Полное название:<<Понятие диктатуры - неограниченной, насильственной, массово-стихийной, непосредственно действующей революционной власти- квинтэссенция политической доктрины большевизма. Проблема институционализации революционной власти в большевистской доктрине до 1917 г. >>, - не поместилось в рамку.
<<Понятие диктатуры - неограниченной, насильственной, массово-стихийной, непосредственно действующей революционной власти- квинтэссенция политической доктрины большевизма. Проблема институционализации революционной власти в большевистской доктрине до 1917 г. >> - это четвёртый параграф второй главы <<СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ БОЛЬШЕВИСТСКОЙ (ЛЕНИНСКОЙ) КОНЦЕПЦИИ ДЕМОКРАТИИ В ПЕРИОД ДО 1917 г.: РОДОСЛОВНАЯ, СУЩНОСТЬ, ОСОБЕННОСТИ, КОНТЕКСТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДОКТРИНЫ>> моей научной монографии <<МЕТАМОРФОЗЫ И ПАРАДОКСЫ ДЕМОКРАТИИ. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДОКТРИНА БОЛЬШЕВИЗМА: ИСТОКИ, СУЩНОСТЬ, ЭВОЛЮЦИЯ, АЛЬТЕРНАТИВЫ. 1903-I929 гг.>> (Волков-Пепоянц Э.Г. МЕТАМОРФОЗЫ И ПАРАДОКСЫ ДЕМОКРАТИИ. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДОКТРИНА БОЛЬШЕВИЗМА: ИСТОКИ, СУЩНОСТЬ, ЭВОЛЮЦИЯ, АЛЬТЕРНАТИВЫ. 1903-I929 гг. В 2-х книгах. Кн.1. - Кишинев: “LEANA”.1993. - XXXII + 464 с.).
[Маленькое пояснение от 27 августа 2019 г.
С декабря 1990 г. по декабрь 1993 г. я учился в докторантуре кафедры политологии СПбГУ(Санкт-Петербург). Данная монография писалась в 1992-1993 гг. За 26 лет, прошедших с тех пор, было опубликовано в России и в мире огромное количество литературы по большевизму,ленинизму,В.И.Ленину в целом, и политической теории большевизма в частности. Но полагаю, основные оценки и выводы данного параграфа сохраняют актуальность и поныне. В скобках в основном тексте даются ссылки к примечаниям, которые опубликованы ниже основного текста].
В исследовании большевистской концепции демократии мы подошли к третьему (по порядку рассмотрения, а вовсе не значимости) ключевому моменту - ленинской (в общем русле леворадикальной традиции) концепции неограниченной и насильственной революционной власти, которая (наряду и во взаимосвязи с предыдущими двумя - большевистской концепцией авангардной партии "нового" типа и ленинской трактовкой классовой и революционной демократии(в)) кардинальным образом меняет смысл высказываний В.Ленина о демократической республике, политической демократии, политических правах и свободах и т.д.
Достаточно предварительно указать хотя бы на одно неразрешимое противоречие, возникающее в связи с этим: требовать, с одной стороны, прямого, обеспеченного законами участия всех граждан в управлении, полноты установления политической свободы, политических прав и свобод, как это делает в своих сочинениях рассматриваемого периода В.И.Ленин, и одновременно, с другой стороны, полагать, что эти требования воплотятся в жизнь диктаторской, не ограниченной никакими законами, нормами, опирающейся непосредственно на насилие, а не на закон, властью, как это опять-таки делает Ленин в работах того же периода.
Более того, теоретически даже возможна еще более абсурдная ситуация (возникающая в связи с тем, что ленинская теория перерастания революций, ввиду своей внутренней противоречивости и незавершенности, допускает две версии интерпретации, о чём мы уже писали), при которой демократическая республика, политические права и свобода одновременно сосуществуют с политической диктатурой. Совсем не случайно и вовсе не искажая позицию Ленина, Л.Троцкий правомерно писал, что большевики в качестве одной из задач выдвигали "создание демократической республики путем диктатуры пролетариата и крестьянства”(300).
Во избежание возможных недоразумений сразу же оговоримся, что сущность и атрибутивные черты революционней диктаторской власти, которыми наделяет ее Ленин, одни и те же вне зависимости от того, о какой именно классовой диктатуре идет у него речь: то ли о революционно-демократической диктатуре рабочих и крестьян, то ж о диктатуре пролетариата. Обобщение ведется на уровне общего, хотя, естественно, анализ в рассматриваемый период осуществляется на уровне особенного - диктатуры рабочих и крестьян.
Концепция революционной, диктаторской власти более или менее систематически стала разрабатываться Лениным в ряде сочинений в годы первой русской революции: в его известной брошюре "Две тактики социал-демократии в демократической революции", особенно в его работе "Победа кадетов и задачи рабочей партии" и др.
В первом из названных произведений В.И.Ленин предпринимает одну из ранних своих попыток опровергнуть (чтобы затем вновь и вновь ее повторять вплоть до конца своих дней) позицию классической политической науки, противопоставляющей демократию и диктатуру,и стремится, в свою очередь, доказать, что диктатура класса и особый вид политической демократии - классовая демократия - совместимы друг с другом.
Уже сам терминологический оборот, употребляемый Лениным для характеристики революционной власти, - "демократическая диктатура" ("революционно-демократическая диктатура рабочих и крестьян")-свидетельствует, что основоположник большевизма в противовес классической традиции полагал допустимым соединение двух противоположных по политическому значению терминов в один, вовсе не считая, что они противоречат друг другу.
Однако парадокс в данном случае состоит в том, что, несмотря на кажущуюся абсурдность подобного соединения (равнозначащего таким терминам, как "парообразный лед”,"черные белила" и т.д.), оно могло бы быть вполне допустимым, если бы Ленин использовал термин "демократический" (что было правомерным ввиду того полисемантизма, который он ему придавал) в значении не политического явления, а социально-экономического феномена, включающего в себя разнообразные социально-экономические преобразования, осуществляемые в интересах народных масс в пределах капиталистических отношений.
И родоначальник большевизма, кажется, так и поступает, обозначая рассматриваемым термином этап буржуазных по характеру преобразований на пути к социализму, подчеркивая его принципиальное отличие от этапа непосредственных социалистических преобразований. Но Ленин не останавливается только на социально-экономическом содержании понятия "демократический" в связи с понятием "диктатура",а идет дальше, включая в него и политический компонент - завоевание демократической республики.
Тем самым вождь большевизма создает терминологического ублюдка, и вместо допустимого - с оговоркой - термина <<"демократическая" диктатура>> (первая часть в значении социально-экономическом, что он иногда и делал, специально оговариваясь), он настаивает на правомерности использования термина "демократическая диктатура" (первая часть в значении политическом), "революционная демократическая диктатура".
Попытку такой аргументации с опорой на мнение К.Маркса Ленин предпринимает в третьем параграфе послесловия "Двух тактик…" под характерным названием: "Вульгарно-буржуазное изображение диктатуры и взгляд на нее Маркса".
Прежде всего он констатирует, что, с вульгарно-буржуазной точки зрения, "понятие диктатуры и понятие демократии исключают друг друга"(301). И происходит это потому, что буржуа, объясняет вождь большевизма, не вникнув в теорию классовой борьбы, под термином “диктатура" понимает "отмену всех свобод и гарантий демократии, всякое злоупотребление властью в интересах личности диктатора"(302).
Но подобная вульгаризация термина "диктатура",по Ленину, не произойдет, если отличать диктатуру класса от диктатуры личности, чего не делают ни либералы, ни вслед за ними социал-демократ Мартынов, критикующий в № 102 и 103 "Искры" самого Ленина за подмену последним понятий "революция" и "диктатура".
Здесь прервем наше изложение рассуждений Ленина и зададимся вопросами: а что же произойдет с политическим смыслом термина "диктатура", если в отличие от буржуа и Мартынова мы вместе с Лениным будем отличать диктатуру класса от диктатуры личности?
Какое понятие диктатуры придет тогда на смену вульгарно-буржуазному? Казалось бы, если следовать логике Ленина (и лишь в этом случае было бы оправдание "глубокомысленному" замечанию вождя большевизма о необходимости отличать диктатуру класса от диктатуры личности), то диктатура класса (а не личности) должна будет придать термину "диктатура" противоположный смысл и, согласно правилам формальной логики, означать: сохранение "всех свобод и гарантий демократии", отрицание всякого произвола, всякого злоупотребления властью в интересах,надо полагать, теперь уже класса.
В противном случае, нет никакого вообще политического смысла требовать проведения различия в субъекте диктатуры (т.е. того, кто осуществляет диктатуру), ибо, кто бы ни осуществлял произвол, злоупотребление властью, попрание прав человека - все это на политическом языке называется диктатурой и противоположно демократии.
Однако Ленин свое "научное открытие" о необходимости отличать диктатуру класса от диктатуры личности делает, как выясняется, лишь для того, чтобы беззастенчивой демагогией скрыть трактовку революционной власти как диктаторской по методам функционирования.Не раскрывая вначале смысла термина "диктатура класса", он обращается за поддержкой в поисках ответа к статьям К.Маркса из "Новой Рейнской газеты".
Но весь его семантический экскурс сводится к тому, что он приводит ту цитату из классика марксизма, в которой последний подчеркивает, что временное революционное правительство должно поступать диктаторски, и лишь совершив логический кульбит,известный под названием "круга в доказательстве", или “тавтологии в доказательстве", Ленин раскрывает свое политическое кредо: "Великие вопросы в жизни народов, - категорически чеканит вождь большевизма, - решаются только силой"(303).
И теперь становится ясным, что в политическом, а не социальном смысле диктатура класса, согласно опять-таки логике Ленина, означает то же, что и диктатура личности с той лишь корректировкой, что декларируется политическое господство класса (мы пока не касаемся вопроса о реальной возможности реализации политического господства класса в целом): для всех, кроме класса (в данном случае классов - пролетариата и крестьянства), отменяются все свободы и гарантии демократии, допускается произвол (буквально: действие всецело согласно воле, желанию, а не законов, норм) класса и злоупотребление властью в интересах класса.
Интересно, что в разъяснениях смысла революционной диктатуры классов Ленин идет дальше содержания своего же определения диктатуры, данного им двумя страницами ранее: "...диктатура: т.е. насильственное подавление насильственного сопротивления"(304) .
