Русская Одиссея продолжения глав 11

                Третья глава
                БОЛЬШАЯ УДАЧА

      Осенние горные переходы изматывали всех, но монголы, обычно угрюмые, светились от счастья, находясь на пороге родного края. В середине октября выпал густой первый снег. На пути отряда «бешеных» стали попадаться следы зверей и птиц, обитающих в здешних суровых местах.

      Однажды передовой монгол, остановив коня, призвал своего сотника, а тот вызвал самого Хорона. На свежем снегу поперёк торной тропы чётко обозначился след снежного барса.   
                Глава четвёртая
                ЧЁРНЫЙ МОР

      К вечеру пронеслась тревожная весть — в Самарканде начался чёрный мор. Во всех мечетях правоверные муллы много и усердно молились, но беспощадная болезнь стала проникать везде.

      Люди покрывались гнойниками и чирьями, потом чернели и умирали за несколько дней. Смерть от страшной напасти не миновала ни одной улицы, ни одного закоулка. Власти приказали убирать трупы, поливать те места смолой, но болезнь находила новые жертвы.

      Чёрный мор объявился и в лагере «бешеных», и в русском полоне. Тела нескольких мужиков, юношей и девушек покрылись страшными язвами. Больные рыдали, предчувствуя скорый конец и умоляли соотечественников:

- Простите, православные, коли мы кого обидели. Не поминайте лихом!
      Ростовчане, окружая несчастных заботой, всё же близко к ним не подходили из-за боязни заражения и искренне сочувствовали:

- Молиться будем за вас. Времена наши тяжкие. Завидовать некому — судьбы у всех схожи: кто раньше отдаст Богу душу, кто чуть позже...

      Встревоженный не на шутку Хорон приказал своему отряду срочно уходить прочь из Самарканда. Монголы яростно погоняли лошадей, выбираясь из многолюдных долин в пустынную степь, мчась на северо-восток, подальше от «чёрной» смерти. Она не сразу покинула ряды ордынцев и невольников, то и дело выхватывая несчастных и в пути.

     Заболевшим нукерам оставляли на голой равнине палатку, еду и коня. Если обнаруживался недуг у девушки или русского мужика, то их участь была ужасна. Таких обречённых бросали на верную смерть в пустынной местности, не давая даже пищи. Жуткими ночами слышались горькие причитания ростовских дев. Славянки оплакивали ещё живых, но покинутых на дороге своих подруг:

- Почто, Господи, ты забираешь невинных голубок?
     В пути Алексеевич отгонял тревожные мысли, уповая на Божью милость. Он каждый день искал глазами Ольгу среди скакавших впереди девушек. Переживал за неё и успокаивался лишь тогда, когда замечал ярко-красный платок своей лады. Фёдор подбадривал друга:

- Хворь пристаёт больше к слабым, а твоя Краса и другому мужику не уступит. Какая на Руси женская порода бывает!

     Лицо Алексеевича по-прежнему выражало тревогу. Тогда Книга, чтобы отвлечь его, переменил тему разговора:

- Представляешь, в своё время орда Чингисхана с коварной жестокостью токмо в Самарканде перебила сто тысяч мужчин и юношей.

      Иван встрепенулся от тяжких дум и ответил:
- Нам бы столь мужиков иметь при Батыевом нашествии! Тогда бы всё по-другому обернулось, а что могли мы сделать против бессчётного числа разъярённых кочевников?

      Ехавший поблизости Семён Огонёк уверенно закивал:
- Верно, Алексеевич! Мы в то лихое время односельчан уводили лесами от табунщиков. Вон мой дружок Данила Ухват пусть скажет — вместе тогда были.

      Семён перегнулся и дружески похлопал рукой скачущего бок о бок с ним светловолосого, конопатого парня лет двадцати. Данила солидно кашлянул, заговорил, сильно окая:

- Мы с Огоньком едва успели баб и детишек схоронить в чащобе, как мимо нас по дороге промчалась тьма тьмущая злых мунгал. Царица небесная! Их было словно саранчи в поле, и ушли они в сторону реки Сить.

- Всё так, — размышлял вслух Книга. — Ростов Великий в ту страшную годину Бог миловал. Батый сначала нашёл и разбил войско князя Георгия, а после поспешил до хлябей весенних взять Великий Новгород, да завяз в болотине. Ранняя распутица город сберегла.

