Прыжок в океан

     Работая судовым врачом на траулере “Звезда“, я с самого начала рейса заметил, что один высокий с продолговатыми чертами лица матрос Карачевцев был в подавленном состоянии, и ни с кем не разговаривал. Поначалу я не придавал этому значения. У каждого ведь свой характер и темперамент: тот веселый, тот серьёзный, тот замкнутый и так далее. Поговорить с ним немедленно в связи с моей и его занятостью не получалось и я отложил разговор с ним на дальнейшее время.
       Судно работало в марокканской зоне, и у нас на борту было несколько марокканцев. Однажды вечером они были в состоянии подпития, и один из них, худощавый и невысокого роста, стал приставать в коридоре к Карачевцеву, видно с кем-то его спутав. Он мешал ему пройти и что-то гневно выкрикивал на своем языке. Матрос отстранил его с пути. И тогда марокканец рассердился и кинулся на него с кулаками. Карачевцев и так был не в духе, а тут еще этот марокканец навязался. И тогда он рассердился, и так дал нападающему в зубы, что тот отлетел прочь в угол коридора. После такого отпора побитый марокканец поднял шум, и стал жаловаться подошедшему капитану, что на него напала группа русских моряков и избила, При этом он стал угрожать вызовом к судну марокканских военных.
   – Да брось ты врать, – сказал капитан, махнув рукой. – На такого, как ты, наши люди не станут собираться группой.
    Но вскоре нашлись свидетели происшествия, которые указали, что тут виновен в избиении Карачевцев. Капитану и марокканскому инспектору не удалось погасить конфликт сразу, потому что друзья побитого были на его стороне. Побитый марокканец пришел ко мне в амбулаторию. У него был ушиб верхней губы и слегка шатался верхний передний зуб. Я дал ему таблетки анальгина и приложил к губе салфетку со льдом.
     На следующий день я узнал от капитана причину плохого настроения Карачевцева. Оказалось, что его жена родила мертвого ребенка, и это на него сильно подействовало. Он стал требовать у капитана, чтобы тот списал его с судна и отправил домой.
    – Ну как я тебя сейчас спишу? – говорил ему капитан. – Как я тебя отправлю? Мы находимся в автономном плавании, вокруг нас нет судов, идущих в Калининград или в другой российский порт. А специально из-за тебя я не погоню судно в Санта-Крус, чтобы оттуда отправить самолетом. Туда надо двое-трое суток идти.
    – Ну, тогда я за борт выпрыгну, – пригрозил матрос.
     – Прыгай, – ответил капитан, – Если бы я стал прислушиваться к этому шантажу от каждого, то о каком порядке на судне и выполнении задания тогда можно думать.
     Об этом разговоре я не знал, Узнал позже. Они ведь разговаривали наедине. Над океаном сгустились сумерки. Было время ужина и вечернего заступления на вахту. Я сидел в каюте при открытом иллюминаторе, и вдруг услышал за бортом сильный всплеск. Мой иллюминатор не выходил прямо за корпус, потому что каюта находилась в надстройке судна и поэтому я не смог, выглянув из него, увидеть что там в воде плеснуло.
“ Выбросили, наверное, что-нибудь“, – подумал я.
        А в это время вечерняя смена уже должна была запустить в рыбцехе конвейер. Рыбмастер обнаружил, что на конвейерной линии отсутствует упаковщик Карачевцев. Он пошел за ним в его каюту, поискал в туалетах и других местах, но нигде не нашел. По судовой трансляции было объявлено: “Матросу Карачевцеву явиться на рабочее место“, а затем – “явиться к капитану“. Но к капитану матрос не явился. Я позвонил на мостик и сообщил, что пару минут назад слышал за правым бортом какой-то шумный всплеск. И тотчас по судну была объявлена тревога “человек за бортом“.
