de omnibus dubitandum 119. 54

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.54. В СОСТОЯНИИ МУЧИТЕЛЬНОЙ НЕРЕШИТЕЛЬНОСТИ…

    К апрелю 1918 г. на третий месяц Корниловского ледяного похода, накануне Дутовского [Дутов Александр Ильич (1879–1921) — окончил академию Генерального штаба в 1908 г., в Первую мировую войну был помощником командира казачьего полка; после Февральской революции председатель Всероссийского Союза Казачьих Войск, в июне 1917 г. возглавлял Всероссийский казачий съезд, в сентябре избран Войсковым атаманом Оренбургского Казачьего Войска и председателем Войскового правительства; в ночь на 15 ноября 1917 г. захватил власть в Оренбурге, арестовав членов городского Совета, оставил город 18 января 1918 г.

    К апрелю 1918 г., на третий месяц Корниловского ледяного похода, накануне Дутовского движения (в Оренбургской губернии) — благодаря начавшемуся в конце мая мятежу чехословаков 3 июля 1918 г. войска Дутова смогли вновь захватить Оренбург; в ноябре 1918 г. вошли в состав армии А.В. Колчака] движения (в Оренбургской губернии) 400 000 русских офицеров, освобожденных демобилизацией и преследуемых страхом перед самосудом, находились в состоянии мучительной нерешительности.

    Идти ли к Корнилову и Дутову, поступать ли на службу к большевикам, или пытаться «ловчиться» и скрываться? Очевидно, что уже в начале XX столетия на первый план для российского дворянства и офицерства, состоящего в основном из разночинцев  выходили частные и материально-бытовые мотивы, укреплялись правовой нигилизм, неверие в возможность и реальность соблюдения закона. Те, кто должен был стать главной силой, поддерживающей режим, пользовались связями во власти для реализации своих интересов и одновременно презирали эту власть, разрушая ее основы. Спокойно предав императора, они затем так же спокойно принялись служить Временному правительству, пока не пришло время предавать и его. Честь, совесть, вера — все это когда-то было, но «жизнь научила»: раз правды нигде нет — глупо ее искать…

    Если солдатская масса, стихийно и пьяно, валила за отдельными главковерхами, то офицеры по привычке и остаткам крепкой в них дисциплины, выжидательно смотрели в сторону своих вождей, с которыми в продолжении трехлетней боевой страды они делили и радость победы, и горечь поражения.

    Офицер, служивший в армиях Юго-Западного фронта, говорил: «Дроздовский зовет на борьбу с большевиками; кто такой Дроздовский — я не знаю. А Гутор, мой бывший начальник, известный боевой генерал, поступил на службу к большевикам. Конечно, я пойду за Гутором, а не за Дроздовским…».

    Эту психологию своих бывших соратников отлично учитывали «честные маклера». Определяя на службу кого-либо из генералов, они выговаривали ему право подбора сотрудников из числа известных ему офицеров. И вот из бушующего моря матросов, уездных чекистов, самодуров-комиссаров — офицер получал возможность вернуться в круг своих старых начальников и товарищей.

    Здесь начало важнейшего психологического перелома в настроениях офицерства.
Ген. Шварц [Шварц Алексей Владимирович (1874–1953) — генерал-лейтенант; был произведен в генерал-майоры за успешную оборону Ивангорода в сентябре-октябре 1914 г.; с марта 1917 г. исполнял обязанности начальника Главного военного-технического управления; после Октябрьской революции командовал Северным и Петроградским участками обороны; бежал на Украину, где в марте 1919 г. командованием французских оккупационных войск был назначен генерал-губернатором Одессы. Эвакуировался в апреле 1919 г. вместе с французскими войсками, жил в Италии, затем в Аргентине] (герой Ивангорода) очень недолго служил у большевиков, бежал на Украину и перешел в ряды антибольшевистских сил.

    Но те сотни офицеров, которые примером героя великой войны были введены в орбиту Троцкого, уже не смогли бежать: у одного семья, у другого разыгралось служебное тщеславие, у третьего усталость. И, несмотря на бегство Шварца, большевики из его кратковременной службы извлекли все для них необходимое.

    Склянский [Склянский Эфраим Маркович (1892–1925) — член РСДРП с 1913 г., член президиума 2-го Всероссийского съезда Советов, член Петроградского ВРК, комиссар Главного штаба и Ставки Верховного Главнокомандующего; в 1917–1918 гг. член коллегии и заместитель наркомвоенмора, с марта 1918 г. был членом Высшего Военного Совета, с октября 1918 г. по март 1924 г. заместителем председателя РВС Республики, членом Совета Обороны, с апреля 1924 г. председатель правления треста «Моссукно»] — зауряд-врач и помощник Троцкого, злобный человек пошлого типа ничтожеств, стремящихся оподлить и принизить до себя весь мир, — Склянский говорил Парскому:

    «Ваша роль — роль магнитов. Вы должны притянуть к нам все эти спрятавшиеся и рассыпанные опилки. Если не притянете, вам же хуже будет. За поражение вы ответите пролетариату головой…».

