Рембо королевский пудель и другие. окончание

            5. Весь израненный, он жалобно стонал

   Собаки дома и на улице бегают босиком, летом и зимой, когда сухо, и когда дождь и снег. У собак есть разных фасонов и видов ошейники, намордники, разные  поводки, попонки и даже комбинезоны.А вот обуви у них нет.Иногда собакам-малышкам надевают на лапы какую-никакую самодельную обувь, но это бывает в редких случаях, когда очень холодно, или очень мокро. С одной стороны хорошо – экономия. А с другой – иногда это очень опасно - бегать босиком на улице.
   Папа пришел домой с работы, как обычно, вечером. Но застал в квартире необычную картину. Даже страшную. Полы в прихожей были в пятнах крови, и следы вели в спальню девочек. Он ещё не успел ничего спросить, когда ему сказали:
   - Рем сильно поранил ногу, кровь течет и не останавливается.
   Папа быстро прошел в спальню и увидел лежащего на своей подстилке Рема. Правая передняя лапа лежала на какой-то тряпочке, около него суетилась Мама, а Рем лежал неподвижно с полузакрытыми глазами. Центральная, самая большая подушечка его лапы (пучка) была как будто перерублена, и из широкого глубокого и длинного, сантиметров трех,  разреза сочилась кровь,а Мама её все время вытирала куском бинта. По виду Рема Папа понял, что он, как говорят, угасает. Потеря крови была уже очень большой.
   - Никак не  можем остановить кровь, течет и течет, - сказала Мама.
   - Сколько времени течет кровь? – спросил Папа.
   - Полчаса, или больше. Он сначала не давал ничего сделать, всё рвался рану зализывать, а потом затих.
   Папа стал лихорадочно оглядывать комнату в поисках чего-нибудь подходящего для помощи Рему. И нашел! И давай командовать.
   - Бельевую веревку, и резинку, быстро! – это он приказал Наташе.
   - Берём подстилку и тащим по полу к двери, - Маме.
   Ухватив подстилку за края спереди  и сзади, они волоком подтянули её к двери и развернули так, что Рем лежал рядом с дверью головой в спальню. Дверь тоже открывалась внутрь спальни и прижималась ручкой к стене. Вторая дверная ручка была над плечом Рема. Быстро из бельевой веревки Папа сделал петлю, просунул в неё лапу Рема, подтянул верёвку, чтобы петля плотно обхватывала лапу прямо возле ступни и,подняв веревку вверх, подтянул её и  привязал к ручке. Лапа Рема оказалась в вертикальном положении.
   Ногу собаки туго обхватили резиновым медицинским жгутом(он нашелся в медицинской аптечке)ниже верёвочной петли, и в таком положении оставили Рема. Он лежал на спине почти прижатый к двери с поднятой вверх правой передней лапой и открытой раной. В таком положении Мама обработала  рану раствором перекиси водорода. Пока совершались все эти процедуры, он был полностью безучастным, но сознание не терял.
   - Как ты догадался?- спросила Мама, глазами указывая на Рема.
   - Правила оказания первой помощи пострадавшим для остановки кровотечения. Сдавал зачет позавчера, - ответил Папа. Он работал в опасных и вредных условиях труда, где очень следили за соблюдением правил техники безопасности и периодически у всех работников принимали зачеты, чтобы они не забывали и не нарушали эти правила.
   Мысль привязать ногу Рема к дверной ручке пришла ему в голову, когда он увидел эту ручку. Для остановки кровотечения нужно поднять  ногу или руку, из которой течет кровь вверх вертикально. Папа это знал,но как это сделать с ногой собаки, не понимал. Дверная ручка подсказала.
   - Как это случилось? - спросил Папа.
   И Наташа рассказала, как Рем бежал на большой скорости,  и вдруг громко заскулил и заковылял на трёх ногах. Она к нему подбежала, увидела кровь,  осмотрела место – и нашла острый осколок горлышка стеклянной бутылки, торчащий из земли. Рем на него и наступил на бегу со всей силой.
   
