Ира Воробьёва

               
               
Когда Ире Воробьёвой исполнилось девятнадцать лет, она встретила свою первую любовь. Нет, лёгкие увлечения бывали и раньше, но на поверку они все были скоротечными и не вызывали глубокого чувства. В первые дни знакомства парень мог выглядеть вполне привлекательным и интересным, а при ближайшем рассмотрении оказывался или чудаком, повёрнутым на мотоциклах, например, или просто скучным человеком, который хотел от девушки только одно. Поэтому все Ирины романы обрывались, даже не начавшись. Она ещё и не целовалась ни разу, хотя две девчонки из их спортивного класса уже не только успели потискаться с мальчиками где-нибудь в парке, а пошли гораздо дальше и заделались «звёздами» бара гостиницы «Интурист» со всеми вытекающими последствиями. Когда они встречали Иру, звали её туда: «Приходи, Ир, с иностранцами познакомим!» Но Ира не завидовала их золотым цепочкам, хотя, конечно, она бы не отказалась, но не такой ценой.
Саша Соколов совершенно не походил на её прежних парней — высокий, статный, красивый брюнет с голубыми глазами, ну прям герой какого-нибудь югославского фильма, и к тому же человек начитанный и эрудированный. Особой его страстью была гребля, он всё знал о ней, мог часами рассказывать про чемпионов и чемпионаты. А надо сказать, что академической греблей Ира занималась с девятого класса. Начала она с плаванья, но в восьмом классе результаты, как говорится, «встали». Бесперспективных в школе со спортивным уклоном не держали и, чтобы не покинуть своих подруг, она, по совету классной, сменила профиль. Тут стало получаться лучше, в лодке-двойке, уже учась в институте, один раз выиграла областные соревнования, и её начали посылать на всероссийские, а потом и на всесоюзные. Там она немного не дотягивала до мест, с которых отправляли и на Европу, и на мир, но несколько лет ещё имелось в запасе, и Ира работала, работала много, напряжённо. Вот на одной всесоюзной спартакиаде Ира Воробьёва и встретила Сашу Соколова.
Он сам подошёл к ней с напарницей после тренировки. Не обиженный вниманием девушек, он держался раскованно и просто, но без излишней фамильярности:
—Привет, девчонки, вы из Новгорода?
—Да, — коротко ответила Ира, а подруга промолчала, ей не очень нравились красавчики киношного типа.
—Красивый город, я там был, ездили на соревнования в прошлом году, на «Майскую регату».
—Так мы наверняка встречались, мы же тоже там участвовали, а Вы откуда?
—Зачем так официально, Саша меня зовут, учусь в Ленинграде.
Зашёл разговор о двух городах, Ире нравился Ленинград, она неоднократно ездила туда на соревнования и с классом пару раз—на экскурсии. Подружка не поддержала беседу, ушла в гостиницу. Ира осталась вдвоём с Сашей. Они ходили по тихим улочкам около гребной базы, рассказывали друг другу свои истории, всё больше про случаи из их «гребной» жизни, смеялись и шутили. Особенно старался Саша. А она так заслушалась, что чуть не ступила прямо в огромную лужу, но Саша аккуратно подхватил её за талию и повернул в обход.  Он быстро покорил её, уже через полчаса Ира поняла, что втрескалась по самые уши. Однако решила не спешить, следовало разобраться с собой. Сослалась на усталость и завтрашние соревнования и стала прощаться с ним. Напрасно он приглашал где-нибудь присесть и попить чаю с пирожными, мол, стоя разговаривать неудобно. Ира не уступала, она чувствовала, что улетает очень далеко и, чтобы не совершить глупость, оставила кавалера, пообещав встретиться завтра. Потом поражённая стрелами Амура она долго бродила одна по улицам чужого города.
Несмотря на усталость, она не сразу смогла уснуть в тот вечер, а проснувшись утром, опять стала думать о Саше и окончательно поняла—ничего изменить уже не в силах. Да и зачем? Красивый, умный, предупредительный, вот только живёт в другом городе. Но это поправимо. Ира встала с кровати, в голове свербила лишь одна мысль: как пройдёт сегодняшний вечер с Сашей. В мыслях был только он, всё остальное, даже результат дневного заезда, стало каким-то не очень важным. И то, что подружка может обидеться—тоже, хотя они всегда, если позволяла погода, в поездках гуляли вместе.
