Юрьевская осада

Было время, когда русские, эстонцы и латыши вместе бились с немцами...

15 августа исполнилось 795 лет со дня начала осады немецкими крестоносцами города Юрьева (ныне Тарту). Это был последний крупный населённый пункт в северной Прибалтике, ещё сохранявший свободу от захватчиков.

Началась кровавая двухнедельная битва – плечом к плечу город защищали русские, эстонцы и латыши. Пример боевого братства, о котором сейчас стараются не вспоминать.

В Прибалтике (Ливонии) немцы появились в самом конце XII века. Сначала пришли католические миссионеры, но за ними, как водилось в ту пору, не замедлили последовать и рыцари.

Тяжеловооруженные воины Ордена меченосцев, словно половодье, разлились по землям древних латышей, ливов, латгалов и эстов – порабощая, крестя огнём и кровью, расправляясь с непокорными. Местные племена, разобщенные и стоявшие, сравнительно с захватчиками, на куда менее высокой ступени политического и технического развития, сопротивлялись, тем не менее, ожесточенно. Однако их поражение было предопределено отсутствием централизованного государства; непрочные племенные альянсы можно было бить по частям и по очереди. К тому же, помимо немцев, на северную Прибалтику зарились и другие захватчики – шведы и датчане.

В августе 1220 года эстонцы окружили занятую шведами крепость Лихула и истребили засевший там отряд в 450 человек.

Немцы и датчане были удачливее: к зиме 1220-го почти полностью завершили покорение большей части Эстонии. Они так усердно грабили население, так жёстко принуждали его к переходу в католичество, что в 1223-м Эстония восстала.

Разъяренные эсты, захватив расслабившихся захватчиков врасплох, нещадно с ними расправлялись: рубили рыцарям головы, приносили священников в жертву своим древним языческим богам. Сначала восставшим сопутствовал успех: они сумели овладеть несколькими стратегически важными крепостями.

Увы, радоваться пришлось недолго: опомнившись от растерянности, захватчики с яростью обрушились на «врагов Христа и церкви». У немцев было преимущество сплоченности, более совершенного оружия и доспехов, а самое главное – за их спинами стоял неисчерпаемый источник людских ресурсов. Ещё в 1093 году тогдашний Папа Римский Целестин III провозгласил крестовый поход против «северных язычников» – и в Прибалтику, дабы пограбить местных жителей и одновременно «спасти свои души участием в богоугодном деле», хлынули толпы самого разношерстного люда. Крестоносцы быстро разгромили восставших, и к началу 1224 года в руках у независимых эстов из населенных пунктов оставался только Юрьев. Сюда сбежались люди из областей Сакала и Уганди, готовые до последнего биться с агрессорами.

Этот город был основан в 1030 году людьми великого князя киевского Ярослава Мудрого и назван в его честь (Юрий – христианское имя князя Ярослава). На город постоянно покушались местные племена, и за последующие почти два столетия он неоднократно переходил из рук в руки. Впервые Юрьев был захвачен меченосцами в 1015 году. Когда эсты отбили Юрьев, из Новгорода для его защиты выступили двести русских дружинников во главе с князем Вячеславом (Вячко).
Историки не имеют единого мнения о его происхождении – одни относят Вячко к полоцким, другие к смоленским Рюриковичам. Этот человек, известный латгалам и немцам как Ветсеке (т.е. «старший), был одним из главных героев прибалтийского сопротивления.

Изначально Вячко являлся вассалом полоцкого князя и сам княжил в Кукейносе (ныне латвийский город Кокнесе). До прихода немцев русские тоже активно осваивали Прибалтику, хотя и делали это куда менее кровопролитно, чем крестоносцы. По реке Даугаве (Западная Двина) пролегал торговый путь «из варяг в греки». Стремясь поставить здешний его участок под свой контроль, полоцкие князья в XII воздвигли по берегам Даугавы крепости Ерсику и Кукейнос, ставшие центрами отдельных небольших княжеств. Собственно, меченосцы и не скрывали, что их цель состоит не только в завоевании местных земель, но и вытеснении с них православной Церкви.

Ерсику немцы, разбив войско местного князя Всеволода, захватили в 1209-м. Что касается Вячко, которого немцы именовали местным «королем», то он угодил в плен двумя годами раньше – и скованный был доставлен в основанную крестоносцами Ригу. Правда, епископ Альберт освободил Вячко, но тому уже было понятно, что в покое его теперь не оставят.

Поскольку силы были неравны, Вячеслав в 1208-м сжег свой Кукейнос и ушел с дружиной в русские земли. Спустя много лет он вновь появился в Прибалтике – когда новгородский князь Ярослав Всеволодович отправил его защищать от немцев Юрьев.