    Военные корреспонденты, быв. уполномоченные Земского союза и вообще лица, бывавшие на фронте в 1914–1917 гг., зайдя в штаб Черемисова [Черемисов Владимир Андреевич (1871-после 1937) — по окончании Николаевской академии Генерального штаба в 1899 г. на штабных должностях во 2-й казачьей сводной дивизии, 10-м и 9-м армейском корпусах, Киевском военном округе, затем командир роты, батальона; с 1904 г. преподавал в Киевском военном училище, с 1911 г. после службы в течение нескольких лет начальником штаба 7-й кавказской дивизии преподавал в Николаевской академии; во время Первой мировой войны командир 120-го пехотного Серпуховского полка, генерал-квартирмейстер штаба 12-й армии, генерал-майор (1915), командир бригады 32-й пехотной дивизии, генерал для поручений в 7-й армии; после Февральской революции командовал дивизией, корпусом, генерал-лейтенант, с 7 июля командующий 8-й армией; из-за разногласий с ген. Л.Г. Корниловым 2 августа переведен в распоряжение Временного правительства, с 11 августа генерал от инфантерии, командующий 9-й армией, с 9 сентября главнокомандующий армиями Северного фронта; после Октябрьской революции 14 ноября отстранен от командования, в 1921 г. выступил с публичным опровержением заявлений А. Ветлугина о якобы имевшем место его сотрудничестве с большевиками] или Клембовского, не могли скрыть своего удивления.

    Казалось, ничего не произошло, и мы по-прежнему в штабе Сев. - Зап. фронта. Тот же улыбающийся офицер для поручений, тот же начальник службы связи, то же управление ген. квартирмейстера {В газетном варианте очерка А. Ветлугин называет конкретные фамилии: "Тот же улыбающийся офицер для поручений, тот же начальник службы связи (Лукирский), то же управление ген. квартирмейстера (Кузнецова)…" (Общее Дело. — 1921. — № 218. — 18 февраля. — С. 2)}.

    Неблагонадежным по набору элементом являлись офицеры Румынского фронта. Их начальник Щербачев не сдавался ни на какие большевистские предложения и всячески облегчал своим офицерам возможность пробраться на Дон или Украину. Против этого щербачевского магнита нужно было найти контр-магнит.

    Таковым оказался командовавший Румынским фронтом в 1916 г. (осенью) и затем отставленный после Макензеновского [Макензен Август фон (1849–1945) — германский военноначальник; во время Первой мировой войны командовал корпусом, затем специальной ударной группой «Макензен», армией, генерал-фельдмаршал (1915), с 5 июля 1915 г. по 1 июля 1918 г. Главнокомандующий группой армии «Макензен»] прорыва ген. штаба генерал А.М. Зайончковский* (см. фото)

*) ЗАЙОНЧКОВСКИЙ Андрей Медардович (?)(1862–1926) — по окончании в 1888 г. Николаевской академии Генерального штаба занимал различные штабные должности, с 1904 г. командовал 85-м пехотным Выборгским полком, в 1905 г. — командир 2-й бригады 3-й Сибирской пехотной дивизии, генерал-майор, генерал для поручений при Главнокомандующем войсками Гвардии и Петербургского военного округа, затем командовал Лейб-гвардии Егерским полком, 1-й бригадой 1-й гвардейской пехотной дивизии; в 1912 г. произведен в генерал-лейтенанты, командовал 22-й, а затем 37-й пехотными дивизиями; во время Первой мировой войны командовал корпусом, получил чин генерала от инфантерии (1916), в июле 1916 г. после вступления в войну Румынии командовал 47-м армейским корпусом, воевавшим в составе 3-й румынской армии, а затем созданной на базе корпуса, 3-й армии и ряда других соединений Добужанской армией, находящейся в подчинении сначала Августейшего Главнокомандующего армиями Румынского фронта короля Румынии Карла, а затем ген. А. Авереску; после того как 6 октября войска под командованием генерал-фельдмаршала А. фон Макензена прорвали фронт, был вынужден отступить, и 20 октября сменен на посту командующего ген. В.В. Сахаровым, в дальнейшем служил командиром корпуса, а 2 апреля 1917 г. был переведен в резерв при штабе Петроградского военного округа и 7 мая уволен от службы; при большевиках был старшим делопроизводителем Отчетно-организационного отдела Организационного управления Всероглавштаба, в 1919 г. являлся начальником штаба 13-й армии, состоял при начальнике полевого штаба РККА, был членом Особого совещания при Главкоме; в 1922–1926 гг. преподавал в Военной академии РККА. В 1918 году вступил в РККА, состоял старшим делопроизводителем Отчетно-организационного отдела Организационного управления Всероглавштаба, начальник штаба 13-й армии (1919 год), состоял в распоряжении и для особых поручений при начальнике Полевого штаба РККА, член Особого совещания при Главкоме.
По данным, приводимым Сувенировым О.Ф. в монографии "1937. Трагедия Красной Армии" с 1921 года являлся секретным сотрудником ВЧК-ОГПУ.
Сувениров указывает, что в основе дела "Весна" 1930-31 годов лежали ОПЕРАТИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ (выделено мной - Л.С.), ранее полученные от Зайончковского, а также его дочери, Зайончковской-Поповой О.А.
В 1922—1926 годах профессор Военной академии им. М.В. Фрунзе. Участвовал в операции ГПУ «Трест».
Умер в Москве. Похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря. Могила находится рядом с могилой А. А. Брусилова. Постамент на могиле выполнен в виде «Сломанной колонны», ассоциируемой с масонским символизмом.