Из последнего определения диктатуры вытекает, что свергаемые классы в случае,если они не оказывают насильственного сопротивления, не должны будут ограничиваться в политических правах и свободах. Но подобная трактовка для Ленина является исключением.Ведь согласно тому смыслу, который он подразумевает в своих рассуждениях о необходимости отличать диктатуру личности от диктатуры класса,классовый противник должен изначально быть лишен политических прав и свобод.
Что именно последняя интерпретация является типичной,характерной для Ленина,убеждают более развернутые определения диктаторского характера революционной власти, содержащиеся в его работе "Победа кадетов и задачи рабочей партии", где автор дает три своих идентичных по смыслу определения революционной власти как власти диктаторской. Приведем их:
1."Диктатура означает... - неограниченную, опирающуюся на силу, а не на закон, власть"(305).
2."Неограниченная, внезаконная, опирающаяся на силу, в самом прямом смысле слова, власть - это и есть диктатура"(306).
3."Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть"(307).
В процитированных определениях сформулирована квинтэссенция политической доктрины большевизма: революционная власть по методам функционирования и действия должна быть властью только диктаторской. Диктаторская же власть, в понимании Ленина, характеризуется прежде всего двумя главнейшими особенностями.
Во-первых, она является властью неограниченной, т.е. абсолютно не ограниченной ни законами (не только законами свергаемого общества, что естественно, но и вообще любыми законами и правом, так как высшего законодательного органа еще просто не существует - ведь диктаторская власть должна функционировать, согласно Ленину, в основном до созыва Учредительного собрания и установления демократической республики), ни нормами морали (диктаторская власть уже изначально, по определению - аморальна).
Другими словами, диктаторская власть, по Ленину, должна действовать так, как будто она функционирует в вакууме воль, ценностей и целей за исключением ценностей, целей и воли реального субъекта власти.
Во-вторых, она непосредственно опирается на силу, на насилие. Вторая особенность вытекает из первой. Очевидно, что по-иному и быть не может в ситуации виртуального вакуума воль и ценностей.
Конечно, опора на насилие совсем не означает, что революционная диктаторская власть вовсе не нуждается в согласии управляемых и не опирается на согласие большей или меньшей части управляемых.Нет, нуждается и может опираться. Но речь в данном случае идет о том,что идеальная модель диктаторской власти как таковая в принципе в этом не нуждается.
Однако Ленин конструирует идеальную модель "революционно-демократической", "классово"-"народно"-диктаторской власти, а не идеальную модель "личной" диктатуры и поэтому две атрибутивные черты (с коррекцией) "просто" диктаторской власти пытается соединить в одно целое с тремя атрибутивными чертами, присущими, по его мнению, только "революционно-демократической диктатуре рабочих и крестьян".
Первую черту (которую, как и последующие две, Ленин называет особым методом исторического, политического творчества народа в период революционного "вихря") по сути своей можно обозначить как власть стихии народных масс, толпы, прямых действий, явочного порядка - <<1) "захват" народом политической свободы, - осуществление ее без всяких прав и законов и без всяких ограничений (свобода собраний хотя бы в университетах свобода печати, союзов, съездов и т.д.)>>308.
Ленин, обобщая и вместе с тем абсолютизируя и идеализируя реальные политические факты первой русской революции, возводит их в ранг атрибутивной черта революционно-демократической диктатуры. "Захват" народом политической свободы в переводе на общедоступный язык означает деспотию огромного множества локально действующих, больших или малых по численности, конфликтующих между собой толп.
Ленин воспевает народную стихию в анархическом, бунтарском, народническом духе. Политическая свобода "без всяких прав и законов" в действительности, как подтверждает исторический опыт, приведет только к политическому произволу лидеров толп, групп и их клики, к релятивизму содержания захваченных политических прав и свобод, к отсутствию их реальных гарантий, а в конечном счете превратится в фикцию для народных масс.
Думается, Ленин вполне отдавал себе отчет в том, что народная революционная стихия отнюдь не разумна и не милосердна. Но, видимо, тем она и была хороша для него, что ею можно манипулировать и она может быть использована на определенном этапе в "кровавых" делах в целях укрепления революционной власти.
И, конечно, Ленин понимал реальную трудность властвования и управления, а главное - проведения определенной стратегии в условиях фактического разгула анархии. Речь у него, "без сомнения, идет только о начальном этапе деятельности еще не кристаллизировавшейся в единую систему с единым центром революционной власти, главное назначение которой состоит в том, чтобы смести самодержавие.
Эта власть пока еще диффузна (полицентрична), "текуча” (непостоянна в принятых решениях), динамична (то усиливаясь, то ослабевая), разновекторна. Конструктивная, созидательная и более или менее единая политика дело второго этапа, когда будет сформирована единая система революционных органов власти.
Мы уже отмечали, что, следуя радикальной политической традиции, в том числе марксистской, Ленин использовал термин "революционная демократия" для обозначения социальных слоев различных общественных классов(пролетариата, мелкой буржуазии, буржуазии), выступающих с радикальными программами демократических преобразований.
В формуле же "революционно-демократическая диктатура" термин "революционная демократия" в данном контексте как раз используется Лениным в другом аспекте (на который мы уже указывали) и означает специфический политический режим, устанавливаемый в ходе революции, который является диктаторским не только по отношению к классовым противникам (что считалось большевиками великим благом для революции), но - по критериям классической теории - никак не может быть назван демократическим (последнее и оспаривалось ожесточенно большевиками) и по отношению к классам, которые объявлялись господствующими - рабочим и крестьянам, хотя этот режим и является результатом прямых стихийных действий масс.
В огромной степени симптоматичен для характеристики политического мышления раннего большевизма сам термин "захват свободы".
Вторая черта "революционно-демократической" диктаторской власти обусловлена специфической проблемой ее институционализации. Особому виду власти - диктаторской и вместе с тем массово-стихийной и непосредственно действующей - требовались, согласно Ленину, и особые институты власти - <<...2) создание новых органов революционной власти - Советы рабочих, солдатских, железнодорожных, крестьянских депутатов, новые сельские и городские власти и пр. и т.п. Эти органы,- обобщая опыт первой русской революции, писал Ленин, - создавались исключительно революционными слоями населения. Они создавались вне всяких законов и норм всецело революционным путем, как продукт самобытного народного творчества, как проявление самодеятельности народа...>>(309).
Более подробно проблему институционализации мы специально рассмотрим во второй части раздела.
Третья специфическая черта революционной власти, взаимообусловленная и взаимосвязанная с предыдущими двумя, фактически представляющая собой другую, чем первая, черту, грань проявления одного и того же общественного феномена - непосредственного, прямого участия "революционных элементов народа" (Ленин) во власти,- касается способа ее легитимации: явочным путем и двойственного характера легитимации в случае, если "революционные элементы" составляют меньшинство: легитимна для революционных элементов и нелегитимна для большинства народа.
На третьей особенности революционной власти вождь большевизма останавливался в анализируемом сочинении неоднократно."Новая власть как диктатура огромного большинства, - явно преувеличивая размах участвующих в первой русской революции, писал Ленин, - могла держаться и держалась исключительно при помощи доверия огромной массы, исключительно тем, что привлекала самым свободным, самым широким и самым сильным образом всю массу к участию во власти...
...Это власть (функционирующая - в описываемом Лениным случае - через Советы рабочих и солдатских депутатов, крестьянских комитетов. - Э.В.-П.). открытая для всех, делающая все на виду у массы, доступная массе, исходящая непосредственно от массы, прямой и непосредственный орган народной массы и ее воли”(310).
Но Ленин описывает не только представительный способ реализации "революционными элементами" своей воли через новые органы власти, хотя эти органы и приближались к формам прямой демократии. Через две страницы от процитированного фрагмента он приводит пример уже непосредственного "народоправства" уличной стихии толпы, причем пишет об этом с явным одобрением.
Изобразив выдуманную им сценку того, как "десятки и сотни невооруженных людей” (почему невооруженных? - Э.В.-П.) во главе со Спиридоновой устраивают уличную расправу и самосуд (с убийством) над Аврамовым с "горсткой казаков" в ответ на истязание последними Спиридоновой (видимо, ни с того, ни с сего? - Э.В.-П.), и охарактеризовав первый случай ("народ применяет насилие к Аврамову и Аврамовым”) как "диктатуру революционного народа", а второй случай ("Аврамов с казаками истязает Спиридонову”) - как "военно-полицейскую диктатуру над народам" (к этому моменту мы еще вернемся), вождь большевизма далее пишет: "... народ, масса населения, неоформленная, "случайно" собравшаяся в данном месте сама и непосредственно выступает на сцену, сама чинит суд и расправу, применяет власть, творит новое революционное право”(311).
В сочиненной Лениным сценке "подлинного" народоправства, "диктатуры революционного народа" (хотя он и оговаривается, что его пример упрощен) как в капле вода отразились сокровенный смысл концепции революционной власти и революционной демократии(в), всей политической доктрины ленинизма/большевизма, ее истинные истоки - анархизм, народничество, бабувизм, якобинство, пугачевщина и просто уголовщина. Проглядывает, конечно, и марксистская родословная, но первые превалируют.
Своего рода вершиной воспевания Лениным стихийных, непосредственных действий масс, тоже своеобразной каплей воды, в которой отражаются и политическое кредо, и полемическое "мастерство” вождя большевиков, является его контртезис, оспаривающий тезис левоцентристского публициста Р.Бланка о том, что в период "революционного вихря" все социал-демократические и марксистские принципы и идеи и "даже сама мысль и простой разум отступают на задний план, почти исчезают за кулисами" и на историческую сцену выходит "сама стихия во всемогуществе элементарных сил"(312).
Пытаясь опровергнуть вполне справедливую мысль Р.Бланка и не найдя ничего лучшего, Ленин (обозвав по ходу полемики оппонента "клопом профессорской науки") по аналогии с Ж.-Ж.Руссо, противопоставляющим сумму отдельных воль общей воле, обнаруживает в массе некий "разум масс" и наделяет его в отличие от входящих в массу разумов отдельных личностей мистической, сакральной, эзотерической, поистине чудотворной "живой действенной силой"(313).
