Как Серый с Бурым повстречались

«Кто, кто в Теремочке живёт?
Кто, кто в невысоком живёт…»

Октябрь. Первые морозные утренники уже сковывают полянки и лужи тонким ледком. Зелёное  разнотравье хрустит под ногами по утрам, осыпаясь остекленевшими бусинами росинок. Не слышно перед восходом солнца на опушках и болотах  какафонии птичьих племён, не играет на своей свирели виртуоз жаворонок, не гудит в поисках подруги бекас - барашек. Природа готовится к погружению в долгое зимнее безмолвие. Отключает все свои кровотоки, баюкает лесные водоёмы шорохом опадающей листвы. Движение в это время по лесу выдаёт человека грохотом ломающейся под сапогами подстилки. Звонкая тишь, терпкий пьянящий морок багульника в заболоченных ельниках, близкий стон гонного лося, хлёсткий удар бобриного весла по воде – совершенная Симфония Мира. Пора распахнутых объятий сезона охоты.
Проснулись с мужиками привычно, по темняку, в нашей небольшой избушке на окраине заброшенной деревни в таёжных крепях. Тихая охотничья обитель строилась когда - то хозяином под баню, но  пришлось приспособить её под жильё. Печка, три топчана, столик и газовая плитка.  Давно сгорели уж два жилых пятистенка, много лет согревавшие охотников от зимней стужи и осенней мороси. Есть «добрые» люди в лесах. нетопыри и вурдалаки. А теперь, прошло уж семь лет, как нет нашего последнего пристанища. Также загадочно сгорела по весне. Опять инопланетяне видимо. Поймать бы их, да живьём, болотным обитателям на корм, как в старину поступали с нежитями.
Прогоняя остатки сна пошвыркали крепкого чайку. Перекурили. Прикинули план на день. Нахлобучились одеждой. Застегнулись на ремешки - кнопки – пуговки. Молча вышли, прикрыли натопленное жильё и растворились в плывущих сквозь сосновые шеренги, стада туманных кочевий. За насыпью, оставшейся от узкоколейки, некогда круглосуточно стучащей железнодорожной артерии, снабжавшей торфом промышленные предприятия Свердловска, лежали карты затопленных разработок дешёвого топлива. Заросшие и закорчаженные разливы, спрятанные от глаз карандашником ивняка островки и проплешины, давно стали зоной покоя для многих лесных обитателей. Карась и чебак, ондатры и бобры, всевозможные птицы, кабаны и лоси, норки и куницы. Труднопроходимые места для двуногих и рай для диких тварей. Человеку терпеливому, пытливому и трудолюбивому, старания и пот здесь окупаются сторицей, щедрыми дарами встреч и охотничьей добычи. Шли на кромку второго разреза. Проверить капканы на бобров. Веслохвостые работяги за последние годы так расплодились, что процесс затопления принял уже совсем угрожающие размеры. Насыпь узкоколейки -  единственно возможная для автомобиля дорога в цивилизацию проваливалась в местах их отнорков и ходов. От высоких грив дамб неподтопленными остались только узкие тропинки.   Необходимо было срочно прореживать племя бобриное, иначе затопят проныры все угодья, превратят в сплошное непроходимое до горизонта болото.  Дело сие суть хлопотливое и архитрудное физически.