   Рем лежал неподвижно, а Папа через каждые десять минут подходил и тампоном из бинта прикасался легонько к ране – промакивал кровь и чуть-чуть ослаблял жгут на ноге.
   Все вздохнули с облегчением и стали ждать. Рем не шевелился, лежа на спине (а эта поза – самая любимая у пуделей; раскинув в стороны передние и задние лапы, они могут долго  проваляться в этой позе). Сколько это длилось, никто не отметил. Уже  поздно ночью тампон из бинта остался сухим после промакивания, а разрез покрылся твердой коркой.
   Тогда Папа засыпал рану порошком стрептоцида(Мама растерла таблетки в ступке), наложили ватный тампон на разрез и забинтовали. А ещё через полчаса полностью сняли жгут (его Папа периодически ослаблял), и отвязали лапу  от дверной ручки.  Рема положили на бок, чтобы раненая лапа была сверху, и так оставили до утра, около двери.
   А утром раньше всех проснулась Мама, и подошла к нему. Он лежал на боку  на том же месте, но – поднял голову и повернул к Маме, когда увидел её. Она поняла, что ему полегчало. Но крови он потерял много. Ему дали попить воды, снова перебинтовали лапу. Поскольку «постельный» режим закончился, его всё равно надо выводить на улицу. На больную лапу наступать нельзя. А выносить на руках...это был уже не тот щенок, которого Мама когда-то нянчила спеленатого, как маленького ребенка. Папа взялся соорудить что-то вроде шинки-костылика и привязать к ноге, но из этой затеи ничего не получилось.
   Нашлась Наташа. Она широкий бинт сложила вдвое, отрезала длинную полоску, получилось что-то вроде косынки, которую надевают на шею человеку и подвешивают раненую руку, согнутую в локте. Подвесив лапу на этой косынке, продели один её конец в кольцо ошейника, куда цепляется карабин поводка, подтянули косынку так, чтобы Рем не смог наступить на раненую лапу, и завязали узлом.
   Рем стоял на трёх лапах. Когда Папа позвал его, он приковылял, пошатываясь и пытаясь наступить на подвешенную косынкой лапу. Ничего не получилось, пришлось ковылять на трех ногах. Он быстро привык, тем более, что на первых порах его поддерживали за ошейник для устойчивости. Дома ему снимали эту перевязь, надевали только для уличной прогулки.
   Мама дала ему поесть, он не съел и половины своей обычной порции. На улицу его вывел  Папа, придерживая за ошейник. Прыгать в ванну, чтобы помыть лапы, он, конечно, не смог бы, поэтому ему надели старые носки и полиэтиленовые пакеты. Получилось смешно, но деваться некуда. Рем попытался освободиться от этой «обуви», но Мама строгим «Нельзя!» запретила. И Рем смирился.  Раз Мама велела, значит так надо. Когда они возвратились, поснимали пакеты и выбросили в мусорный контейнер, сняли носки, протерли влажной тряпкой лапы, и не нужно прыгать в ванну.
   Идя с работы, Мама  купила для него говяжий суповой набор, кусочек говяжьего сердца для восполнения потерянной крови, пару мозговых косточек. Такой на ближайшее время была его диета. И стал он поправляться. Перевязки ему делали два раза в день – утром и вечером. Обрабатывали рану перекисью, присыпали стрептоцидом, потом начали мазать зеленкой.
   Может через неделю, а может, дней через десять рана затянулась,и образовался крупный рубец на месте разреза. Рем потихоньку стал всё тверже становиться на все лапы, а потом и вовсе забыл  об этом происшествии.
       
                6. Папа Рембо и дочка  Деля

   Рембо уже был взрослым, когда его познакомили с «прекрасной дамой». Она тоже была королевской пуделихой, изящной и грациозной, чуть меньше ростом. Они сразу подружились, бегали наперегонки, гонялись друг за дружкой. Рядом с верзилой Ремом она смотрелась, как куколка. Окрас у них был одинаков, только у неё не было белого пятнышка, как у Рема. Звали её тоже женским именем (кличкой) Лиза.
   А через некоторое время она вывела четверых великолепных щенят. Все они были одинаковы, с одним окрасом (цветом шерсти), и без белых пятнышек. Таим образом, потомство Рема и Лизы никаких пуделиных стандартов не нарушило. Пока она их кормила своим молоком, все они были  с ней. А когда немного выросли, месяца через три, двоих щенков – «мальчика» и «девочку» отдали в семью, где жил Рембо. Так он стал папой. «Мальчику» дали кличку  Джим, а «девочка» получила красивое имя – Адель. Но её окликали другими кличками – Деля, Аделина, Делия, даже Аделаида. Когда немного подросла, она откликалась на все. Только Аделью её звали, когда делали выговор, или читали «мораль» за проказы. А проказничать она очень любила.
   Нельзя сказать, что папаша обрадовался своему потомству. Он к Деле и Джиму был абсолютно равнодушен. Понюхал, когда в первые увидел их, и перестал ими интересоваться. Джима дня через два подарили бывшей учительнице Наташи, а Деля осталась с папой Ремом. Папа Рем абсолютно  не возражал, если бы и Делю куда-нибудь увели.
   Не потому, что он был эгоистом. Просто у собак так заведено, что поднимает на ноги щенят их мама. Потом, когда они становятся взрослыми, папа может подружиться со своими детьми, научить их собачьим премудростям, молодые собачки перенимают привычки и навыки у взрослых, опытных собак. А пока они малыши – увольте, господа хорошие, возня с малышнёй -это ваши заботы – так думают все собачьи папы, и не только собачьи. Знаменитый Михайло  Потапыч только в сказке был примерным папашей.А в жизни он оставляет все дела по выращиванию и воспитанию медвежат маме-медведице.
    Пока не подросла,она медленно и смешно ковыляла по полу,делала лужицы,после чего её сразу выносили на улицу. 
    Деля была изумительной собачонкой. Когда Папа наблюдал за ней, ему вспоминалась Нерль из рассказа М.М. Пришвина. Она была такой же любознательной, только гораздо подвижнее. Папа поэтому поводу пошутил:
    - Деля, как электрон. С областью определения, равной площади квартиры. Где она в данный момент находится, определить не возможно. Она заполняла собой всё пространство двухкомнатной квартиры. Только  что была здесь и, кажется, никуда не собиралась, и вдруг в один миг исчезла неизвестно куда. Ей было нужно знать, откуда раздался звук крышки, когда ею накрывают кастрюлю, почему и зачем Катя ушла из зала в свою комнату, почему слегка зарычал во сне папа Рем, и много ещё почему.
   Кроме всех обитателей квартиры, её очень интересовал папа Рем. Она за ним ходила повсюду, путалась под ногами, а когда он ложился отдохнуть, она была тут как тут, своими ещё совсем детскими зубками щипала его за хвост, пробовала уши, пыталась вскарабкиваться ему на бок или на спину, в общем, не давала покоя. Рему это явно не нравилось, он легонько сбрасывал её на пол и уходил от неё подальше. Но она не отставала,  и покидала  своего  папашу,   только когда её звали – поиграть, или дать что-нибудь вкусненькое, или вывести на улицу. Однажды она, что называется, «достала» Рема, и он решил прекратить эти щенячьи шалости – так рявкнул на неё, что она кубарем выкатилась из комнаты и затихла в укромном уголке.
   Пришлось вмешаться Папе. Он взял Делю на руки, сел в кресло, подозвал Рема, дал команду «лежать» и давай читать ему лекцию про маленькихдетей,стыдить:«ай-яй-яй, ну кто так себя ведет, ведь ты же её отец, и так далее». При этом он мягко укладывал Делю ему на спину, её мордочкой щекотал ухо, помещал под бочок, всё время ласковым тоном рассказывал, какая она хорошая. И не давал Рему встать и уйти,  настойчиво повторяя команду «лежать». Такие сеансы принуждения взрослого пуделя не реагировать строго на проделки малышки Дели длились не долго, но повторялись через некоторые промежутки времени. И Рем смирился. Вначале он только позволял ей ползать и кувыркаться на себе, а позже – сам начал играть с ней, осторожно, учитывая её хрупкость и крохотные размеры. Конечно, Деля была в восторге.