     Коренастый Ухват безнадёжно махнул рукой:
- Минуло три года, и мы тоже пьём общую горькую чашу. От алчных степных волков не откупиться и не спрятаться...

     За несколько дней пыльной дороги посланцы Батухана достигли берега другой крупной реки средней Азии — Сейхун[6]. В конце августа и она порядком обмелела, и потому отряд Хорона легко её преодолел. Почти без отдыха тысячник гнал верные сотни и рабов далее на простор необъятной степи. Позади остались заражённые мором города и селения некогда могучего Хорезма. Свежий встречный ветер уносил кошмары прошлых дней.
--------
[6] Сейхун – река Сырдарья, как и Амударья впадает в Аральское море.


                ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

                НА АЛТАЙСКИХ ПЕРЕВАЛАХ



                Первая глава
                ОХОТА У ОЗЕРА БАЛХАШ

      Две недели по выжженной солнцем равнине продвигался невольничий караван к Алтаю. Далее путь теперь пролегал между высокими горными хребтами, громоздившимися с юга, и степными пространствами, раскинувшимися с севера. Тысячник «бешеных» прежде, чем войти в горный Алтай, свернул к озеру Балхаш. Он решил дать отдых своему уставшему воинству и поохотиться в устье Или[1]. В этом месте спокойная река разделялась на несколько рукавов, образуя острова, где царил настоящий птичий рай. В болотистой низине, заросшей густыми камышами, водилось множество водоплавающих.

      Иван Алексеевич попросил Хорона взять его с Фёдором Книгой на готовящуюся мужскую потеху. Предводитель тысячи охотно согласился и велел выдать двум урусам луки, изготовленные из рогов горного козла.

      Рано поутру сотня лихих азиатов в синих чапанах вместе с Иваном и Фёдором, одетыми в домотканые рубахи, сели на коней и направились в «птичье» царство. Узрев, как ростовчане ещё неуверенно обращаются с оружием ордынцев, черноволосый Хорон, смеясь, сказал светло-русому Ивану:

- Я покажу тебе силу моих воинов в стрельбе из лука, где вам, урусам, никогда не сравниться с нами.

      Вдруг он помрачнел, посмотрев на своего старого сотника, и добавил со злостью, обращаясь к пленникам:
- Хотя Берке утверждает, что мой отец в битве при Калке был убит вражеской стрелой.

      Алексеевич, выслушав перевод, не сдержался и обронил:
- И мой родитель погиб в энтой сече, защищая безоружных киевлян, которые поверили мунгалам и себе на горе сложили оружие.

      Хорон, заморгав чёрными глазами, заволновался:
- Они могли столкнуться там и…
--------
[1] Или – река, впадающая в озеро Балхаш.
      Заколебавшись на мгновение, он улыбнулся и, протянув свой лук вожаку ростовчан, продолжил:

- Я дарю его тебе, Большой Иван, в память о наших отцах. Надеюсь, до Монголии он будет стрелять только по дичи?

      Иван, взяв ценный подарок, недолго подумал и сказал в ответ:
- Да, до твоей Родины лишь звери и птицы испытают силу энтого оружия.
      Хорон, весело засмеявшись, скинул груз печальных воспоминаний и ответил в свою очередь:

- Тем более, что стрел у тебя в дороге не будет, кроме как на подвернувшейся охоте.
      Успокоившись, Хорон стегнул плёткой своего скакуна, давая понять, что разговор окончен.

      Алексеевич с другом воочию убедились в силе монгольского оружия. Дальнобойная и меткая стрельба из лука была одной из основ тех великих побед, которые одерживали по всему свету потомки Чингисхана. Русские пускали стрелы не так удачно и далеко, как азиатские завоеватели. Широкоплечие ордынские воины натягивали до конца большие и тугие луки. Длинные стрелы со свистом уходили в синее небо, пронзая там встревоженную пернатую дичь. То и дело после метких попаданий раздавались радостные гортанные возгласы.

      Бессчётно разнообразной птицы было подстреляно за утро. Среди трофеев выделялись своей необычной наружностью и величиною пеликаны. Двое ростовчан тоже не остались без добычи — после охоты они приторочили к сёдлам четырёх уток и одного здорового гуся.

      По дороге к лагерю Хорон ехал рядом с русскими. Он был в хорошем настроении и великодушно признался им:

- Вы оба полезны мне в пути к Монголии. А ты, Большой Иван, научившись многому у нас, вскоре станешь нашим великим багатуром. Восток даст тебе всё — женщин, вина и денег, только верно служи безграничному монгольскому царству.