В Новгороде смотрели на немецкую экспансию с величайшим беспокойством. Там понимали, что, завоевав Ливонию, крестоносцы вторгнутся и в коренные русские земли. Таким образом, благодаря князю Ярославу у Вячко появился шанс отомстить за былые обиды.

Впервые немцы попытались вернуть Юрьев на Пасху 1224 года, но вынуждены были отойти после пятидневной неудачной осады. Город был хорошо укреплен, окружен высокими валами и стенами – и овладеть им с наскоку было трудновато.

Не сумев взять силой, меченосцы прибегли к дипломатии – в Юрьев отправилось посольство.

Позже немецкий летописец Генрих Латвийский писал в своей хронике:«И отправили епископы послов к королю в Дорпат (Юрьев), прося отступиться от тех мятежников, что были в замке, так как они оскорбили таинство крещения; бросив веру Христову, вернулись к язычеству; братьев-рыцарей, собратьев и господ своих, одних перебили, других взяли в плен и таким образом вовсе извели в своих пределах, а все соседние области, перешедшие в веру Христову, ежедневно грабили и опустошали. И не захотел король отступиться от них, так как, давши ему этот замок с прилегающими землями в вечное владение, новгородцы и русские короли обещали избавить его от нападений тевтонов. И собрались в тот замок к королю все злодеи из соседних областей, изменники, братоубийцы, убийцы братьев-рыцарей и купцов, зачинщики злых замыслов против церкви ливонской…».




Снова к Юрьеву крестоносцы подступили 15 августа 1224 года с войском, намного большим, чем прежде – они погнали на войну и местных уроженцев из числа покоренных племён ливов и латышей (леттов). Прилегающие к Юрьеву поля покрылись шатрами, началась долгая осада. Дабы побыстрее покончить дело, немцы решили воспользоваться последними достижениями военной техники того времени. «Стали строить малые осадные машины и патереллы (боевые метательные устройства), наготовили множество военных орудий, подняли крепкую осадную башню из бревен, которую восемь дней искусно строили из крупных и высоких деревьев в уровень с замком, затем надвинули поверх рва, а внизу тотчас начали вести подкоп. Для рытья земли днем и ночью отрядили половину войска, так чтобы одни рыли, а другие выносили осыпающуюся землю. Поэтому с наступлением утра значительная часть подкопанного обрушилась с вала, и вскоре можно было продвинуть осадную башню ближе к замку».

На всякий случай немцы вновь обратились к Вячко – ему пообещали беспрепятственно уйти со своими людьми, если он согласится сдать крепость. Князь отказался, он ожидал подмоги из Новгорода. Вскоре действительно разнеслись слухи, что в окрестностях города появилось русское войско, но они оказались, увы, ложными. Осознав, что без потерь не обойдётся, немецкие вожди бросили свое войско на крепость. «Многих на верху вала ранили стрелами из баллист, других перебили камнями метательных орудий, бросали в замок из патерелл железо с огнем и огненные горшки. Одни готовили орудия, называемые ежом и свиньей, другие складывали костры из бревен, третьи подкладывали огонь, наводя всем этим великий страх на осажденных. И бились так много дней. Точно также и бывшие в замке построили свои машины и патереллы против христианских орудий, а против стрел христиан направили своих лучников и баллистариев. Подкоп вёлся день и ночь без отдыха, и башня всё более приближалась к замку…», – красочно описывал события Генрих Латвийский.

По его словам, противоборствующим воинам не было покоя ни днем ни ночью – днём сражались, а ночью устраивали игрища.

Немцы били в литавры, играли на дудках и других музыкальных инструментах, а покоренные ливы и летты кричали, ударяя мечами о щиты. В свою очередь, русские тоже играли на своих инструментах и воинственно кричали.

Убедившись, что скорой победы не будет, немцы через две недели после начала осады собрали военный совет. Хронист свидетельствует:«Были среди них вождь Фридрих и вождь Фредегельм, и судья пилигримов, человек знатный и богатый, который говорил: "Надо взять этот замок приступом, с бою и отомстить злодеям на страх другим. Ведь во всех замках, доныне взятых ливонским войском, осаждённые всегда получали жизнь и свободу: оттого другие и вовсе перестали бояться. Так теперь мы всякого, кто из наших первый взберётся на вал и вступит в замок, превознесем великими почестями, дадим ему лучших коней и лучшего пленника из взятых в замке, за исключением короля, которого вознесём надо всеми, повесив на самом высоком дереве". Эта мысль всем понравилась, люди стали приносить обеты Господу и Пресвятой Деве…».

