В январе, а может быть весною, а может быть вообще

В январе, а может быть… весною, а может быть вообще… годком, однако, позже?
 
Хвала людям, творящим научно-технический прогресс, неотъемлемой частью которого стал Интернет! Низкий поклон энтузиастам, которые, протаптывая «нейронные» тропинки по Всемирной паутине, без особой корысти наполняют ее хранилища памяти разнообразной информацией, пусть даже противоречивой, с налетом субъективизма, но предоставляя при этом отправные точки для более глубокого ее осмысления. Тем более, что эта информация касается истории и не периода возведения египетских пирамид, а времен, память о котором еще жива в народе.

Эта глава является продолжением предыдущей, о жизни Страны Советов в 38-ом, но для контрастности по сравнению с ней в самом узком диапазоне одного из многочисленных и подобных событий того времени, выбранного автором просто по случаю. Это событие весомо характеризует накал напряжения в стране от реального дефицита времени в принятии необходимых и действенных мер в ожидании неизбежности грядущих испытаний. И это предчувствие в неизбежности наступления дилеммы «быть или не быть» лишь заостряет умы людей и сплачивает их воедино во благо спасения всего, что с такими жертвами и усилиями до этого ими было создано.

К тому же автор раскрывает секреты своей «кухни», как, не выходя из дома и используя блага технического прогресса, можно собрать воедино, казалось бы, разрозненные факты и ненароком подтолкнуть заинтересованного читателя проделать нечто подобное, но уже со своей идеей узнать нечто большее о прошлом своих близких. И этому есть причина: Бессмертный полк сбросил пелену равнодушия с духовности народа и заострил чувство принадлежности благодарных потомков к персональным победоносным деяниям своих славных предков.

Рыская по Интернету в поисках нужной мне информации, как-то обнаружил «Хронологию» Ивана Родионова». Взял этот ресурс на заметку. Знакомясь с событиями 1939 года, я наткнулся на следующий факт, приводимый в «Хронологии»:

«В январе 1939 в Кремле, в Овальном зале состоялось представительное совещание КБ, промышленности и ВВС. А.И. Филин пытался на этом совещании добиться продолжения серии ТБ-7 (АНТ-42), но не сумел и потом из-за того, что спорил со Сталиным, оказался врагом народа.

Есть точное подтверждение, что это было в мае 1939 и не ясно, было ли это на самом деле в январе?

В президиуме И.В. Сталин, В.С. Молотов, К.Е. Ворошилов. Вел Молотов. И.В. Сталин опять не сидел, а ходил. С.В. Ильюшин выступил одним из первых. Говорил о ДБ-3Ф, об инициативе в проектировании нового двухмоторного бомбардировщика и о разработке ЦКБ-55 или как говорил С.В. Ильюшин «летающего танка». Штурмовик не заинтересовал, и основные вопросы были по ДБ-3Ф.

На совещании особое внимание уделялось истребителям и фронтовым пикирующим бомбардировщикам. На создание истребителей дали 8-9 месяцев, на бомбардировщик - год.

Пожалуй, поэтому Л.П. Берия согласился с А.Н. Туполевым и снял задание на четырехмоторный пикирующий».

Никакого труда не составило выяснить тут же, кто такой А.И. Филин. Советский летчик испытатель Александр Иванович Филин (18.01.1903 г. - 23.02.1942 г.), генерал-майор авиации, с 1937 г. начальник НИИ ВВС, арестован 23 мая 1941 г., 13 февраля 1942 г. постановлением особого совещания при НКВД СССР был приговорен к расстрелу, 23 февраля 1942 г. приговор был приведен в исполнение, реабилитирован 26 марта 1955 года. Основанием ареста явились выводы комиссии под руководством наркома обороны Тимошенко, секретаря ЦК Маленкова и заместителя начальника Генерального штаба Ватутина, создание которой было инициализировано требованием Сталина разобраться в несовпадении результатов испытаний новой летной техники, проводимых разными ведомствами и трением между НИИ ВВС и ведущими авиаконструкторами по этому поводу.