                Вторая глава
                НАДЕЖДА В СЕРДЦЕ АЛТАЯ

      После отдыха и охоты конница, ведомая «бешеными», отправилась в верховья реки Или. Через пару дней впереди показались снежные вершины. На пути вставали грозные хребты. Продвигаться стало затруднительно, и Хорон свернул на север, в предгорные тихие долины.

      В прозрачном воздухе чувствовалось скорое приближение осени. Величественные громады гор на горизонте и синее небо в сочетании с буйными красками листвы в лесах и высокими травами в полях не оставляли русских равнодушными. Сказочная красота природы вызывала в славянских сердцах одновременно восторг и печаль:
- Как тут на диво благолепно!

- Хороши тёплые края, да насильно мил не будешь.
      Семён Огонёк и Данила Ухват разговаривали о своём крестьянском деле:
- Поди, что не посеешь — всё уродится отменно, — мечтательно глядел на пышную растительность Данила.

- Так оно, — соглашался Семён, — да сеять нам, видно, не суждено более нигде. Табунщикам — сам ведаешь — не до хлеба, им окромя скотины на заливных лугах ничего и не надобно.

- Да! — кивал Ухват. — Насмотрелись в Хорезме: поля заросли, пасутся косяки лошадей, местные идут в пастухи или переселяются...

      Монголы решили пройти к Родине горной дорогой через верховья Чёрного Иртыша. Затем их путь лежал к южным отрогам Алтая, оттуда прямо к столице азиатских завоевателей — Каракоруму. 

      До истоков Иртыша добрались уже в середине осени. Уставшие кочевники, несмотря на холодные затяжные дожди, были счастливы. Теперь тысячник с сотниками не сомневались, что успеют попасть в Каракорум до жестокой зимы. Изнурённые долгой и трудной дорогой ордынцы Бату-хана устроили днёвку на каменистом берегу Чёрного Иртыша.

      От восхода до заката на окраине ростовского стана кипели учебные бои. Мужчины и юноши настойчиво овладевали ратным делом. Прохладным вечером усталые русские воеводы, довольные первоначальными успехами, сидели у небольшого костра тесным кругом, ведя тайные беседы.

      Иван Алексеевич и его пятеро друзей хоть сейчас могли поднять почти всех пленных, но участь безоружных была очевидна. За день до этого Фёдор Книга, подсев к бойкому огню ордынцев и уйгуров с Алтая, подслушал интересный разговор и теперь передавал верным друзьям его суть:

- Алтайцы у монгол на хорошем счету, так как многие слывут грамотеями и потому занимают должности писарей в монгольских войсках. Уйгуры сведущи в расположении азиатских земель и вчера у их костра речь зашла как раз о том, где начинается и где заканчивается великая азиатская степь. Они клятвенно уверяли, а опытные монголы соглашались, что на полночь от Алтайской горной страны раскинулись необозримые леса. Везде так от Каменного пояса и до полночных областей Мунгалии. Но там же встречаются топкие болота, широкие реки и горные хребты.

- Энто наш путь! — горячо зашептал друзьям бывалый путешественник Никонор. — На закат солнца к Родине пойдём, всё время лесами и попутными реками. Выходить в губительную степь не станем, от неё нужно держаться подальше — ежели жизнь дорога. Далеко на полночь отклоняться тоже не след, там наверняка трескучие морозы, большие снега.

- Молодец, Новгородец! — согласился Фёдор и добавил: — Так лесами выйдем к Камню, от него до новгородского севера рукой подать — ежели сравнивать, где мы сейчас находимся.

- Долог путь! — задумчиво размышлял Иван. — По степям на конях скакать в несколько раз короче.

- Тише едешь — дальше будешь! — встрял Семен и по-хозяйски заметил: — да по лесам милое дело идти, не то, что здесь — где песок, где камень. Там с рыбой на реках не расстанемся, и зверь всякий к водопою крадётся. Крышу и постель из деревьев всегда соорудим.

