Роберт Говард - Дьявол в его мозгу

Robert E. Howard: The Devil In His Brain

     Фрэнк Хансен был моим другом детства. Мы вместе ходили в начальную и среднюю школу; мы делились детскими горестями и радостями, сражались друг с другом и любили друг друга как братья. Фрэнк был парнем атлетического телосложения, блондином, с великолепными желтыми волосами и сверкающими серыми глазами - настоящий викинг. Я просто боготворил его. Он был героем начальной и средней школы из-за своих спортивных успехов. Прекрасный бегун и пловец, он также был лучшим баскетболистом в городе и звездой футбольной команды средней школы. Я восхищался его удивительной силой и ловкостью и признавал его превосходство во всем, кроме одного - бокса. Я упоминаю об этом, потому что это имеет прямое отношение к моей истории. Фрэнк был выше и крепче меня, но у меня была естественная склонность к подобной игре, возможно, расовая особенность, хотя я и родился в Америке, я являюсь полнокровным ирландцем.
     Но я всегда превосходил Фрэнка главным образом потому, что он не мог контролировать себя. Он постоянно выходил из себя и от этого терял голову; когда мы боксировали, поединок обычно превращался в кровавую битву, когда он пытался оторвать мне голову, а я отбивался чисто в целях самообороны. Я всегда был лучшим, но мне не нравились эти схватки, потому что мне было больно видеть, как мой друг бросается на меня в гневе, даже если это разрешено условиями. Он никогда не держал зла и всегда просил у меня прощения, и говорил, что не может контролировать свой характер.
     Ну, мы вошли в зрелый возраст, и Фрэнк отправился в колледж. Я же пошел работать в местную школу в качестве инструктора по боксу. Фрэнк был столь же успешен на новом месте, как и в старшей школе. Я слышал о его победах и гордился им. Он писал мне постоянно, и, хотя он никогда не хвастался, я чувствовал его мальчишескую жизнерадостность, когда он говорил о том, что побил все межуниверситетские рекорды в толкании ядра, беге с препятствиями на сотню ярдов, а также о своих успехах в футболе. Но иногда в его письмах проскальзывала грустная нота, и он бушевал по поводу какого-то члена факультета или команды, что очень тревожило меня, потому что давало понять, что он далек от того, чтобы обуздать свой неуправляемый характер, он лишь позволял ему расти. Изредка он возвращался домой, и я гордился тем, что был с ним и слышал похвалу, которую на него обрушивали жители родного города. И он не терял от этого голову - у него был только один недостаток: плохой характер, - но вы увидите, что одного недостатка порой достаточно, чтобы разрушить всю свою жизнь.
     Он добился успеха в футбольной команде на первом курсе; на втором курсе он был звездой команды, и спортивные газеты пестрели статьями о его блестящей игре, упоминая его как все-американца. Затем внезапно наступил разгром. Накануне самой большой игры года его исключили из колледжа. Возмущенный каким-то случайным замечанием, он обругал профессора и отказался извиняться. Его колледж проиграл игру, и он подвергся всеобщей критике. Это озлобило его и сделало еще более безрассудным и страстным, чем когда-либо. Он поступил в незаконный колледж, то есть в колледж, футбольная команда которого не была членом какой-либо конференции или ассоциации, и был тепло принят там. Но он не смог ужиться с тренером, и в раздевалке между таймами важной игры так разъярился, что сбил тренера с ног, когда тот указал ему на его ошибки и неумение.
     На этом учеба в колледже закончилась для него, и он вернулся в свой родной город. Я нашел его таким же блестящим, безрассудным, милым парнем, как и раньше, но временами старая горечь появлялась в нем, и он ругал горячо людей, которые, как он считал, были ответственны за его неудачи. Я пытался заставить его понять, что и его вина есть во всем этом из-за упрямого нрава, который не выносит никакой критики, но он не хотел признавать этого.
     Его родители были богаты, и в то время как он искал подходящую работу, он продолжал держать себя в форме в тренажерном зале, ходил на танцы и играл с младшей группой города, в которой он, естественно, был главным фаворитом. Он начал играть в карты и слишком много пить, но по большей части держал себя в руках.