Наутро, после торжественной мессы, битва возобновилась. Захватчики стали подносить к воротам бревна, «но весь труд был напрасен, так как не пришло ещё время возмездию Божьему». В девятом часу осаждённые в крепости русские и эсты открыли широкое отверстие в вале и стали через него скатывать вниз горящие колеса, направляя их на осадную башню и подбрасывая сверху кучи дров. «Но сильные христианские воины в доспехах разбросали огонь, разломали колеса, сбили силу пламени и защитили свою башню. Между тем другие нанесли дров и подожгли мост, а русские все сбежались к воротам для отпора», – рассказывает Генрих Латвийский.
В лютой сече немцы стали одолевать – всё же их было куда больше, чем защитников Юрьева, многие из которых к тому же уже сложили головы. Первым на вершину крепостного вала поднялся брат епископа Альберта рыцарь и его слуга Петр.

В битве наступил критический момент.«Каждый спешил взойти первым ради вящей славы и чести Иисуса Христа и матери его Марии, а также чтобы и самому получить честь и награду за свой подвиг. И взошёл кто-то первый, а кому это удалось, не знаю, знает Бог; за ним последовала вся масса. Каждый помогал товарищу подняться в замок, а иные проникли в отверстие, через которое осажденные катили колеса с огнем; вошедшие первыми приготовляли место следующим, гоня эстов мечами и копьями с вала.

Когда уже много тевтонов вошло в замок, за ними двинулись летты и некоторые из ливов…».

«И тотчас стали избивать народ, и мужчин и даже некоторых женщин, не щадя никого, так что число убитых доходило уже до тысячи», – не скрывает кровавых подробностей Генрих Латвийский.

По его словам, русские воины оборонялись дольше всего. Наконец, им пришлось отступить внутрь укрепленного здания, но их, усталых и покрытых ранами, одолели, вытащили наружу и перебили – в том числе и князя Вячеслава. Спастись было практически невозможно: немцы, окружив Юрьев со всех сторон, не дали бежать никому. Единственного, кого пощадили – вассала великого князя суздальского, отправленного своим господином в Юрьев. «Братья-рыцари снабдили его потом одеждой и отправили на хорошем коне домой в Новгород и Суздаль сообщить о происшедшем его господам. Когда все мужчины были перебиты, началось у христиан великое торжество: били в литавры, играли на свирелях и других музыкальных инструментах, потому что отомстили наконец, злодеям и истребили всех вероломных, собравшихся туда из Ливонии и Эстонии», – торжествует немецкий хронист.

«Того же лета убиша князя Вячка немци в Гюргеве, а город взяша», – грустно отмечает новгородская летопись.

После того как немцы собрали оружие русских, одежду, коней и всю добычу, бывшую в замке, а также оставшихся ещё в живых женщин и детей, город предали огню. Многочисленное новгородское войско, отправленное на помощь осажденным, на полпути узнало, что спасать уже некого, развернулось восвояси и «с большим горем и негодованием возвратились в свой город».

В дальнейшем русские неоднократно рассчитались с немцами за убиение Вячко и его дружины. Десять лет спустя, в 1234-м, князь Ярослав Всеволодович разгромил меченосцев на реке Омовже (близ того же Юрьева, переименованного немцами в Дерпт). Сын Ярослава Александр Невский в 1242-м разбил псов-рыцарей на льду Чудского озера, а внук Дмитрий Александрович – в 1268 году под Раковором. Но эти победы не смогли изменить главного: немцы укрепились в Ливонии на много веков, создавая постоянную головную боль русским Новгородскому и Псковскому княжеству. Жившие в северной Прибалтике народы оказались в неволе, и мало-помалу воспоминания о былом боевом братстве с русскими стёрлись из памяти…

Падение Дерпта

Падение Юрьева стало для Ливонской конфедерации ещё более сильным ударом, чем капитуляция Нарвы. Восточная Ливония, по сути, оказалась во власти русского царя.

8 июля 1558 года русская армия вышла к Дерпту – Юрьеву. Подступив к городу, русские немедленно начали осадные работы, которые развивались по хорошо отработанному порядку. По словам летописца: «как пришли воеводы к Юрьеву и наряд из судов выняв и стрельцы у города перед турами закопалися и з города немцев збили». Важную роль во взятии города снова сыграли стрельцы Тетерина и Кашкарова, и пушкари. Именно на их плечи (а их было довольно немного, около 500 стрельцов) легла основная тяжесть осадных работ и повседневная боевая работа в окопах. Попытки дерптского гарнизона делать вылазки не имели успеха. Стрельцы, псковское ополчение и послужильцы детей боярских упорно, невзирая на сопротивление врага, рыли траншеи, возводили шансы и батареи для доставленной по воде из Нарвы артиллерии.