    Кормили её из маленькой собственной мисочки, значительно меньшей, чем та, из которой ел Рем.Но её очень интересовало, чем питаются взрослые собаки, и она постоянно совала свой нос в миску Рема. Обычно взрослые собаки очень не любят, когда кто-ни будь мешает им совершать трапезу. Можно и схлопотать. Но в случае с Делей ничего такого не происходило. Во-первых, Рем не давал ей возможности даже заглянуть за край миски с едой, не то, чтобы попробовать, чем его кормят. Она протискивалась между его передними лапами к миске, пытаясь встать на свои задние, а он в это время старательно вылизывал миску с ближнего края, своей мордой блокируя подступы к внутренней поверхности миски. Поёрзав безуспешно между лапами папаши, она оставляла это занятие и заходила с противоположной  стороны. Тогда Рем начинал старательно вылизывать дальние края миски – перед самым носом Дели. Потеряв надежду удовлетворить своё любопытство,  она  убегала к своей миске – утолить голод.
   Росла она не по дням, а по часам, как говорят в сказках. Речь идет не о размерах и росте, это происходило по графику, который установила природа, а по развитию одаренности (есть сейчас такой раздел в науке воспитания человеческих детей).
   Папа невольно вспоминал Пришвинову Нерль и сравнивал. Он предсказывал Адели большое будущее – она была очень умна от природы, очень активна и постоянно училась. Разница между ней и Нерлью была в том, что Нерль многому  училась сама, собственным умом и опытом проходила ту науку, которая потом поможет ей выжить. И у неё учился братец Дубец.
    А у Дели был превосходный учитель – её собственный папаша Рембо – истинный королевский пудель. Она только своим, ещё не развитым умишком поняла, что стать равной взрослому своему папаше, поднять свой социальный  статус до его уровня она сможет легко и быстро, учась у него. Жаль, что у людей не всегда дети учатся у своих родителей, особенно, когда на улице, в школе и по интернету перечеркивается опыт родителей, его  считают устаревшим, а значит -  ненужным. Из-за этого выросшие дети часто получают шишки и другие неприятные сюрпризы, но становится поздно получать от родителей наставления и опыт – их к тому времени, бывает, уже нет.      
   Учеба была простой и необременительной. Рему командовали:
   - Рем, ко мне.
    Деля в припрыжку бежала за ним. Он приходил и останавливался с вопросом в глазах:
    - Я пришел, что надо?
    Деля была рядышком.
    Рему командовали:
    - Сидеть.
    Он послушно садился, Деля тоже садилась рядом. Тут их обоих чем-нибудь угощали для поощрения. Рему угощение было уже не обязательным, а для Дели, как награда вместе с похвалой. Нельзя сказать, что она, как обезьянка, копировала Рема. Нет,Рем показывал на собственном примере, как надо выполнять ту или иную команду,а она  выполняла вместе с ним, и  запоминала команды. Они «работали» по принципу: «делай, как я». Этот  принцип применяется в военном деле, когда старший не может голосом подать команду остальным, он дает отмашку, начинает движение, и все  повторяют его действия.
   Особенно всем нравилось добиваться выполнения команды «Голос». Собаки усаживались рядом, звучала команда. Рем выполнял её беспрекословно, а Деля не могла вначале понять, почему он лает. А лаял он во весь свой «королевский» голос, и получал положенное вознаграждение. Деля опять  не понимала,  почему  папашу угощают, а ей – фигушки. Так Рем пролаял целый день, пока Деля тоже  не  подала  свой  щенячий голосишко,и получила свою порцию похвал и угощения.
   Так  проходили занятия первое время. А дальше с Делей проводили тренировки отдельно в присутствии папы Рема. Он служил живым наглядным пособием для твердого усвоения учебного материала. Примерно через месяц Деля полностью усвоила программу начальной собачьей школы: давала лапу - одну и вторую, выполняла команды «стоять», «сидеть», «лежать», «рядом», «ко мне», «голос», и даже «апорт». Уже меньше тормошила папу Рема.Спали они вместе на своём коврике. Так решила Деля, и Рем не возражал.