И в результате происходит волшебная метаморфоза: если у каждого в отдельности человека из толпы, участвующего в уличной стихии, по мнению Р.Бланка, "почти исчезает разум", и тем самым подразумевается, что он подпадает под власть страстей, инстинктов, злобы, жестокости, зависти, то Ленин отмахивается от доводов оппонента указанием на то, что тем не менее все эти люди, взятые в целом, обнаруживают высшую степень разумности - разум масс. Хотя мы несколько упрощаем ситуацию, но суть полемики, думается, выражаем адекватно.
Таким образом, в противовес уже сделанным к тому времени выводам Г.Тарда и Г.Лебона (наверняка в подлиннике или в переводах известных В.Ленину. По крайней мере, работа Г.Тарда "Личность и толпа" была переведена и издана в Санкт-Петербурге в 1903 г., а труд Г.Лебона "Психология народов и масс" - и того ранее, в 1896 г.), законам социальной психологии, согласно которым личность в массе, как правило, нивелируется, подвержена психическому заражению, подражанию, высвобождению неосознанных влечений и инстинктов, подавлению разумности, Ленин формулирует своеобразный социально-психологический антизакон, по которому разумность массы, толпы возрастает.
Вызывает удивление, как мог Ленин при своей несомненной антирелигиозности и материалистичности не заметить, что он не образно, а в буквальном смысле обожествляет толпу, стихию массы? Думается, что ключ к открытию этой тайны находится не у политической науки, а у индивидуальной психологии и психиатрии.
Вместе с тем мы не подвергаем сомнению те очевидные истины, которые содержатся в связи с рассмотрением данной проблемы в высказываниях Ленина. Конечно же, в частности, в период динамичных общественных перемен миллионы пассивных до этого людей вовлекаются в политику, в историческое творчество. Но только последнее мы понимаем в широком смысле, а не придаем ему только значение массовых стихийных действий, как это делает в данном контексте Ленин.
В той концепции революционной власти, которую вождь большевизма излагает на страницах своих сочинений, содержится целый комплекс противоречий.
Первое. Давая определение диктатуре народа Ленин пишет, что она опирается на актуальное, реализовавшееся насилие большинства угнетенных по отношению к меньшинству угнетателей. Из ленинских определений революционной диктатуры безусловно следует, что последняя изначально, по определению, проявляет себя по отношению к меньшинству насильственно, вне зависимости от того, как оно себя ведет.
Но в то же время, отвечая на вопрос, зачем миллионам нужно насилие против тысяч, Ленин обосновывает его необходимость тем, что меньшинство сопротивляется, само совершает насилие над большинством, что это "применение народом насилия по отношению к насильникам над народом" и, наконец, что "новая власть не с неба сваливается, а вырастает наряду со старой, против старой власти, в борьбе против нее. Без насилий по отношению к насильникам, имеющим в руках орудие и орган власти, нельзя избавить народ от насильников"(314).
Ленин как будто не замечает противоречия между обоими положениями: в одном случае он пишет о насилии по отношению к тем,кто оказывает вооруженное сопротивление или прямое насилие - к представителям армии, полиции, наконец, чиновникам, свергаемых органов власти, в другом случае речь идет о классе в целом, включающем и тех, кто никакого сопротивления не оказывает и никакого насилия не осуществляет.
И если его объяснение необходимости насилия по отношению к первым правомерно, руководствуясь политической целесообразностью, и не противоречит в принципе демократии (отвлекаясь от вопросов законности и т.д.), то из этого никак не следует, что априори необходимо насилие по отношению к классу в целом.
Второе противоречие. В одном случае Ленин пишет о диктатуре "огромного большинства народа", в другом случае - уже о диктатуре только "революционного народа", а не "всего народа".При этом Ленин обходит стороной вопрос о том, какую долю во всем народе составляет "революционный народ", как будто это имеет мало значения. А между тем, обосновывая право революционной, диктаторской власти на насилие, он исходил из того, что данная власть пользуется доверием как раз огромного большинства, что она является диктатурой огромного большинства и в силу именно этого обстоятельства имеет право на насилие .
Ленин пытается снять отмеченное нами противоречие, не называя его и никак не фиксируя проблему соотношения "революционного народа” и "всего народа", двумя способами. Во-первых, он ищет и находит те причины, вследствие которых весь народ в принципе не может участвовать и не участвует в революции, в "революционной демократии(в)": "есть люди, забитые физически, запуганные, люди, забитые нравственно,например, теорией о непротивлении злу насилием, или просто забитые не теорией, а предрассудком, обычаем, рутиной, люди равнодушные...обыватели, мещане"(315).
Ленинская аргументация, конечно, содержит значительную долю истины, но все дело в том, что подобное обоснование в принципе оправдывает любую диктатуру, в том числе диктатуру меньшинства.
Будучи сторонником идентитарного понимания демократии, В.И.Ленин не мог - рано или поздно - плавно не перевести вопрос о диктатуре большинства к диктатуре революционных элементов, хотя бы они составляли меньшинство в составе всего народа. Но очевидно, что существует большое различие между обоснованием диктатура с позиции большинства и обоснованием диктатуры с позиции революционного меньшинства, лишь только и способного выразить подлинный интерес всего народа. Поэтому В.И.Ленин, совершив подмену тезиса и тем не менее понимая, что он в своей аргументации не вполне корректен, прибегает ко второму способу снятия противоречия. Теперь он представляет дело так, что в общем-то не стоит большого труда революционному народу(к тому же делающему это "охотно") привлечь "весь народ" <<к участию не только в "управлении" государством, но и во власти,и к участию в самом устройстве государства>>316.
Насколько первая аргументация Ленина реалистична - обычно, за редким исключением, как раз революционное меньшинство в истории и совершало переворот, настолько вторая аргументация иллюзорна - революционное меньшинство "охотно" со "всем народом" реальной властью не делилось и, конечно, не будет делиться, разве что только фиктивно.
То, что дело обстоит именно так, доказывает от противного, того не желая, сам Ленин. Если исходить из его гипотетического допущения, что "революционный народ" будет "охотно" привлекать "весь народ" к участию во власти, то с неизбежностью это предположение приведет к еще одному, уже третьему по счету противоречию:
с одной стороны, мещане, обыватели, нравственно забитые, запуганные люди не способны участвовать вследствие названных качеств в революции, с другой стороны, они оказываются по мановению ленинской палочки способными к участию не только в управлении, но и в революционной власти, и в самом устройстве государства. Очевидно, что,так как те,кто был, по Ленину, "обывателем", "нравственно забитыми”, не способны приобрести вдруг, в одночасье требуемые нравственные качества для участия в революционной власти, то остается предположить, что хотя они и будут допущены к власти, но только под контролем "революционного народа", способного осуществлять революционную диктатуру, т.е. фиктивно.
Отмеченные нами три противоречия, содержащиеся в текстах Ленина, в которых излагается концепция революционной власти,революционной демократии(в), думается, свидетельствует о том, что вождь большевизма при написании рассматриваемых сочинений стоял перед дилеммой (отдавал он себе отчет в этом или нет - другой вопрос): если аутентично излагать свои сокровенные политические мысли, то не всегда будешь восприниматься последовательным марксистом, а если стремиться, чтобы не пострадал твой имидж марксиста, то с неизбежностью возникает противоречие между марксистской фразеологией, марксистскими общими положениями и теми излагаемыми сокровенными мыслями, которые не являются марксистскими.
И когда Ленин, озабоченный и своим образом последовательного марксиста, и стремлением довести до читателя свои политические убеждения, предпринимает попытку согласовать одно с другим, то, естественно, ему это не удается в тех случаях, когда он все же решается излагать или не может не излагать свои сокровенные политические идеи, не являющиеся марксистскими.
Так и в нашем конкретном случае. В первой главе мы касались вопроса многозначности понятия "диктатура пролетариата" в марксистской политической доктрине. Но во всех этих трактовках доминировала одна общая черта: диктатура пролетариата - политическое господство сознательного и организованного (а не стихийно действующего) большинства (а не меньшинства) народа - пролетариата, использующего насилие лишь в целях подавления сопротивления свергаемого меньшинства.
У Ленина же картина иная. И не только в том смысле, что речь у него идет не о диктатуре пролетариата, а о диктатуре революционного народа. А главным образом в том смысле, что его понимание диктаторской, революционной власти как таковой, во-первых, допускает правомерность власти революционного меньшинства (несмотря на всю ленинскую риторику); во-вторых, предполагает власть (на первом этапе) стихийно, непосредственно действующих масс, главная цель которой - разрушение старого политического и общественного порядка (в этом случае кратковременно вполне вероятна и деспотия толпообразного большинства) а в-третьих, подразумевает власть,изначально насильственную по отношению не только к свергаемым классам, но и к нереволюционным элементам народа, если только между последними и "революционным народом" возникнет противоречие. Вовсе не случайно Ленин подчеркнуто проводит различие между диктатурой народа и диктатурой революционного народа.
Модель революционной власти - революционной демократии(в),- сконструированная Лениным, таким образом, противоречива и многослойна.В ней преобладает немарксистское содержание, облаченное в большинстве случаев в марксистскую терминологию, хотя порой и в немарксистскую словесную оболочку. Вместе с тем она демагогична: с одной стороны, народные массы, до Ленину, "чинят суд и творят революционное право" а с другой стороны, подразумевается - для посвященных - доминирующая роль революционной пролетарской партии, что отчасти нашло отражение и в публикациях(317).
В развернувшейся на четвертом объединительном съезде РСДРП полемике Ленин был многократно критикуем меньшевиками именно из-за сходства его политических идей (в систематической форме представленных в анализируемой нами работе "Победа кадетов...”и содержащихся в других его многочисленных публицистических статьях) со взглядами, развиваемыми народниками - Бакуниным, Ткачевым и их последователями - эсерами - в годы первой русской революции.
Так, Г.В.Плеханов в содокладе по аграрному вопросу отмечал,что Ленин начинает усваивать даже терминологию социалистов-революционеров, распространяясь "о пресловутом народном творчестве", а в заключительном слове по тому же вопросу он упрекал Ленина в том, что тот "реставрирует народовольческую идею захвата власти"(318).
