Ты одна мне несказанный свет

ТЫ ОДНА МНЕ НЕСКАЗАННЫЙ СВЕТ

«Уходят наши матери от нас не сразу, нет,
Нам это только кажется, что сразу.
Они уходят медленно и странно,
Шагами маленькими по ступеням лет».
Евгений Евтушенко


Не знаю, в каких ещё сёлах, деревнях и посёлках в мае месяце 2019 года почти полностью яблони отказались цвести и не радовали своим чудом – яблоневым, белоснежным цветом, порой с чуть розоватым вкраплением и тончайшим запахом цветов яблоневого сада, а в Огарёво-Почково – яблони не цвели. Я, конечно, не садовод, не ботаник и не обладаю какими либо научными или даже околонаучными знаниями о тайнах жизни растений, но для меня не цветущий, пустой яблоневый сад показался каким-то предзнаменованием, предупреждением о чем-то неприятном, но неизвестно-неизбежном. А не потому ли яблони не цвели этой весной, что последний человек, который сажал эти яблони - моя мама, Мария Сергеевна, занемогла в начале поры цветения яблонь и умерла 28 мая 2019 года. Мне кажется, что яблони, таким образом, выражали свою скорбь о том, что последний радеющий о них всю жизнь человек, навсегда оставил их: они же оказались сиротами - папа умер раньше, 23 ноября 2016 года. И вдруг их никого не осталось, а сад остался, как живая память. Эти мои наблюдения за садом и печально-скорбные рассуждения, конечно, больше похоже на фантазии с примесью мистики, но мне от того, что сад, как бы предвидел печальные страницы нашей жизни, стало легче переносить потерю мамы – скорбим ведь не только мы, родные и близкие, но и те яблони, что посадили и взрастили родители своими руками и сердцем.


Мама родилась здесь же в Огарёво-Почково в молодой семье Тимохиных Сергея Ивановича и Елизаветы Филипповны, в девичестве Лариной. Произошло это радостное для молодых событие 25 сентября 1923 года. Девочку назвали Марией. Здесь весьма уместно познакомить читателя с родителями Марии.
Доподлинно известно, что прародителями рода Тимохиных является Тимохин Иван Александрович, дедушка Марии, которого все звали тятей, и Кирюхина Мария Лукьяновна, бабушка Марии. У них было шестеро детей.
Сергей был третьим ребенком. Родился он 20 января 1902г. В 1922 г он женился на Лариной Елизавете Филипповне. 26 октября 1924 г Сергей был призван на срочную службу в армию. Служил он на Украине в отдельном саперном эскадроне шорником. После срочной службы в армии он пришел домой, и 7 октября1929 г у Сергея и Елизаветы родилась вторая дочь Нина.
Когда проводили коллективизацию, им пришлось вступить в колхоз, где Сергей Иванович вскоре стал бригадиром полеводческой бригады, и Мария уже тогда стала помогать отцу, составлять отчеты о работе и заполнять табели.
В сентябре 1941г его забрали на фронт, но попал он в Саратов, а вскоре возвратился домой. Пробыл дома совсем немного, и в конце октября его забрали опять. Уходя на фронт, он наказывал жене: «Лиза, зерна у нас много. Зерно ни за что не продавай и не меняй, тогда вы выживете». А в сентябре 1942 года Сергей Иванович пропал без вести.


Со стороны мамы Марии, её дедушка Ларин Павел был слугой у помещика, имел красивый голос и музыкальный слух, хорошо пел. Барин его любил и обещал привести ему невесту певунью. Обещание он выполнил – привез ему девицу певунью из города Козлова. Звали невесту Прасковья. Возможно, девица была взята из знаменитого хора, который организовал в Козлове известный хоровой дирижёр князь Юрий Николаевич Голицын. Стали Павел и Прасковья мужем и женой и на досуге услаждали усадьбу прекрасным пением. Вскоре родился сын, и нарекли его Филиппом. Пришло время, и он женился на Фильцевой Марфе Ивановне, и народилось у них семеро детей.


