Заключение Вопросы без ответов

Из сочинения дочери

И сейчас, я уверена, если нужно будет, то мы- современное поколение,  тоже встанем на защиту своей Родины.    Так было и так будет всегда. Родина у нас одна и если не мы, то кто её защитит.               
Я люблю свою Родину, свой город с его   улицами с повседневной суетой и будничными заботами, с бабушками, сидящими на скамеечке, с детьми, играющими в песочнике.  Я люблю свою страну, но любовь моя не слепа. Я вижу многое, что вызывает во мне боль и негодование. Да, хватает еще у нас бездельников и просто нечистых на руку. Но не они олицетворяют наш народ. Мой народ - это моя семья, учителя и  друзья. Это мои любимые поэты и писатели, артисты и музыканты. Они - моя родина и я её очень люблю.
Э. Кудря

Подпись под фотографией
Дочь
Повидав войну в Афанистане (у нас рос сын), Вадим мечтал о дочери. И дождался малышки. 1983г

После увольнении Вадим пошел работать в учебно-производственный комбинат - преподавал школьникам 10-11 классов радиодело.

Владимир Беспалый. Вопросы без ответов.

Три с половиной десятилетия пролетели с тех пор. Нет больше моих наставников – Сани Попова и Вадима Кудри, готовивших меня по индивидуальной программе к поступлению в академию. Ушли из земной жизни и наши командиры – Изварин Эдуард Васильевич и Козлов Анатолий Егорович. Где-то в мордовской глубинке бесследно затерялся невозмутимый, как Будда, и надежный, как слесарные тиски, бортовой механик Витя Паршуткин. На сегодня из состава нашего «афганского» самолетного экипажа на сцене осталось всего лишь два действующих лица – штурман и правый пилот, бывшие Бес и Вано, а ныне, потрепанные земной и небесной жизнью, уважаемые отставники Владимир Григорьевич Беспалый и Иван Васильевич Шубин.
Из ушедших от нас только Анатолий Егорович перешагнул семидесятилетний рубеж. Остальные не дотянули и до шестидесяти. Все те физические перегрузки и нервно-психические встряски организма, которые мы когда-то, походя, игнорировали или  минимизировали «народными средствами», никуда от нас не ушли. Они, трансформируясь в различные болячки, время от времени залетают в наши дни осколками, канувшей в прошлое, но так и не оконченной войны, повторно настигая ее выживших бойцов.
Афганистан был временем нашей молодости. Жизнь нам тогда казалась бесконечной, а резервы здоровья неисчерпаемыми. Вспоминается Женька Малярия, фонтанировавший парадоксальным юмором джелалабадский «каскадёр», с которым наш экипаж по различным делам неоднократно пересекался и успел основательно сдружиться. Сначала он переболел гепатитом. Кое-как подлечился. Вернулся в строй. И тут же подцепил малярию, ставшую причиной своеобразной медико-эпидемической окраски его прозвища. Вместо того чтобы на сей раз прервать командировку и улететь в Союз для основательного восстановления пошатнувшегося здоровья, он опять ограничился полевым ремонтом, отложив всё серьёзное на потом. Мотивация его была предельно ясной:
–  Допустим, я уеду... Но мои грядки следом за мной не уедут. Они останутся здесь. Кому то придется брать мою мотыгу и продолжать их окучивать. А у каждого своего геморроя с избытком. Нет уж… Вместе приехали – вместе и уедем. А малярия… Малярия гепатиту не помеха.
Не знаю, как сложилась дальше его судьба. После изложенного чуть ранее эпизода прощания на перроне душанбинского аэропорта мы с ним больше не виделись. Но его жизнеутверждающая поговорка с медицинским оттенком прочно вошла в фольклорный запас нашего экипажа.
Мы с первого до последнего дня наших кабульских командировок, не скажу что безропотно, но терпеливо и добросовестно тянули свою бурлацкую лямку. И, будучи не бездушной тягловой силой,  а живыми и иногда даже мыслящими существами, порой задумывались – а ради чего? Кому нужны наши труды и лишения? Зачем нам надо было влезать со своим уставом в чужой монастырь, в другую страну с ее веками установленным миропорядком, далеким от наших норм жизни?