Для старых укреплений Дерпта действия русской артиллерии оказались решающими, как и в осадах Нарвы, Нейшлосса и Нейхаузена. 11 июля русские пушкари открыли сильный огонь, «стреляющее, ово огнистыми кулями, ово каменными». Скоро положение Дерпта стало безнадежным. «А из наряду били шесть ден, - отмечал русский летописец, - и стену городовую розбили и в городе из наряду многих людей побили». Преимущество русской артиллерии и рати было очевидно, назревал штурм. Среди горожан не было единства, ряды защитников поредели от русского огня, и дезертирства. Надежды на помощь со стороны магистра Фюрстенберга не было. Сам магистр на призывы о помощи ответил, что он «сердечно сожалеет о печальном состоянии города и высоко ценит твердость епископа и почтенной общины; он весьма не одобряет поступок дворян и ландзассов, покинувших своих господ, что, конечно, впоследствии послужит им к позору. Он (магистр) желает, чтобы другие оказали такое мужество, на какое только способен человек, для защиты славного города. Но, несмотря на всё его сожаление, он видит, что ему не удастся в настоящее время оказать сопротивление такому громадному, как то он узнал из всех разведываний, войску, какое находится теперь у врага, но, впрочем, он будет усердно молиться милостивому Богу за них, и день и ночь думать о том, как бы набрать побольше народа для войска».

Таким образом, перед лицом неминуемого разрушения укреплений и последнего штурма, исход которого был очевиден, епископ Герман решил последовать примеру Нарвы. Как писал псковский летописец: «бискоуп и немцы посадникы воеводам князю Петроу Ивановичю с товарищи град Юрьев здали по мирному советоу, июля в 20 день, на том, што им жити по старине, и с царевыми и великого князя наместникы соудити судиям их, и из домов их и из града не извести».

В сдавшемся городе русские захватили огромную добычу. Так, согласно Лебедевской летописи, «пушек взяли болших и менших пятсот пятдесят две пушки». Ливонский хронист Реннер называет ещё большее число – 700. Очевидно, что значительное число из этих пушек – крепостные ружья.


Также было захвачено большое количество различного имущества. Ливонский хронист Руссов (Рюссов), понятно, что преувеличивая, писал, что «невозможно описать, сколько сокровищ взял московит в этом городе деньгами, серебром и золотом, и всякими драгоценностями и уборами от епископа, каноников, дворян и бюргеров». Интересно, что в одном из тайнике города русские нашли 80 тыс. талеров. Руссов с горечью отмечал, что дерптцы из-за своей жадности потеряли больше, чем требовал у них русский царь. Найденных средств хватило бы не только на юрьевскую дань, но и на наём войска для защиты Ливонской конфедерации.

Падение Юрьева стало для Ливонской конфедерации ещё более сильным ударом, чем капитуляция Нарвы. Восточная Ливония, по сути, оказалась во власти русского царя. Ливонские замки и городки, после захвата Юрьева, сдавались без особого сопротивления. Участник русского похода, князь А. М. Курбский, писал позднее, что царские воеводы «того лета взяхом градов немецких с месты близу двадесяти числом; и пребыхом в тои земле аж до самого первозимия, и возвратихомся к царю нашему со великою и светлою победою, бо и по взятью града, где и сопротивляшеся немецкое войско к нам, везде поражаху их от нас посланными на ротмистры…».

Ливония разваливалась. Известие о падении богатого города, фактической столицы Восточной Ливонии, неплохо укрепленного и хорошо снабженного артиллерией, привело к панике вассалов дерптского епископа. Орденские и епископские должностные лица, рыцари в панике бежали, забыв о своих обязанностях по организации обороны. Местные же жители «били челом» царским воеводам, чтобы они их не «воевали». Целые городки и селения принимали присягу русскому царю. Если бы Иван Грозный действительно хотел завоевать Ливонию, то лучшего времени, чем лето – осень 1558 года, у него не было. Обветшалое здание Ордена, разъедаемое различными противоречиями и накопленными проблемами, рушилось прямо на глазах. Орден обвинял ливонских дворян в равнодушии к судьбе Ливонии, нежелании воевать. Дворяне обвиняли орденские власти, что те не выделили средства для покупки достаточного количества наемных солдат. Бюргеры же думали лишь о своих привилегиях и как сохранить имущество. Крайними же оказались, как это обычно и бывает, простые крестьяне, брошенные на произвол судьбы (войны). Фюрстенберг, не сумевший организовать отпор русскому вторжению, стремительно терял остатки авторитета и власти. Резко усилилась пропольская партия, которая сумела добиться избрания на пост магистрова коадъютора (заместителя) феллинского комтура
Г. Кеттлера, сторонника ориентации на Польшу.