нам попробовать. Ничего подобного в своей жизни мы еще не ели. Теплыми эти плюшки еще можно было съесть без особого удовольствия, остыв, они становились жесткими и противными. Попросили маму больше никогда их не печь такие лепешки, и придумали другой способ приготовления. На чугунной плите камина мы нередко пекли «чипсы» из тонких ломтиков картофеля, они получались очень вкусными. Не долго думая, положили на раскаленную плиту зерна кукурузы и получили своеобразный попкорн – вполне съедобный продукт. На колхозном поле кукуруза не вызрела, но все лето была приманкой для коров, а осенью пошла на силос.



Восьмой – выпускной

    Закончились очередные каникулы, хлопоты по подготовке в школу были особенные – мы выпускники. Ведь большинство одноклассников не пойдут после восьмого класса в девятый, а будут устраивать жизнь согласно своим способностям. Если остальные девочки мало изменились за лето, то я наоборот очень сильно подросла, стала длинной, худой и угловатой. При этом следила за модой по журналам и шила себе модные платья, что вызывало изумление у бабушек-соседок. Они говорили моей маме – Ну и Любка у тебя, снова что-то придумала. Такая худая и длинная, а все модничает.          На что мама отвечала – Так ведь болеет все время и плохо ест. Видимо вспоминала, как я на покосе под копной отлеживалась «больная». На самом деле мама гордилась тем, что Тося была стройной и статной (она миновала стадию «гадкого утенка»), а я наоборот резко подросла и оказалась несу-разной. На самом деле у меня была совсем другая причина – все с раннего детства говорили, что я очень похожа на маму и буду в будущем маленькой и толстой. Такая перспектива вызывала во мне огромное сопротивление – Никогда не буду маленькой и толстой, обязательно буду выше чем Тося.               Эту идею поддерживала моя одноклассница Таня. В это время моя сестра с подругой учились в Тюмени на прядильщиц, а затем уехали на практику в Москву. Мы с Таней писали им письма, при этом постоянно измеряли свой рост и о данных с радостью сообщали им. Вот и стали за лето длинными и худыми, но очень довольными. Обычные коричневые школьные формы я не любила носить, поэтому в седьмом классе носила темно зеленую матроску, а для восьмого купила темно-синее платье. Чтобы учителя не привязывались по этому поводу, сверху одевала фартук.
       Первого сентября на торжественной линейке обнаружили, что наш класс стал в двое меньше: все наши великовозрастные парни были отчислены за неуспеваемость, ребята – чуваши уехали со своими семьями на новое место жительства. Не оказалось и моих подружек: У Зои мать заболела туберкулезом, и ее отправили лечиться в туберкулезный диспансер, а моя лучшая по-дружка оказалась в детском доме в Тавде. Таня тоже не пришла на линейку, у нее обнаружили плеврит, и также надолго положили в больницу. Люба пошла в девятый класс в районную школу. Ко всем неприятностям, наша классная руководительница Лидия Нефедовна вышла замуж и уехала в Тавду. А самое главное – наша старая школа за лето разрушилась, ее закрыли совсем. Были выделены два помещения, в одном будут учиться начальные классы, а в здании сельсовета старшие классы. Мой отец со своей бригадой начали строительство новой школы из белого кирпича. Мы с грустью смотрели на новостройку, понимая, что нам в этой школе учиться не предстоит. Как-то грустно начался новый учебный год, лишком много негативных изменений произошло в нашей жизни.