Подробности упомянутого раннее совещания в Овальном зале и его последствия нахожу в мемуарах конструктора Яковлева «Цель жизни», размещенных в электронной библиотеке «Военная литература» (Милитера).  Из главы «Война у порога» читаем:
«В начале 1939 года правительством было созвано большое совещание. В Овальном зале Кремля собрали всех, кто проявил себя как авиационный конструктор или изобретатель, кто за последнее время вносил какие-нибудь предложения по авиации. Как одного из конструкторов отечественных спортивных самолетов пригласили и меня. Первый раз принимал я участие в таком ответственном правительственном совещании.

Некоторые конструкторы пришли сюда со схемами, чертежами самолетов и авиационных двигателей, с многочисленными диаграммами. В числе приглашенных кроме работников авиационной промышленности были также инженеры и летчики Военно-Воздушных Сил.
Среди присутствующих находились народный комиссар авиационной промышленности М. М. Каганович, конструкторы В. Я. Климов, А. А. Микулин, А. Д. Швецов, С. В. Ильюшин, Н. Н. Поликарпов, А. А. Архангельский, начальник ЦАГИ М. Н. Шульженко и многие другие.

В президиуме — И. В. Сталин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов. Совещание вел Молотов. Он вызывал конструкторов по заранее составленному списку. Каждый должен был рассказать, над чем работает, посвятить в свои планы на ближайшее будущее.

Один за другим выступали конструкторы. Сталин в это время расхаживал по залу, курил трубку и как будто не принимал никакого участия в совещании, погруженный в свои думы. Однако время от времени он вдруг подавал какую-нибудь реплику или задавал вопрос, свидетельствовавший о том, что он очень внимательно прислушивался ко всему, что говорилось.

Мне запомнилось, что начальник НИИ ВВС Филин настойчиво выступал за широкое строительство четырехмоторных тяжелых бомбардировщиков ПЕ-8. Сталин возражал: он считал, что нужно строить двухмоторные бомбардировщики ПЕ-2 и числом побольше. Филин настаивал, его поддержали некоторые другие. В конце концов, Сталин уступил, сказав:

— Ну, пусть будет по-вашему, хотя вы меня и не убедили.

ПЕ-8 поставили в серию на одном заводе параллельно с ПЕ-2. Вскоре, уже в ходе войны, к этому вопросу вернулись. ПЕ-8 был снят с производства, и завод перешел целиком на строительство ПЕ-2. Война требовала большого количества легких тактических фронтовых бомбардировщиков, какими и были ПЕ-2.

Неожиданно Молотов назвал мою фамилию. Я никак не предполагал, что придется выступать перед такой авторитетной аудиторией, перед руководителями партии и правительства. Но делать было нечего, пришлось… рассказать о своих работах по учебно-тренировочным самолетам, а также высказать мнение о причинах отставания нашей авиации. Я искренне рассказал о том, что знал и что думал.

В ходе совещания возник вопрос о секретности. Не просачиваются ли сведения о нашей авиации за границу? Как сохраняется государственная тайна в научных учреждениях?

Вдруг Сталин спросил:
— А как обстоит дело с этим в ЦАГИ? Кто у нас начальник ЦАГИ?
— Шульженко. Он здесь присутствует, — ответил нарком Каганович.
Бледный от волнения, Михаил Никитич Шульженко поднялся с места. Сталин погрозил ему пальцем:
— Имейте в виду, вы за это отвечаете.

В конце совещания нас еще раз призвали к тому, чтобы каждый обдумал создавшееся положение и, не стесняясь и ничем себя не ограничивая, внес свои предложения по обсуждавшимся вопросам.