     У меня было мало времени на такие вещи, потому что большую часть времени я проводил в школе и был глубоко заинтересован в своей работе. Но моя молодая сестра Мойра только начинала интересоваться такими вещами, и она часто вытаскивала меня, чтобы сопровождать ее на светские мероприятия. Я часто доверял ее Фрэнку, и этим летом они были вместе.
     В конце лета мы с Фрэнком отправились кататься верхом в парк, и там Фрэнк внезапно сказал:
     - Черт, Стив, как я был удивлен, увидев перемену в Мойре, когда вернулся из колледжа. Когда я уезжал, она была всего лишь худым маленьким ребенком с веснушками, а когда вернулся, то обнаружил, что она красивая молодая женщина. Странно, как всего за два года могут произойти такие изменения. Стив, я хочу признаться тебе, я влюбился в твою сестру…
     В этот момент его лошадь внезапно шарахнулась в сторону, едва не сбросив его, и я был шокирован переменой, изменившей его лицо. Его глаза стали тусклыми и мутными, как у сумасшедшего, а черты лица - искажены; яростно дернув удила, он безумно начал бить по бокам лошади своим кнутом, пока я не протянул руку и не вырвал плеть из его руки. Лошадь вставала на дыбы, фыркала и дрожала, не привыкшая к такому обращению.
     - Фрэнк, святые небеса, - воскликнул я в ужасе. - Что с тобой? Это все твой адский характер - он был невыносим, когда мы были мальчишками - он рос в тебе и теперь стал формой настоящего безумия.
     Он кивнул, безумие исчезло из его глаз; казалось, он нервничал и стыдился самого себя, поглаживал дрожащую лошадь и успокаивал ее тихим голосом.
     - Да, Стив, ты прав. Это дьявол в моем мозгу, я думаю, и с возрастом он становится все хуже.
     - Это приведет тебя на виселицу или к самоубийству, - ответил я. - Я впервые вижу, чтобы ты так плохо обращался с беспомощным животным. Тебе становится хуже; следующим шагом будет плохое обращение с женщинами. Ты говоришь, что любишь Мойру; я бы не посмел отдать ее в твои руки.
     Он рассмеялся над моими словами.
     - Ты делаешь из мухи слона, Стив, не будь таким драматичным. Да, эта мысль просто нелепа - ты же знаешь, я ни за что на свете не трону и волоса на ее голове.
     Ну, я ничего не сказал, но холодное чувство страха и сомнения охватило меня, когда Фрэнк начал ухаживать за моей сестрой. Вскоре стало очевидно, что она безумно влюблена в него, и я не мог найти в своем сердце причин выступить против их брака или ставить какие-либо препятствия на пути к счастью моего лучшего друга и моей любимой сестры - по крайней мере, они думали, что это путь к счастью.
     Вскоре они поженились, Фрэнк получил довольно важную должность в местной фирме, и в течение нескольких месяцев все шло хорошо. Они искренне любили друг друга, и не возникало трещин в их небесах счастья. Затем атмосфера изменилась. Никто из них ничего не сказал мне, но я заметил разницу. Временами Фрэнк казался погруженным в свои мысли и сильно обеспокоенным, и несколько раз я замечал пятна от слез на щеках Мойры. Я не задавал вопросов, не желая вмешиваться и надеясь, что у них все наладится. Но, как оказалось, дальше стало лишь хуже.
     Мойра имела собственную волю и не могла безропотно подчиняться приказам. В ее жилах была кровь страстных и временами необузданных темных ирландцев, и ее желания часто скрещивались с желаниями Фрэнка. Фрэнк был склонен быть немного властным, и противодействие в ответ пробуждало в нем дьявола.
     Однажды вечером я встретил Фрэнка в центре города и сказал ему прямо:
     - Фрэнк, я не хочу показаться навязчивым, но что-то подсказывает мне, что ты и Мойра не счастливы. Расскажи мне об этом, ладно - может быть, я смогу помочь вам.
     Он посмотрел на меня с жутким выражением на лице. Я могу лишь предположить причину такого его настроения, он был в бешеном состоянии в течение нескольких дней и находился не в себе. Во всяком случае, впервые в своей жизни он говорил со мной, как с любым незнакомцем.