      Кузнец Гаврила настойчиво произнёс:
- Надобно иметь проводников из местных жителей.
- Верно! — утвердительно кивал головой Фёдор. — Покуда станем ждать, в какую сторонушку сошлют нас из Мунгалии. А там, глядишь, и вырвемся на волю.
- А девушки как? — с тревогой в голосе спросил Иван, и тут же запальчиво выдохнул: — Ольгу я им не отдам! Спасу, чего бы ни стоило!
- После мятежа можно попытаться вызволить тех, кто окажется в стойбищах ближе к большим лесам — размышлял Фёдор Книга. — А нынче главное — узнать, куда уведут твою возлюбленную.

      Новгородец Никита излагал свои мысли:
- Бают, за Китаем и Кореей — последние моря, так для нас то и надо. Захватим при случае корабль или два — и тогда поплывём, куда задумаем.
      Иван подытожил весь разговор:

- В Мунгалии прояснится, где нас принудят биться за потомков Чингисхана. И кровь обагрит здешние земли, но то будет кровь не мирных азиатов — ею захлебнутся жестокие завоеватели. Те из нас, кто выживет после нашего мятежа, должны запомнить — какой стороной, пусть и неизведанной, вести людей на Русь...
      Друзья впервые с глубокой надеждой на возвращение домой заснули в своей палатке.

й и обрадованный тысячник тут же решился на днёвку, чтобы устроить охоту на грозного хищника Алтайских гор. Убить такого зверя считалось редчайшей удачей. Предводители «бешеных» совещались недолго. Для облавы отобрали четыре сотни ордынцев и десяток русских, в том числе Ивана Алексеевича и Фёдора Книгу. Ростовчанам выдали только копья, а вожак имел ещё и собственные доспехи, добытые в поединке с Максумом.

     Охотники шли по следу матёрого зверя до ущелья, расположенного между двумя хребтами пологих гор. По бокам от этой узкой долины были другие ущелья, уходящие примерно в том же направлении. Поэтому монголы и сам Хорон проникли в боковые долины, стремясь окружить снежного барса. Берке с немногими степняками и ростовчанами остались ждать, пока кольцо вокруг хищника сомкнётся.

     Иван томился от безделья. Он задумался и, поразмыслив, взял за руку Фёдора, что-то шепнул ему. Они вместе подошли к старому сотнику.

- Позволь сходить мне в ущелье, — взволнованно и настойчиво просил северный витязь, — ежели встречу хищника, то убивать не буду. Возьму живьём.
- Это монгольская добыча — не для тебя, урус, — зло и презрительно процедил Берке, пристально взглянув на богатыря, но потом неожиданно предложил: — хотя положи копьё, возьми дубинку и иди на верную смерть.

      Иван Алексеевич схватил притороченную к одной из лошадей длинную дубину, окованную на конце железом, и быстро пошёл по следам барса, ведущим к ущелью. Рассказы об этом неведомом звере призывали к осторожности, но ростовчанин верил в свои силы и смело шагал вперёд, надеясь на удачу.

     Заросшая кустарником и деревьями, узкая горная долина встретила охотника затаённой тишиной. Лишь журчание говорливого ручья нарушало девственный покой глухого уголка Алтая. Иван, держа дубину на плече, старался двигаться тихо, вслушиваясь в любые шорохи и звуки.

      В середине ущелья, около густого ельника, позади человека хрустнула ветка. Он моментально выставил в ту сторону железный наконечник своего оружия.

 Алексеевичу повезло — дубина буквально наткнулась на снежного барса, летящего в прыжке на него. Ударившись о палку, зверь чуть не достал мощными когтистыми лапами до шеи Ивана. Большой пятнистый хищник только вскользь зацепил ростовчанина. Когти животного, разорвав шубу, одетую сверху, оцарапали кольчугу и раскровили руку. Иван сразу, не теряя времени, почти без размаха обрушил дубину на голову барса, слегка оглушив его. Ошеломлённый зверь замотал своей лобастой хищной мордой с глазами навыкат. Вторым, более сильным ударом, Иван повалил, четвероногого противника на снег.

     Достав кожаные ремни, Алексеевич связал лапы и клыкастую пасть хищника. Осмотрев уже поверженного дикого красавца, охотник удивился его необычайной величине. С разных сторон стали доноситься крики монгол, начавших облаву. Русский ухмыльнулся на это и, с размаху взвалив бесчувственного зверя на плечи, побрёл обратно.

     Вернувшись к оторопевшему Берке, Иван с небрежением бросил снежного барса ему под ноги. Отдышавшись, язвительно спросил:
- Энто и есть ваш самый сильный и могучий царь зверей?


