Руслан Шкурдяев. Жизнь и воспоминания. Вступление

          Вступление.

        Очнулся я, как после глубокого сна, долго приходил в себя, вспоминал, чтобы понять, где я нахожусь. Заставил себя вспоминать по порядку, с чего всё началось. Я, Руслан, Шкурдяев, лежу здесь в бурьяне, пахнет полынью и человеческими экскрементами, мочой и говном. Пощупал руками вокруг, говна подо мной нет, значит это не моё, а кто-то, где-то рядом наложил, штаны сухие, ширинка не застёгнута, значит я успел слить на природу, а не в штаны. Упал, значит, я в общественном гальюне. Надо мной ярко светит звёздное ночное небо, сразу вижу ковшик Малой Медведицы, ручкой прикрепленный к Полярной звезде, Маленькую Медведицу сторожит дракон. На восходе солнца, над горизонтом, показалась Венера, подсвеченная солнечными лучами из-под горизонта. Это указывало на 3-4 часа утра. Я вспомнил кто я, я же моряк, судоводитель-судомеханик, мы отмечали пятилетие окончания мореходки, встреча боевых друзей, получился перебор по веселящей жидкости. Помню, начинали с коньяка, угощали друг друга у буфета, под возгласы, а как ты, где сейчас и тому подобное. Потом перешли на водку и пивом запивали. Дальше, пригласили нас в актовый зал, где раньше была конюшня, на торжественное собрание и на концерт. Что произносили на торжественном собрании, я уже не понимал, а когда начался концерт, меня потянуло блевать, пришлось убегать из зала на улицу. Во время выхода из зала, кто–то заботливый сунул мне в руки пакет, куда и проскочила первая порция моей блевотины.  Выскочил я на улицу, забежал куда-то в первый попавшийся двор, облегчиться, дальше ничего не помню. Очухался, во рту «как кошки насрали», в башке сплошной треск. До дома, где Зинка, жена моя живёт, далеко, километра три, не осилю, утро тёплое, холода нет. Лежу вспоминаю, как всё начиналось, как я попал в эту мореходку, а фактически техникум речного флота. Ближайшее к Куйбышеву-Самаре море, Каспийское.


         К Зинке возвращаться не хотелось, семья не получалась. Была Зина разбитная, общительная, весёлая девчонка, в то время, когда я с ней близко подружился. Родители у неё редко дома бывали, квартира была всегда свободна и готова к приёму друзей.  Решили мы с ней пожениться, верней она решила и поженились. Свадьбу сыграли зимой, когда её родители приехали в отпуск, со своего лайнера. Отец Зинин, тесть мой, которого я стал называть папа Федя, ходил старпомом, на круизном лайнере, а мама её, Настя, тёща моя, буфетчицей там же была. Ходили они вместе, тесть был под контролем у супруги на борту, в плавании, держал «сухой закон, зато на берегу «срывался с катушек».  Мама Настя позволяла ему расслабиться не более месяца, потом брала его, тестя в «Ежовы рукавицы» и до отбытия на лайнер, папа Фёдор был смирён и законопослушен.