     - Стив, ты должен держаться подальше от этого, понимаешь? Когда я женился на твоей сестре, ты потерял любое так сказать отношение к ней. То, что мы делаем - это наше личное дело.
     Я был озадачен и обижен.
     - Ну, Фрэнк, - мягко сказал я, - я же говорил, что не стану вмешиваться в ваши дела, но ты мой лучший друг, и Мойра тоже; несмотря на то, что она вышла за тебя замуж, она все еще моя младшая сестра, и мне горестно видеть кого-то из вас несчастным…
     Он насильно перебил меня:
     - Я говорю тебе, держи свой нос подальше от моих семейных дел, ты, невежественный ирландский «лупцеватель кож»! Если ты сделаешь это еще раз, я разобью тебе голову!
     Теперь он кричал, его лицо было красным и искаженным, поэтому я повернулся и ушел. Я чуть не плакал, думая о нашем прежнем общении и о переменах, которые произошли с ним.
     Той же ночью после ужина старшая сестра позвала меня в комнату подальше от остальной семьи и сказала:
     - Стив, Мойра ведет жалкую жизнь с этим Фрэнком Хансеном.
     Я кивнул, не в силах ничего сказать.
     - Я была там сегодня, - продолжала она, - и наконец-то вырвала признание из нее. Фрэнк чертовски ревнив, и каждый раз, когда она всего лишь посмотрит или заведет разговор с любым мужчиной, даже со старым другом, происходит ужасная сцена. Она говорит, что Фрэнк похож на сумасшедшего, а временами она просто боится его. Он на самом деле ведет себя так, будто собирается ударить ее.
     - Он никогда не ударит ее, - запротестовал я.
     - Ну, ты не можешь с уверенностью это сказать, - зловеще сказала моя сестра. - Прошлым вечером она пригласила на ужин Джо Харпера, нашего старого друга, как ты знаешь, и Фрэнк просто сидел и впивался взглядом в еду, не говоря ни слова. Джо заметил, что что-то не так, и ушел, как только появилась возможность, а затем Фрэнк обрушился на нее - он обвинил ее в заигрывании с Джо и в том, что она привела его в дом против его - Фрэнка! - воли.
     Впервые в моей груди зашевелился медленный гнев.
     - Фрэнк дурак, - сердито сказал я. - И он заходит слишком далеко.
     - Вот, - сказала моя сестра, - она собиралась сегодня вечером на прием к Фэрли, и он запретил ей - я думаю, снова будет сцена, когда она вернется.
     Ледяной холод нехорошего предчувствия охватил меня. Я не мог усидеть на месте, и поэтому около двенадцати часов, когда Мойра должна была вернуться с приема, я направился к дому Фрэнка. Я прибыл туда около двенадцати тридцати или спустя пятнадцать минут после того, как Фэрли привезли Мойру домой и уехали.
     Когда я поднялся на крыльцо, я услышал голоса, грохочущие в ожесточенном споре, затем грохот падающего стула и женский крик. Дверь была заперта, но я выбил ее и помчался наверх, моя кровь словно заледенела, когда я услышал звуки жестоких ударов и мучительного рыдания. Я ворвался в спальню Мойры, чтобы увидеть зрелище, которое будет пылать в моем мозгу до конца моей жизни. Мойра лежала на полу, извиваясь у ног своего мужа, а Фрэнк, лицо которого было как у маньяка, обхватил ее тонкие запястья одной рукой и обрушивал жестокие удары на ее содрогающееся тело с помощью кнута для верховой езды. Ее вечернее платье было разорвано на куски и пропитано кровью.
     От моего испуганного крика Фрэнк повернулся и выпустил девушку, которая жалобно рыдая поползла прочь от него, как раненый олень. Его глаза были тусклыми от древнего безумия, а черты лица жутко исказились.
     - Убирайся отсюда! - взревел он. - Ты смеешь вмешиваться в дела мужа и его жены?