Перед свиданием Ира успела переодеться.  Она надела самую красивую свою кофточку, которую, как будто предчувствуя что-то, специально положила в чемодан, собираясь в дорогу. Но Саша её перещеголял — нельзя сказать, что он был одет модно и с претензией, откуда у иногороднего студента деньги на дорогие джинсы? Однако в белой приталенной сорочке с неожиданно скруглённым по углам воротником и в чёрных, тщательно выглаженных брюках, он выглядел безукоризненно.  Тем же вечером Саша её поцеловал, уже стемнело, огни редких уличных фонарей не помешали укрыться от посторонних глаз. При дневном свете Ира бы, наверное, не решилась даже обниматься посреди улицы. Всё произошло неожиданно. Вдруг, не договорив предложение, он замолк, повернулся лицом к ней, поднёс свои руки к её лицу, провёл ладонью по щеке, слегка приобнял, притянул к себе, осторожно коснулся её губ своими губами и уже долго не отпускал их. Ира даже не думала сопротивляться, она ждала этого момента и оторвалась от Сашиного лица только, когда стало не хватать воздуха в лёгких.
Они начали встречаться, вместе проводили любой свободный от соревнований момент.  Конечно, это было совсем непросто. Мужчины и женщины состязались в мастерстве академической гребли в разное время и, когда у Иры выдавался свободный час, он почти всегда оказывался занятым у Саши. Только вечера гарантированно давали возможность ходить по плохо освещённым улицам и целоваться почти каждые пять минут. К счастью, погода благоприятствовала такому времяпрепровождению. Нет, Саша, конечно, не раз предлагал зайти в кафе-мороженое, единственное, похоже, на весь район, а потому переполненное желающими полакомиться самым доступным деликатесным продуктом советской пищевой промышленности. Ира отказывалась, она предпочитала оставаться вдвоём и наслаждаться их сладким одиночеством на быстро пустеющих улицах вечернего провинциального города.
Но, как известно, всему приходит конец, закончились и выступления гребцов. Саша показал неплохой результат, совсем близко к подиуму подобрался, чуть-чуть не хватило. Его похвалили, все надеялись, что в следующий раз будет лучше, а Ира с напарницей опять не попала в первую десятку. Но она не очень расстраивалась, ведь теперь у неё был Саша. Правда, влюблённых ждала разлука. Утешало только то, что расстояние между их городами по меркам страны не очень большое, всего-то три-четыре часа на автобусе или на поезде. Это позволяло обернуться в оба конца до ночи. Но для поездки нужно ещё время. Но как его найти, когда каждый день тренировки, а пропускать нельзя! Тем не менее, Ира, воспользовавшись первым же насморком, взяла справку, дала телеграмму и на следующий день рванула в Ленинград. Саша встретил её, и они очень мило провели время, гуляя по Летнему саду, однако проводить Иру он не смог, спешил на гребную базу. Но она убедилась, что в их отношениях ничего не изменилось, и теперь появлялась в Ленинграде довольно регулярно, манкируя порой подготовкой к очередному первенству.
Когда они встречались, Саша старался показать ей все любимые уголки этого красивейшего города. Он водил её в музеи, на выставки и всюду демонстрировал образцовые манеры — поддерживал, когда она выходила из автобуса, открывал двери, пропуская вперёд, элегантно брал под руку на улице. На них засматривались прохожие, и Ира, не без удовлетворения угадывала зависть в глазах встречных девчонок. Там так и читалось: «Какой красивый и галантный кавалер у неё!»
Много времени проводили в одном из парков центральной части города, где целовались или просто сидели, прижавшись друг к другу. Иногда, если не было большой очереди, заходили в «Лягушатник» на Невском, поесть там самого вкусного в Ленинграде мороженого. Несколько раз забегали в Сашино общежитие, в комнате как по заказу никого не оказывалось, то ли Саша сознательно подбирал такое время, то ли договаривался с соседями. Там они целовались без остановки, Саша давал волю рукам, но на большее Ира не соглашалась. Потом она ехала на вокзал, а он обычно доводил её до автобуса, только изредка мог проводить до вагона. Но чаще всего ему нужно было куда-то бежать, ведь он, в отличие от Иры, тренировки не пропускал, и девушка покидала большой город в одиночестве.