   Неизвестно, что эта особа  возомнила о себе, но с некоторого времени ей понравилось…выводить на прогулку папу – на поводке. Уже во дворе после выполнения своих неотложных дел, когда начиналась собственно прогулка, она хватала поводок в зубы и требовала, чтобы его ей отдали полностью. После чего водила папу Рема на длинном поводке.
   Картина получалась довольно забавной: на детском поводке идет крошечная Деля и, держа в зубах длинный «взрослый» поводок, ведёт на нем своего папу. Конечно, она только думает и делает вид, что водит его на поводке.На самом деле он водит всю компанию за собой, а Деля только держится зубами за поводок  .
   Это всегда длилось недолго. Когда ему надоедала на другом конце поводка эта малявка, он резким прыжком вырывал поводок из её еще слабых зубов, она летела кубарем на землю и больше к поводку не прикасалась. Рема спускали с поводка, её тоже, и они оба уже самостоятельно гуляли на воле. Возвращалась Деля в дом часто на руках – заставить её идти своими ногами было невозможно.Упираясь всеми четырьмя лапами, она сопротивлялась изо всех своих силёнок, и только взяв на руки, её можно было угомонить. Но это – первое время. Потом она привыкла и не сопротивлялась, когда её на поводке заводили в подъезд и в квартиру.               
   Между тем время шло. Наступала пора определять Делю. Мама категорически отказалась от идеи, высказанной девочками – оставить её дома, вместе с Ремом. И её можно понять:четверо детей – две ещё не настолько взрослые девочки - школьницы, чтобы полностью доверить им заботу о самих себе,и две собаки,которые тоже требуют участия и заботы. К тому же, в этой квартире обитает волнистый попугай, но о нем в следующем повествовании.
   Пока домочадцы собирались определить Адель в хорошие руки(а они делали это не спеша, без всякой охоты), Деля росла, и ей требовалась уже более серьезная дрессировка,а её Папа решил не начинать – пусть будущие хозяева этим занимаются.
   А когда к ним пришли в гости их хорошие знакомые – мужчина и женщина с восьмилетним сыном, всё решилось само собой. Мальчик, поиграв с Делей,  так был очарован этой малышкой, что тут же стал просить родителей купить такую же ему.  Родители, естественно,  стали рассказывать, что собака – не игрушка, что она – живое существо и требует к себе внимания, а у него занятия в школе. В общем,как обычно отговаривают детей от какой-нибудь покупки.
   Но мальчик был настойчив, а Деля поминутно демонстрировала свои превосходные качества. Невольно разговор зашел о содержании собаки в квартире,о всех плюсах и минусах, даже о запахе. И тут Папа подвел Рема к маме мальчика и предложил понюхать его шерсть. А от Рема ничем не пахло. Кстати, есть выражение – «пахнет псиной». К королевским  пуделям оно не относится. Они не имеют своего собачьего запаха, и иногда пахнут только теми запахами, которые приобретают на улице вместе с теми вредными веществами, которые носятся в воздухе.

   Здесь придется рассказать, как Папа впервые понял, в каком экологическом неблагополучии им приходится жить. Однажды мартовским вечером они всей гурьбой пошли кататься на коньках – на замерзший пруд. Взяли с собой, конечно, и Рембо. Погода была тихая, безветренная и морозная  после дневной оттепели, когда целый день светило уже более-менее высокое солнце.
   Гуляли долго, а когда пришли домой и зашли в квартиру, Мама,помогая девочкам раздеваться, вдруг принюхалась к чьей-то меховой шапке и спросила:
   - Вы что, жгли костер?
   - С чего ты взяла? - спросил Папа.
   Она подала ему шапку и сказала: - Понюхай.
   И Папа понюхал. Шапка пахла густой вонючей гарью. Ею пропахли все, включая и Рембо. Вот тогда Папа сам понял и объяснил всем, что такое смог, откуда он берется, и чем опасен для людей и животных.
   А всё было просто. Жили они в большом промышленном городе, где были металлургические и машиностроительные заводы, и обогатительные фабрики.Днем были видны разноцветные дымы, в тихую погоду устремленные вертикально вверх, а в ветреную – стелятся над крышами домов.
   Днем солнце нагрело так, что начал медленно таять снег, испарившиеся капельки поднялись в воздух и висели там легким туманом, захватывая частички дымов. А вечером после захода солнца стало холодать, подморозило, капельки воды стали замерзать и превращаться в мельчайшие льдинки, а в льдинках – замороженные дымы. Теплотехники это явление называют конденсацией, когда пар охлаждается и превращается в капельки воды. Замороженные капельки тяжелеют и оседают вниз – на землю и на всё, что находится на ней.
   Вот так и попали наши конькобежцы в газовую камеру под открытым небом. Стоит подумать: когда лучше гулять по морозу в индустриальном городе – вечером после захода солнца, или утром сразу после его восхода.
   
   Но вернёмся к собакам. Мальчик так просил и уговаривал родителей, что они уже начали поддаваться его просьбам. И  тогда Мама предложила вопросительным тоном:
   -  А почему вам не взять себе нашу Делю? Всё равно мы собираемся её продать.
   Вопрос повис во всеобщем молчании. И тут взял слово мальчик. Он так страстно и настойчиво стал умолять родителей, что они явно заколебались между «нет» и «да». В конце концов они сдались и уже готовы были переходить то слов к делу, снова выступил Папа. Он сказал:
   - Можно этот вопрос решать не сразу, а постепенно. Пусть мальчик приходит к нам, играет с ней, ему расскажут и покажут, как подавать команды, как выгуливать её на дворе, чем кормить, что ей  можно давать, а что нельзя.
   Родители мальчика и он сам с радостью согласились, и на этом вопрос о дальнейшей судьбе Адели был закрыт. А когда гости ушли, Папа сказал:
   -За это время, пока парень будет возиться с ней у нас, он сам поймёт, нужна она ему, или нет. Соломоново решение.
   На что Мама с легкой иронией ответила: -Да уж.
   «Парень» за неделю всё понял, и решил, что Адель ему очень нужна. И она переехала к ним. Девочки время от времени навещали её и потом рассказывали об  её тамошнем житье – бытье. В телефонных разговорах взрослые обсуждали возникающие вопросы,  успехи дрессировщиков и успехи собачки. Папа однажды побывал у них и приехал довольный – собака была в надежных умных руках и оправдывала его надежды – он опять вспомнил про Нерль М.М.Пришвина.
   А через полгода новые хозяева Адели переехали жить в другой город,и конечно, её увезли с собой. Постепенно связь становилась реже и реже. Только мальчик писал письма и рассказывал об Адели и её жизни, присылал фотографии. Ей оформили необходимые документы, она участвовала в конкурсах и выставках,и бренчала медалями.   
               