     Однако печалиться долго не пришлось, школа затянула своими учебными, общественными и прочими делами. Может физически мы выросли и окрепли, но баловаться меньше не стали. На переменах было очень шумно и весело, несмотря на то, что разбежаться было негде. Коридор был очень маленький, поэтому все события происходили в классе и на улице. Шариковые ручки в то время были большой редкостью, писали обычной авторучкой, заправленной фиолетовыми чернилами. Могли, не задумываясь, брызгать чернилами друг другу на тетради, а затем прыгали по партам и брызгали куда успели попасть. В одну такую перемену в класс вошел пожилой учитель Николай Иванович. Я в это время стояла на парте в воинственной позе. Он попросил меня спуститься вниз и пойти за ним в учительскую. Там подвел меня к зеркалу и начал отчитывать. Из зеркала на меня смотрела разгоряченная рожа вся в чернилах. Я не слышала, что говорил Николай Иванович, очень хотелось смеяться. Едва сдерживала себя, думала, что лопну, и только на вопрос - все ли поняла, кивнула головой и убежала в класс. Там все ждали меня, а увидев, смеялись до колик в животе.
       Несмотря на мое, подчас безобразное, поведение школа отправляла меня, как лучшую ученицу, на разные районные мероприятия. Одно из них особенно запомнилось – районная комсомольская отчетно-выборная конференция. Для меня главной проблемой было, в чем поехать на такое важное собрание в четырнадцать лет, ведь только в мае была принята в комсомол. Не долго думая, выбрала подходящее платье и сшила из него новую юбку – узкую и короткую, к ней приготовила белую блузку. Все готово, оста-лось прицепить комсомольский значок. Большой зал в районном Доме культуры украшен флагами, плакатами с орденами, которыми был награжден Ленинский комсомол за боевые и трудовые подвиги. На сцене большой стол покрыт кумачовой скатертью, за ним солидный президиум. Постепенно зал заполнялся представительными мужчинами, женщинами, юношами и девушками. Среди взрослых и серьезных людей, мне было не очень уютно в короткой юбочке и белой блузке. Но делать нечего, заняла место подальше от сцены и стала наблюдать за происходящим. Наконец все места заняты – яблоку негде упасть, в президиуме тоже все в полном составе, но не вижу не единого знакомого лица. Подумала - Меня одну что ли отправили из Паченки? Почему нет ни одного взрослого человека? Тоже мне нашли кандидата!
      Но вот в зале наступила полнейшая тишина, а председатель конференции, а за ним и весь президиум встали. Смотрю по сторонам, слышу музыку и тоже встаю, глядя на других. Громко звучит Интернационал: «Вставай проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов! Вскипел наш разум возмущенный и в смертный бой идти готов». По телу побежали мурашки, все-таки сильные слова, объединяли людей в одно единое целое и вызывали обостренное чувство понимания несправедливости, социального неравенства. После окончания песни, присутствующие медленно опускались на свои места. Председатель озвучил регламент конференции, и начались долгие, нудные выступления. Когда все высказались, начались перевыборы президиума. Ко мне подошла девушка и подала листок, на нем четко написаны фамилия, имя, место работы незнакомого человека. Девушка пояснила: «Когда начнут предлагать кандидатуры, выйдешь на сцену и назовешь этого человека. Мне эта затея совсем не понравилась, получается сидящие в зале люди выбирают для района совсем не известных им личностей. Но, как говорится не мне сопле решать, неохотно поднялась на сцену и зачитала все, что написано на листочке. Затем также медленно, осматривая зал, прошла на свое место. Первое восторженное впечатление было напрочь испорчено, домой возвращалась без настроения. Все думала о той девушке, о том, кто ее подослал ко мне. Лучше бы этот день просидела на уроках.

      В школе сообщили интересную новость – на следующий день будет медосмотр. Очередной медосмотр прошел не без юмора. Из района приехала группа врачей, сначала осмотрели всех одноклассников, затем пригласили девочек. Нас раздевали до пояса, слушали, проверяли голову, ногти на руках, чесотку на животах и прочее, прочее. Худенькие девчонки удивлялись на толстых и грудастых, толстенькие презрительно смотрели на тощих и безгрудых. Врачи уехали, а нас классная руководительница оставила на классный час. Оказывается, пока нас тщательно проверяли, мальчишки стояли в коридоре и подсматривали в замочную скважину. Это увидела классная, отогнала их, а затем отчитала – Вы что совсем одичали? Совсем никогда не видели, как медосмотр проходит? Каждый год одно и то же!                Она долго что-то выговаривала, а к нам на парту прилетела записка. Сидела я за одной партой с Колей М., записка прилетела от его друга Коли Ш. Дословно - Да, в первом, втором, третьем, четвертом, пятом, шестом, седьмом классе не видели, а вот в восьмом видели!
