Возлюби ближнего, как самого себя

Эта фраза относится к самым засказанным, заношенным до дыр, застиранным до основания, пустым фразам, которые пишут и произносят, как попугаи, не задумываясь о сказанном, с умным, снисходительным, великодушным, надменным, сочувственным и прочим, смотря по ситуации, видом. К таким изречениям относятся, например: «Я тебя люблю!», «Там хорошо, где нас нет», «Всё, что ни делается, всё к лучшему».
 
Любит себя, как ближнего, и умудрённый раввин в широкополой, как зонтик, чёрной шляпе и седой, раскидистой, как крона, бородой – тот, для кого гои, не свои, уже не ближние, а значит – к ним любовь особая. Любит ближнего, даже больше, чем себя, и строгий мулла, вдохновитель самоубийц помоложе – и в рай входить первыми почётней, и «Аллах акбар!» могут кричать громче. И поп, и протоирей, и дьякон, и батюшка – ой как ближних любят! Еле удерживаются. Особенно – тот народ ерушаломский, который Христа распял. Поколение гадюк! Люби ж.дов, спасай Расею! И пастор, и ксёндз, и прочие служители религий, верований и культов праведных и неправедных тоже повторяют, пишут, шепчут в исступлении, экстазе, оргазме и климаксе эту фразу. И поют.

И не одни они, профессионалы любви к ближнему, так говорят по долгу своему, по службе, по положению, по заработку. И верующие, и нет, и просто люди-обыватели тоже обожают любить прочих, там, разных, как себя. Ведь простенько звучит, а сладкий привкус чувствуется. Здорово всё же придумано! Оригинально! Это значит – другого какого-то я, как себя, кормить, поить, мыть, чесать и ласкать должен! Не совсем понятно, но умно: вот я какой!

Итак, простой обыватель, бюргер-гражданин, ничем не примечательное лицо нацбольшинства и меньшинства, человек с улицы, проспекта, переулка-закоулка, и даже тупика тоже одержим этой самой любовью. Нет,  безграничны не только Вселенная и человеческая глупость, равно безгранично  желание казаться лучше, чем мы есть на самом деле. Лучше, умнее, чище, глубже, пристойней, порядочней. Лицемерие и лукавство тоже безграничны и принимают самые необычно изощрённые формы. И они, эти самые, и лукавство, и лицемерие, как раз и отличают человека от зверя дикого, рыкающего, или растения молчаливого.

Мало ему, обывателю, своего круга, детей и родителей, сестёр и братьев, привычных забот каждодневья, иногда скучно становится: как же так, время идёт, а я ничем не запомнился. Давай я словами ближних любить буду. Авось сложится.
И не дай Боги, перейти дорожку такому самаритянину хоть в малом самом. Или задеть невзначай – лишить привычного комфорта или круга очерченного. Заругает, затопчет, забьёт, залюбит. Из лучшего чувства, разумеется.    

Любит ближнего и вор на дельце: ведь все воруют, а мне семью кормить нужно. И алкаш под градусом, когда на груди лежит немало, тоже любит ближнего собутыльника. Правда, и бьёт, и забивает нередко до смерти. Но это по любви. Как зацеловать. И гешефтмахер любит своего компаньона. Приходится, а иначе как! Ведь заработок-то общий.

И чиновник-казнокрад без ума любит ближнего: просто работа такая – грех не взять, ведь печётся о благе общем, а никто не ценит, поэтому приходится, вынуждают. Вот богач-филантроп жертвует на искусство, на церковь или синагогу. Украв состояние, он облегчённо отдаёт гроши, чтобы летально усыпить совесть. Вот опять те же пресловутые раввины-пасторы-батюшки-муллы-ксёндзы-викарии на пожертвования от спонсоров-филантропов или просто прихожан-членов общин открывают свой бизнес и летают, и ездят бизнес-классом. И главное – чисты в своих помыслах.

Вот обыватель, наевшись до отвала за обедом, и отрыгнув с чувством выполненного долга, подаёт голодному остатки со стола, остатки, которые есть уже не в силах.  И палач, заплечного бизнеса виртуоз, орудуя топором, как скрипкой, изощрён-изыскан в своей любви к ближнему на плахе: меньше мучиться будет, всё равно без головы останется.

Но больше всех любят ближних те, кто книг всяких начитались: священнослужители и интеллигенты. Начитались историй всяких из других жизней, времён других о чужих, и чуждых им страданий. Себя такие считают частью Мирового Духа – ведь, сколько чужих мыслей украдено, куда вам всем, остальным! Других же они тоже любят, но особой, странною, кошерною любовью, через себя, свой карман, своё брюхо, с видом умным, блестя острыми глазами из-за золотой оправы очков.
В общем, в мире царит сплошная любовь к ближним через себя, разумеется. Но не только сильные мира сего, слабые того, лучшего мира, как нам обещано, страдают такой филией, что прям на всё готовы ради первого встречного-поперечного. Странно, как они вообще живут – кормят себя и свои семьи, делают любовь, деньги и детей, развлекаются, воюют, творят, если всё их время посвящено другим, прочим, ближним.

И в любви, той самой, физиологической, где ранее он и она, а нонче – и он, и он, и она, и она, и про которую и в школе рассказывают, и песни все попсовые складывают, и кантаты с симфониями, и оперы, и сериялы моющие, в любви, на которой весь мир держится, а уж наша Земелька точно стоит, хоть, под градусом, как на черепахах, до самого низу, а там – что внизу, что вверху – тоже одна любовь – хоть Северная, хоть Южная, по широте и длинноте, хоть по меридиянам, хоть по параллелям, и по экватору, ось втыкает в самое нутро Земли, в плазму енту… Так вот, в любви этой тоже все любят ближнюю. Её ж потом и ненавидят, но опосля уже, как отлюбили.

Но если серьёзно, без сарказма, господа обыватели, бюргеры и читтадини, пани и леди, сэры и херы, гвиротай ве работай и прочие добрые самаритяне и филимистяне, халдеи и иудеи. Есть Евангелие от Матфея, есть – от Марка. И прочие Евангелие. И Заветы разные есть. И одна Тора тоже, то есть закон. Но самое главное Евангелие – от сердца, и Завет – от того же органа. И закон один, как сказано в том же Законе. Нельзя любить ближнего в ванили с шоколадом, в состоянии комфорта. Любовь к ближнему подразумевает страдания и мучения, неловкости и беспокойство, риск и неудобства, и другие состояния дискомфорта, большие или меньшие… Вот идут по пустыни двое, мучимые жаждой: один – сильный, другой – слабый. У сильного бутылка воды, он выпивает ровно половину и отдаёт вторую слабому, хотя мог бы не давать – ведь его по-прежнему мучит жажда… Вот это и есть любовь к ближнему. Способны ли мы на это, господа хорошие? Не страшно нам кусок лакомый от брюха своего оторвать? Зачем нам задницей своей единственной рисковать ради каких-то «ближних»? Пусть себе пропадают поодиночке. И наш черёд придёт, и никому до нас дела не будет. Никто нас за язык не тянет, а то придётся-таки ещё помогать.

Любовь к ближнему – величайший дар, величайшая добродетель, загадка, чудо. В ней, в любви к другому существу, и есть величие человека, его триумф над животным, выход во Вселенную, близость к Всевышнему, бессмертие человеческой души, победа над смертью, абсолютная правда, смысл жизни каждого, а ранги, звания, религии и знания не значат ничего.