                7.Рембо и попугай Петруша
                (Попугай собаке не товарищ)

   Когда королевский, но  ещё  пуделёнок, Рембо попал в эту семью, там уже был волнистый попугай Петруша. Пока Рем был щенком, он как-то не реагировал на присутствие в квартире пернатого,  с длинным хвостом, обитателя. Познакомились они позже, когда Рем уже знал, кто есть кто в этой квартире, и чувствовал свой собственный вес в этом маленьком обществе.
   Отношения у птицы и собаки сразу не сложились. Поначалу Рембо пытался на лету ухватить попугая (а у этой птицы в распоряжении была вся квартира, кроме ванной комнаты и туалета – он туда и сам не залетал), но тот был настолько стремителен и летал на такой  высоте, что пудель ни разу не смог его достать, и оставил эту затею. А Петруша ни капли его не боялся,и даже позволял себе иногда рисковать, пролетая из кухни в гостиную по прихожей   почти над головой – на бреющем полете атаковал сзади и садился на люстру прежде, чем Рембо становился на ноги после прыжка.
   К тому же Петруша умел говорить и, по мнению Наташи и Кати, даже думать.Это, наверное, уже слишком, а там – кто его знает.
   Купили его на рынке, который почему-то назывался Соловками. Там продавалось и покупалось много всего, в том числе и попугаи. Прежде, чем ехать на рынок, Папа прочитал много литературы  о попугаях вообще, и о волнистых в частности. Он знал, как выбрать попугайчика, чтобы научить говорить, как с ним общаться, и ещё много всяких подробностей. За попугаем поехали втроём – Папа и девочки. Становились перед большой клеткой, где была огромная стая молодых попугайчиков (молодняк, как представил их продавец), и стали наблюдать за их суетой, выискивая «своего». Папа обратил внимание на одного птенца, сидящего на жердочке и не принимавшего участия в птичьем гвалте. Он не производил впечатления больного, спокойно сидел и наблюдал за суетой своих товарищей. По окраске он подходил и соответствовал рекомендациям специалистов. Желтая грудка переходила в зеленую шейку и спинку, светло-желтый длинный хвост и крылья с  темными узорами. Клювик своей окраской безошибочно выдавал в нём самца.
   Папе он сразу приглянулся, и он предложил девочкам обратить на него внимание.  Попугайчик время от времени спрыгивал с жердочки, клевал зёрнышки,  и снова усаживался на своё место. Продавец сразу увидел в этой троице покупателей, и мудро не мешал своими вопросами и советами.
   Наблюдатели наконец определились во мнениях,  и решили покупать этого попугая. Осталось выяснить, сколько ему исполнилось дней. Продавец сказал, что ему недели две от роду. Это решило дальнейшую судьбу птицы. Не торгуясь (он  не умел торговаться), Папа заплатил деньги,продавец ловко поймал попугайчика, его  поместили  в картонную коробочку, закрыли, и повезли домой.Дело было зимой,было не очень холодно, но коробочку утеплили снаружи.            
   Дома аккуратно из коробки запустили его в заранее приготовленную клетку со всем необходимым для нормальной жизни попугая. Он осмотрел своё новое жилище, взлетел на жердочку и затих. Клетка стояла у окна на холодильнике. Он был без современной морозильной камеры, поэтому не до потолка.
   - Пусть осваивается, - сказал Папа,  и птицу оставили в покое.
   Когда через некоторое время заглянули на кухню, попугай клевал себе спокойно корм.
   - Будет жить, - сказал Папа.
    Имя ему дали традиционное попугайское – Петруша. Наверно это имя самое легкое для произношения, поэтому и такое популярное среди попугаев.

   Пару дней он сидел неотлучно в клетке, дверца которой была опущена, а на третий день, когда он полностью освоился, клетку открыли, чтобы он мог вылетать из  неё и залетать обратно – первое обязательное условие для того, чтобы он заговорил. Так сказал Папа, вычитав  это в книгах про попугаев. Попугай должен свободно летать по всей квартире.
   Вторым условием является полное отсутствие птичьих голосов. Оба условия были выполнены, и начались занятия.Когда Мама по утрам первая заходила на кухню, она включала свет (была зима и рассветало поздно), снимала с клетки покрывальце, которым её накрывали вечером,когда все покидали кухню и свет выключали, и своим певучим голосом нараспев произносила несколько раз, обращаясь к попугайчику:
   - Петруша, доброе утро!
   Все,кто утром заходили на кухню, точно так же его приветствовали. Он, конечно, молчал. Надо  сказать, клевал он почему-то только просо, все остальные злаки и семечки подсолнечника выбрасывал из кормушки. Любил щипать кусочки морковки и яблока, зажатые между прутьями клетки, чтобы ему было удобно. И все постоянно с ним общались, произнося первые слова:
   - Петя, Петруша, хорошая птичка!
   И еще что-то в этом роде. Он  внимательно слушал, наверно привыкал к человеческой речи.
   Для того, чтобы он выходил из клетки, кормушку с пшеном поместили с наружной стороны открытой дверцы. Чтобы добраться до пшена, он должен был почти полностью высунуться из клетки. Попугаи птицы любопытные. Несколько  раз  попробовав выйти из клетки и забравшись туда обратно, он понял, что это совсем не опасно, за то сколько вокруг пространства!          
   Сначала он спрыгнул на холодильник, потоптался по нему и снова в клетку. Посидел, наверно подумал, снова вышел из клетки на холодильник, с него уже слетел на стол, прошагал по нему к солонке с солью, постучал по ней клювом, вспорхнул на крышу клетки, и там устроился надолго.
   Пока он бродил по столу, Папа, который тихо и неподвижно наблюдал за его похождениями, осторожно кормушку поместил на старое место в клетку. А Петруша спустился с крыши вниз головой, перебирая лапками по прутьям клетки, и зашел в неё. Теперь можно  не беспокоиться за птицу, подумал Папа.
   Сначала Петруша обследовал кухню и все её уголки:попрыгал по подоконнику,где стояли горшки с комнатными цветами, посидел на карнизе, к которому крепятся шторы-занавески. Вылетать за пределы кухни не пробовал. Во время этих  путешествий его стали приручать – снимали кормушку и ставили перед ним на кухонный стол, потом вообще кто-нибудь держал её в руке и подносил нему, при этом всё время разговаривая. Мало-помалу Петя стал даже клевать просо прямо с ладони. Усаживался на ладонь и клевал.Все, конечно, были в восторге от каждого нового успеха.
   А потом он просто стал садиться на ладонь, карабкаться вверх на плечо, или сразу  садился на плечо и сидел там. С Петрушей на плече можно было медленно ходить по всей квартире, он не возражал. Таким способом  он освоил все комнаты, все пространство, свободно вылетал из клетки и возвращался в неё. Закрывали её только когда все уходили по своим делам. Пока никого не было дома,он сидел в клетке безвылазно.