Ленин, в свою очередь, в заключительном слове по этому же вопросу попытался возразить отцу русской социал-демократии: "Припомните то, что было в России в последней четверти 1905 года: стачки,Советы рабочих депутатов, восстания, крестьянские комитеты,железнодорожные комитеты... мои слова о народном творчестве имеют совершенно определенное и конкретное содержание: они относились именно к этим историческим дням русской революции, они характеризовали именно этот прием борьбы не только против старой власти, а борьбы посредством революционной власти, прием, впервые примененный широкими массами русских рабочих и крестьян в знаменитые октябрьские и декабрьские дни... Плеханов посредством избитого и смешного жупела "народовольчество” только увильнул от анализа октябрьско-декабрьских форм движения"(319).
Как легко удостовериться, аргументы вождя большевизма не убедительны. Хотя он и ссылается на то, что мол его слова о "народном творчестве" имели совершенно определенный и конкретный смысл - события конца 1905 г., - содержание работы "Победа кадетов...", опубликованной, кстати, в дни заседаний съезда и тогда же и розданной его делегатам, свидетельствует об ином: у Ленина в ней речь идет о самых разнообразных видах стихийно-массовых, революционных выступлений пролетариата и крестьянства, представленных как проявление диктатуры пролетариата и крестьянства, об апологетике стихии, насилия народных масс.
Поднятую Плехановым тему продолжили и другие меньшевики. А.Мартынов в докладе "О современном моменте и классовых задачах пролетариата" , сравнивая политические идеи Ленина с мыслями Ткачева и Бакунина, находил, что они оперируют одними и теми же ключевыми для их политических доктрин понятиями: "широкое стихийное движение народных масс", "революционное творчество народа", "народная расправа" и т.д.(320.
Завершая свой доклад, А.Мартынов весьма красочно описал чрезвычайно характерную для политического мировоззрения, методов политического мышления большевиков, почти что анекдотическую сценку,свидетелем которой был: <<Когда я беседовал с т.Лениным, к нам прибежал из зала заседания Воинов (А.В.Луначарский. - Э.В.-П.) и, запыхавшись, крикнул Ленину: “они не хотят вставить слово "революционное"”. Ленин с Воиновым моментально побежали в зал и подняли руку, голосуя за слово "революционный", причем Ленин даже и не знал, где это слово предполагалось вставить>> (321).
Думается, описанная А.Мартыновым сценка правдоподобна.По крайней мере ни В.Ленин, ни А.Луначарский на съезде в связи с ней Мартынова не поправили. Она, конечно, смешна, если бы не было при этом не то что грустно, а печально, зная, какую цену заплатит народ России за стремление вождя большевизма не только при первой возможности голосовать за слово "революционное", даже не зная, в какой контекст оно будет вставлено, но и любой ценой разжечь пламя классовой борьбы и осуществить саму революцию, также не заботясь о культурно-историческом и социально-экономическом ее контексте. Л.Фишер в своей книге "Жизнь Ленина" точно охарактеризовал эту черту личности последнего: "Он преследовал цель революции с оптимистической настойчивостью охотника"(322).
Еще один делегат съезда, меньшевик Леонов (Левицкий - Цедербаум), практически всю свою речь посвятил анализу работы Ленина "Победа кадетов...” Он, в частности, указывал, что Ленин в своих рассуждениях о диктатуре революционного народа демонстрирует "вульгарное понимание марксизма", ибо "социологическая категория диктатуры класса заменяется представлением о десятках и сотнях народа".
Разъясняя далее свою точку зрения, Леонов вопрошал: "Не диктатурой ли революционного народа являются для т.Ленина подвиги боевых дружин, партизанские нападения, карающие представителей полицейской самодержавной власти? Не напоминают ли эти действия отдельных героев,- правомерно задавал вопрос оппонент Ленина, - социалистов-революционеров, карающих правительственных лиц? И не означает ли это тоже диктатуру революционного народа? Это ли марксизм, это ли материалистическое понимание истории?"(323).
Примечательно, что Ленин по существу процитированных нами критических высказываний Леонова в своем заключительном слове по вопросу о текущем моменте, кроме покровительственно-ироничного эпитета "грозный Леонов", не нашел что возразить (он коснулся другого сюжета в речи Леонова, да и тот неверно изложил, так что потом Леонов был вынужден в фактическом заявлении указать на ленинскую ошибку)(324).
Обобщая оценки своих товарищей по фракции, П.Б.Аксельрод в докладе по вопросу о Государственной думе резюмировал: "В двух словах тактическая точка зрения противников нашей резолюции может быть характеризована как бунтарско-заговорщическая: как смесь анархических и бланкистских тенденций, прикрываемых марксистской или социал-демократической фразеологией"(325).
Можно целиком согласиться с оценкой П.Аксельродом рассматриваемых большевистских политических идей.
Меньшевистская концепция власти следовала в основном классической марксистской политической традиции. Поэтому при сопоставлении взглядов меньшевиков на характер революционной власти с ленинской концепцией обнаружатся различия, почти идентичные с теми, которые выявились при сравнении последней с классическими марксистскими воззрениями на характер революционной власти. Но прежде, чем отметить различия, укажем на общие черты.
Обе основные фракции российской социал-демократии были солидарны в том, что революционная власть должна носить диктаторский характер. Раскрывая значение диктатуры, и меньшевики, и большевики соглашались с тем, что революционная власть в случае сопротивления свергнутых классов должна их насильственно подавлять: на насилие отвечать насилием. В этой ситуации - ожесточенного классового противоборства - вполне правомерно ограничение норм политической демократии, политических прав и свобод применительно к свергнутым классам.
В свое время, еще на II съезде РСДРП, в процессе обсуждения общеполитической части программы партии искровцем-меньшинства Посадовским (Мандельбергом В.Е.) был поставлен ключевой вопрос: нужно ли подчинять будущую политику партии "тем или другим основным демократическим принципам, признав за ними абсолютную ценность, или же все демократические принципы должны быть подчинены исключительно выгодам нашей партии?"(326).
Отвечая на него, сам Посадовский ясно и решительно высказался за последнее: "Нет ничего такого среди демократических принципов, чего мы не должны бы подчинить выгодам нашей партии". Когда же из зала тотчас же раздалось восклицание: "И неприкосновенность личности?", - меньшевик, не раздумывая,"поставил точку”: "Да! И неприкосновенность личности!"(327).
Уже этот эпизод наглядно, выпукло демонстрирует уязвимое место одного из принципов марксистской политической доктрины - классового подхода, который при неуклонном следовании ему и исходя из конфронтационной политической культуры с неизбежностью ведет к антигуманизму.
Современный историк совершенно справедливо в связи с описанным сюжетом задается вопросом: "Кто мог гарантировать сдерживающие начала в классовой борьбе по отношению к своему побежденному противнику или необходимую в политике терпимость по отношению к колеблющемуся временному союзнику или к несогласному товарищу по партии? О жестокой логике этого опаснейшего принципа, - резюмирует он, - тогдашние участники II съезда партии, наверное, и не подозревали”(328).
Г.В.Плеханов в своей речи,поддержав Посадовского, постарался более пространно аргументировать положение о необходимости подчинения демократических принципов интересам партии, а главное - успеху революции: "Каждый данный демократический принцип должен быть рассматриваем не сам по себе, в своей отвлеченности, а в его отношении к тому принципу, который может быть назван основным принципом демократии... saius popuii suprema lex (благо народа - высший закон. -Э.В.-П,). В переводе на язык революционера это значат, что успех революции - высший закон. И если бы ради успеха революции потребовалось временно ограничить действие того или другого демократического принципа, то перед таким ограничением преступно было бы останавливаться"(329).
Развивая свою мысль дальше, Г.Плеханов гипотетически предполагал случай, когда, с его точки зрения, социал-демократы должны были бы высказаться даже против всеобщего избирательного права. "Революционный пролетариат мог бы ограничить политические права высших классов, - привел еще один аргумент родоначальник российской социал-демократии, - подобно тому, как высшие классы ограничивали когда-то политические права. О пригодности такой меры можно было бы судить лишь с точки зрения правила: salus revolutions supremа lex (успех революции – высший закон. - Э.В.-П.)”(330).
Этот ж подход, по мнению Г.Плеханова, применим и в вопросе о продолжительности деятельности парламентов. В случае неудачных выборов в парламент социал-демократия должна была бы "стараться разогнать его не через два года, а если можно, то через две недели"(331).
Позиция Г.Плеханова еще тогда, на съезде, вызвала неоднозначную реакцию. "Тов.Плеханов, - возразил ему делегат Егоров, - не принял во внимание, что законы войны одни, а законы конституции другие. Мы пишем свою программу на случай конституции"(332).
Зато,конечно, В.Ленин с одобрением отнесся к точке зрения Плеханова и впоследствии неоднократно не без удовольствия ссылался на доводы Плеханова в своих работах в тех случаях, когда ему надо было обосновать антидемократические решения и действия, и прежде всего оправдать разгон Учредительного собрания(333).
Ирония истории состоит в том, что Г.В.Плеханову пришлось в 1918 г. волей-неволей оправдываться в ответ на обвинение председателя Учредительного собрания эсера В.М.Чернова в том, что большевики, разогнав Учредительное собрание, претворили в жизнь его высказывания. "Очень наивно думать, - полемизировал с ним Г.В.Плеханов,- будто влияние речи, произнесенной мной на нашем съезде 1903 г., побудило большевиков запереть двери Таврического дворца после первого же заседания... Разгон нашего Учредительного собрания подсказан был им не внутренней логикой тактики, освобожденной от безусловных принципов. Он подсказан был им внутренней логикой политического действия, совершенного ими в конце октября"(334).
Тем не менее и современные историки, например американский исследователь Р.Пайпс, продолжают ссылаться на Г.В.Плеханова как на политика, который, по их мнению, теоретически оправдал разгон Учредительного собрания. Хотя программа РСДРП, отмечает Р.Пайпс, предусматривала созыв "Законодательного собрания", избранного на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права, однако "свободные выборы не были самоцелью ни для большевиков, ни для меньшевиков. Задолго до революции они утверждали, что избирательный бюллетень вовсе не обязательно лучше всего отражает "истинные" интересы народа”(335).