     Я не обратил внимания на эти слова. Когда мужчина являет себя неспособным позаботиться о своей жене, тогда приходит время для вмешательства, даже незнакомого человека. И этот бедный ребенок, с которым так плохо обошлись, был моей младшей сестрой - впервые в моей жизни красная ярость вспыхнула в моем сердце, и я увидел своего бывшего друга в малиновом тумане. Словно разъяренный берсерк, он бросился навстречу мне, когда я атаковал его, но сейчас этот бой отличался от всех наших схваток с перчатками. Это была примитивная схватка на кулаках, и я собирался избить его до смерти, если получится. Каждый раз, когда мысль о Мойре вспыхивала в моей голове, в моем мозгу вздымалась красная волна ярости.
     Фрэнк сражался как сумасшедший, но он был диким и не умелым; я же наоборот был опытным боксером, и в этот раз я атаковал его с одной лишь мыслью - причинить ему боль и покалечить. Достал ли он хоть раз меня, я не знаю, но через полминуты он стал похож на побывавшего в аварии человека. Оба глаза были закрыты, нос сломан, пара зубов выбита, но он все еще сражался с отчаянным безрассудством, пока потрясающий правый хук не обрушился на его челюсть и не уронил его лишенного чувств у ног девушки, с которой он так жестоко обращался. И тут она упала на колени, громко всхлипывая, и обвила его окровавленную голову своими руками и что-то замурлыкала ему словно ребенку.
     Я взял ее за руку, но она посмотрела на меня, ее нежные глаза были полны слез.
     - Стив, пожалуйста, сделай что-нибудь! Он умрет?
     - Не думаю, - резко сказал я, потому что на сердце у меня была горечь. - За что он тебя хлестал?
     - Потому что я ушла на прием сегодня вечером, а он запретил мне - он, должно быть, сошел с ума - пожалуйста, Стив…
     Я взял немного воды и смыл кровь с его лица, он начал стонать и подавать признаки жизни. Я взял Мойру за руку и осторожно отвел подальше ее от него.
     - Пойдем, дитя, тебе не стоит быть здесь, когда он придет в сознание. Возвращайся домой, младшая сестра.
     Она кивнула с грустью.
     - Я не могу жить с человеком, который бьет меня - в следующий раз он может и убить, как уже угрожал сделать. Но я люблю его - о, Фрэнк, - как я могу тебя покинуть?
     Я поднял ее и вынес из дома, мы оставили Фрэнка одного в его темном доме.
     Следующим вечером, когда вся семья уже легла спать, я сидел на веранде нашего дома в одиночестве, и тут на крыльце появилась темная фигура. Это был Фрэнк. Я встал и шагнул к нему, ненависть вновь затопила мое сердце.
     - Ты пришел за другой дозой?
     С его перевязанного лица на меня ясно и спокойно смотрели его глаза.
     - Сбей меня с ног и выбей мне мозги, если хочешь, Стив, - сказал он. - Я не стану пытаться просить Мойру вернуться ко мне - бедный ребенок, она никогда не будет в безопасности со мной. Я уезжаю из города - навсегда; она может развестись со мной из-за этого бегства или чего-нибудь еще, что ей понравится. Я недостаточно хорош, чтобы даже целовать ее туфли. Бесполезно пробовать это снова, потому что я знаю, что не смогу контролировать дьявола в своем мозгу. Поэтому я ухожу - малышка спит?
     - Да.
     - Позволь мне увидеть ее еще раз, прежде чем я уйду, Стив, - умолял он. - Мы не разбудим ее - я не притронусь к ней. Только один раз, пожалуйста, Стив?
     Я кивнул и повел его в ее спальню, ту, которую она занимала в детстве и в которую вернулась сейчас. Она лежала своей мягкой щечкой на изгибе руки, как ребенок, и лунный свет мягко касался ее милого лица и растрепанных черных волос. Фрэнк опустился на колени рядом с кроватью и страстно посмотрел на нее, поморщившись, заметив жестокие раны на ее стройных плечах.
     - Бедный маленький ребенок, - пробормотал он. - Бедная маленькая Мойра - Боже, я, должно быть, действительно сошел с ума!