   Случилось так, что Папа заболел, оформил бюллетень, и сидел дома с перцовым пластырем на спине. Попал где-то под сквозняк, и получил сильную невралгию или миозит. И они с Петрушей стали практически неразлучны. Папа почти всё время проводил в кресле, а Петруша – топтался у него на плече,щипал его за мочку уха, щекотал клювом щеку.
 А Папа ему всё время талдычил  «доброе утро".  «Петруша», «Петруша хорошая птичка». Это длилось часами. Через неделю Папа вышел на работу, а ещё через неделю у них были гости, собралась весёлая компания. Мама проходила из кухни в гостиную, её перегнал Петруша,  и в полете громко произнёс: - Пета (или Пеца), - не разберёшь. Это было его первое слово.
   И после этого птицу как прорвало.Он ежедневно пополнял свой словарный запас, стал настоящим говоруном.
   По утрам на кухню, где под покрывальцем ночевал Петруша, заходила Мама, снимала покрывало и говорила:
   - Доброе утро, Петруша.
   Сначала он ей отвечал, четко выговаривая все буквы и нараспев, её голосом. А потом получалось так,что она забывала с ним поздороваться, и тогда он, просунув клюв в щель между покрывалом и прутьями клетки,здоровался с ней. Она, конечно,  отвечала и снимала покрывало. 
Обязательно говорила ему комплименты: «Петруша хороший», «Петруша хорошая птичка», и тому подобное. Ну и отодвигала вверх шторку дверцы, выпуская его на волю. Поначалу он садился ей на плечо, но жар от плиты и запахи готовящейся  пищи(а там был иногда и жареный лук)ему не нравились,и он оставил эту привычку.
   Но говорил теперь без умолку со всеми. Однажды Папа в виде похвалы сказал:
   - Петруша орел.
   Птица поправила: - Петруша птичка.
   Но Папа возразил: - Петруша орёл! – с ударением на слове «орел». А спустя некоторое время все услышали от попугая, что Петруша орел. Хотя и не отрицал, что Петруша – хорошая птичка. Было по-настоящему интересно с ним разговаривать.

   Он много знал слов, иногда произносил их удивительно к месту.
   Например. Папа: - Давай поговорим.
   Петруша, Папиным басом: - Помолчи.
   Папа: - Как хочешь, я не настаиваю.
   Петруша тут же: -Давай поговорим.
   Папа: - Давай. Петруша орел.
   Петруша: - Доброе утро. А разговор происходил вечером.
   Папа: Какое утро, уже вечер.
   А Петруша настаивает:- Доброе утро!
   Папа, соглашаясь: - Ладно, тебя не переспоришь, утро так утро.
   И в ответ слышал от попугая категорическое: - Помолчи.
Несколько раз он услышал от Мамы приказ – из кухни в комнату:
   - Катя, делай уроки.
Это ему очень понравилось, и он стал часто, услышав Катин голос, приказывать Маминым тоном: - Катя, делай уроки.
   Вы можете представить, как это нравилось Кате. Она возмущалась:
   - Каждая птица мне ещё будет приказывать. Оторву хвост, будешь знать!
   Конечно, она не собиралась отрывать ему хвост,  и возмущалась, как говорят, понарошку.
   Он привык прилетать на зов. Сидит в клетке, а ему кто-нибудь громко из спальни:
   - Петруша!
   И он тут как тут, только не спрашивает, зачем звали.
  Он любил с Катей выполнять письменные задания. Она пишет что-нибудь в тетради, а он усаживается на тетрадную страничку и клювом водит по написанным буквам: то ли выравнивает почерк, то ли пытается стереть написанное. Когда это Кате надоедает, она его бесцеремонно смахивает легким движением ладошки, чуть - чуть прикасаясь к грудке или хвосту. И он улетает
   Катя однажды соорудила систему дистанционного управления шторкой дверцы в клетке. Привязала крепкую капроновую нить к шторке, которая поднималась вверх, когда клетку открывали, и нитку через систему разных приспособлений протянула к своему письменному столу. Приходя из школы, она, сидя за своим столом,  подтягивала нитку, шторка уходила вверх, Катя звала:
   - Петруша, - и  он вот он.
Она ему: - Привет!
Он ей: - Доброе утро, - или что-нибудь в этом роде.