При кажущейся схожести подходов большевиков и меньшевиков к демократическим принципам и формальной оправданности ссылок на Г.В.Плеханова и В.Е.Мандельберга как на людей, которые-де обосновали разгон Учредительного собрания, ни Р.Пайпс в настоящее время, ни В.Чернов в прошлом не замечают все же принципиального различия между теоретическими позициями Г.В.Плеханова и В.И.Ленина.
Для первого нарушения демократических принципов правомерны лишь в историческом контексте зрелости объективных предпосылок пролетарской революции, когда пролетариат уже преобладает в составе населения, хотя субъективный фактор еще не зрел (показателем чего и являются неблагоприятные результаты выборов). Ленин же обращается за поддержкой к аргументам Г.Плеханова в иной ситуации: для оправдания узурпации власти большевистским меньшинством в условиях, при которых, с точки зрения марксизма, предпосылки для пролетарской революции еще не созрели.
Несмотря на наличие точек соприкосновений во взглядах большевиков и меньшевиков на характер революционной власти, между ними существовали принципиальные различия.
Во-первых, если позиция В.Ленина уже в годы первой революции фактически сводилась к тому, что диктаторская власть изначально устанавливает только классовую демократию, не распространяя на свергаемые классы действие демократических принципов, то, с точки зрения меньшевиков, демократические принципы могут (но необязательно) нарушаться по отношению к свергаемым классам лишь в ситуации, если это нарушение, ограничение революционно целесообразно, способствует успеху революции. Кроме того, согласно мнению меньшевиков, ограничение демократии должно осуществляться не постоянно, а временно.
Хотя, конечно, в практическом плане грань между этими двумя позициями весьма подвижна и условна, что и продемонстрировал разгон Учредительного собрания. Ведь идея изначального "изъятия" из демократии тоже обосновывалась с позиции революционной целесообразности.
Во-вторых, если В.Ленин постулировал на первом, разрушительном этапе стихийно-непосредственное проявление и одновременно легитимацию революционной власти, то меньшевики отвергали и то, и другое.С их точки зрения, революционная власть может и должна проявляться исключительно через органы революционного самоуправления,сознательную и организованную деятельность.
В-третьих, если позиция В.Ленина допускала и диктатуру революционного меньшинства, то меньшевики, безусловно, допускали только диктатуру большинства.
Непосредственно с вопросом о характере революционной власти сопряжена проблема ее институционализации. Обе проблемы взаимообусловлены: очевидно, что без адекватных характеру революционной власти своеобразных политических институтов не может реализоваться и сама революционная власть как таковая с перечисленными атрибутивными чертами.
Характерно, что даже саму детальную разработку вопроса о сущности революционной власти в работе "Победа кадетов..." Ленин осуществил лишь после того, как не только заочно, но и непосредственно изучил и обобщил первый опыт политической деятельности Советов рабочих депутатов, в частности Петербургского Совета.А еще ранее в Стокгольме, по пути в Россию, возвращаясь из первой эмиграции, вождь большевизма откликнулся статьей "Наши задачи и Совет рабочих депутатов" на разворачивающуюся на страницах первой легальной большевистской газеты "Новая жизнь" (1905) дискуссию о сущности и роли Советов.
Но прежде, чем мы коснемся этой дискуссии, необходимо остановиться на предшествующей, непосредственно с ней связанной, происходившей между большевистским "Пролетарием" и меньшевистской "Искрой" по поводу идеи "революционного самоуправления", высказанной на страницах меньшевистского органа. Это тем более важно сделать, что в специальной литературе советского периода и дискуссия,и сама идея интерпретировались необъективно, правота a priori по известным причинам признавалась за Лениным, а сама идея называлась "химерическим прожектом"(336).
А между тем реализация этого "химерического прожекта" означала бы создание органов, напоминающих (как виды одного рода) - по происхождению, организации, форме - Советы.
Впервые идея "революционного самоуправления",выдвинутая меньшевиками в связи с определением тактики социал-демократии в вопросе отношения к булыгинской Думе, была обоснована в статьях Ф.Дана "К современному положению" и "Оборона или наступление” (№№ 101 и 106 "Искры", июнь, июль нов.ст. 1905 г.), затем развита в ряде статей Парвуса и Л.Мартова ("Искра". №№ 108, 109, 110; "Социал-демократ". № 12. 1905 г.) и формально закреплена в резолюции южнорусской конференции меньшинства, созванной в августе 1905 г. в Киеве.
Суть меньшевистского плана сводилась к идее немедленной организации "революционного самоуправления" как возможного "пролога восстания". Пролетариат, по мнению "Искры", должен будет <<захватить себе право "избирательной агитации" путем учреждения рабочих агитационных комитетов", а эти комитеты, в свою очередь, - "организовать выбор народом своих уполномоченных - революционных депутатов - вне тех "законных" рамок, которые будут установлены министерскими проектами>>. <<Поскольку такая тактика (выбор революционных комитетов. - Э.В.-П) удастся... постольку, - писал Ф.Дан в "Искре" (№ 106), - ... удастся покрыть страну сетью органов революционного самоуправления>> и сорвать предполагаемую Думу (если она сама не встанет на революционный путь и не подчинится всероссийскому объединению самоуправлений) путем "возможного" восстания(337).
Вождь большевиков встретил идею "революционного самоуправления с самого начала "в штыки", назвав ее "самой демократической маниловщиной". Он подверг ее критике в серии статей, опубликованных в "Пролетарии": "Бойкот булыгинской Думы и восстание", "Единение царя с народом и народа с царем", "В хвосте у монархической буржуазии или во главе революционного пролетариата и крестьянства?" "Самое ясное изложение самого путаного плана", "Последнее слово искровской тактики..."(338).
Исходя из иной, чем меньшевики, схемы революции и следуя максимам конфронтационной якобинской политической культуры, Ленин категорически отрицал возможность какой бы то ни было мирной уступки царизма (которая тем не менее была провозглашена через два месяца в Манифесте от 17 октября), осуществимость революционного самоуправления без свержения самодержавия (которое фактически уже начало осуществляться в своеобразной форме в виде деятельности Советов с мая в Иваново-Вознесенске, с июля - в Костроме, а в октябре-декабре "зацвело пышным цветом" по всей стране), роль органов революционного самоуправления как пролога восстания, естественного перехода к нему [хотя Советы стали выполнять в октябре-декабре 1905 г. именно и роль опорных пунктов, и органов руководства восстанием - Московский Совет, - и даже органов завоевания власти - Красноярский и Новороссийский Советы, - и органов руководства классовой борьбой,власти (объявление политических свобод, 8-часового рабочего дня и т.д.), и местного самоуправления - Петербургский Совет].
По мнению же Ленина, в противовес плану меньшевиков действительным прологом к восстанию может быть только немедленная организация революционной армии. Что же касается организации народного самоуправления, то оно может быть только "эпилогом победоносного восстания"(339).
Конечно, некоторые из аргументов (впрочем, политически банальных) Ленина верны: к примеру, тот, что в условиях самодержавного режима невозможно провести свободные выборы, или тот, что для функционирования органов революционного самоуправления сколько-нибудь долго в условиях самодержавия необходима поддержка их - в качестве гаранта - вооруженной силой, или, наконец, тот (с определенной долей условности, ибо главным фактором является установление политической демократии, а каким способом - вооруженным восстанием,или иным образом - второстепенно), что только полная и решительная победа восстания обеспечивает возможность организации действительного самоуправления.
И все же при анализе аргументов Ленина в целом удручает то, что вождь большевизма в полемике искажает как смысл меньшевистской идеи "революционного самоуправления" в целом,так - сплошь и рядом - и отдельные положения этой идеи и, таким образом, опровергает, совсем не то, что содержится в идее "революционного самоуправления".
Но главное не в моральной позиции Ленина или в уязвимости его полемической "технологии" (объяснимой, думается, как темпераментом и чертами личности Ленина: нетерпимостью, властолюбием, самолюбием, яростью к оппоненту, - затмевающими ясность логики, так и сознательной установкой на то, что перед лицами внимающих партийных и рабочих масс для достижения победы в споре все средства хороши - демагогия, подтасовка, - лишь бы привлечь эти массы на свою сторону), а в крайнем радикализме политической методологии, иллюзорности,примитивности или авантюристичности, экстремизме тех идей,которые противопоставлялись Лениным идее "революционного самоуправления”.
Чтобы убедиться в этом, поучительно последовательно рассмотреть все пять доказательств Ленина, выставленных им против идеи "революционного самоуправления" в статье "В хвосте у монархической буржуазии или во главе революционного пролетариата".
ДОКАЗАТЕЛЬСТВО первое В.И.Ленина: "Во-первых, чисто теоретически неправильно выдвигать на первый план лозунг революционного самоуправления вместо лозунга: самодержавие народа. Первый относится к управлению, второй - к устройству государства. Первый совместим поэтому с предательской буржуазной теорией "соглашения"(самоуправляющийся народ с царем во главе, который "не управляет, а царствует"), второй безусловно несовместим. Первый приемлем для освобожденцев, второй - неприемлем"(340).
Первое ОПРОВЕРЖЕНИЕ. Перед нами наглядный пример подтасовки: не меньшевики, а сам Ленин вначале искусственно и произвольно противопоставляет лозунги "революционного самоуправления" и "самодержавия народа", а затем оспаривает собственную интерпретацию меньшевистской идеи (ввернув для пущей убедительности, что, мол, он при этом исходит из чисто теоретического рассмотрения). Однако в действительности, согласно сути идеи меньшевиков, оба лозунга органично сочетаются, так как установление сети революционного самоуправления, по их замыслу, должно было бы явиться тактическим средством, которое будет способствовать достижению стратегической цели - установления демократического устройства государства, самодержавия народа. Политический смысл идеи состоял в создании сети опорных пунктов руководства классовой борьбой, избранных самими народными низами и пользующихся их доверием, в организации и политическом просвещении - через них - широких слоев трудящихся, в вовлечении их в политическую борьбу.
Ленинская же "тройка" (как он сам называет) ближайших революционных задач ("вооруженное восстание, революционная армия, временное революционное правительство"341) без подобных опорных политических пунктов, пользующихся доверием масс, повисала в пустоте.