Однажды Саша попал в больницу с острым приступом гастрита. Узнав об этом из его письма, Ира бросила всё и понеслась в Ленинград. Лишь предварительно отправила телеграмму лучшей школьной подруге, учившейся там в университете. Ведь Ира совершенно не ориентировалась в этом большом городе и боялась потратить всё время между поездами в бесплодных поисках лечебного заведения с трудным и длинным названием. Подруга, с которой они были в школе не разлей вода, не пошла на занятия и встретила её на вокзале. Вдвоём они кое-как на юго-западной окраине города нашли больницу, где лежал Саша. Там их ждала неприятная новость—отделение закрыто на карантин, однако молодому человеку как-то удалось убедить дежурную медсестру выпустить его во двор.
Стоял жуткий холод: минус пятнадцать, пронизывающий питерский ветер продувал насквозь даже пуховик, но они просидели на скамеечке часа два, обнявшись и согревая друг друга своим теплом. Мёрзла только подруга Иры, однако, будучи девушкой бойкой, уболтала вахтёра, и тот пустил её погреться в свою каптёрку. Вечером Ира уехала в Новгород, получила нахлобучку от тренера за пропуск. Она извинялась, но когда Сашу выписали, она опять села на ленинградский поезд, и они снова гуляли по подтаявшему в оттепель снегу Александровского сада.
Один раз и Саша вырвался в Новгород. Он приехал в праздничный день, и Ира привела его домой, познакомила с мамой. Саша ей понравился. Да он не мог не понравиться! Ещё бы: такой симпатичный и умный парень! И какой молодец, что приехал, ведь он упорно тренировался, даже родителей навещал не на каждых каникулах!
Так продолжалось два года. Сашу их отношения не устраивали, он хотел большего. Ира не торопилась. Она ведь никогда не жила в общежитии, если не считать поездок на соревнования в другие города. Поэтому ей трудно было пересилить свои страхи в Сашиной общаге, где постоянно существовала вероятность, что внезапно появится кто-нибудь из трёх соседей по комнате. На виду у чужого человека выскакивать голой из постели, прикрывшись одеялом, второпях одеваться за шкафом, потом, пряча глаза, покидать место несостоявшегося действа. Нетушки! Совсем не так представляла она себе свой первый раз с любимым человеком. И хотя некоторые её подружки уже сменили не одного партнёра и посмеивались над её страхами, она решительно не хотела такой любви. Потом она считала, что пока у них ничего нет, Саша больше тянется к ней, а когда всё получит, может охладеть.
Возможно, так оно и бывает, но чаще всего в сентиментальных романах 19-го века. Со временем Саша стал давать понять, что стадия «только поцелуемся» слишком затянулась, они взрослые люди и должны принимать взрослые решения. Правда, при этом от разговоров о женитьбе уходил, надо ведь делать карьеру в спорте, а семья обременяет. Да и где жить? Саша хотел остаться в Питере, для этого нужно добиваться результатов в гребле. А ещё, не дай Бог, сразу дети пойдут.  Ира тоже не хотела пока потомства, и это для неё как раз было ещё одной причиной не торопить события. Только она не понимала, почему в браке обязательно «пойдут дети», а вне брака — необязательно. Но всё-таки Ира соглашалась с любимым, на своей спортивной карьере она уже мысленно поставила крест, совсем другое волновало её. Зато Саше надо добиваться лучших показателей, он перспективный и когда окончит институт физкультуры имени Лесгафта, получит отдельную комнату в общежитии.  Тогда они и смогут начать обустраивать свою жизнь.
Однако на последнем курсе не всегда получалось договориться о встрече. Саша ссылался на занятость, тренировки, подготовку к экзаменам. А когда она приезжала, всё время казался озабоченным какими-то проблемами, рассеянно слушал её, даже поцелуи его не были столь жаркими, как раньше. Она его спрашивала, что случилось, он улыбался, говорил: «Ничего-ничего, просто много всего нужно сделать в этом году, чтобы не остаться у разбитого корыта». Она верила, и лишь иногда в сердце закрадывалось сомнение «а не появился ли кто у него?» Но потом успокаивала себя, резонно рассуждая о том, что Саше действительно надо зацепиться за большой город, где намного легче пробиваться и в спорте, и в тренерской работе, на которую он планировал в итоге уйти.