Над чем мы смеялись учительница не поняла, и продолжала нас упорно воспитывать. Однако мысли наши были очень далеки от ее нотаций.
       Нас ждал урок физкультуры, но спортивную форму, как правило полкласса забывали, особенно девочки. Да и выглядела она очень неказисто – тонкое хлопчатобумажное темно-синее или черное трико, широкое и некрасивое. Еще смешнее выглядели широкие шаровары из сатина. Девочки его ушивали в обтяжку по ногам, но простые швейные машинки пробивали трикотажную ткань и быстро образовывались дырки. Выглядело это смешно на тонких ногах, поэтому не очень-то хотелось их одевать. В этот день я как раз не принесла трико, а была в своем новом синем платье, которое было с уз-кой юбкой длиной ниже колен. И вот, с наглым видом стою в строю на физ-культуре без формы. Учитель делает вид, что не замечает меня – Я вас предупреждал, что сегодня будет кросс, бежите пять километров, чтобы сдать норматив.                Бегать мы любили, поэтому сорвались со всей дури, чтобы не поддаваться мальчишкам, и… Со всего размаха падаю на твердую землю, так как узкая, длинная юбка не позволили сделать мне широкий шаг. Разбила коленки и локти, но закусила губу от боли и ушла домой. Там поставила на стол швейную машинку, отрезала широкую полосу от подола, укоротив юбку до без-опасной длины и прострочила крепко на крепко. Мама смотрела на меня удивленными глазами, но молчала. Она и без объяснений все поняла, еще при покупке говорила, что длина и узина не для меня.
      Мало того, что класс уменьшился вдвое, он стал еще в учебе слабее в двое. Таня занималась на хорошо и отлично, а на физкультуре ей не было равных. На олимпиады и конкурсы в район также ездили с ней вместе, а теперь я осталась одна среди слабых и нежелающих особо напрягаться. Списывать домашнее задание по математике мальчишкам не давала из принципа, но они особо не мудрили по этому поводу. Стоило мне выйти из класса на перемене, они брали мою тетрадь и списывали все, что им надо было. Вот только на контрольной работе им эта хитрость не помогала, а я ругала их за это приглашала прийти перед уроками, чтобы позаниматься вместе. Желающих естественно было мало, зато всех объединяла одна общая идея – окончание школы и выпускной вечер. Об этом говорили больше всего, и ждали с нетерпением, когда же этот год учебный закончится. Словно где-то в далеком будущем медом намазано, а о трудностях думать никто не хотел.
         
       Дома снова произошли непредвиденные изменения, мама решила пойти работать сторожем на новый свинокомплекс. Отец со своей бригадой построил его, а мама решила продолжить семейную традицию, не подумав о том, что ей одной будет жутко находиться ночью в нескольких огромных помещениях. Вопрос решился очень просто – по выходным и праздникам с мамой будет ходить на дежурство отец, а по будням «составлю компанию» я. Началась напряженная жизнь. Рогожи ткали днем, а теперь надо было ходить на всю ночь очень далеко, так как свинокомплекс находился в зареч-ной части подальше от деревни. Вначале даже было интересно: механизи-рованный кормоцех автоматически подавал готовый корм по конвейеру к кормушкам. В больших загородках находились большие, толстые свиноматки с поросятами. Их головы и зубы были таких гигантских размеров, что подходить близко было страшно. Отдельно содержался подрост и хряки – производители. Но затем интерес пропал начисто, оказалось, что мама, ввиду ее высокой ответственности и порядочности, обходит все помещения за ночь несколько раз. При этом она поднимала меня и полусонную водила с собой, так как боялась одна находиться среди этого «свиного царства». Утром в семь часов мы сдавали смену и уходили домой, а к пол девятому надо было в школу. На мою учебу эта занятость особенно не влияла, но спать хотелось всегда. Тем более, что по выходным мы пропадали в клубе до полуночи, выступали, танцевали, играли в разные игры, а затем я шла темными ночами до маминой службы, за которую она получала в месяц всего двадцать во-семь рублей. Зато ответственности у нее было на гораздо большую сумму. В результате за все время ее дежурств не пропал ни один поросенок.