   Нельзя утверждать категорически, что  попугаи заучивают слова и, как попугаи, повторяют их к месту или не к месту.Петруша узнавал в лицо всех,с кем собирался беседовать.Имитировал голоса,говорил слова, которые слышал много раз от них
   Например, Папа ему втолковал, что Рем – собака, и он это усвоил. И повторял, когда видел Рема. Все даже опасались,что он когда-нибудь крикнет:- Рем, ко мне! С Папой он говорил басом и без всяких "сю-сю", которыми грешила женская половина. Сколько он знал слов – неизвестно. Дело в том. что рядом с его клеткой был прикреплён к радиорозетке маленький динамик, который вещал круглые сутки с небольшим перерывом после полуночи  до шести утра.
    Петруша его слушал, когда сидел в клетке в полном одиночестве, кое-что запоминал, и потом рассказывал. При этом нёс такую абракадабру, какую даже невозможно запомнить. Обрывки фраз и предложений, нагромождение слов и междометий, собственные вставки, чего там только не было. Причем, некоторые слова обрывал посередине, соединял обрывки двух слов в одно, и бормотал, пока его не отвлекали присутствующие.
   Когда Рем был маленьким щенком, они друг друга как-то не замечали. А когда Рем подрос, его заинтересовала эта говорящая на русском языке птица, он стал внимательнее к нему приглядываться с вполне определенной целью: если не помять, то хоть хвост вырвать.
   Тем более, что Петруша научился лаять голосом Рема, чем вызвал такой переполох, что собаку потом долго успокаивали. Когда Петруше вдруг взбрело в голову громко пролаять «Гав», Рем кинулся искать собаку, оказавшуюся в квартире без его ведома. Он оббегал все комнаты, осмотрел все углы, никого не обнаружил, а когда появился на кухне, Петруша сказал «Гав» прямо перед его носом. Этого  Рем оставить без последствий никак не мог.Он подошел вплотную к клетке, ткнулся в прутья мордой (носом), как раз возле Петруши, и получил от попугая щелчок клювом по носу. Это его взбесило,  и он поднял такой хай, что Петруша кувыркнулся с жердочки на пол клетки.Рема срочно увели из кухни и велели молчать, а Петруша оклемался и снова уселся на жердочке.
   С тех пор Петруша облетал Рема «десятой дорогой», а Рем перестал обращать внимание на его лай. А когда Петруша ему прямо в лицо (морду) заявлял, когда он близко подходил к клетке:
   - Рем собака, - тот как будто не слышал, или делал вид, что не слышал.

   Более-менее мирные отношения были прерваны случаем, когда Папа по-настоящему испугался. Дело было так: Папа сидел в кресле, Рем лежал рядом, когда прилетел Петруша и, как обычно, сел ему на правое плечо и давай щипать за мочку уха. И тут Рем поднялся на ноги, приблизился к Папе вплотную, уставился на попугая и стал дрожать крупной дрожью.Такую злобу в глазах Рема Папа ни разу не видел.Рем дрожал от нервного напряжения, готовый кинуться на птицу.
   Кто его знает,может быть,его взорвала бесцеремонность и фамильярность птицы. Он не мог представить, например,  себя, взобравшегося  на плечо хозяину и покусывать его ухо. Его аристократическая пуделиная натура не могла спокойно наблюдать это безобразие.Папа стал осторожно гладить Рема и все время повторять:
   - Стоять, Рем, стоять!
   Делать резких движений, например, дернуть плечом, чтобы Петруша улетел, было нельзя.Зная молниеносную реакцию Рема, Папа понял, какой опасности подвергается Петруша. Наконец попугаю надоело, он пропищал «Доброе утро», вспорхнул и улетел на кухню. А Папа продолжал гладить и теперь уже хвалить Рема за его выдержку, пока тот не пришел в себя и перестал дрожать.
   Может быть это странно, но после этого случая Рем не обращал внимания на Петрушу, когда он садился кому-нибудь на плечо или на раскрытую ладошку, карабкался по руке и даже садился на голову,что ему категорически запрещалось,  и он моментально получал легкую (не опасную для жизни) затрещину.
   Так было достигнуто мирное сосуществование в одной квартире двух ярких индивидуальностей – королевского пуделя и чересчур говорливого волнистого попугая.

   А потом Петруша лишился своего длинного хвоста. Но Рем здесь абсолютно не при чём.
   Однажды  в дверной звонок позвонил сосед с четвертого этажа и попросил о помощи. Дело в том, что к ним в квартиру через открытую лоджию залетел волнистый попугай, и они не знали, что с ним делать. У них никогда не было никаких птиц и собак. Пришлось  Папе идти на выручку. Он прошел в квартиру соседа и ему показали птичку на оконном карнизе для гардин. Белый попугайчик сидел тихо и настороженно
   - Мы не можем его поймать.
    Папа знал, как это делается. Он попросил у хозяев кусок какой-нибудь непрозрачной ткани в виде детской пеленки или женского платка. Платок нашелся, под карнизом поставили стул, Папа встал на него, и попросил выключить в комнате свет (дело было вечером,и уже было темно). Когда погасили свет, Папа накинул платок на карниз, где сидел попугай и осторожно через платок обхватил попугая ладонью, спрыгнул со стула, попросил включить свет и перенес птицу в заранее приготовленную коробочку, в которой Петрушу принесли домой с рынка. А дома Папа из коробочки спокойно переправил попугая в клетку к Петруше.Так у них стало два попугая.
   Это оказалась самочка. Все знали, что волнистые попугаи говорят, когда поблизости нет других птиц, иначе они стрекочут по-птичьи, прекращают говорить, и от них, как говорят, слова не добьёшься. Бывает, навсегда. Это никого не устраивало, и Папа предложил девочкам срочно писать объявление о прилетевшем попугае с указанием цвета и пола, и расклеить по подъездам их большого дома, в торговом центре, который находился недалеко, и на остановке троллейбуса около их дома.