Но месяцев за пять до окончания института, зимой, Ира получила от него письмо. В нём Саша сообщал, что познакомился с другой девушкой, полюбил её, и через месяц они поженятся. В конце письма он просил прощения. «Через месяц!»—больно резануло, значит уже два месяца как подали заявление, а ещё сколько встречались. И всё это время она, как дура, бегала к нему на свидания за двести километров! Горю Иры не было предела. Она чуть не бросила институт, подружки еле уговорили сдать зимнюю сессию. Стала часто пропускать тренировки, показатели кубарем покатились вниз, и тренер грозил выгнать её из команды. Но ей было всё равно. Она узнала, что Саша женится на ленинградке из хорошей семьи, у них большая квартира, дача практически в черте города, в Лисьем Носу. Тогда и пришло прозрение. «Так он выбрал квартиру и устроенную жизнь, на меня променял! Что же я, идиотка, к нему в Ленинград всё это время таскалась? Спорт забросила? Ладно, теперь я знаю, как надо жить!» 
Она решила заняться собой, своей жизнью. Захотелось выйти замуж, да поскорее, так, чтобы Соколов узнал, уж она об этом позаботится! Чтобы не думал, будто она сильно по нему страдает. Лучше—ещё до окончания института. На четвёртом курсе за ней пытался ухаживать симпатичный студент из их группы — Миша Разбегаев. Правда, у него вроде как девушка появилась с факультета промышленного строительства, он постоянно бегает туда. Но можно попробовать, да и на Мишке свет клином не сошёлся, в инженерно-строительном институте парней куда больше, чем девчонок.
Сказано — сделано. Только поманила Мишу пальчиком, как он забыл про свою пассию. Они в открытую закрутили роман, но до постели Ира его не допускала, хотя тут возможностей хватало. И у того, и у другого по рабочим дням после девяти утра дома никто не оставался. Миша настаивал, он уже отвык от детских платонических ухаживаний с поцелуями украдкой. Но Ира была непреклонна, зачем она столько времени хранила девственность? Чтобы так бездарно ей распорядиться? Нет уж, «выйду замуж девочкой, женись, Мишенька». И Мишенька женился, свадьбу сыграли в конце мая. Стоял тёплый солнечный день, родители раскошелились. Правда, ресторан «Садко» не потянули, но кафе вполне соответствовало Ириным амбициям. Ира осталась довольной, всё как у людей, наверное, у Соколова не лучше получилось.
Она очень быстро забеременела и в начале следующего года родила девочку. Со спортом пришлось расстаться, но она не огорчалась, тем более, что в связи с предстоящим материнством Иру освободили от распределения. Прозябать в строительной бытовке, слушая матерщину мужланов-работяг ей хотелось меньше всего. Муж нашёл место в стройотделе одного крупного завода, им дали комнату в общежитии, обещали квартиру через пару лет. Всё, казалось бы, пошло неплохо. Но это только казалось. Миша быстро стал неинтересен Ире. Она ведь никогда не любила его, думала, стерпится-слюбится, но не тут-то было. Волей-неволей она во всём сравнивала его с Соколовым. Соколов бы сделал так, а не этак. Вот Саша бы обязательно придерживал дверь беременной жене, при её положении он не курил бы в форточку. Правда, Соколов, как настоящий спортсмен вообще не курил, но какая разница? Сильно проигрывал Миша и в общении, он ни о чём не мог говорить, кроме футбола и своей работы. Ира скучала, когда он заводил речь о стройке. Строительство надоело ей ещё в институте, она поступила туда только потому, что в НИСИ был самый маленький конкурс. Спортсменам там позволяли не переутруждаться с учёбой, больше времени оставалось для тренировок.
С приближением срока она прекратила и интимную жизнь с мужем, не до того было. Ребёнок забирал всё, даже желание пропало. Ничего не изменилось и с рождением Норы: бессонные ночи, постоянная кормёжка грудью и пелёнки отнимали все силы, а муж стал попивать. Частенько возвращался домой поздно, пошатываясь, шёл к кровати, падал в неё и мгновенно засыпал. Все увещевания оказывались бесполезными. Наутро он слушал её, соглашался, а через день история повторялась. Наконец, Ира не выдержала, собрала вещи и с ребёнком ушла к маме. Так закончился её первый брак. Миша разводу не препятствовал, и Ира оказалась молодой двадцатичетырёхлетней разведёнкой с почти годовалым ребёнком на руках. Хорошо, не одна, а с мамой. Она не унывала, вся жизнь впереди, ещё успеет устроить свою семью.