     Она беспокойно шевельнулась и застонала во сне; слезы блестели на ее длинных темных ресницах, как будто из-за какого-то печального сна. Фрэнк наклонил голову и поцеловал один из шелковистых черных локонов, лежавших на ее подушке. Затем он встал и вышел. У двери он повернулся ко мне и нерешительно сказал:
     - Стив, не хочешь - ради нашей давней дружбы - пожать мне руку еще раз?
Молча я пожал ему руку, и сказав напоследок: «Скажи Мойре, что я буду любить ее всегда!», Фрэнк исчез в ночи.
     Прошли месяцы, они превратились в годы. Мойра никогда больше не произносила имя Фрэнка Хансена, но она похудела и в глазах ее была пустота. Когда я сказал ей на следующее утро об отъезде Фрэнка, она разразилась громким плачем. С тех пор она никогда не плакала. Она отказалась развестись с ним.
     - Когда-нибудь он вернется, - тихо сказала она.
     Но годы прошли, и никто больше не слышал о Фрэнке Хансене. Он исчез, как будто испарился с земли.
     Это случилось в начале лета, через пять лет после того, как Фрэнк покинул город. Я сидел на старом крыльце, и запах жимолости и роз был сладок в моих ноздрях. Высокая фигура шла пешком по дороге и остановилась передо мной. Высокая фигура, прямая, с военной выправкой; один рукав ее был пустым. С бронзового от загара покрытого морщинами лица пара глубоких ясных глаз смотрела на меня. Незнакомец снял шляпу, и моим глазам предстала масса вьющихся золотистых волос.
     Я вскочил: «Фрэнк Хансен!»
     - И да, и нет! - Голос был низкий, сильный и резонансный. - Фрэнк Хансен, да, но не избалованный, слепой глупец, которого ты знал.
     Я протянул руку, и он пожал ее.
     - Мойра?
     - Она ждала тебя.
     Слезы блеснули в его глазах.
     - Я чувствовал это, так или иначе. Стив, я прошел через ад и обратно, и он сжег окалину с моей натуры и очистил мою душу. Когда я уехал отсюда пять лет назад, я поступил в школу, которая создает людей или ломает их - Французский Иностранный легион! Там люди создаются благодаря железной дисциплине и обучаются самоконтролю, там человек учится сдерживать свою природу или умирает! Это жестокая школа, и я умирал там вновь и вновь, но всегда милое лицо Мойры парило передо мной, и во мне всегда горело желание сделать себя достойным ее.
     Я помню душераздирающие дни тренировок и подготовок; страшные марши по пустыням, населенным только преступниками и стервятниками. Я помню ужасные наказания, которым подвергались такие, как я, кто никогда не учились сдержанности: плеть, темница, колесо, крест. Я помню отчаявшихся людей, которые были моими товарищами, людей всех народов и всех грехов. Я помню страшные сражения в пустыне - кровь, порох, дым, смерть. Там, в той ужасной школе отрава моей природы была пропитана каплями крови. И я - тот, кто никогда не знал, что значит обуздать себя или отказать себе в чем-либо, - научился жесткому отрицанию и железному контролю.
     Твои железные кулаки преподали мне первый урок; я был избалованным ребенком, героем средней школы и колледжа. Мне никогда ни в чем не отказывали. Я никогда не был наказан. Боль от избиения, что ты преподал мне, сливалась с ужасом, который я чувствовал из-за своего обращения с бедной маленькой Мойрой. Туман улетучился из моего мозга. Я решил победить дьявола в моем мозгу или умереть. Я победил его.
     Он указал на свой пустой левый рукав.
     - Это цена; и я несу этот свет, - он коснулся блестящей медали на своей груди. - Крест Почетного Легиона, высочайшая честь, которую могут оказать солдату во Франции. Но даже выше этого я ценю в своем сердце знание, что я победил своего демона, что я достоин Мойры.
     Я кивнул, мое сердце наполнилось благодарением.
     - Она в своей комнате - ждет тебя, как ждала все эти пять лет.
     Он вошел; я услышал внезапный крик Мойры, полный радости и любви. Затем я снова сел в лунном свете, и запах жимолости и роз пришел ко мне с тройной сладостью.