Простого и однозначного ответа на этот вопрос мы тогда не находили. Не нахожу я его и сейчас. Но с самого начала кабульской эпопеи нам не нужно было иметь окуляры на носу и семь пядей во лбу, чтобы увидеть и понять простую вещь. Так называемая «апрельская революция» и ее социально-политические цели были глубоко «по барабану» абсолютно подавляющему большинству афганцев. В Кабуле шла грызня за власть между «халькистами» и «парчамистами», двумя фракциями правящей Народно-демократической партии Афганистана. А провинциальная глубинка жила своей патриархальной многоукладной жизнью. И регулировалась она не революционными указами столичных властей, а древними законами шариата.
То, что мы должны были держать афганские события под контролем, не подлежит никакому сомнению. Когда начинается крупная свара у соседа по лестничной площадке, то вряд ли у тебя получится тихо отсидеться в стороне, изображая роль безучастного наблюдателя. Знаю это по личному опыту жизни в многоквартирных домах. Рано или поздно, с той или иной стороны, ты тоже оказываешься втянутым в соседские разборки. Вопрос лишь в том, каким образом  и насколько глубоко.
Древним римлянам приписывают фразу «divide et impera». Разделяй и властвуй. Несмотря на ее изрядную циничность, ничего более умного пока еще никто не придумал. В условиях начавшегося раздора в соседней стране нам, конечно же, нужно было поддерживать те силы, чьи цели в той или иной мере нас устраивали. И противодействовать планам недружественных нам сторон. Политически, финансово, военно-экономически. Притом не напрямую, а опосредствовано, оставаясь над схваткой.
Вмешавшись в чужую семейную драку, опустившись до непосредственного участия в мордобое, мы стали разделяющей силой. Мы присоединились к одной из сторон, слились с ней, стали ею. Мало того. Поскольку у соседей шла потасовка между родственниками, в стиле «все против всех и каждый сам за себя», то возникло еще одно, вполне предсказуемое, последствие. Наше вмешательство привело к тому, что дерущаяся родня временно забыла о своих внутренних распрях и, объединившись, дружно накинулась на чужака. А властвовать над разворачивающейся ситуацией стал кто-то третий. Кто? Тот, кто науськал драчунов друг на друга. А сам, столкнув их лбами, благоразумно остался в стороне.
К сожалению, у тогдашнего престарелого ареопага, рулившего нашей страной, не хватило ни мудрости, ни дальновидности, ни даже инстинкта самосохранения, чтобы досконально проанализировать ситуацию и принять грамотное, всесторонне взвешенное решение. Расплачиваться же за всё пришлось очень высокой ценой. Но платили не те, кто принимал решение, а те, кто его исполнял. Армия – «двухсотыми» и «трехсотыми», вереницей потянувшихся по воздушным трассам на родную землю. А народ – обнищанием и распадом своей, некогда могучей, страны.
Сегодня те же самые силы, которые сумели втянуть наш Союз в неподъемную самоубийственную войну, опять пытаются подсунуть под ноги возрождающейся России прежние грабли. Расчет зиждется на том, что забывчивая правопреемница повторит ошибку своего недальновидного предшественника. Пока что им эта затея не удается. Нынешние руководители России осторожно обходят хитро расставленные ловушки. Сколько это сможет продолжаться – одному Богу известно. Будем надеяться на лучшее.
Но все вышеизложенные коллизии – прерогатива политиков. Мы же – люди военные. Наше дело – не растекаться мыслию по древу, а решать конкретные боевые задачи. Насколько помню, это далеко не всегда доставляло нам удовольствие. Порой мы кляли последними словами свое нелегкое военно-воздушное ремесло. Ибо не было в нем ни пафоса, ни романтики, ни места для подвигов. Мы были извозчиками, тружениками неба, воздушными рабочими войны. Но, все равно, наша работа, порой имевшая привкус больше горечи, чем сладости, нам нравилась. И мало кто из нас пожелал бы променять ее даже на самую блестящую политическую карьеру.