Новый избранник Иры был чуть моложе её, он только-только закончил педагогический, но тоже успел развестись. По специальности никогда не работал, шёл девяностый год, и распределение отменили. Зато ещё в годы учёбы пошёл в модное в то время кооперативное движение. Оно и стало для него основной работой. Вырос и учился в славном городе Куйбышеве, к моменту знакомства с Ирой уже переименованном в Самару. В Новгород его на несколько месяцев занесли дела, и общество молодой симпатичной матери-одиночки заметно скрашивало скучную жизнь в чужом городе. Когда потребовалось решить, поедет ли Ира с ним в Самару или останется с мамой, она почти не раздумывала и, с чемоданом и ребёнком на руках, потянулась за новым возлюбленным. В отличие от Миши, к Серёже она сразу сильно привязалась, даже считала, что это тоже любовь, её вторая любовь. Они расписались по приезду в Самару. Новый избранник оказался хорошим мужем и заботливым приёмным отцом для Норы. Любил её, как родную, и поставил на ноги, ведь он один зарабатывал во всей семье. Того, что он приносил в дом, вполне хватало на жизнь. Без особого шика, конечно, и без поездок на Канары, но в Турцию пару раз слетали, а для тех времён это было совсем неплохо.
С Серёжей они прожили вместе тринадцать лет, детей больше не родили. И тому, и другому вполне хватало Норы, которая росла умной и воспитанной девочкой. Серёжу называла папой, хотя знала, что он ей не родной. Когда Нора пошла в садик, Ира стала работать. Она скучала одна в доме и устроилась тренером по гребле. Её взяли, несмотря на отсутствие спортивного образования. В девяностые годы на это никто не смотрел, были рады, что хоть кто-то согласился работать за копейки, которые ещё и задерживали на несколько месяцев. Иру проблемы с зарплатой не смущали, денег мужа хватало.
Соколова вспоминала только изредка, для неё он остался этаким монументом, образцом того, каким должен быть мужчина. То, как он с ней поступил, начало забываться, то есть стираться в памяти, заслоняться другими воспоминаниями, другим Соколовым, умным, красивым, заботливым. Пожив жизнью взрослой женщины, избавившись от юношеских иллюзий, она даже находила ему оправдание: «Ну, естественно, не возвращаться же ему было в какой-то Воткинск!»  Собственная успешная семейная жизнь тоже помогла забыть былую обиду. Иногда Ира даже испытывала желание встретиться с Соколовым, поговорить с ним, рассказать о себе, узнать, как ему живётся. Про его успехи в тренерской работе, про то, что он стал одним из наставников известного питерского клуба, она знала и так, всё же в одной сфере крутились.  Но возможность сгонять в Питер не представлялась, это вам не двести километров от Новгорода, а как бросить семью дней на пять? В город на Неве она с Мишей и Норой съездила только один раз, и всё время их дружное семейство посвятило достопримечательностям и музеям города. Поэтому мысли о встречи быстро тонули в жизненной рутине.
Но скоро об этом Ира даже думать прекратила, не до того стало. В один «прекрасный» день у Сережи появились проблемы на работе. Всё началось с мелочи, пришла проверка, а он не захотел платить. Упёрся: «Не буду, и всё тут!». Целые дни проводил с адвокатом и в соответствующих органах, на работе не успевал. Значит, почти каждый вечер приходилось задерживаться в конторе допоздна, если не до утра. Даже Ира, мало соображающая в таких делах, быстро смекнула, что нужно уговорить мужа пойти на попятную, но тот был непреклонен. Пока суть да дело, поезд ушёл, в результате Сергею приписали незаконное предпринимательство с причинением ущерба в крупном размере и дали реальный срок — целых полтора года.
Для Иры наступили трудные времена, рухнула в одночасье с таким трудом налаженная жизнь. Проблемы посыпались одна за другой. На ней одной теперь висела дочь, да ещё мужу передачи надо было собирать и отвозить за сто километров. И нельзя рассчитывать на помощь мамы-пенсионерки, та сама едва сводила концы с концами. Тяжело, но Ира не раскисла, она взяла подработку, и справилась, даже зарплату к тому времени стали платить вовремя. «Всего полтора года,—говорила она себе,—потерпи, Серёжа вернётся, и всё наладится снова!»