      В редкие дни, когда отец был дома, я оставалась ночевать одна. И это были веселые вечера. Собирались подружки, ребята, и устраивали настоящие спектакли. В ход шли разные вещи: платки, шапки, занавески, мамина одежда и прочее. Экспромтом ставили различные миниатюры, танцевали, пели, смеялись до упада. За окном стояли морозы, а у нас на втором этаже было тепло и весело. Поздно вечером все нехотя расходились по своим домам, а я оставалась одна. Было немного жутко одной в большом доме, тем более, что вход на первый этаж не закрывался и темный проем наводил тихий ужас. Мне казалось, что в этот проем обязательно вылезет домовой или какая-нибудь нечистая сила. Однажды в таком полусне – полубреду показалось, что на верхней ступеньки лестницы толкаются двое домовых. Я начала сталкивать их с силой в низ на первый этаж. Они упирались и визжали, но все равно не удержались и упали вниз. После этого случая «западня», так называли, с чьей-то подачи, вход на второй этаж вызывал неприятные ощущения.
Мама знала об этом, поэтому позволяла подружкам ночевать у нас, но мне было категорично запрещено оставаться у кого-либо на ночь. Особенно ее беспокоил мой лунатизм, она с сестрой неоднократно наблюдала, как я встаю во сне с широко раскрытыми глазами, хожу по комнате, разговариваю, что-то ищу, а затем снова ложусь. Они меня не будили, а утром рассказывали про мои похождения. Причина нервного возбуждения была ясна, при очень активной жизни, я очень много читала. Детские книги не интересовали совсем, а библиотекарь Александра Федоровна учеников начальных классов просила пересказать текст прочитанной книги. Я возвращала непрочитанные тоненькие книжки, а на ее расспросы упорно молчала.
   - Люба, забери назад книжки, прочитай внимательно, а когда перескажешь, я выдам тебе новые.
Все увещевания были напрасны, молча оставляла книжки на столе и уходила домой. Дома было, что почитать. Дедушка и отец постоянно читали серьезные книги: «Петр 1», «Война и мир», «Тихий дон» и прочее. Я брала у них книги и с удовольствием читала, так «Угрюм – реку» прочитала в третьем классе. Мама очень возмущалась тем, что я читаю очень много, ложусь спать поздно, и выставили ультиматум отцу
      - Пойди к Александре Федоровне в библиотеку, скажи ей, чтобы она не выдавала Любе книги, а то чего доброго с ума сойдет. Итак по ночам ходит и что-то бормочет.
Отец знал, что запрещать мне бесполезно, он и сам много читал и понимал насколько это затягивает. Александра Федоровна устала со мной бороться и разрешила брать любые книги. За седьмой, восьмой класс были прочитаны классики иностранной литературы: Э.Золя, Мопассан, Р.Ролан, Кронин, Дю-ма и прочее и прочее. При этом организовала передвижную библиотеку для учеников начальной школы, меняла им книжки и строго следила, чтобы они их обязательно прочитывали. Обмануть меня было трудно, так как вспоминала себя на их месте.