       Очень была своеобразна методика его «срыва с катушек». Тесть приносил с собой домой, ровно 30 бутылок водки, ставил их у дивана, и ложился сам рядом, на этот диван, чтобы свободно, лёжа на диване доставать из коробки очередной «пузырёк». Действительно, в его лапище, поллитровка выглядела как пузырёк из аптеки. Да и сам из себя, он был мужчина видный, крупный, как говорится богатырь, с крупными, рубленными чертами лица, очень доброго на вид, но матросы на лайнере от него постанывали. Пил пузырёк исключительно из горла, закусывал только водой и солёными огурцами, хлебом чёрным. Говорил мне, что на лайнере ему икра и салаты всякие осточертели и тянуло на простое, русское. После пузырька, отец Фёдор, возбуждался и начинал рассказывать, как он служил «под знамёнами герцога Кумберлендского». Тесть очень любил читать исторические романы, особенно Вальтера Скотта, и бредил их содержанием во время «расслабона». После пузырька, когда начинались лозунги про герцога Кумберлендского, к действиям приступала мама Настя. Моя теща, рядом с Федей смотрелась девочкой-дюймовочкой, но очень решительно рулила этим богатырём. Заставляла его идти в ванну и мыться, чтобы не вонял, как она говорила. Пока он, папа заполнял собой ванну и поливал себя из душа, мама Настя меняла ему простыни на диване, и бросала чистые трусы, больше похожие на танковый чехол. После того, как папа возвращался на диван и доканчивал свою дневную норму, «пузырёк», к нему подступалась мама и требовала денег, поскольку, деньги кончились, надо продукты покупать, девочке, жене моей, платье, в котором она ходит, никуда не годится, тоже пора заменить. Отец молча лез к своей заначке, «отслюнявливал» требуемую сумму и мама Настя удалялась. Так, в течении месяца, заначка папы Феди перекочёвывала к маме Насте и процесс «расслабления» заканчивался. Оставшееся от зимы время, папа Федя ходил на рыбалку, возвращался всегда с рыбалки в приподнятом настроении, даже если был без улова. Всегда принимал на рыбалке, для сугрева, чуть-чуть, то есть, это в его понятии, «пузырёк». Самым раздражающим моментом для мамы Насти, было папино курение. Папа Федя курил какой-то особый табак, который ему доставали по блату, мама Настя называла его, этот табак, вонючий, а я его про себя называл «кизяком», поскольку сам я не курил, душа не принимала. Папе Феде приходилось курить свой табак на лестничной площадке, где он держал все принадлежности для этого, включая кресло.


         Преставился папа Федя, на этом же диване, после окончания ежегодного расслабляющего месячника. Шёл процесс «просушки» папиного организма, самый тяжёлый первый день, после полного опорожнения всех «пузырьков», и просил он очень похмелиться, но тёща и жена стояли стеной, нет и всё, особенно ругалась Зинка. В результате «всё» и закончилось, я в это время был на работе. Вскрытие показало, отрыв тромба в кровеносном сосуде, прекращение кровообращения. Царство небесное и вечный покой, папе Феде, хороший, добрейшей души был человек. Он, тесть мой, меня и пристроил в эту плавконтору, в которой я сейчас служу. «Контора» не простая, принадлежит Министерству обороны, снабжает персонал пунктов слежения за оперативной обстановкой на  Севморпути всем необходимым для жизни и работы на время зимовки. Рейс по снабжению всегда проходил по знакомым, освоенным местам, всё было изучено и знакомо за годы плавания, сюрпризы приносила только погода и особенно неожиданные льды, приходилось и ледокол вызывать на прочистку фарватера к очередной базе, к пункту разгрузки, сдать что надо, а что сломалось загрузить в трюм и при возвращении сдать. Кроме того, работа в этой «плавконторе» пошла в зачёт воинской службы, что тоже хорошая льгота была.