Серёжа вернулся даже раньше, но только не к ней. Он пришёл лишь затем, чтобы собрать вещи и поцеловать Нору. Сказал, что любит другую женщину, с которой встречался ещё до суда. Ей и дочке оставляет квартиру, мол, живите: «Я своей доли не потребую, но и на помощь особо не рассчитывайте, мне всё заново в жизни начинать придётся». Ире как ушат холодной воды на голову вылили. Она просто не знала, что делать, кому пожаловаться на свою судьбу: дочь ещё не в том возрасте, мама далеко. Опять, во второй раз её бросает любимый мужчина, и если с Соколовым всё было ясно, то тут вообще получалась какая-то уму непостижимая история. Как жить дальше? Неужели всё? Ей уже под сорок, дочка рано или поздно заведёт свою семью, и она останется одна. Что? Стареть в этой обшарпанной квартирке перед телевизором?
Такие грустные мысли одолевали Иру, а рядом совсем никого, кто бы поддержал её морально, помог бы настроиться на более оптимистическую волну. Ведь под сорок — это смотря с какой стороны поглядеть — уже под сорок или ещё нет сорока? Примерно так и написала ей школьная подруга, та самая, которая в своё время её возила в больницу к Соколову. Они не забывали друг друга, переписывались.  Подруга прислала длиннющее письмо, где долго убеждала Иру, что нечего нос вешать, на рынке невест она вполне ещё котируется: симпатичная, стройная—за фигурой Ира ведь всегда следила, Нора почти выросла, через пару лет поступать будет и свою жизнь устраивать, а на Серёже свет клином не сошёлся, разведённых мужиков хватает. «Ты посмотри вокруг внимательно, сколько их на тебя облизывается, и не все женатые или пьяницы!» Вон она ведь смогла же найти себе достойного — и любит, и симпатичный, и деньги зарабатывает, и ребёночка общего скоро родят. Так чем Ира-то хуже, задавалась резонным вопросом подруга.
И Ира вняла, не мгновенно, не в один день, но преодолела горечь своей потери. Как-то утром, тщательно накрасив губы и аккуратно выщипав брови, посмотрела на себя в зеркало и сказала: «А что? Я ещё хоть куда, вперёд, Ирка!» Постояла перед трюмо, подумала и пошла переодеваться. Сбросила с себя блузку и брюки, которые обычно надевала на работу, сняла с вешалки самое нарядное, яркое платье с глубоким декольте, поясок к нему соответствующий подобрала, обулась в туфли на высоком каблуке и в парикмахерскую.
На работу пришла позже обычного, но никто слова не сказал. Ещё в автобусе заметила, как на ней останавливались взгляды мужчин. Дальше лучше: когда вошла в тренерскую (подбородок приподнят, грудь вперёд, нога от бедра), один чуть со стула не рухнул — настолько привыкли видеть её в последнее время задёрганной, невзрачно одетой и погружённой в свои проблемы. В общем, убедилась, действительно, много не надо, чтобы зацепить кого-нибудь. Главное—не первого попавшегося. Даже задумалась как-то, а не проведать ли Соколова? Но Питер далеко от Самары. Тут не Новгород, где сел на поезд и через три часа ты там, тут ехать полтора дня в одну сторону. Придётся ждать отпуска, к тому же разведать ситуацию надо. Короче, целая история, а жить, после двух лет нервотрёпки и прозябания хотелось прямо здесь и прямо сейчас.
И Ира, отправив дочь на лето к бабушке, открыла сезон охоты. Трофеи посыпались один за другим, но вот незадача, все оказались женатыми. Тем не менее, она пока не отвергала никакие варианты. Когда к сентябрю вернулась Нора, Ира уже прекратила поиски, остановила свой выбор на бывшем партнёре Сергея. Потом в конфигурацию личной жизни пришлось вносить изменения: с кем-то расставалась, кого-то находила, кого-то она бросала, кто-то её. На подобные ситуации стала смотреть проще.
Наконец, пришла к состоянию равновесия, причём сразу с двумя мужчинами, один из которых был младше её почти на десять лет. Ничего, что оба имели семьи. «Пока и так сойдёт,—говорила она себе,—какие мои годы!» Она совершенно не испытывала угрызений совести от того, что их двое: «Ну у них-то тоже, кроме меня, есть жены, а у меня вместо мужа ещё один любовник, вот так!»  Новые избранники Ирины абсолютно не пересекались по жизни, работали и жили в разных концах города, а в Самаре всё-таки больше миллиона человек крутится. Когда один должен был посвящать свободное время семье, она посвящала своё другому и наоборот.  Ей стало довольно неплохо и почти комфортно в этом положении. Теперь она смотрела на мужчин с лёгкостью французской куртизанки, отпущенной либертарианскими нравами двора в свободный полёт.