Пятым ребенком была Елизавета. Она родилась 30 августа 1899 года.
После замужества Елизавета с мужем Сергеем вели единоличное хозяйство и числились в середняках. В колхозные годы она ухаживала за курами на птичнике; трудилась в полеводческой бригаде: жала серпом рожь, пшеницу, овес в бескрайних колхозных полях; работала на сенокосе в заливных лугах, причем на поля и в луга ходили пешком, туда и обратно по 5 – 10 километров в день.
Сохранилось пенсионное удостоверение, выданное Тимохиной Елизавете Филипповне колхозом «Шаг в коммуну», где значится: среднемесячный заработок - 24 рубля, а пенсия - по нынешним временам смешно сказать - 12 рублей. Но это правда и горькая, правда. Людям, вынесшим коллективизацию, жестокую войну, потерявшим кормильца, прошедшим восстановление разрушенной страны платили пенсию в 1965 году в 12 рублей. Я, в то время студент 2 курса Рязанского радиотехнического института, получал стипендию в 45 рублей; почти в четыре раза больше пенсии своей бабушки, вынесшей на своих плечах такие огромные тяготы жизни, воспитавшая и выучившая без мужа двух дочерей, воспитавшая пятерых внуков. Ох, как это несправедливо и обидно!


К началу войны Мария закончила 10 классов и в день начала войны 22 июня родители хотели отправить её учиться в город Ростов-на-Дону к тете Пелагее. Папа заранее сколотил Марии чемодан из фанеры, уложили в него немудрёные  вещи, сели на телегу ехать в Сасово; и тут проскакал по селу на лошади рассыльный, истошным, уже охрипшим голосом крича, что началась  война. Когда все понемногу улеглось, на семейном совете решили отправить Марию учиться в ремесленное железнодорожное училище, которое находилось в Сасово. Приехав в училище и увидев девушек в промасленной одежде, она категорически отказалась там учиться – что я такая всю жизнь буду ходить в грязной одежде. Вернулись домой.


Вскоре, ближе к осени, к ним домой прискакал опять рассыльный, сказав, что Марию просят прийти завтра в правление колхоза. Всю ночь она терялась в догадках, зачем это её приглашают в правление, так ничего и не придумала. Наутро пошла к дедушке за советом, что ей делать. Иван Александрович сказал, раз вызывают, значит нужно идти. Наутро придя в правление, она застала там главного бухгалтера Панина Максима Иванович, счетоводов Сикачёву Анну Петровну, Семёнову Анну Яковлевну и кассира Серёгина Василия Васильевича. Максим Иванович сказал, что его забирают на фронт, и потому предлагает ей работать в бухгалтерии счетоводом вместо Сикачёвой Анны Петровны, которую он назначил после себя главным бухгалтером.


Это предложение оказалось полной неожиданностью, она растерялась и, сказав, что она подумает, и бегом побежала домой, по дороге думая, как это она пойдет в счетоводы, когда и на счетах-то она считать не умеет. Родители были на работе; дома оказался только дедушка Иван Александрович. Ему она и рассказала о приглашении работать в бухгалтерии и своих сомнениях. Дедушка не раздумывая, сказал: «Раз приглашают – иди, а на счетах считать тебя прямо сейчас и выучу», - направляясь в сарай. Пробыв недолго в сарае, он вышел оттуда со счетами и в руках. «Вот смотри, если надо прибавить к одному числу другое  передвигаешь столько колесиков, к какому числу надо прибавить, потом к ним прибавляешь ровно столько колёсиков, как второе число – сколько всего колесиков получилось - вот тебе и сложила два числа. Делить и умножать я и сам не умею, там тебя научат быстро, так что – иди и не сомневайся».
Проведя от волнения бессонную ночь, наутро 7 сентября 1941 года она в первый раз пошла на работу счетоводом в правление колхоза «Шаг в коммуну», да так и осталась там на всю жизнь работать счетоводом до самой пенсии. Забегая вперёд, скажем, что со многими председателями колхоза ей довелось работать, то были: Куренков Фатей Емельянович, Синёв Иван Яковлевич, Васюков Григорий Иванович, Фокин Александр Максимович, Васиндин Иван Иванович, Грибков Валентин Федорович, Рыбин Алексей Васильевич, Амелин Иван Александрович, Аверкин Василий Гаврилович, Маляров Владимир Иванович, Шевлягин Анатолий Павлович.

Позднее, в мае 1942 года кассир Василий Васильевич Серёгин сказал, что ему пришла повестка,  и он перебрал всех кому же доверить кассу, но кроме Марии доверить кассу никому не может – она стала исполнять еще и обязанности кассира.