      Опасения мамы в отношении ночевок у подружек имели под собой конкретную почву. Дело в том, что соседней половине дома появились новые соседи. У них был мальчик лет восьми и девочка моя ровесница. Может у нее была какая-то болезнь, что она не могла хорошо ходить и тем более бегать с нами. Мама говорила – Какая странная девочка у нас в соседях, у нее ноги словно спутанные.                Я сразу представляла лошадь, которой веревкой спутывали задние ноги, что-бы она не убегала далеко. Девочка была тихая и неразговорчивая, поэтому мы совсем про нее забыли, пока всю деревню не всколыхнуло удивительное событие. Эта девочка родила ребенка дома на русской печке. Родителей в это время дома не было, брат сильно перепугался ее крика, и побежал за фельдшером Ниной Степановной. Удивлению фельдшера не было предела. Новоиспеченная малолетняя мать лежала на печи и прижимала к себе орущего ребенка. Нина Степановна оказала необходимую помощь и срочно вы-звала скорую помощь. Односельчане буйно обсуждали чрезвычайное про-исшествие и гадали кто же отец новорожденного ребенка. И как бывает всегда, все знали, но реальный отец не проявил никакого сочувствия и признания. Через некоторое время наши соседи уехали куда-то. Явно родители девочки были не в восторге от незаконнорожденного и нежеланного внука. Моя мама не выбирая выражения, популярно называла такие вещи своими именами, и строго предупреждала о последствиях. Для нас с подружками это был хороший урок, который еще больше способствовал негативному отношению к подросткам противоположного пола.

Школа прощай!
     Так сильно ждали, когда закончится школа, так хотелось скорее стать сво-бодными от надоевших уроков и поучений учителей, что не заметили, как наступил май, а за ним экзамены. Мало кто из одноклассников думал о предстоящих испытаниях, больше думали о том, ка проведем выпускной вечер. Продолжать дальше учебу в девятом классе планировали единицы, остальные хотели поступить в техникум или ГПТУ (профтехучилище). Расшифровывали в шутку – Господи, помоги тупому устроиться. Экзамены сдали все, кто как мог. Ведь всех слабых великовозрастных ребят отчислили после седьмого класса, поэтому общий показатель был стопроцентным. И, вот день выпускного вечера назначен, платье и туфли приготовлены, осталось организовать застолье. Концерт и поздравления по этому поводу были готовы заранее. Договариваемся с активной группой поехать в Тавду для закупки продуктов. День выдался очень жаркий, и мы по этому пеклу прошли весь поселок по пыльным улицам, чтобы обойти все магазины и купить нужные продукты. С тяжелыми сумками в руках, но довольные покупками вернулись в школу. На следующий день с утра дружно помогали родителям готовить на стол. Мамы были рады не меньше нас, надоело краснеть за своих детей на родительских собраниях. Наконец все готово: красивые выпускники, нарядные родители (в основном мамы), стол, накрытый красной скатертью. На нем журнал и зелененькие книжечки – свидетельства о восьми-летнем образовании. К нему подходит с улыбкой Галина Петровна, поздравляет нас с окончанием школы. Говорит, что любит нас и будет скучать, что ей жалко с нами расставаться. Затем каждый учитель дает нам напутствие, пожелание доброго пути. У наших мама от таких хороших слов навернулись слезы на глаза. Казалось, что они увидели нас совсем другими – повзрослевшими. А может поняли, что мы последний день в этой школе, и скоро разлетимся кто куда.
       Наконец все поздравления и напутствия закончились, Галина Петровна подошла к столу, началось вручение свидетельств. Мы их получали и несли своим родителям. При этом нас предупредили, что утром придем за характеристиками. Моя мама тоже внимательно рассматривала синюю книжечку и лицо ее сияло радостной улыбкой и гордостью. Пятерки теснились прямым столбиком, и только по русскому языку была четверка. И не удивительно, при моей неусидчивости писать чисто и аккуратно ну никак не получалось, поэтому я была очень благодарна учителям за то, что они закрывали глаза на корявый почерк и небрежность. А в данный момент даже и не ду-мала об этом – впереди ответное выступление, показали все свои художественные способности. Ведь готовились мы тайно от учителей, чтобы удивить их на прощание. И немало удивили своими талантами их и своих родителей.