Нора выросла, поступила в университет, у неё образовался свой круг общения, свои подруги и свой молодой человек. Это стало для Иры таким звоночком — пора задуматься о собственном будущем, о мужчине, с которым хочется не только лечь в постель, но и тихо-спокойно проводить время дома, у телевизора, никуда не спешить ни ей, ни ему, просто быть с ним вдвоём, у себя, в гостях, в отпуске. Ни один из её любовников на эту роль не подходил: и того, и другого держали семьи, дети и даже внуки. Для них Ира являлась только отдушиной, приятным развлечением, не более того.
Тогда Ира опять подумала о Соколове. Она уже не работала в академической гребле, а путем каких-то труднообъяснимых манипуляций, стала детским тренером по большому теннису, лишь слегка подучившись этому виду спорта. Однако старых связей не оборвала и про Соколова слышала кое-что. Он уверенно поднимался по карьерной лестнице и работал уже в тренерском штабе женской сборной страны. Что ж, тем заманчивей добыча! Оставалось только постучаться в дверь. Пришли новые времена, а с ними и социальные сети. Она быстро нашла свою первую любовь в «одноклассниках», списалась, и они договорились встретиться. По традиции ехать должна была, конечно, Ира.
Она увидела его первой: он ждал на перроне. Изменился, погрузнел, поседел, но лицо всё то же— добрые глаза, внимательный взгляд, та же прямая осанка, те же небольшие, почти не мужского размера, кисти рук, которые так крепко держали её в объятиях когда-то. Они поздоровались, он поцеловал её в щёчку:
—Куда идём? — спросила она игриво.
—Пойдём, погуляем по нашим местам.
Предложение было многозначительное. Во-первых, он дал понять, что помнит их места: Александровский сад, Дворцовую площадь, проход через дворы Капеллы к улице Желябова и дальше к каналу Грибоедова и Летнему саду.   Во-вторых, там обычно немноголюдно (всё же не Невский), и раньше они этим пользовались.
— И целоваться будем?—как бы в шутку спросила она.
Он не ожидал такого кавалерийского наскока.
—А ты изменилась,—заметил он, но тут же улыбнулся и добавил,—а почему нет!
Он выпустил из рук Ирин чемодан, который чуть не грохнулся на ногу проходившей мимо старушки. Та едва успела увернуться.
—Аккуратней надо, молодой человек!
Не обращая внимания на «пострадавшую», «молодой человек» опять, как когда-то, дотронулся рукой до её щеки, обнял Иру и впился в неё губами. Поцелуй был долгим, нежным и в то же время чувственным. Так целуются давно соскучившиеся по друг другу влюблённые. Соколов иногда отрывал губы, опять клал ладонь на её щёку и всматривался в глаза Иры. А они говорили:
—Ну где ты был всё это время?
Его глаза отвечали:
—А ты где была?
По своим любимым местам они пошли потом, после гостиницы, в которую Соколов поселил Иру, и где они задержались на несколько часов. Они гуляли по городу с его проспектами, соборами и шпилями и рассказывали о себе, о своей жизни. Ира утаила лишь историю со вторым любовником, поведала только про молодого, подумав про себя: «Пусть поревнует». Соколову же прятать было нечего. Он всё это время прожил с одной и той же женщиной (редкие мимолётные связи на сборах и чемпионатах в счёт не шли, хотя он о них упомянул), вырастил двух сыновей. Младшему исполнилось шестнадцать, и он тоже готовился в следующем году поступать, как и отец, в институт Лесгафта. Всё бы хорошо, только с женой они жили вместе по инерции. Объединяли дети и общая кухня в унаследованной от покойных родителей супруги четырёхкомнатной квартире, где у каждого имелась своя комната. Такая совместная жизнь протекала мирно, без ссор, и, вроде бы, даже устраивала и его, и супругу. Но с некоторых пор у жены начались проблемы со здоровьем, по женской линии, и теперь два раза в месяц он возил её на консультацию к известному грузину-гинекологу, главврачу больницы Академии наук, куда она, дочь профессора математики, ездила с пятнадцати лет.