     Судно шло с тралом, и остановить его не было возможности. Смогли только дать малый ход на время спуска шлюпки на воду. В шлюпку сели несколько матросов в непромокаемой спецодежде (пролифенке), спасательных жилетах и касках. Один из них нес одеяло. Шлюпка отправилась на поиск пропавшего матроса. С мостика вахтенный штурман выпустил несколько осветительных ракет, а затем еще одну звуковую. Я заметил, что после этих сигналов огни судов, рыбачащих вдали, чуть приблизились по направлению к нашему траулеру. Около двадцати минут шлюпка рыскала позади тянувшегося за судном трала без всяких результатов. И, наконец, один из матросов заметил мелкий огонек сигнальной лампочки спасательного пояса, обычно загорающегося при контакте его батареек с морской водой.
  – Смотрите! – крикнул он товарищам, протягивая руку в сторону свечения лампочки.
  – Точно, он там, – сказал рулевой и повернул на огонек.
    Через пару минут несколько крепких рук затащили мокрую, рослую фигуру Карачевцева в шлюпку, и направились к борту “Звезды“. Вскоре шлюпка была поднята лебедкой на палубу.
     Весь мокрый спасенный матрос был посиневший от холода, и дрожал, постукивая от озноба зубами. Его тотчас привели в лазарет. Прибежало много любопытных членов экипажа. Прибежал также побитый Караченцевым марокканец, и пожал ему руку в знак примирения. Он, видимо, понял, что сам был виноват: у спасенного матроса было какое-то горе, а он к нему еще и привязывался.
     Я дал матросу выпить рюмку спирта, и велел сопровождающим его матросам помочь ему раздеться. А затем начал растирать уксусом и спиртом его зябкую кожу. Затем больной в сухой одежде был уложен в постель и обложен теплыми грелками. Прачка сбегала на камбуз за теплой водой для наполнения ею пластиковых бутылок, которые тоже использовались, как грелки. Затем я сделал матросу успокаивающий укол, и он уснул.
     На следующий день я спросил у Карачевцева, что заставило его прыгнуть ночью в океан, и как все это происходило.
– Капитан отказался отправить меня домой, и я пригрозил ему, что выпрыгну за борт, – ответил Карачевцев.
– Ну, и кому бы вы хуже сделали. Сами бы погибли в воде от переохлаждения, а ему бы за это ничего не было: любой может выпрыгнуть за борт, а он держать всех за руку не обязан.
– А его пускай бы совесть мучила…
– Несерьезно все это, – сказал я. – Хорошо хоть со спасательным поясом прыгнули. Почему вы его все же надели?
– А зачем спешить на тот свет? – ответил матрос. – Подумал, что в воде определюсь: тонуть или нет.
– Ну, и что же? Стало страшно?
– О, да…Жуть, – сказал матрос. – Судно потащило трал мимо меня, и я в это время старался быть от него подальше, чтоб не запутаться в нем, А потом чайки стали летать вокруг меня с криком, прямо над головой. Я боялся, что они начнут меня клевать, и кричал на них.
– Вы верили, что вас спасут?
– Верил, конечно. Да я и сам плыл следом за судном, хотя в одежде это было нелегко.
– Ну, и ладно. Хорошо, что все кончилось благополучно. Денёк полежите в лазарете, а завтра пойдете на работу.
     Больному я предписал принимать таблетки амитриптилина против депрессии. После данного случая капитан решил списать с судна матроса Карачевцева, и с первой попутной оказией отправить его в Калининград. Я тоже был склонен считать, что у этого матроса не все в порядке с психикой, и написал на него выписку в медсанчасть рыбаков. В ней я отметил ситуационную реакцию с попыткой суицида (под вопросом).
     Через две недели к нам пришвартовалось судно, идущее в Калининград. Я передал судовому врачу медицинские документы Карачевцева, и матрос уплыл домой.
     По возвращении из рейса, моей выписки в медсанчасти не оказалось. Судовой врач транспортного судна, видимо, решил не портить судьбу матроса, и не отдал документ по назначению. Вполне возможно, что он отдал выписку матросу на руки. А тот взял да и “потерял“ её. Надо же человеку снова в море пойти! А второй раз прыгать за борт вряд ли ему захочется.       
-  -  - 1997 г.