Участие в кремлевском совещании взволновало не только меня, но и весь наш небольшой тогда коллектив…

...Вскоре конструкторов, ранее присутствовавших на совещании в Овальном зале, вновь пригласили в Кремль — теперь уже для обсуждения практических вопросов работы каждого.

В большой приемной собрались не только ветераны самолетостроения, но и конструкторская молодежь. Здесь были Лавочкин, Гудков, Горбунов, Ильюшин, Флоров, Боровков, Таиров, Шевченко, Пашинин, конструкторы-мотористы Климов, Микулин, Швецов, всего человек двадцать — двадцать пять. С волнением ожидали мы вызова, на этот раз беседа велась с каждым в отдельности.

Александр Николаевич Поскребышев, секретарь Сталина, время от времени заходил в приемную и вызывал по списку приглашенных. Наконец настала и моя очередь. Я приготовился к разговору заранее, так как имел уже поручение Сталина подумать над возможностью постройки в нашем конструкторском бюро истребителя с мотором Климова.

В кабинете кроме Сталина и наркома М. М. Кагановича были Ворошилов, Молотов и кто-то еще из членов Политбюро, не помню кто, а также заместитель начальника ВВС Филипп Александрович Агальцов.

Сталин спросил меня:
— Ну, как, надумали делать истребитель с двигателем Климова?
— Да, я связался с Климовым и получил все данные о его двигателе. Мы детально проработали вопрос, и наше конструкторское бюро может выступить с предложением о постройке истребителя.

Я назвал летные данные будущего истребителя: скорость, потолок и дальность полета…
— Это хорошо... — ответил Сталин, в раздумье расхаживая по кабинету. — А знаете ли вы, — спросил он, — что мы такие же истребители заказываем и некоторым другим конструкторам и победителем станет тот, кто не только даст лучший по летным и боевым качествам истребитель, но и сделает его раньше, чтобы его можно было быстрее запустить в серийное производство?
— Я понимаю, товарищ Сталин.
— Понимать мало. Надо машину сделать быстрее.
— А какой срок?
— Чем скорее, тем лучше. К новому году сделаете?
— … раз надо — сделаем обязательно. Но разрешите задать один вопрос? Вот пригласили сюда десятка два конструкторов, и каждому дается задание. Разве стране нужно столько истребителей и бомбардировщиков? Разве возможно будет все их запустить в серийное производство?
— Мы и сами прекрасно знаем, — ответил Сталин, — что столько самолетов нам не нужно. Но ведь из всех самолетов, дай бог, получится пять-шесть таких, которые будут годны для серийного производства. А такое количество новых самолетов нас не смущает.

Так побеседовали со всеми приглашенными. Каждый получил задание. Мы разъехались по конструкторским бюро возбужденные, заряженные духом творческого соревнования, с твердым намерением победить своих «соперников».

Установить, когда случилось описываемое событие: в январе или в мае 1939 года, по данным источникам так и не удалось и я продолжил поиск.

В Сети обнаружилась работа Волкова А. А. «Советская авиапромышленность и ВВС РККА в период репрессий - 1939 г.», из которой явствует, что «… 9 мая 1939г (13 мая по воспоминаниям В.Б. Шаврова, но он на совещании не присутствовал) в Кремле, в Овальном зале состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП(б), посвященное дальнейшему развитию самолетостроения. На заседание были приглашены более 100 человек, авиаконструкторы: С.В. Ильюшин, А.С. Яковлев, А.А. Архангельский, В.Ф. Болховитинов, М.М. Пашинин, В.И. Беляев, В.П. Яценко, Н.Н. Поликарпов, В.Я. Климов, А.А. Микулин, А.Д. Швецов, начальник ЦАГИ М.Н. Шульженко, руководящие работники НКАП и директора заводов: М.М. Каганович, М.В. Хруничев, П.В. Дементьев, Ю.Б. Эскин, А.Б. Шенкман, командиры, летчики и инженеры ВВС РККА, руководство и летчики-испытатели НИИ ВВС. В президиуме были И.В. Сталин, В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов. Вел совещание Молотов, приглашая выступающих по составленному списку…».