    
      Зина моя, с годами испортилась, стала сварлива, ругалась на меня постоянно, сделал не так, ничего не делаешь, денег нет, а дочка уже взрослая. Вскоре после нашей свадьбы, у нас родилась дочка, Ксения, подозрительно быстро, на что намекала мне моя мама Мария, которая иногда приезжала к нам погостить, в Куйбышев, а затем в Самару. Мама, со дня свадьбы моей, с Зиной и Зининой мамой не сошлись, особенно мама моя испытывала антипатию к Зине, хотя Зина всячески старалась ей, моей маме, угодить.  Мама мне потом призналась, находясь в «раслабленном» состоянии, что Зина, особенно рыжим цветом своих волос напомнила ей ту, не хорошую, рыжую тварь, стерву, к которой от нас ушёл мой папа, когда мне было пять лет. Зина тоже приворожила меня своей копной буйно вьющихся рыжих волос. Кроме того она очень хорошо исполняла на гитаре песни разных «самодельных» бардов, особенно их всеобщий гимн со словами, как хорошо, что все мы здесь, сегодня собрались, а друг Витёк всегда добавлял, и надрались, что была истинная правда. Мне, Зина призналась, после первой близости, что её пленили моя мужицкая, мускулистая фигура, с отсутствием жировых отложений и искреннее выражение лица, которое говорило ей, да, на меня можно положиться, со мной, как за каменной стеной. Я этого не ожидал, после смотрелся в зеркало и кроме нахальной, конопатой рожи ничего не увидел.  Зина, со временем, по фигуре стала догонять папу Фёдора, а по ругательству превзошла маму Настю, тёщу мою. Когда мы с Зиной ругались, теща всегда принимала мою сторону, и постоянно внушала дочке, терпи. Моя мама, приезжала в гости из нашего посёлка лесорубов и лесосплавной конторы, расположенного в глухих местах Заволжья. В речной техникум поступать, она меня привезла лично, ей очень хотелось, чтобы я "вышел в люди". Она очень подружилась с тестем, отцом Фёдором. Они оба, как два бывших фронтовика, очень уважали «наркомовские 100 грамм» и на этой основе сошлись характерами и зауважали друг друга. Он её после первого тоста и общения, стал величать Маней, а она его Федей. Папа Фёдор, после знакомства с моей мамой Марией, стал воспринимать приезды моей матери к нам в гости, как праздничное мероприятие. Мама моя прослужила в миномётном артдивизионе три военных года, а тесть воевал на Севере, в Мурманске, в роте связи оборонительного района. Во время зимних перерывов между рейсами, они, Зина и тёща, меня устраивали работать в одной из районных отопительных котельных города, кочегаром, правда жгли мы в котельной мазут, так что работа была «не пыльная». Я даже успел за эти годы, по настоянию жены, поступить в Политех на вечернее и поднять своё образование до высшего, по специальности «Тепловые энергоустановки», моя мама меня также к этому уговаривала. Зина тоже училась в университете на финансовом, так как заканчивала речной техникум, на бухгалтера-счетовода. На предприятиях, куда она поступала работать, долго не задерживалась, тамошний народ оказывался не хороший. А познакомился я с Зиной и подружился на одном из очередных слётов «самодельных» исполнителей песенного клуба, которые часто проходили в нашем городе, так как много было в городе техникумов и институтов , соответственно и много студентов-туристов, альпинистов и гитаристов. Во время ихних турпоходов, у них всегда происходили какие-нибудь чрезвычайные происшествия, которые сплачивали участников группы похода, потом это выливалось в песенные баллады, которые исполнялись на их сборищах, фестивалях, в которых, балладах, парни и девушки, сообщали всем присутствующим, в песенной форме, как им было тяжело и опасно в походе, но они от этого только и счастливы.


    Подружились мы с Зиной на одном из таких слётов, случайно, вечером, у костра, мы компанией, предавались   воспоминаниям, и немножко выпивали, чтобы защититься от комаров и слепней.  У Зины, подруга не смогла приехать на слёт, поэтому Зинина палатка оказалась абсолютно свободной. Тут мы и подружились. Потом начались встречи на Зининой квартире, и пошло-поехало, любовь настигла, так и до свадьбы дело дошло. Теперь вот я лежу и думаю, надо менять ситуацию, срочно, пока меня совсем не загрызли тёща, жена, и дочка Ксюша, уже начала им «подпевать», пытается учить меня жизни. Да и пьянки стали часто происходить, друзья, слёты, торжества, праздники семейные и государственные, причин взяться за стакан, несть числа. Надо рвать этот замкнутый круг, который постоянно расширялся, я к этому морально уже был готов и готовился заранее.


      Нащупал во внутреннем кармане рубахи подготовленную заначку денег и решил, пора. До отправления утреннего рейса на Москву, оставалась пара часов, по моим расчётам. Поднялся я из бурьяна, отряхнулся, застегнулся и уже с ясной головой и твёрдым решение, вышел к ближайшей стоянке такси. На железнодорожный, московский сказал я таксисту. Через 30 минут, я уже вылезал из такси на вокзальной площади, у памятника комдиву Чапаеву. Прощай Василий Иванович, сказал я ему, не поминай меня лихом, мне показалось, а может на самом деле, он мне одобрительно подмигнул. Я дошёл до кассы и успел купить билет в мягкий вагон,  свободных купейных мест не было, а нюхать носки соседа в плацкартном вагоне не хотелось. Вперёд на Москву, генеральная линия моей судьбы требовала этого, блуждать по её закоулкам и тупикам желания не было.