Изначально, когда Мария впервые переступила порог правления колхоза, оно находилось во второй, северной, половине дома Ежикова Бориса Федоровича, будущего мужа Марии, который в то время учился в Кадомском педагогическом училище, а затем, после окончания училища, работал в детском доме. Проработал он там недолго. Он был вынужден оставить работу в детском доме, так как у него на пятках росли шипы, и ему приходилось ходить на костылях. В 1942 году он приехал в Огарёво-Почково в свой дом и стал работать табельщиком в колхозе. Здесь будущие муж и жена второй раз повстречались.
Впервые они встретились ещё в начальной школе, где проучились вместе до седьмого класса.


Когда время уже достигло возраста «невесты на выданье» за Марией вдруг стал ухаживать тот одноклассник Борис, ставший теперь молодым  учителем математики, уже Борисом Федоровичем. И неспроста он стал ухаживать  – сложилось это так. Однажды Бориса попросила зайти к ней Шестерова бабушка Дуня. Он собрался и пошел к ней, хотя и трудно ему было идти на больных ногах. Встретила баба Дуня его хорошо и, поговорив о том, о сём, сказала, что ему пора жениться, и она предложила ему взять в жёны Тимохину Марию - она очень трудолюбивая девушка, умеет вести хозяйство. Запал в душу Бориса тот разговор. Пришел он домой и стал советоваться с двоюродной сестрой Александрой Прендзевской. Она, познакомившись с Марией и повнимательней приглядевшись к ней, одобрила предложение бабушки Дуни. И начал Борис ухаживать за красавицей счетоводом. Повстречавшись несколько месяцев и познакомившись поближе, молодые решили пожениться. Свадьба состоялась 15 марта 1945 года в день рождения жениха.


Ровно через положенный срок запросился из утробы матери на белый свет их первенец. Позвали на помощь, принимать роды, бабку повитуху, по прозвищу Сапуниха, которая приходилась младшей дочерью Егорову Федору, моему прадеду. Промучилась повитуха больше суток – ничего у нее не получилось, и она сказала: «Борис, боюсь я, не справлюсь, как бы чего не случилось, поезжай-ка побыстрей в Устье за помощью».


Был вьюжный день. Будущий отец, от волненья и страха, не помня, как добежал или дохромал до колхозной конюшни; как ему запрягли председательского жеребца, и как он гнал жеребца сквозь пургу, наугад, по, казалось, бескрайним заснеженным лугам в Устьевскую участковую больницу за акушеркой. Акушерку звали Прасковья Михайловна. И вот общими усилиями: мамы, Прасковьи Михайловны и с Божьей помощью в половине девятого вечера 10 декабря 1945 года в родительском доме, заметьте именно родительском, а не родильном казенном доме, раздался мой первый крик.


Крестили меня в феврале 1946года, примерно в то же время, когда ставили на государственный учет. Был морозный день. Мама с маманей закутали меня потеплее, и понесли крестить в соседнее сел Устье к батюшке Политову Алексею Андреевичу. В стране в то время было торжество воинствующего атеизма – храмы, церкви, небольшие церквушки и часовни были закрыты, или разрушены, а многие служители церкви ушли в подполье.  Батюшка с  соблюдением всех мер конспирации, окрестил меня на дому без отца и матери крестных. Так что никаких записей в церковных книгах о моем крещении не осталось, поскольку книг этих, по всей видимости, не велось. Нарекли же меня Владимиром. Благо в этот день приехали на лошади крестить Блялина Анатолия. Они и подвезли маму и маманю, со мной тепло закутанным, до соседнего села Истлеева, чем, конечно, оказали большую помощь – не пришлось им бедненьким тащить меня обратно домой по морозу хотя бы не пять километров, а два. Когда я узнал историю моего крещения, я в высшей степени был восхищен подвигом моих милых родных женщин – мамане в то время было 45 лет, а маме – 22 года. Ради крещения младенца надо же было пойти на опасность подпольного крещения, на то, чтобы донести на руках до соседнего села, тепло укутанного ребенка, по морозному, снежному бездорожью, где мог быть путевым ориентиром, только заметенный поземкой санный след. Кто теперь в 21 веке решится на такой поступок, отвечаю сразу – никто; женщины уже давно не некрасовские, не те, кто «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет».