Из этой же статьи натыкаюсь еще на одного фигуранта этого события – это летчик-испытатель НИИ ВВС П.М. Стефановский.  Моментально обнаруживаю его воспоминания «Триста неизвестных» из Милитеры. Из главы «На кануне» читаем:
«Состоянию авиационной техники было посвящено специальное совещание Центрального Комитета нашей партии. В Кремль пригласили высшее руководство Военно-Воздушных Сил и Наркомата авиационной промышленности, отдельных ведущих работников Научно-испытательного института ВВС, в том числе и меня. На совещании присутствовал И. В. Сталин. Нас попросили охарактеризовать нашу авиацию, и прежде всего, конечно, военную.

На таком исключительно авторитетном совещании, преследовавшем огромнейшие общегосударственные цели, мне довелось быть впервые. Внимательно, стараясь не пропустить ни одного слова, слушал я выступавших товарищей. Слушал и не всегда верил своим ушам. Речи вызывали недоумение, даже возмущение. Ораторы без конца восхваляли наши самолеты, которые якобы по всем статьям являлись самыми лучшими в мире, проявляли крайнюю беспечность в оценке новинок зарубежной авиатехники, а следовательно, и выводы на будущее делали не совсем правильные. Особенно радужными и оптимистичными были речи командиров, воевавших в Испании и Монголии. Я не выдержал и попросил слова. Вначале старался говорить хладнокровно, но потом разошелся и начал резать правду-матку.

Ведь что получалось? Если виднейшие авиаторы страны с восхищением отзываются о наших самолетах перед самим Сталиным, перед Политбюро, значит, беспокоиться об авиации, ее дальнейшем развитии нет нужды — все достигнуто, иностранцы оставлены позади, наши воздушные границы на самом надежном замке и, коль враг посягнет на СССР, советские бомбардировщики нанесут по нему всесокрушающий удар.

Мое выступление прозвучало полным диссонансом в хоре предыдущих ораторов. Я говорил главным образом о недостатках, о неиспользовании в самолетостроении новейших прогрессивных металлов, особенно об отставании авиационного моторостроения, слабостях нашего самолетного оружия, о многих изъянах в конструкциях и самих принципах конструирования вспомогательного специального оборудования самолетов. В заключение высказал пожелание — максимально наращивать усилия в области совершенствования родной авиации, дабы не оказаться отстающими в будущих вооруженных столкновениях с капитализмом.

Мое, может быть, несколько запальчивое, но искреннее выступление длилось сорок минут, что, как мне позже разъяснили, считалось совершенно недопустимым на таком ответственном совещании. Я видел, что присутствующие, и особенно те, кто говорил до меня, были по меньшей мере шокированы. Однако меня никто не прерывал.

И. В. Сталин тоже не проронил ни слова. Как выяснилось много позже, мое резкое выступление ему не понравилось. Он поручил К. Е. Ворошилову лично поинтересоваться, что представляет собой столь «пылкий оратор-летчик». Климент Ефремович незамедлительно вызвал к себе моего непосредственного начальника комбрига И. Ф. Петрова и прямо спросил, чем «дышит» летчик-испытатель Стефановский. Иван Федорович присутствовал на совещании, он откровенно ответил, что полностью согласен со мной, считает мое выступление правильным.

Климент Ефремович доложил о своем разговоре с И. Ф. Петровым И. В. Сталину, и у того резко изменилось мнение обо мне. Позже мне приходилось не раз выступать в присутствии И. В. Сталина и говорить о недостатках нашей авиации. Прямоту суждений он воспринимал уже без тени раздражения и предвзятости».

Из вышеприведенных воспоминаний, меня смутило следующее: «…Особенно радужными и оптимистичными были доклады некоторых командиров ВВС, воевавших в Испании и Монголии…».