И сейчас, будучи в силу почтенного возраста и потрёпанного здоровья отлученными от неба, мы скучаем по нему, нам продолжают сниться полеты, мы провожаем взглядами пролетающие над нашими головами летательные аппараты. Особенно те, на которых когда-то летали сами. Мы, в отличие от прочего земного люда, видим их не только со стороны. Мы своим взглядом, подобно рентгеновскому лучу, проникаем сквозь дюралевую обшивку внутрь пилотской кабины. Мы видим, где кто сидит, знаем, чем кто занимается и даже слышим то, о чём говорит экипаж.
А насчет былых тягот и невзгод… Всё в этом мире относительно. Нам, транспортёрам, при всей неустроенности нашей походной жизни, грех было на нее жаловаться. Достаточно было сравнить ее с теми жесткими условиями, в которых находились наши коллеги вертолетчики.
Взять, хотя бы, то же жилье. Нас в Кабуле размещали в арендованных виллах. Конечно, у тех строений, в которых мы жили, общего с настоящими виллами было ничуть не больше чем у дощатых домиков, прилепленных на шести сотках садовых участков, с пресловутыми бразильскими фазендами. Но, тем не менее, это были капитальные сооружения, а не брезентовые палатки, в коих мерзли зимой и парились летом братья-вертолетчики.
Отсюда вытекали и все прочие бытовые условия. Я уже не говорю об особенностях самой летной работы. Они просто несравнимы. Именно вертолетные, а не самолетные экипажи вынесли на своих плечах основную тяжесть воздушной части афганской войны. Они, будучи одновременно и элитой, и чернорабочими нашей авиации, заняли в той, теперь уже далекой войне, свое особое место.
После окончания академии, прибыв во Владивосток для дальнейшего прохождения службы, я первым делом доложился командиру полка Юрию Ивановичу Шатохину, будущему командующему авиацией Пограничных войск России. Поинтересовавшись типами летательных аппаратов, освоенных мной, и, выяснив, что я чистый самолетчик, он решительно заявил:
–  Это не дело. Срочно переучивайся на вертолет. Освоишь – вместе в Афган сходим. Посмотришь, что это такое.
–  Да я, вообще-то, там уже был. Несколько раз.
–  Э, нет, на самолете не в счет. Вот поработаешь там вертолетчиком – тогда и поймешь, что такое Афганистан.
Но переучивание – дело не скорое. Сначала теория. Затем ввод в строй по четырем задачам курса боевой подготовки. Начиная от простых метеоусловий днем и, заканчивая сложными условиями ночью. Пока тянулась вся эта волынка, Юрий Иванович ушел на повышение, а его место занял новый командир – Белозерцев Виталий Иванович. У него был свои взгляды на использование меня, как штурмана, в служебно-боевой деятельности полка. Моя работа в Афганистане в них не входила. Да к тому же вскоре афганская война завершилась выводом наших войск оттуда.
Но в моем послужном списке, всё-таки, отмечено участие в боевых действиях в качестве не самолетчика, а вертолетчика. Правда, произошло это участие гораздо позже вышеописанных событий. В другое время. В другой стране. На другой войне. Впрочем, как говорит известный актер Леонид Каневский в своем авторском цикле документальных телепередач – это уже совсем другая история.

             28.07.2017 г.                Владимир Беспалый

(Владимир Беспалый - подполковник, штурман- снайпер, заслуженный военный штурман Российской Федерации,  воин- интернационалист, талантливый поэт)


Алла, вчера я тебе выслал полный вариант материала, часть из которого готовится к изданию в Москве в ранее упоминаемом мною трехтомнике воспоминаний пограничников-"афганцев". Прочтя его ты получишь ответы на некоторые свои вопросы. Если ты со ссылкой на меня используешь часть этих материалов в своей работе, то я по этому поводу никаких возражений не имею.
Я думаю, что после прочтения моей писанины ты поймешь, что рассказы Вадима о нашем общении с бойцами "Альфы" и "Вымпела" не сказка, а реальность. Просто бойцы этих групп спецназа КГБ в Афгане назывались иначе. Тадж-Бек, то есть дворец Хафизуллы Амина, брали "альфовцы" и "вымпеловцы", собранные в группу "Зенит" и усиленные группой "Гром" совместно с так называемым "мусульманским батальоном".