Ф.Дан в своей речи на IV съезде, касаясь именно рассматриваемой нами полемики, пояснял суть выдвинутой им идеи: "Для того,чтобы привести народные массы в столкновение с самодержавием, надо прежде всего политически организовать народные силы... Я задавал каждому большевику вопрос: покажите, где в вашей тактике... заключаются элементы, содействующие организации рабочих масс, и товарищи большевики никогда не могли указать мне этого… Массы развиваются политически и организуются не в процессе разговоров большевиков, - продолжал он, - а в процессе политического действия, участниками которого они сами являются. Сосредотачивая все свои усилия только на повышении боевого настроения и технической подготовленности, мы тем самым сходим со сцены как политическая партия, превращаясь - поскольку остаемся социалистами - в пропагандистские кружки"(342).
Думается, Ленин понимал не хуже Дана высказанные последним истины политики, но суть дела состояла в том, что, во-первых,самостоятельные органы народных низов, наподобие Советов,в массовом порядке еще не начали организовываться, а главное, не показали свою эффективность, а во-вторых, Ленин был ярым противником меньшевистской схемы революционного процесса, предполагающей многоэтапность, соглашения и компромиссы, и поэтому отвергал и предлагаемую ими тактику, которая не вписывалась в его сверхрадикальную схему вооруженного восстания, установления революционно-демократической диктатуры рабочих и крестьян и перерастания революций. Потому-то он и бичует промежуточный тактический этап - "самоуправляющийся народ с царем во главе" - как предательство.
ДОКАЗАТЕЛЬСТВО второе В.И.Ленина. "Во-вторых, отождествление организации революционного самоуправления с организацией всенародного восстания совершенно вздорно. Восстание есть гражданская война, а война требует армии. Между тем самоуправление само по себе не требует армии. Есть страны, где существует самоуправление,но нет армии. И революционное самоуправление не требует революционной армии там, где революция происходит по типу Норвегии: "рассчитали" короля и произвели опрос народа. Но когда народ угнетен деспотизмом, опирающимся на армию и начинающим гражданскую войну, - тогда отождествлять революционное самоуправление с революционной армией, выдвигать первое и замалчивать второе есть прямо-таки несказанная пошлость, выражающая либо предательство революции, либо крайнее недомыслие"(343) .
Второе ОПРОВЕРЖЕНИЕ. Мы специально привели доказательство Ленина целиком, чтобы наглядно продемонстрировать, как он занимается подлогом (вообще-то этот пример может использоваться логиками в учебных целях). В качестве тезиса, требующего доказательства,Ленин выставляет положение, которое он приписывает меньшевикам(называя его "вздором") и которое на самом деле выглядит у них по-иному: не "отождествление организации революционного самоуправления с организацией всенародного восстания" (как приписывает им Ленин), а такая организация революционного самоуправления, в ходе которой (организации) и вокруг и благодаря которым (органам революционного самоуправления) можно будет организовать вооруженное восстание.
Таким обрезом, вождь большевизма совершает первую логическую ошибку,известную как подмена тезиса, и на этом можно было бы завершить опровержение. Но последуем за Лениным дальше. Следующие четыре предложения-суждения (2-е, З-е, 4-е и 5-е), выполняющие роль доводов, сами по себе, бесспорно, верны, просто политически банальны и должны, по идее Ленина, создать эффект убедительнейшей обоснованности доказательства. Но они этого не делают, ибо не являются достаточным основанием для приписываемого меньшевикам тезиса № 1, то есть вождь большевизма совершает вторую (и другую по характеру) логическую ошибку,известную как "не следует".
Но может быть Ленин доказывает свой второй тезис, содержащийся в последнем предложении? В качестве его он выдвигает суждение, производное от первого тезиса: отождествление революционного самоуправления с революционной армией, которое, по его мнению, недопустимо. На этот раз второй тезис сам по себе Ленин доказывает, т.е. обосновывает, что указанное отождествление недопустимо. Однако это вовсе не означает, что меньшевики ошибаются, ибо то, что опровергает Ленин, не высказано меньшевиками: они вовсе не отождествляли революционное самоуправление с революционной армией.
Ленин здесь, как и в первом предложении, допускает "подмену тезиса", означающую подлог: инкриминируя меньшевикам "предательство" или "недомыслие" будто бы за то, что они замалчивают вопрос о необходимости создания революционной армии, он нарочно, видимо, "забывает",что сам в первой - из серии на данную тему - статье писал, что меньшевики советуют « привлекать на свою сторону армию, особенно офицеров, учредить народные милиции "явочным порядком"»(344).
Точно так же не опровергают политического смысла идеи революционного самоуправления третье и четвертое "доказательства" Ленина(345).
Пятое ДОКАЗАТЕЛЬСТВО строится на том, что если мол русские либералы (газета "Освобождение", № 74) отвергают идею вооруженного восстания и в то же время поддерживают идею "городских милиций и организаций органов местного самоуправления как элементов будущего временного правительства”(346), то, значит, защищаемый ими лозунг не социал-демократический, не революционный, а либеральный. Политическая наивность такого мнения очевидна.
Таким образом, подведя итог первой дискуссии в связи с проблемой институционализации - полемики между меньшевистской "Искрой" и большевистским "Пролетарием", - мы придем к выводу, что Ленин,большевики первоначально придерживались ошибочной позиции в отношении политического смысла идеи революционного самоуправления: в отличие от меньшевиков они не нащупали пути создания зачаточных форм,институтов революционной власти. А без этого их "тройка" лозунгов повисала в социальном и институциональном вакууме.
Впоследствии, на IV съезде РСДРП, Ленин, пытаясь отрицать факт объявления им лозунга "революционного самоуправления" утопичным, ошибочным, перед лицом неопровержимой эффективности деятельности Советов и под напором справедливой меньшевистской критики хотел задним числом модернизировать свою позицию, утверждая, что большевики "никогда не отрицали этого лозунга. Но мы его считали недостаточным", половинчатым(347) .Однако страницы пяти названных работ большевистского вождя свидетельствуют об обратном(348), на что кроме Ф.Дана на IV съезде указывали также А.Мартынов и Н.Жордания(349).
И последнюю точку в споре, окончательно подтвердившую принципиальную правоту меньшевиков, поставили сами большевики (причем руками Ленина), когда в проекте своей резолюции к IV съезду "Временное революционное правительство и местные органы революционной власти" в п.2 постановляющей части признали: "...одним из условий успешного выполнения задачи революционного правительства является создание органов местного революционного самоуправления во всех городах и общинах, примыкающих к восстанию, на основе всеобщего, равного,прямого и тайного голосования"(350).
В целом для политической методологии раннего большевизма,в концентрированной форме продемонстрированной в описываемом сюжете Лениным, характерен жесткий схематизм анализа, оторванный от политической жизни, примитивное и иллюзорное понимание революционного политического процесса по схеме: вооруженное восстание - временное революционное правительство, осуществляющее революционно-демократическую диктатуру (без уяснения вопроса, какими институтами она будет осуществляться) - демократическая республика (в своеобразной политической форме в целом, но туманной в частностях).
Ни Дума, ни революционное самоуправление в эту схему не вписывались. Ленин, исповедуя сверхрадикализм, отвергает своей схемой сложность, многомерность, противоречивость революционных политических процессов, приписывая им особую сверхускоренную динамику, жесткую поляризацию социальных сил, форсированность событий, подстегивание последних насилием. Г.В.Плеханов, оценивая политическое мышление Ленина, вполне правомерно отмечал: "Утописты тем и отличаются от нас, марксистов, что они обходят трудности вопроса с помощью тех или других оптимистических предположений. И этот утопический прием, характеризует теперь революционное мышление Ленина. Он именно обходит трудности вопроса с помощью оптимистических предположений"(351).
В отличие от большевиков меньшевики, хотя тоже в целом исходили из методологии политического радикализма, придерживались умеренных позиций, своей идеей революционного самоуправления они реалистичнее учитывали живую диалектику политического процесса(352).
Однако политический талант Ленина в том и состоял, что он модифицировал, а порой и коренным образом менял свои политические взгляды по тому или иному вопросу, если исторический опыт или политическая целесообразность убеждали его в сомнительности или ошибочности собственной позиции, так произошло и на этот раз, когда он познакомился с успешной - по критериям радикализма - деятельностью Советов рабочих депутатов.
Но прежде несколько слов о самой второй дискуссии, теперь уже в связи с Советами.
В советской официальной историографии КПСС на протяжении десятилетий (и в 1938 г., и в 1981 г.(353) ) шаблонно утверждалось, что меньшевики рассматривали Советы как органы революционного самоуправления, а большевики - как зачаток новой революционной власти.
В действительности такой взгляд не отражал сложной эволюции воззрений двух фракций РСДРП на роль и значение Советов, прежде всего воззрений большевиков, так как меньшевики в отличие от них, за редким исключением, еще в ходе первой дискуссии всесторонне обосновали идею революционного самоуправления.
Советский историк А.Н.Кураев, специально проанализировавший дискуссию о Советах, развернувшуюся на страницах "Новой жизни" (вообще-то являющуюся малоизвестным историческим фактом), выделил четыре точки зрения социал-демократов по вопросу о сущности и основных функциях Советов.
Согласно мнению одних (в частности, Б.Н.Кнунянц),Советы должны оставаться профессиональной организацией пролетариата: раз Совет многопартиен по своему составу, значит, он не может "быть политическим руководителем рабочих масс", а "может только руководить определенным выступлением пролетариата"(354).
Сторонники более "левой" позиции не доверяли Советам рабочих депутатов выполнения даже профессиональных функций и настаивали на включении их в структуру партийного аппарата с тем, чтобы Советы занимались в нем чисто техническими делами. "Наиболее ярко это проявилось в резолюции, принятой на состоявшейся в Москве 21-23 ноября 1905 г. конференции северных комитетов РСДРП"(355).
Но самой оторванной от реалий, по мнению упомянутого историка, была позиция Л.Б.Каменева и Харьковской объединенной социал-демократической организации, считавших Советы рабочих депутатов "ненужными для пролетариата", поскольку социал-демократия якобы стала настолько сильна, что одна могла руководить революционным движением масс(356).
Большинство же участников дискуссии придерживались того мнения, что Советы рабочих депутатов могут и должны руководить политической борьбой пролетариата, для чего им необходимо войти в состав РСДРП, признать ее программу и руководство над собой. Об этом говорилось в принятой единогласно к октябре 1905 г. резолюции Петербургского федеративного Совета РСДРП. В случае непринятия Петербургским Советом рабочих депутатов данных требовании большевики предлагали членам партии выйти из него(357).