О каких событиях в Монголии шла тогда речь? Может быть, летчик Стефановский имел виду Китай? Ну, а если все же Монголию, то это явно вооруженный конфликт с японцами на Халхин-Голе 1939 года, который начался 8 мая и закончился аж 16 сентября. Тогда совсем не понятно, когда состоялось это совещание в Овальном кабинете? А может это была череда подобных совещаний, на что указывает, к примеру, кто был инициатором этих совещаний: «…в Овальном зале состоялось представительное совещание КБ, промышленности и ВВС»; «Состоянию авиационной техники было посвящено специальное совещание Центрального Комитета нашей партии»; «В начале 1939 года правительством было созвано большое совещание…».

Да и в «Хронологии» Ивана Родионова за май 1939 года есть по этому поводу две записи:
«9 мая 1939 г. было большое совещание работников авиапромышленности. Был и С.В. Ильюшин и А.С. Яковлев, М.Н. Шульженко (ЦАГИ), П.В. Дементьев, Н.Н. Поликарпов, С.А. Кочеригин, П.О. Сухой М.В. Хруничев, Ю.Б. Эскин, М.Б. Шенкман, А.А. Микулин, В.Ф. Болховитинов, В.И. Беляев, В.П. Яценко, М.М. Пашинин …

13 мая 1939 по воспоминаниям В.Б. Шаврова в Кремле у И.В. Сталина состоялось совещание по бомбардировщикам. Кроме руководства было 30-35 конструкторов, военные во главе с А.И. Филиным, всего около 100. Было единственным за последние 1.5-2 года. Ничего не утверждали, только обсуждали в коротких выступлениях и отвечали на вопросы И.В. Сталина. Того интересовал один вопрос - скорость, а других - как не уменьшить объем производства. Все обещали. А.А. Архангельский и С.В. Ильюшин – 450 км/час с оговорками при установке новых моторов. А.С. Яковлев - молчал, так как уже до этого был отмечен за 520 км/час. Во время выступления С.В. Ильюшина Сталину принесли модель (самолета) «Сталь-7», он взял ее в руки и сказал, что у машины скорость - 560 км/час. С.В. Ильюшин смешался, но закончил. Сталин не угомонился и понес модель в конец зала, где сидел и куда вернулся С.В. Ильюшин, поставил на стол и сказал: - «Вот поучитесь». На этом же совещании А.И. Филин вновь отстаивал ТБ-7 (АНТ-42), а Сталин говорил, что не убежден. На следующий день М.М. Каганович поехал на 124 завод и распорядился ТБ-7 с серии снять, а оснастку - разрушить и выбросить на свалку.

Это не соответствует отчету 124 завода, согласно которому решение о снятии с производства пришло в сентябре-октябре 1939 г.

По В.Б. Шаврову А.И. Филин доказывал целесообразность АНТ-42 (ТБ-7), а Сталин три раза говорил - «Я не убежден».

Не ясно, действительно ли первый раз это (совещание) было в январе или было всего один раз – в мае?

Интересно, что сравнительно простой с общемировой точки зрения ТБ-7 (АНТ-42) оказался слишком сложным для советской авиапромышленности. Об этом свидетельствуют как длительность испытаний, так и малые объеме производства. Машины была нужной, но непосильной и, пожалуй, Сталин был прав, постоянно стараясь ее с серии снять».

И для полноты картины приведу ряд выдержек из статьи ветеранов НИИ ВВС П.С. Лешакова, А.А. Польского и Н.В. Якубовича под названием «Горькая судьба испытателя» от 27 января 2010 года, которая была размещена в интернете:

«В 1937 году А.И. Филина назначили начальником НИИ ВВС (впоследствии Государственный Краснознаменный научно-испытательный институт ВВС им. В.П. Чкалова, ныне Государственный летно-испытательный центр – ГЛИЦ Минобороны РФ). Высокая компетентность Александра Ивановича во всем, что связано с испытанием самолетов, была чрезвычайно ценна при определении лучших из них для запуска в серийное производство, а также при определении перспектив и оценке тех или иных новшеств для будущего развития авиации.