Ходить под берегом штука опасная. Режет грызун ивняк, оставляя остро заточенные частоколы. Оступишься! Упадёшь! Шашлык! Последствия грустные, если не трагические. Этим утром капканы оказались пустыми. Сквозь сумеречные заросли уже проникали стрелы и кинжалы близких воинств Могучего Сварога, разрезая и кроша туман на куски и ломти. Решили немного подсушиться, попить чаю накоротке. Сооружённый под тихий разговор костерок сноровисто облизывал помятые и закопчённые бока котелка. Томились в ожидании походные кружки. По - над кустами, вспарывая пространство сильным пером, прошёл табунок крякашей, снижаясь на противоположную сторону под кромку бора. Серёга, всегда шебутной, меткий стрелок и искусный, опытный охотник решил пойти через дамбу  проверить старую барсучью нору и заодно поднять утиное племя на нас. Глотнул обжигающего крепкого крупнолистового. Выпустил из ноздрей облако пара пополам с сигаретным дымом, поднял свою компактную комбинашку и хрустнул сапогами в карандашник. Его выцветшая, с торчащей из дыр ватой телогрейка, пару раз качнулась среди ветвей и растворилась без звука в сетях зарослей. Оставшиеся следопыты грелись горячим напитком, молчали. Думали о своём. Вслушивались в тишину. Разведчику надо не менее получаса, чтобы добраться на ту сторону разреза. Не спешили.
Охота потому и интересна, что всегда непредсказуема и всегда как в первый класс. Пистонный щелчок мелкашки резанул плывущую дрёму. С шумом и заполошным кряканьем поднялись утки. Странно! Зачем по утке из нарезного? Но тут же! Плотно хлопнул выстрел из гладкого ствола. Чайханщики как один вскочили на ноги, цепко схватив вооружение. Ноздри по ветру. И тут же! Страшный такой, нехороший, наполненный липким ужасом Серёгин вопль. «Ааааааааааабляяяя!!!!». Никогда не кричит настоящий охотник в лесу. Не мог он такого утворить за ради поржать!!?? Ну, просто никак! И ещё секунд через десять опять выстрел из гладкого, но по звуку уже пулевой! Хрена се! Па Де Де из балета Щелкучик! Рванули всей троицей с места, напрямки, размашисто прыгая через кочкарник, аки гонные лоси за коровой. Распоясавшийся кустисто дремучий  малинник больно хлестал по рукам и разгорячённым лицам спринтующих. Справа грузной торпедой плюхнулся в воду из хатки потревоженный бобёр. Заворчала,завопила сойка. Стадо приближалось к барсучьей норе, оглашая тишину и покой арабесками витиеватых матерков.
Первый в забеге, оказался Аркадьич. Вылетел, шумно дыша и отплёвываясь, на открытый, заросший высоким иван – чаем подлесок. И увидел памятник Серого.

****
Серый торчал из травы по пояс  в полнейшем коматозном ахуе.  Из всех отверстий головы его валили сизые клубы табачного дыма. Пальцы правой руки, ходящей ходуном как в падучей, сжимали мёртвой хваткой три сигареты «Прима» в ряд. Вытаращенные остекленевшие глаза, немигая смотрели в одну точку. Секунды стояли две немых окаменелости – «Вопрос» и «Ответ» в молчании. Наконец «памятник» медленно перевёл чрезвычайно задумчивый фокус на Аркадьича. Левой рукой стянул с головы шапку, и чуть наклонив серебристо – смоляные лохмы к Аркадьичу, каким – то не своим, хриплым голосом выдохнул: «Я, случаем, этта! Не поседел?!». Ничего пока не понимающий Аркадьич, видать силясь разглядеть поближе степень повреждений души и тела Серого, резво двинулся на сближение, весело похахатывая: «Чо? С барсуком повстречался?! - Ага! - гласом из Преисподней отозвался Троекуров, - Вона отдыхает! Гад! – и двинул подбородком куда - то вниз и в сторону. Тут Аркадьич изобразил левитирующего шаолиньца, в полёте скидывая с плеча своего «меркеля», приземлился уже наперевес стволами  в мохнатую тушу, которую не сразу заметил в траве. И возопил дико: «Бббляяяя! Эттаа же медддвввееддь!».