Именно свое несогласие с последней позицией и выразил В.Ленин в статье "Наши задачи и Совет рабочих депутатов": "...мне кажется нецелесообразным требовать от Совета рабочих депутатов принятия социал-демократической программы и вступления в Российскую социал-демократическую рабочую партию. Мне сдается, что для руководства политической борьбой равным образом безусловно необходимы в настоящее время и Совет (преобразований в направлении, о которое сейчас будет идти речь), и партия"(358).
Великий, без сомнения,политик-популист и еще более великий революционер, "революционный демократ(в)" (как это ни парадоксально звучит), приверженец стихийно-непосредственного революционного творчества масс, снедаемый жаждой власти и духом революционного экспериментаторства, Ленин в отличие от большинства своих соратников-большевиков, как только российская революционная практика "родила" что-то напоминающее праобраз временного революционного правительства, долженствующего диктаторствовать, сразу же стал примериваться: а не смогут ли Советы сыграть роль - хотя бы на первоначальном этапе - временного революционного правительства?
А не проверить ли эту возможность немедленно революционной практикой? И он тотчас же разрабатывает, правда, пока еще с определенной долей сомнения в верности своей оценки революционно-властных потенций Советов, программу революционного политического эксперимента по превращению Совета рабочих депутатов во временное революционное правительство:"...Мне...кажется, что в политическом отношении Совет работах депутатов следует рассматривать как зародыш временного революционного правительства(359).
Мне кажется, что Совет должен как можно скорее провозгласить себя временным революционным правительством всей России или (что то же самое, лишь в иной форме) должен создать временное революционное правительство"(360).
Исходя из предположения, что социальные и политические силы революции и контрреволюции уравновесились, Ленин, естественно,полагал, что для завершающего успеха революции необходимо объединение всех революционных сил в масштабе всей России, а для решения последней задачи, в свою очередь, недостает общероссийского политического центра, "пользующегося безусловным доверием масс... связанного тесно с организованными революционными и социалистическими партиями"(361).
И вот в роли зародыша такого центра, а может быть, и самого центра, необходимо, по Ленину, испытать Совет рабочих депутатов. Несмотря на ошибочность оценки соотношения классовых и политических сил, а главное, на волюнтаристскую, суперрадикальную трактовку характера происходящей революции, основоположник большевизма тем не менее и, как это на звучит парадоксально, одновременно в значительной мере и благодаря установке на перерастание революций интуитивно предвосхитил и здраво (с точки зрения политики) рассудил, что именно Советы и только они в условиях авторитарного режима и еще полуфеодальной - в масштабе всей страны - экономики, а главное - революционной стихии способны реализовать его схему революции, воплотить в жизнь диктаторский характер рабоче-крестьянской революционной власти.
И Ленин имел все основания так полагать. Его позиция зиждется на тех особых чертах, какие были присущи Советам в отличие от существовавших тогда в мире (не говоря о России) законных органов местного самоуправления: а) по происхождению они были "революционно-демократическими(в)" , т.е. созданы стихийно и непосредственно революционными массами; б) по форме они носили четко выраженный классовый характер, являлись представительным органом только социальных низов, угнетенных классов; в) по характеру легитимации были амбивалентными - незаконными с позиции официального правопорядка, зато пользовались полным доверием и поддержкой значительной части городских пролетарских масс; г) по организационной структуре представляли собой органы прямой демократии, самовластья масс;д) по целям и функциям являлись институтами, канализирующими непосредственно революционную стихию масс, взрыв их недовольства, консолидирующих их для осуществления определенных акций, а также, и это главное, могущих служить боевым органом вооруженного восстания, общественного переворота, революционной диктатуры. Западные исследователи выделяют во многом схожие отличительные признаки понятия "Совет"(362).
Однако для того, чтобы Совет выполнил роль боевого общероссийского политического центра и временного революционного правительства, он, согласно Ленину, должен быть социально и политически трансформирован: в него следует привлечь новых депутатов не только от рабочих, а, во-первых, "от матросов и солдат... во-вторых, от революционного крестьянства, в-третьих, от революционной буржуазной интеллигенции. Совет должен выбрать сильное ядро временного революционного правительства и пополнить его представителями всех революционных партий и всех революционных (но, конечно, только революционных, а не либеральных) демократов"363 .
Таким образом, Ленин предлагал преобразовать Совет рабочих депутатов в Совет революционно настроенных, а главное революционно действующих рабочих, крестьянских, солдатских, матросских и даже интеллигентских (но только, как он особо подчеркивает, революционных) депутатов, который, выполняя функции временного революционного правительства, явится как органом победоносного завершения восстания, так и органом революционной диктаторской власти,осуществляющей программу-минимум широких политико-демократических, социальных, аграрных, национальных преобразований, в том числе созыв Учредительного собрания.
Не касаясь вообще вопроса о степени обоснованности и мотивах ленинской оценки и прогноза характера и динамики политических процессов в России, обратим внимание лишь на то, что уже в первой работе, посвященной Советам, в ленинском плане институционализации их в качестве органа революционной власти явственно проступает противоречие (которое, однако,самого вождя большевиков ничуть не смущает): с одной стороны, модифицированные Советы, призванные выполнять роль временного революционного правительства, после победоносного завершения вооруженного восстания, свержения самодержавной власти и подавления сопротивления "классового врага" должны обеспечить созыв Учредительного собрания, которое и решит весь комплекс вопросов устройства общества и государства; с другой стороны, Совета еще до созыва Учредительного собрания, согласно Ленину, должны будут осуществлять программу-минимум разнообразных буржуазно-демократических преобразований, хотя только Учредительное собрание и вправе определить характер, глубину, темп и т.д. преобразований.
Нетрудно понять, что по схеме Ленина, во-первых, Учредительное собрание фактически превращается во второстепенный декоративный орган, лишь узаконивающий решения временного революционного правительства, а во-вторых, в этой схеме имплицитно содержится допущение о разгоне Учредительного собрания, так как в ней заложена ситуация, при которой последнее не соглашается с решениями временного революционного правительства и опротестовывает их, а,в свою очередь, временное революционное правительство, обладающее реальной силой и властью,не соглашается с решениями Учредительного собрания. В этой ситуации в случае обострения конфликта и бескомпромиссности политических сил, доминирующих во временном революционном правительстве (а Ленин полагал, что рано или поздно социал-демократы займут в нём главенствующие позиции), вполне вероятен именно разгон Учредительного собрания.
Подобная ситуация в принципе невозможна по нормальной схеме,согласно которой к моменту конституирования Учредительного собрания временное правительство слагает свои полномочия, но по схеме Ленина временное правительство, якобы для подавления сопротивления эксплуататорских классов, продолжает еще некоторое время (кстати, неопределенное) функционировать наряда с Учредительным собранием.
Мы, конечно, противники идеологического преформизма, согласно которому уже в ранних работах Ленина содержатся в зародыше все более поздние его идеи(364), но, как по одной косточке удалось реконструировать весь скелет, так и по данному конкретному положению Ленина можно воспроизвести не только имплицитно содержащуюся в нем идею разгона Учредительного собрания, но и сущность большевистского политического менталитета, который именно и предопределяет - при своей конфронтационности, ставке на насилие, релятивизме демократических принципов, аморализме - разгон в схожей ситуации Учредительного собрания.
Так что более чем за 12 лет до самого факта разгона Учредительного собрания участь его была предопределена,причем именно Лениным в 1905 г.. а не Плехановым в 1903 г., чье суждение при внешней категоричности было по сути своего содержания относительным, условным, в то время как у Ленина оно по сути - безусловное, безотносительное, и это при том, что последний вообще открыто даже не "заикается" о разгоне.
Дальнейшее развитие взгляды Ленина на проблему институционализации революционной власти получили в статьях "Умирающее самодержавие и новые органы народной власти", "Социализм и анархизм", "Социалистическая партия и беспартийная революционность", в рассмотренной уже нами брошюре "Победа кадетов и задачи рабочей партии", в проектах резолюций к объединительному съезду РСДРП, прежде всего двух - "Временное революционное правительство и местные органы революционной власти" и "Советы рабочих депутатов"(365).
Политические воззрения Ленина по данной проблеме в революционные годы изменчивы, в ряде случаев противоречивы. Вождь большевизма в многообразной революционной практике ищет адекватные характеру революционной власти политические институты. Останавливается то на одном, то на другом институте, сопоставляет. К окончательному выводу не приходит.
В частности, в работе "Умирающее самодержавие..." он указывает на два дополнительных (наряду с самодеятельными классовыми органами наподобие Советов) возможных вида местных институтов революционной власти и управления:
а)уполномоченные центрального временного революционного правительства;
б)выборные "органы власти народа", "разумеется, на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования"(366). Здесь же он пишет о принципиальной возможности других самодеятельно созданных институтов революционной власти.
В работе "Социализм и анархизм", оправдывая решения исполнительного комитета Петербургского Совета рабочих депутатов отклонить просьбу анархистов о допущении их представителей в исполком и Совет рабочих депутатов, Ленин формулирует положение о том, что "Совет рабочих депутатов не рабочий парламент и не орган пролетарского самоуправления, вообще не орган самоуправление, а боевая организация для достижения определенных целей.(367). Впервые он столь категоричен в вопросе о социальном и политическом составе Совета.
По его мнению, лишь те представители рабочих могут участвовать в деятельности Советов, которые разделяют как цели демократической революции, так и революционные (в данном контексте – вооруженные) средства достижения цели.
Поэтому Ленин наряду с анархистами (которые могут внести дезорганизацию в боевой союз) считает невозможным допустить в Совет и рабочих, разделяющих взгляды кадетов.
Приведенное положение о необходимости ограничить состав Совета лишь теми, кто соответствует функциональному назначению его как боевой революционной организации, противоречит даже критериям революционной и классовой демократии (стихийная самодеятельность масс и классовый подход),пролетарской демократии, не говоря уже о нормах либеральной демократии.
Оно подразумевает существование надсоветского органа, который будет контролировать и регулировать состав Совета. Из текста становится ясным, что фактически функцию регулирования состава Совета должна взять партийная элита входящих в Совет революционных партий, заключивших между собой временное соглашение(368).