   Так Петруша получил себе подружку, которой тут же присвоили имя Марфуша. И они начали стрекотать на своем попугайском наречии. Как ни старался Папа заговорить с Петрушей,тот никак не реагировал. Клетка,как обычно,была открыта, Петруша вылетал, звал подружку,но та сидела в клетке безвылазно,как Петруша её не уговаривал. На другой день все ушли по своим делам и не закрыли клетку. А когда пришли девочки и Мама, увидели эту парочку на оконном карнизе. Петруша залетал в клетку и вылетал, звал Марфушу, но та сама не могла попасть в клетку. Приближалась, летала около клетки,и не знала, как в неё попасть. Тогда решили её поймать и посадить в летку. Ловили долго и настойчиво. Поймали. Но оторвали весь хвост, до единого пёрышка. Мама в сердцах назвала её дикаркой и пообещала не выпускать больше из клетки.
   Наступила ночь, все легли спать, а наутро их взорам предстала картина: на жердочке рядышком сидели два бесхвостых попугая. Хвост Петруши в виде отдельных перьев валялся на полу клетки. Мама сразу, и, наверное, справедливо, обвинила во всем дикарку Марфушу. По её мнению, только она могла сотворить такое с Петрушей ночью, когда все спали. Он сам ни разу не вырывал у себя хвост весь целиком. По отдельному пёрышку – да, это у них - попугаев так заведено. Периодически выщипывать у себя перья, и не только хвостовые, но  и пух. Птицы сбрасывают старые перья и пух в санитарных целях. Как происходит линька у большинства зверей.
   А к вечеру того  же дня им позвонили хозяева этой попугайки, прочитавшие объявление, их пригласили в комнату и предъявили Марфушу. Они её сразу узнали, но удивились отсутствию у неё хвоста. Пришлось  рассказать им всю эту историю и успокоить: хвосты у обоих отрастут, и они станут нормальными попугаями. Особенно их удивило то, что Марфуша повыдергала хвостовые перья у ни в чём не повинного Петруши. Соседи также объяснили, что Марфуша всё время сидела в клетке и не летала по комнатам, что случайно вылетела и возвратилась в чужую квартиру.
   Папа снова своим методом поймал Марфушу, её посадили в коробку и унесли к себе домой, поблагодарив Папу и Маму за объявление и заботу об их попугайке.
   Все вздохнули облегчённо, а Петруша сидел, нахохлившись молча и не отвечал, когда к нему обращались. О чём он думал – неизвестно.
   А утром снова встретил Маму своим обычным: - Доброе утро!               
   И заговорил, как прежде. Наташа собрала все его перья и пух, сложила в коробочку, где было уже много его перьев и пуха, которые он ронял раньше. А зимой ей подарили книгу – пособие по рисованию, и там было много о разных аппликациях, в том числе картины  тополиным пухом на цветной и шершавой "бархатной бумаге. И ей пришла в голову идея выложить на этой бумаге портрет   Петруши из его собственных  перьев и пушинок. А если ей приходила в голову какая-нибудь идея, она всеми силами настойчиво старалась её осуществить.
   Она трудилась целый месяц, благо была зима с частыми непогодами, времени было много. И таки вылепила (именно вылепила, потому, что прикладывала пушинки и пёрышки к бумаге и аккуратно прижимала). И лепила она, на самом деле, «из того, что было». Причём с натуры – оригинал вертелся рядом, позировал. Получился настоящий Петруша в полный рост, точь-в-точь, как сейчас называют телепрограмму, где одни артисты копируют других. Нужно отметить, что для этого занятия требуется очень много внимания и терпения – подобрать перышки и пушинки по цвету и размеру, чтобы в копии повторился оригинал со всеми мельчайшими деталями. Но Наташе терпения и прилежания не занимать.
 
   Бумагу с портретом поместили в рамочку под стекло, и готовый портрет показали Петруше. Он сразу оценил талант Наташи – попытался клюнуть свою копию через стекло и...застрекотал по-попугайски.Это была высшая оценка произведения. А у Наташи начались минуты славы.
   Мама принесла портрет на работу и показала всем в лаборатории. Там работали одни женщины, и их восхищению не было предела. Маму  сразу  засыпали вопросами: «это импорт?», «сколько стоит?», «где купила» - обычные дамские вопросы. А когда Мама сказала, что это – произведение её родной дочки, уже не было предела удивлению: «надо же!», «какая умница!», «неужели сама?». Пришлось Маме рассказать всю историю произведения в мельчайших подробностях. Все слушали с интересом и восхищенными репликами.
   А потом родная тётя Наташи выпросила портрет себе (ты себе ещё сделаешь). Наташа, конечно,  не сказала, что повторять портрет больше не будет – это уже будет не творчество,а штамповка, но согласилась и подарила ей Петрушин портрет, сделанный без единой капли клея и без единой детали из посторонних веществ. Папа по этому поводу сказал
   - Как русские зодчие возводили деревянные храмы без единого гвоздя.
   Петрушин портрет с тех пор украшает полку в тёткином серванте за стеклянными дверцами – на видном месте, как в музее. А Петруша на портрете, как живой. Если долго держать рамочку с портретом в руках и изучать его, можно услышать Петрушино: - Доброе утро!– хотя на дворе  вечер. Можно услышать, но для этого нужно воображение. А если его нет, ничего такого не услышишь. Вот, пожалуй, и всё про Рема и Петрушу.