****
Серый двигался беззвучно и аккуратно. За многие годы и долгие километры хождений по таёжным географиям рефлексы жили отдельно и самостоятельно. Зрение, обоняние и осязание сканировали и анализировали, направляя в мозг полученную информацию: вот свежий сломышь на молодой осинке – ночью лось жировал, вот копанцы по гриве дамбы – кабаны трудились, под большим корявым выворотнем в песке, воронки порхалища – птица боровая пёрышки чистит. По звериным тропам, чтобы меньше мокнуть в росе, вышел на холмистую кромку разреза. Когда – то барсук устроил здесь квартиру. Занорился на зиму. Вход грамотный, со стороны леса в подошве небольшой горки. Сразу и не увидишь, пока не наступишь. Периодически эта квартира им посещалась, потому и имела постоянный интерес у промышленников. Подходя к входу, сразу засёк потаски травы. Лесная подстилка вокруг причёсана в сторону берлоги как частым гребнем. Пятится зверь задом, загребает лапами пучки и закрывает вход пробкой. А потом на боковую до весны. Тепло да сухо в берлоге. Спи - отдыхай. Лапу соси. Серый сторожко ступая, подходил к объекту. Почти перекрыв вход, над устьем норы нависал внушительный ствол поваленной буреломом сухары. Опытный следопыт снял с плеча «комбинашку», верную промысловку. Нагнулся и заглянул в темноту звериного особняка. «Кто - кто в теремочке живёт?», так и хотелось спросить у Теремка. Ответ был ну просто какой - то таки ****ец, товарищи!
 Яростный и возмущённый рык навстречу гостю из оскаленной, ни фига не барсучьей пасти, враз поднял на Сером весь имеющийся во владении волосяной покров. Серый заорал как никогда удивительно громко. Выстрелил из нарезного в упор. Следом добавил из гладкого, чуть не сломав сталь спусковых скоб. А «Дядька в пиджаке», это был, конечно, он. Бурый Хозяин. Рвал уже землю когтями обниматься. Буксуя всем, чем имеется, Серый зайцем перескочил сухару, и, дал коксу в гору спасаясь. У гонимого ужасом было секунд пять форы на отрыв пока «обуревший» выбирается из не по калибру малой норы. Серый судорожно супонил себя везде, по полным лесного мусора карманам телогрейки в надежде на чудом завалявшийся снаряд. И! О! А! Ссссуканахбля! Нашарил один. Продолжая стремительные скачки на верх холма, переломил. Выкинул гильзу. Воткнул! Хрен знает, что в патроне! На верхушке, разворачиваясь стремглав, закрыл стволы и тут ж открыл хлеборезку! Рассерженный вторжением Бурый мститель уже стоял перед ним во всей красе, распахнув смертельные объятия и неприятно улыбаясь всей полостью рта.
От бедра. Когда там вскидываться, нннаххх! Нажал на спуск. Бббууммм! Громыхнул выстрел. Зверюга хрюкнул. Пуля, на счастье это была она!! Пробила сердитому позвоночник. Он как – то сразу сломался. Сложил могучие свои обнимашки и грузно завалился в траву.
Не с первой попытки Серый смог достать мятую пачку «Примы» из камуфляжа. Прыгала она, падла, в руках как сопливый карась. Роняя и ломая табачные изделия, попал таки одной в перекошенное забрало, и начал второй тур эквилибра со спичками. Попал. Пыхнул огонёк. И. В один титанический всос, до прокуренных пальцев, прикончил разом сигарету. Не чувствуя ожога, он дослал в «патронник» меж пальцев ещё, сразу три «патрона». Затянулся до хруста в ушах. Зажмурился. Начало понемногу отпускать, но организм всё ещё колдобило мелкой дрожью.
****
Мишка пестуном оказался. Прогнала его мамка в ожидании нового потомства. Зима близко. Опыта мало. Вот и залез по дури в тесную барсучью нору. Неудобно. Задом в камни. В бока давит. А тут ещё двуногий лезет со своим знакомством!
****
Иногда, взглянув на красиво выделанную медвежью шкуру на стене, начинает на Сером всё чесаться и зудеть. И как тогда, сгорает в пальцах, потрескивая угольками «Прима», осыпая колени горячим пеплом.
2007г. Екатеринбург