Обладая инженерными знаниями, мастер летного дела А.И. Филин, прежде чем ставить свою подпись под словом «Утверждаю» на акте испытаний, каждый самолет облетывал сам…

Даже в условиях массовых репрессий в 1930-х годах Филин был, как всегда, неуступчив и требователен, когда дело касалось Военно-воздушных сил. В 1940 году НИИ ВВС были предъявлены новые истребители конструкции А.С. Яковлева, С.А. Лавочкина и А.И. Микояна. Несмотря на то, что эти самолеты еще имели большое количество изъянов и на них отсутствовало оборудование, необходимое для боевого применения, А.И. Филин оперативно организовал их испытания. Одновременно требовал устранять выявленные дефекты.

Александр Иванович принципиально и смело высказывался по вопросам развития авиации на самом высоком уровне. В результате осмысления итогов воздушных боев в Испании, Китае и Монголии Филин выдвинул концепцию, согласно которой самолет с самыми лучшими летными данными может обеспечивать эффективное выполнение боевых задач только при наличии двусторонней радиосвязи, приборов для полетов в сложных и ночных метеоусловиях и другого специального оборудования…

7 мая 1941 года на большом совещании командования РККА в Кремле отчет о состоянии Военно-воздушных сил делает генерал-майор авиации Филин. Без оглядки на президиум, в котором находились герои Гражданской войны – Ворошилов, Тимошенко, Буденный, Кулик, а за их двумя рядами прохаживается Сталин с давно погасшей трубкой в руке, Александр Иванович бросает в зал слова суровой правды: «Невозможно понять, что происходит: немцы всю весну безнаказанно, нагло летают над нашей территорией, а наши ВВС как бы не замечают этого! Новые самолеты недопустимо медленно передаются на испытания и тем более в производство... И уж совсем черепашьими темпами осваиваются летным составом! Еще хуже то, что некоторые авиаконструкторы пытаются ставить на серию «сырые», явно недовведенные самолеты».

Совещание продолжается. А.И. Филин перечисляет достоинства бомбардировщика Пе-8, и это в момент, когда создатель его – В.М. Петляков – уже в тюрьме! И слышит реплику вождя: «А вот некоторые военные считают, что такой самолет нам не нужен!» На что со свойственной ему прямотой Александр Иванович роняет в затихший зал: «Вы не правы, товарищ Сталин! Без такой машины нам не выиграть большую войну с сильным противником!»...

Вскоре Сталину становится известно, что при испытаниях истребителя МиГ-3 в НИИ ВВС получена меньшая дальность, чем в ходе специально организованного перелета Москва – Ленинград. Раздосадованный этим, вождь распорядился создать для расследования причин комиссию под руководством секретаря ЦК Г.М. Маленкова и наркома обороны.

Эти люди, естественно, были далеки от понимания тонкостей летных испытаний. Комиссия проигнорировала, что при перелете Москва – Ленинград МиГ-3 был оборудован дополнительным прибором, который позволял летчику выдерживать оптимальный режим работы двигателя…

Сыграли роль и жалобы главных конструкторов на Филина: дескать, он занижает данные испытуемых самолетов. Ему ставилось в вину и то, что новые истребители, в том числе Як-1, были запущены в серийное производство без проведения войсковых испытаний, хотя на их проведении в действительности настаивал именно Филин.
Филин, как и арестованный генерал-полковник А.Д. Локтионов, бывший заместитель наркома обороны по ВВС, выстоял и не признал своей вины перед Родиной.

Чудовищно, но Александра Ивановича Филина вместе с рядом руководителей ВВС расстреляли 23 февраля 1942 года – в День Красной Армии. К тому времени справедливость его жестких требований к испытуемым самолетам была со всей очевидностью подтверждена на фронтах Великой Отечественной войны...»