      Накрытый с душой стол также изобиловал блюдами, изготовленными нашими руками. После длительной торжественной части и концерта все из-рядно изголодались и с удовольствием навалились на еду. Все было замечательно, но вот зачем мы из Тавды притащили варенье из лепестков розы я не поняла. Кто-то захотел попробовать деликатес. Что может сравниться с домашним вареньем из малины или смородины? Говорят – можно ложкой дегтя испортить бочку меда, а тут наоборот ложкой варенья отбили аппетит. Но это мелочи, ведь впереди продолжение вечера – танцы. Родители потихонечку стали отправляться домой, а мы договорились встречать рассвет. Уже под утро дружно отправились на берег реки, чтобы всем вместе увидеть восход солнца. Середина июня, ночь удивительно теплая, тишина такая, что даже не слышно писка комаров. Мы тоже молчали, завороженные смотрели на противоположный берег реки, где медленно выплывал огненно-красный шар. После того, как солнце поднялось над водой, все оживились и стали прощаться. Домой идти не хотелось, я с подружками пошла до утра к одной из одноклассниц. Решили, утром все равно в школу – получать характеристики, дождемся у Нины до восьми часов. Дома у нее никого не было, мама-доярка ушла на утреннюю дойку. Нина достала большую банку с брагой и предложила отметить событие, ведь на вечере мы пили сок и чай, а это со-всем не серьезно. Предложено, сделано – четвером опустошили банку, и пошли в школу получать характеристики. До школы шли чуть качаясь, шути-ли весело смеялись друг над другом. Подходя ближе к школе веселье по-убавилось – запах от домашнего хмельного был еще тот. Когда зашли в кабинет к Галине Петровне, начали прятаться друг за друга. Она была очень строгой женщиной, но в этом случае сделала вид, что не заметила ничего и выдала нам характеристики. Довольные тем, что все закончилось удачно, мы быстро разбежались по домам. Мама даже не заметила, как я проскочила на второй этаж и без сил упала на кровать, крепкий сон накрыл меня мо-ментально.

Независимое лето
        Закончив свою школу, мы осознали одну вещь – мы в данный момент независимые ни от кого, одну школу закончили, а в другое учебное заведение еще не поступили. Я хотела вместе со своей одноклассницей Таней поступить в медицинское училище, но вмешалась директор школы Галина Петровна. Она пришла к нам домой, и убедила маму в том, что мне необходимо продолжать учебу в девятом классе, соответственно моим способностям. Пришлось согласиться и увезти документы в Тавду, чтобы продолжать учебу в школе. После принятого решения наступило облегчение – можно все лето отдыхать, и не думать ни о чем. И действительно мало кто и о чем ду-мал в то сумасшедшее лето. Мы чувствовали себя почти взрослыми, до позднего вечера пропадали в клубе. Жизнь в деревне разнообразили приезжие: очень хорошенькая, молодая фельдшерица-практикантка, также молоденькая зоотехник, ребята-строители. Из молодежи образовывались влюбленные пары, а мы с любой наслаждались последними днями независимого детства. Парни пытались за нами ухаживать, но все напрасно, мы могли их и поколотить. Взрослые мужчины, по дороге из клуба, шутили над ними – Что это вы Любушек не провожает!? На такой вопрос парни недовольно отвечали – Сами их провожайте!