Три дня пролетели быстро, Ире засобиралась домой. Она хотела вызвать Соколова на решающий разговор, но всё как-то не получалось, для этого не подходила ни гостиница, где они утоляли взаимную телесную жажду, ни прогулки по паркам. Когда же останавливались выпить чашечку кофе или перекусить, где можно было удобно устроиться и не отпускать Сашин взгляд в разговоре, то всегда рядом оказывались люди. А ведь для такой темы хотелось хотя бы иметь ощущение, что они наедине.
В следующий раз Ира приехала месяца через четыре. Остановилась у той самой лучшей подружки. Та лето проводила на даче далеко от Питера и в первый приезд не могла принять Иру, а теперь они с удовольствием посидели за бутылкой вина. Муж подруги присоединился, и Ира ей мысленно позавидовала — действительно, симпатичный, не опузатевший, и есть о чём поговорить. Эх, кабы не Соколов, да не старая дружба, она бы этого Вову быстро упаковала. Все они любят своих жён, но никто от приключений на стороне не отказывается. Уж это она знала точно. Только жизнь сложилась по-другому, ей нужен Саша со всеми его недостатками и привязанностями, с женой и детьми, и с державшей его квартирой в Петербурге. На самом деле, все эти двадцать с лишним лет она, получается, любила лишь его.
Соколов появился, как и договаривались, около фонтана в Александровском саду, в два часа. Они встретились как любовники со стажем, но оторваться от его губ Ира долго не могла. Тут же пошли в почасовую гостиницу. Соколов был великолепен, ни один из Ириных мужчин не доставлял ей такого удовлетворения, как он. Видимо, для полного оргазма нужно ещё и любить, одной физиологии не хватает. Они вышли на улицу, по привычке направились в Летний сад. Там Соколов, не дожидаясь её вопросов, рассказал, что положение супруги тяжёлое, по словам врачей, она не протянет и двух лет. Естественно, он не позволит себе оставить почти умирающую жену. Ира только понимающе кивала головой: «Конечно, конечно». Перспектива ждать пару годов её совершенно не удручала, она ждала Соколова уже больше двадцати лет. Несколько смущало то, что необходимым условием своего счастья станет чужая смерть, но Ира успокаивала себя, мол, такова жизнь: не мы её придумали, не нам её судить.
Жена Соколова болела долго. По истечении двух лет, врачи, по словам Соколова, дали ей ещё такой же срок, потом ещё. Ира приезжала в Питер по несколько раз в год, а Сашина жена всё болела. Уже не один раз они с Соколовым ночевали на той самой даче в Лисьем Носу, которая наряду с профессорской квартирой сыграла столь роковую роль в её судьбе. Ира рассталась со всеми своим любовниками, потому что в постели могла думать только о Соколове, никто другой уже не интересовал. Нора вышла замуж и жила отдельно. Одна в своей маленькой самарской квартире Ира коротала вечера, всё мечтая о том дне, когда она сможет принять у себя любимого человека. Чёрт с его большими питерскими апартаментами,  да пусть они его детям достанется! Это справедливо, в конце концов!
Шли годы, Ира уже стала подумывать о том, что умрёт раньше жены Соколова, но ошиблась. На девятом году их возобновлённого романа Соколов написал ей, что болен. Она сначала не поверила, подумала: «Ну теперь ты десять лет умирать будешь!» Но всё подтвердилось: у него обнаружили рак. Болезнь оказалась неизлечимой—не помогали никакие химиотерапии, и к тому же скоротечной. Ещё в мае она нежилась с Соколовым на большой перине дачного дома, а в конце августа его не стало.
Ира не смогла приехать на похороны, хотя бы только, чтоб постоять у могилы, когда все разойдутся. Как на зло, случились ответственные соревнования у её детишек, а ведь Соколов ей даже не родственник, к которым отпускают по телеграмме. В день похорон, вечером, она налила себе стакан коньяка, выпила его залпом, посидела молча, потом пробормотала заплетающимся языком:
       В Ленинграде-городе, у Пяти углов
       Получил по морде Саня Соколов!
Она так и не узнала, на самом ли деле болела жена Соколова, или он такую отмазку придумал для неё, дуры, либо это тот случай, когда в семье всё время болеет и ждёт смерти один, а умирает другой.
Рассказ из сборника "Девичье горе". Его можно найти на платформе "Литрес".