Люди, задействованные в этих событиях, крупные профессионалы своего дела. Но, какими бы они не были профессионалами, они не перестают оставаться просто людьми… грешными, и далеко не святыми… Добровольно или по принуждению они взвалили на свои плечи политические, организационные, технические составляющие в решении проблем, возникших перед Страной Советов перед неизбежным глобальным переделом мира. Но, когда технические или организационные вопросы начинают решаться политическими методами, когда бы это не случалось - это неизменно приводит к перекосам в человеческих отношениях, влияющих на судьбы, особенно людей прямых и принципиально отстаивающих свою правоту по нутру своему. Но их добровольная жертвенность не прошла даром, ибо положена была не на алтарь политических интриг, как нам представляют нынешние конъюнктурщики, а вложена в суть техники, которая подчиняется совсем другим законам, к примеру, аэродинамики, механики, сопромата, подкрепленные всегда математикой, а когда и она бессильна, то и экспериментами, результаты которых опять-таки подведены будут под туже математику.
 
По этому поводу, дабы читатель накрапанное мной воспринял уже на бытовом уровне, приведу пример из своей жизни. Вспоминаю свою трудовую деятельность как раз после окончания института в конструкторском бюро отдела капитального строительства одного предприятия, добывающего боксит.
 
Директор занялся самостроем: для своих работников возводил на сэкономленное малосемейное общежитие по типовому проекту. Честь и хвала ему за заботу о людях!

А шел 1982 год.

Пришло время, и уже глубокой осенью, собрались подводить к общежитию теплосеть. Но как выяснилось, что диаметр имеющихся в наличии для этого труб оказался гораздо больше, чем диаметр труб существующей теплосети, к которым предназначено присоединиться. На оперативном совещании на строящемся народном объекте об этом я поставил в известность директора, объяснив, что если воспользоваться имеющимися трубами, то отопить общежитие будет не возможным, так как упадет в системе давление и в следствии чего при низкой скорости воды в системе она попросту остынет и отопительные батареи всегда будут холодными. На что снабженец заявил, что согласно… закону сообщающихся сосудов, все будет нормально… Директору только и надо было подобное услышать и другие аргументы, какими бы они не были научными и для специалистов очевидными, его уже не интересовали. Трубы были уложены, горячая вода была в систему пущена, люди в малосемейку заселены, но, когда наступила зима, увы, все промерзло. А мне пришлось увольняться… Но это случилось сорок одним годом позже после совещания в Овальном кабинете… да и директор бокситового рудника…ох…далеко не Сталин, и в некоторых вопросах несведущ, что никак не скажешь о лидере Страны Советов того периода. Но система через 40 лет продолжала жить и «здравствовать»! Да и товарищ Сталин по отношению «отработанного материала» никогда особо не церемонился.  Товарищ Сталин потребовал разобраться, почему показатели перелета испытуемого самолета из Москвы в Ленинград оказались выше показателей при испытании этого же продукта НИИ ВВС… и исполнители его воли, как всегда перестарались…

Целью этих двух глав была попытка окунуться самому в то далекое и неоднозначное время и довести до читающего атмосферу общего через частное, дать прочувствовать напряжение текущего момента и понять, что делалось все возможное и не возможное перед войной, сталкивались лбами светлые умы, дабы выжить из них все возможное, и не щадился никто в стремлении добиться главного – быть перед неизбежным ко всему готовыми.  Именно на этом фоне калейдоскопа международных и внутрисоюзных событий, случившихся в 1938 - 1939 годах, в Монино и Воронеже начиналась и стала развиваться история 53-го и 42-го дальнебомбардировочных авиационных полков, сыгравших в дальнейшем определенную роль в истории Дальней Авиации ВВС РККА, след от которой пытаюсь восстановить.