      Зато на Дни рождения нас приглашали охотно. Однажды праздновали «Денюху» у Юры Ч. Он был старше нас, жил отдельно от родителей в высоком, старом доме на берегу реки. Компания собралась очень большая, водку пили гранеными стаканами, танцевали твист. Как удавалось танцевать трудно представить – пол в большой комнате был наклонен под сорок пять градусов, но всем было весело и никто не падал. После того, как все было выпито и съедено, шумной толпой отправились в клуб. По дороге громко и невпопад пели: «Если друг оказался вдруг и не друг и не враг, а так…» На следующий день сестра смеялась надо мной: «Здорово вчера вы пели вразнобой. Ну и певцы, особенно ты отличалась». Оказалось, что она со своей подругой видела нас орущих, а мы их даже не заметили. Утром нас, как и прежде поднимала на традиционную работу: окучивание картофеля, колхозный покос, домашний покос и прочее. Начиналось все очень мирно – мама ласково говорила – Девчонки, вставайте, я уже блинчики испекла. Тоня, вставай! Блины уже остыли и чай тоже. Люба, вставай, а то не успеете по-кушать и пойдете голодными. А затем терпение ее заканчивалось, а начиналась тирада, которую лучше бы не слышать. Мы неохотно вставали и собирались, кушать особо и не хотелось. Так было летом почти каждое утро, поэтому особо нас не волновало, а вечером снова шли в клуб посмотреть кино, и обязательно оставались на танцы.
      Последним аккордом было День рождения и Володи А. Конец лета, день очень жаркий, в доме набралось много приглашенных. Его мать мечется между столом и кухней, носит разные угощения. В присутствии взрослых людей мы с Любой ведем себя очень скромно – много едим, мало пьем, поем и танцуем. Наконец молодежь поднялась из-за стола, собрались пойти в клуб на танцы. Уже на пороге хозяйка дома, с обиженным видом, говорит – Девочки, вы куда так быстро собрались? Почему не попробовали моей настоечки? Протянула нам полные стаканы бражки. Отступать обратно за стол не было смысла, поэтому мы быстро выпили сладенькую жидкость, и побежали догонять остальных. Однако эта бражка оказала совсем нежелательное действие. Что там было подмешано, и для каких целей мы не поняли, но стало очень-очень плохо. Какие там танцы, мы пошли ко мне домой. Мама сразу заметила, что мне плохо, начала ругать, не обращая внимания на Любу. Я молча прошла в комнату, подруга за мной. Что там такое говорила мама, мы не слышали и не хотели слышать. Утром Люба говорит- Знаешь, когда тебя мать ругала, то говорила, что вон подруга стоит, как ни в чем не бывало. А мне было так плохо, что я боялась от косяка оторваться.
      Из всего случившегося в тот вечер, мы сделали очень правильный вывод: не ходить куда попало, не пить что попало и не дружить с кем попало. И были очень рады, что все обошлось без последствий. Благо, что лето заканчивается, готовимся к новой жизни – учеба в новой школе в Тавде. Покупаю вместо школьной формы, темно-бордовое платье, белый и черный фартук, чтобы его маскировать. Пришиваю на него белый кружевной воротничок. В новы портфель складываю многочисленные учебники, которые тоже покупали сами. Все, к школе готова.
     Первое сентября 1968 года. На линейке четыре девятых класса по тридцать с лишним человек. Из нашего класса в девятый «б» поступило пять человек. Остальные одноклассники поступили в училища Тавды и Тюмени. После организационных мероприятий, обустроилась в интернате при школе, где жили приезжие ребята из всех деревень района. Времени оставалось много, погода совершенно летняя, решила, что лучше уехать до завтра домой. Дома быстро переоделась и побежала на речку. С разбега окунулась в прохладную осеннюю воду, которая через несколько минут стала привычно теплой и приятной. Плавала долго, обдумывая все, что происходило со мной за восемь лет жизни и учебы в Паченке.                Затем вышла из воды и медленно -медленно пошла домой с очень грустным чувством – чувством прощания с ДЕТСТВОМ.
Детством беззаботным и веселым, с верными друзьями и невинными шалостями. Детством, которое никогда не повторится даже в наших детях.

22.05.19г.