    Блестящий офицер, любимый товарищами, элегантный светский щеголь (его успех зашел чрезвычайно высоко в румынском придворном мире), спортсмен и ловкий политик — Зайончковский мирно проживал в Москве и терпеливо выжидал, твердо веря, что его черед еще придет.

    Отказавшись участвовать в поддержке Корниловского выступления, сославшись на болезнь (старый Остермановский [Остерман Генрих Иоганн Фридрих (Андрей Иванович) (1686–1747) — граф, русский дипломат, при различных монархах — от Петра I до Анны Иоанновны — занимал важные государственные посты — президента коммерц-коллегии и управляющего почтами, канцлера и т. д., был наставником Петра II в бытность того наследником престола; в начале царствования Елизаветы был обвинен в отстранении от престола потомства Петра 1 и приговорен к смертной казни, замененной ссылкой] трюк), приемами полуслов и ловко пущенных слухов, он не только не потерял, но еще увеличил свое влияние в Московском союзе Георгиевских кавалеров и в кругах, группировавшихся вокруг избранного в октябре 1917 года патриархом Тихона [После восстановления патриаршества Патриархом Московским и Всея Руси на 1 Всероссийском Поместном Соборе был избран Тихон (Белавин Василий Иванович; 1865–1925); решительно осудивший октябрьский переворот и действия большевиков по отношению к церкви, Тихон почти год содержался под домашним арестом; канонизирован].

    «Корнилов бьет напролом. Зайончковский медлителен, но когда ударит, то без промаха», — говорили его бывшие адъютанты и ординарцы, выжидавшие событий. К Зайончковскому засылали одновременно курьеров и с далекого юга (из казачьих кругов), и из союзных военных миссий.

    Генерал держался осторожно, никому не сказал ни да, ни нет. Безошибочным чутьем старого царедворца он чувствовал, что на этих лошадей играть слишком опасно. И ждал.

    - «Как живете, А. М.?»

    — «Пишу мемуары…»

    Пристроив всех друзей, затянув заодно и врагов (чтобы скомпрометировать и их), честные маклера вспомнили Зайончковского. Со своей обычной мудростью он категорически отказался от сколь-нибудь действенного поста.

    Пока Гутор, Клембовский и Сытин брали города, взимали контрибуции, в ожидании или султанского ирадэ, или рокового шнурка, Зайончковский сидел в покойном кресле консультанта реввоенсовета.

    Троцкий очень ценил его советы и пользовался ими в трудные моменты «улавливания сердец». Так, Зайончковский сыграл исключительно важную роль в выборе варианта для наступления против поляков на юго-западном участке, большим знатоком которого он являлся с давних времен. Идея переброски сюда конной армии Буденного — его идея.

    Исключительно ценные сведения давались и, без сомнения, продолжают даваться Зайончковский о румынском театре. Зная состояние и военные возможности румынской армии не хуже, чем русской, Зайончковский предостерег Лейбу Бронштейна (Троцкого)  в 1918-19 гг. от преждевременного наступления. Если осуществится ближайшими месяцами советское наступление, мы еще услышим не раз об этом хитром и опасном человеке.

    В смысле «улавливания сердец» он явился главным посредником в переговорах советской власти с ген. Брусиловым [Брусилов Алексей Алексеевич (1853–1926) — по окончании Пажеского корпуса выпущен в 15-й драгунский Тверской полк, участвовал в русско-турецкой войне 1877–1878 гг., служил в офицерской кавалерийской школе, с 1906 г. командовал 2-й гвардейской кавалерийской дивизией, с 1909 г. 14-м корпусом, с 1912 г. был помощником командующего войсками Варшавского округа, генерал от кавалерии, в 1913 г. командовал 12 корпусом; во время Первой мировой войны командовал Проскуровской группой войск (8-й армией Юго-Западного фронта), с марта 1916 г. был главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта, 21 мая 1917 г. сменил ген. М.В. Алексеева на посту Верховного Главнокомандующего, 19 июля был в свою очередь заменен ген. Л.Г. Корниловым].