И стали теперь молодые жить втроем в маленькой половинке дома; во второй половине, за стенкой, квартировал медпункт. Правление колхоза в это время уже находилось в половине дома, которое колхоз купил у Сенина Романа Ивановича; благо, что новое помещения находилось лишь через один дом от дома молодых хозяев. Значит, маме в определённые часы нужно отложить счеты с ручкой  в сторону и бежать кормить или пеленать малыша. Так прошло года  два. К этому времени и малыш уже подрос, и стала мама брать его с собой на работу, где он сидел у неё под столом, играя бирками со стогов сена. Все заходившие в правление бригадиры относились к нему благожелательно и часто угощали чем-либо сладеньким, к чему он быстро привык. Однажды зашёл в правление бригадир Трухин Михаил Иванович. Он вылез из под стола, и пропищал жалостливым голоском: «У меня ничего в кармане нет». «Сынок иди, я тебе что-то положу в карман», и насыпал в пустой карман сушёной свёклы, чем он был очень доволен, и залез обратно под стол к маме, где начал с удовольствием сосать и мусолить довольно твердые кусочки свёклы.


В то же время молодая хозяйка решила обзаводиться домашним хозяйством – долго думала, и для начала купили корову. Развела огород. Стала выращивать немудреные, но, очень нужные в те послевоенные трудные годы, овощи: картофель, лук, морковь свеклу, капусту. И со всем хозяйством мама управлялась одна.


У отца болели ноги и наконец, его положили в больницу в Сасово делать операцию на ногах. Мама рассказывала, как ходила она к нему пешком в Сасовскую больницу. Первый раз пошла в кирзовых сапогах – все ноги истерла, ведь и обратный путь в тех же сапогах. Потом добрые люди посоветовали надеть лапти – так она и сделала. Идти было полегче, но придя в больницу, она своими лаптями ввела в неловкость и стеснение мужа – он весь покраснел и смутился, что его жена ходит в лаптях. Для солдат пройти расстояние почти в 40 километров в день - марш бросок, а тут молоденькая женщина не один раз совершала такие марш броски. И опять я повторюсь – кто из современных женщин на такой поступок способен? И вновь я, не раздумывая, отвечу – никто. А мама была способна. Эти поступки, на грани почти невозможного, вызывают безграничное уважение и восхищение её самопожертвованием во благо своей семьи, мужа и детей.


В многотрудных заботах о хозяйстве, о семье, в нудной работе колхозного счетовода шли годы. И вот 1 марта 1949года у Марии Сергеевны и Бориса Федоровича родился второй сын Александр. Прибавилось забот - нужны подгузники, пеленки, распашонки, которые нужно было шить или перешивать из старой одежды. Да и самим нужно было во что-то одеваться – мама успешно и с этой задачей справлялась, благо у неё каким-то образом появилась швейная машинка «Зингер». На этой машинке мама творила чудеса: поздними вечерами, а порой и ночами, она шила детское и постельное бельё, рубашки, штаны, перелицевала мужу, как он не сопротивлялся, костюм, перелицовывала пальто; помню, позднее мама даже состегала мне телогрейку или, как говорили в селе, фуфайку, в которой я с гордостью очень форсил. Кроме того, нужно было прясть на прялке шерсть, вязать на спицах носки, варежки, шапочки. Другого способа обеспечить семью бельём и одеждой просто не существовало: в сельском магазине после войны всего того, чего требовалось людям, не было, да что там товары, самое главное денег у сельского населения не было. Хоть денно и нощно трудись, всё равно получишь трудодень, как тогда говаривали «зарабатывали палочки». Трудодни обеспечивались собственно произведенной сельскохозяйственной продукцией, но не деньгами, т.е. на трудодни выдавали в основном зерно.


Так в непомерных трудах шли годы, и где-то отец услышал народную мудрость: «Один сын – не сын, два сына – полсына, три сына – сын», и родители решили последовать этой мудрости, родив 16 июня 1956 года третьего ребёнка. Ребёнок оказался мальчиком; назвали его Сергеем в честь дедушки Сергея Ивановича Тимохина, погибшего на войне.


И ещё более закрутилась в трудах и заботах наша мама. Порой она не успевала переделать всех нескончаемых дел, хотя использовала всё свободное от работы время, даже в обеденный перерыв она умудрялась сходить подоить корову на речку Наща, куда пастух в полдень пригонял стадо на водопой. С полным ведром молока приходилось возвращаться домой те же 1,5 километра, порой, не успевая полноценно пообедать – только кружка парного молока с куском ржаного хлеба, который сама и пекла накануне в русской печке.