                Четвёртая глава
                И ЛЮБОВЬ, И ОТЧАЯНЬЕ

      Спустя некоторое время с охоты вернулся раздражённый Хорон. Он и его нукеры, узнав об удаче Алексеевича, бросились осматривать пленённого зверя. Тысячник поразился, разглядывая связанного снежного барса. Ростовский вожак обратился к Хорону через Фёдора:

- Возьми от меня пятнистую кошку и прошу, исполни две мои просьбы.
      Предводитель раздумывал. Он был в восхищении от пойманного хищника и с уважением ответил Ивану:

- Ты взял живого барса — это такая редкость! Если твои просьбы возможно осуществить — я обещаю их выполнить.
- Накорми получше всех пленников. Вторая просьба ещё проще — я хочу показать зверя ростовской красавице Ольге.

      Хорон долго хохотал в ответ и, наконец, сказал:
- Я всё сделаю, только мне жаль тебя, Большой Иван. Давно послан гонец к матери Батухана, и она вскоре появится здесь. Ори-Фуджинь заберёт в своё кочевье близ реки Онон, что на краю Монголии, сотню полонянок. Самые красивые девушки уедут туда, поэтому можешь, урусский багатур, уже сейчас попрощаться с белокурой возлюбленной. Батухан через год или два вернётся в родные степи, и десяток красавиц с Руси будут его ожидать. Забудь, Большой Иван, о ней, на востоке у тебя появятся другие женщины.

      Иван, стиснув зубы, промолчал. Затем они с Фёдором зацепили и привязали лапы очнувшегося снежного барса к жерди, взяли концы её на плечи и направились в лагерь к ростовчанкам.

      В походном стане «бешеных» царило бурное оживление от созерцания хищника сказочной красоты. Рослый Иван, приближаясь к девушкам, разглядел свою любимую. Подойдя к Красе, он опустил к её ногам связанного, шипящего от злобы барса. Улыбаясь, учтиво поклонился и молвил, глядя ей в глаза:

- Ради тебя схватился я со зверем и, как видишь, не зря.
      Тут Ольга заметила окровавленную руку юноши и бросилась к нему, крича своей подруге Марии:

- Принеси, милая, всё для перевязки!
      Слёзы так и катились по щекам девушки. Иван наслаждался этой нечаянной близостью, заглядывая в омут любимых глаз.

- Я выведал, какая участь тебя ждёт впереди, — тихо шептал Иван в нежное ушко. — Ты направишься с красавицами полона в одну дальнюю волость Мунгалии. Там находится родовое кочевье Батыя. У родственников хана вы будете ожидать возвращения из похода джихангира. Тем временем в Азии мы поднимем восстание, и кто вырвется — быть может, доберётся до Родины. Наш путь пройдёт по лесам, в обход степей. Жди меня — и я быстрей Батухана дойду до его родного стойбища. Мы пустим по ветру энто осиное гнездо и освободим, кого сможем. Верь моему слову, но никому не обмолвись, иначе погубишь нас.

      Статная ростовчанка вся в слезах, кусая губы, тихо ответила:
- Буду ждать вас! Коли вызволишь — твоей стану на век!
      В этот момент охранники по жесту Хорона оттащили счастливого Алексеевича от его лады. Он оборачивался и с надрывом в голосе кричал:
- Верь мне! Я — твой до гроба! …

      Осень на Алтае в том году оказалась короткой. Зарядили бесконечные снегопады, а горные дороги по-прежнему извивались до горизонта. Но когда-то всё заканчивается, и уже замаячил вдали последний скалистый хребет. По походной цепочке воинов Хорона проносились радостные возгласы:

- Впереди Монголия! Родные степи!
      У русских от этих воплей настроение не поднималось. Отчаяние и безысходность охватывали многих из них от лицезрения чужих враждебных пространств. Один мужик, уже серьёзно больной и знавший, что его земной конец близок — пошёл на страшное. Лягнув своего коня, привязанного к седлу ордынца, он, раскачиваясь всем телом, потянул лошадь в глубокую пропасть. Животное вздыбилось под самоубийцей и, оступаясь копытами, повалилось-таки в бездну. Кочевник совсем не желал сопровождать пленного на тот свет. Монгол, крича что-то по-своему, яростно выхватил из ножен кривой меч и махнул им, разрезая привязь.

     А из пропасти несся неистовый предсмертный крик:
- Прощайте, браты! Прощайте! …