Однажды она на несколько минут утром опоздала на работу и тут входит в дом пожарник и говорит: «Мария Сергеевна мне председатель сказал, беги к Марии Сергеевне и залей водой у неё печку, она должна быть на работе, а у неё из трубы дым идёт». Мама ответила: «Ну, тогда, давай, заливай и скажи председателю, что я совсем не выйду на работу». Пожарник не стал заливать печку, пошёл и доложил обо всём председателю. А мама на работу не вышла. Спустя некоторое время председатель сам пришёл извиняться и просил выйти на работу. Мама очень сильно обиделась и целый месяц не приходила в правление. Однако впоследствии они с председателем примирились, и Мария Сергеевна вновь заняла своё место счетовода.


Кроме огорода, сада, коровы, поросят, кур, уток были ещё и пчёлы. Бытует мнение, что пчеловодство – поэзия сельского хозяйства. Может и поэзия, но труд, действительно, физически не тяжёлый, во многом созерцательный - пчёлы требуют много внимания. В основном пчёлами занимался папа, мама только изредка помогала ему. Но было несколько случаев, когда к маме в правление забегал какой либо человек и кричал: «Мария Сергеевна у вас пчёлы над домом и на огороде тучей летают». Приходилось откладывать в сторону счеты и бежать одной собирать отроившихся пчёл. Однажды при работе с пчёлами что-то пошло не так, маму всю с ног до головы облепили пчёлы. Благо, что тут подоспел папа, велел ей быстро раздеться догола и стал веником сметать с неё пчёл. Облепившие её пчёлы, конечно, сильно искусали, но мама всё вынесла, вытерпела, не испугалась и не бросила заниматься пчёлами.


Надо же было случиться лютым морозам зимой 1978-1979 года, когда все яблони не перенесли стужу и вымерзли. Огорчились родители, судили-рядили, что делать с садом и решили посадить новые саженцы яблонь, развести молодой сад, правда, когда сажали, их мучили сомнения, а вырастет ли сад, успеет ли до конца их жизни, порадовать хорошими урожаями. Посадили, ухаживали, поливали, и вырос тот сад вопреки всем сомнениям.


В 1978 году Мария Сергеевна оставила работу счетовода и ушла на заслуженный отдых. Можно подумать, что наступила действительно пора отдыха, но, если сказать, что остальная работа по хозяйству как была, так и осталась, значит, ничего не сказать. Корову родители держали ещё лет 20, до семидесятипятилетнего возраста; потом завели коз. А тут настала пора; подросли внуки, и стали приезжать на всё лето к бабушке. Опять новые заботы: вязание шерстяных носков, ежедневные купания детей в бане, стирка одежды. Правда, внуки, подрастая, стали помогать бабушке: то грядки помогут прополоть, то картошку окучить, то корову встретить из стада, то коз попасти. Не успела Мария Сергеевна оглянуться, уж и внуки выпорхнули из родительских гнёзд, появились правнуки. И стало в семье от троих детей пять внуков и шесть правнуков.


Вот и подошло время - подоспел девяностопятилетний юбилей. Поздравить Марию Сергеевну с юбилеем приехали: заместитель главы администрации Сасовского района Сергей Усанов, глава Глядковского сельского поселения Сергей Савин, председатель  президиума совета ветеранов района Анна Синякина, председатель Огарёво-Почковской ветеранской организации Валентина Гришаева, многочисленные родственники и односельчане.   


О каждом из членов большой семьи Мария Сергеевна до последних дней почти ежедневно к вечеру спрашивала: - Никто не звонил? Если получала утвердительный ответ, то сыпались ещё вопросы: как поживают внуки, что делают, как идёт учеба, начали ли говорить правнуки – одним словом расспрашивала всё до мелочей.


О нашей маме и бабушке, нам всем, её потомкам, без сомнения, можно сказать немного перефразированными словами замечательного русского поэта и писателя, историка и философа Дмитрия Мережковского:
 «Ты ангелом-хранителем была,
Многострадальной нежностью твоею
Нам всё дано, что в жизни мы имеем»,
а для успокоения и умиротворения её души хочется ещё раз вспомнить поминальные слова из молитвы, произнесённые в память о маме в день отпевания и погребения: «Царство Небесное, Царство небесное, жизнь бесконечная, вечный покой».


Рецензии