А это, в свою очередь, означает, что после истечения срока целесообразности - с позиции вождей большевизма - соблюдать соглашения с другими партиями большевистская партия будет стремиться доминировать в Совете,игнорируя мнения, а значит, и интересы социальных слоев и политических сил, не разделяющих большевистские позиции.
Таким образом, по Ленину, Советам изначально не предназначалось выполнение роли органа пролетарской демократии, как не подразумевалось, что будет существовать демократическая процедура в организации и деятельности самих Советов, т.е. советская демократия.
Правда, последнее - отрицание советской демократии - не формулировалось столь ясно и определенно, как первое - отрицание пролетарской демократии. Но подразумевалось, потому что и в статье "Социалистическая партия и беспартийная революционность", и в проекте резолюции "Совет рабочих депутатов" Ленин подчеркивал обязательность контроля руководства партии и местной партийной организации над деятельностью партийных групп в формально беспартийном Совете(369).
Приведенная ключевая мысль Ленина о необходимости регулировать социальный и политический состав Совета весьма характерна для большевистского политического менталитета. Ленина не смущает явное противоречие: с одной стороны, Советы избираются народными низами, с другой стороны, их состав регулируется элитой социалистических и революционно-демократических партий.
Трудно не впасть в идеологический преформизм, когда видишь, что Ленин и в данном случае уже в ноябре 1905 г.я предопределяет исключение из Советов представителей небольшевистских партий в 1918 г. Ведь и необходимость самого союза партий, и время его существования определялись только критериями политической прагматики. Других критериев для большевиков не существовало.
Отмеченный эпизод еще раз убеждает в мысли, что многие политические решения большевиков предопределены не столько теми или иными положениями политической доктрины (они просто могли быть еще по тому или иному вопросу не разработаны), а самим большевистским политическим менталитетом(370).
Ленин в "Социализме и анархизме" по вопросу о политическом составе Совета искренен (что ему не свойственно), а вот через несколько месяцев в брошюре "Победа кадетов..." его высказывание (демагогическое по форме) уже иное: "Ты - рабочий человек? Ты хочешь бороться за избавление России от горстки полицейских, насильников? Ты - наш товарищ. Выбирай своего депутата. Сейчас же немедленно выбирай, как считаешь удобным, - мы охотно и радостно примем его в полноправные члены нашего Совета рабочих депутатов, крестьянского комитета, Совета солдатских депутатов и пр., и т.п. Эта власть, открытая для всех, делающая все на виду у массы, доступная массе, исходящая непосредственно от массы, прямой и непосредственный орган народной массы и ее воли"(371).
Казалось бы, здесь принципиально иная постановка вопроса.Но при более внимательном вчитывании в текст обнаруживаются "родимые пятна" или "ослиные уши" большевистского менталитета. Максималистко-радикальный менталитет вождя большевизма запечатлен помимо его воли и проявляется в противоречии, которое, видимо, этот же менталитет лишает его возможности почувствовать или понять: несообразны, несочетаемы по смыслу выражения "мы примем” и "прямой орган народных масс". Банальная очевидность: если Совет действительно прямой орган народных масс, то никто, кроме народных масс, не вправе ставить условия приема в него - Ленину, видимо, не доступна.
Если попытаться в сжатой форме СУММИРОВАТЬ взгляды основоположника большевизма в период до апреля 1917 г. на проблему институционализации революционной власти в целом, роли Советов в качестве органов революционной власти в частности, то можно выделить следующие принципиальные моменты.
1.Во время первой российской революции и в последующие годы, вплоть до апреля 1917 г., разработка проблемы не была завершена.
2.Начиная с ноября 1905 г., Ленин неоднократно указывает на Советы рабочих депутатов и подобные им самодеятельные институты трудящихся масс как на зародыш революционной власти. Более того, Советы могут явиться искомым органом, посредством которого революционные массы будут осуществлять революционную диктатуру.
3.В то же время, Ленин не предопределял конкретную форму государственной власти после завершения функции временного революционного правительства. Положение о Республике Советов в противовес демократической парламентской республике им еще не формулируется. Хотя усиливается критика недостатков демократической республики.
4.Ленин (исходя из того, что он считал допустимым существование нескольких различных вариантов политических институтов,адекватных революционной власти) полагал, что в зависимости от соотношения социальных и политических сил, конкретно-исторического контекста могут существовать несколько различных вариантов политических институтов в постреволюционный период: Учредительное собрание с последующим конституированием демократической республики; политический институт наподобие, по тицу Конвента, т.е. переход всей полноты власти к парламенту, в составе которого было бы большинство представителей пролетариата и крестьянства(372). Идея Конвента была еще менее разработана, чем идея Учредительного собрания, и демократической республики.
В целом в вопросе о постреволюционном устройстве государства больше всего неясностей. Ленин, как правило, высказывал мысль о необходимости осуществления временным революционным правительством ряда функций Учредительного собрания, реализации программы-минимум, не дожидаясь решения Учредительного собрания, что содержало имплицитно возможность разгона Учредительного собрания.
5.Положение классиков марксизма о необходимости слома военно- бюрократических учреждений при сохранении формально-демократических институтов у Ленина в 1910 г. в работе "Два мира" приобрело фальсифицированную или "творческую" (как угодно) форму дилеммы: «"разбить вдребезги" буржуазное государство или быть разбитым и задушенным»(373). Понятно,что при такой постановке вопроса предопределяется принципиально новаторский характер взглядов на государство диктатуры пролетариата, пролетарский политический режим.
Именно В.Ленин в 1910 г. в статье "Два мира”, а не Н.Бухарин в 1916 г. в статье "К теории империалистического государства" впервые среди большевиков в ясной форме сформулировал мысль о необходимости "взрыва" "буржуазного" государства.
В последующем он о высказанной идее как бы "забыл", так как все его внимание было сосредоточено вокруг вопросов государственности на этапе демократической, а не социалистической революции. Но после первоначального неприятия Лениным в начале 1916 г. идеи "взрыва" государства, в более систематической, чем когда-то у него, форме обоснованной Н.Бухариным, он в течение года (от позабытой им собственной идеи I910 г.) пришел вслед за Н.Бухариным в начале 1917 г. к концепции "взрыва" "буржуазного" государства, правда, еще не получившей сколько-нибудь систематического и полного обоснования(375).
6.Таким образом, концепция диктатуры пролетариата до 1917 г. не была дополнена сопряженной с ней всесторонне разработанной концепцией пролетарского государства, пролетарского политического режима. Свидетельством этого и является дискуссия Ленина с Бухариным 1916 г.(376)
7.Вместе с тем при исследовании большевистской политической доктрины необходимо проводить различие между случаем, когда уже разработанные идеи определяли политическую практику и воплощались в ней - создание тех или иных политических институтов (как произошло впоследствии с материализацией большевистской концепции авангардной партии "нового типа"), - и случаем, при котором политический прагматизм обусловил образование тех или иных политических институтов или использование (в трансформированной форме) институтов, уже стихийно созданных народными массами, и лишь затем они были теоретически обобщены, обоснованы (как произошло с Советами).
В отличие от точек зрения большевиков и особого мнения Ленина меньшевики придерживались в отношении Советов более реалистичной позиции, ограничивая их функции ролью революционного самоуправления, что обусловливалось как их концепцией революции, так и тем, что в возникновении Советов они увидели начало воплощения в жизнь своих идей о создании "широких беспартийных" рабочих организаций. Меньшевики выступали против любого нажима на Петербургский Совет рабочих депутатов, за строгое соблюдение при его возможной социал-демократизации принципа добровольности.
ПРИМЕЧАНИЯ
300.Троцкий Л.Д. К истории русской революции.Указ.соч. С.80.
301.Ленин В. И. ПСС. Т.11. С.121.
302.Там же.
303.Там же.С.123.
304.Там же.С.119.
305.Там же. Т.12. С.288.
306.Там же. С.318.
307.Там же. С.320.
308.Там же. С.317.
309.Там же.
310.Там же. С.318-319.
311.Там же. С.320-321.
312.Там же. С.313.
313.Там же. С.327.
314.Там же. С.318 и 319.
315.Там же. С.321.
316.Там же.
317.См.: Там же. С.230.
318.См.: Четвертый (объединительный) съезд РСДРП. С.59 и 141.
319.Там же. C.I30-I3I.
320.См.: Там же. C.I92.
321.Там же. С.199.
322.Фишер Л. Жизнь Ленина.Указ.соч. С.71.
323.Четвертый (объединительный) съезд РСДРП. C.2I8.
324.См.: Там же. С.241-242.
325.Там же. С.249.
326.Второй съезд РСДРП. Протоколы. М.: Гос. изд-во полит. литературы, 1959. С.181.
327.Там же.
328.Наше отечество.Указ.соч. Ч.1. С.304.
329.Второй съезд РСДРП. Протоколы. С.182.
330.Там же.
331.Там же.
332.Там же. С.182.
333.См.: Ленин В.И. ПСС. Т.8. C.2IO-211; Т.35. C.I84-186; Т.37. С.290-291.
334.Цит.по: Рубинштейн Н.К. К истории Учредительного собрания в России // Историк-марксист. 1928. № 10. С.69.
335.Пайпс Р. Создание однопартийного государства в Советской России (I9I7-I9I8)// Минувшее:Исторический альманах.4.М.:Прогресс:Феникс,1991.С.97.
336.См.,например: Знаменский 0.Н., Шишкин В.А. Ленин, революционное движение и парламентаризм. Л.: Лениздат, 1977.С.43. И это одно из лучших произведений того времени по данной теме.
337.См.: Четвертый (объединительный) съезд РСДРП. C.6I5.
338.См.: Ленин В. И. ПСС. Т.11. C.I66-I74, 179-188, 196-208,209-211, 354-372.
339.Там же. С.173-174.
340.Там же. С.205.
341.Там же. С.207.
342.Четвертый (объединительный) съезд РСДРП. С.207-208.
343.Ленин В.И. ПСС. Т.11. С.205.
344.Там жe. С.173.
345.Там же. С.205-206.
346.Там же. С.207.
347.Четвертый (объединительный) съезд РСДРП. С.241-242.
348.См.: Ленин В.И. ПСС. Т.11. С.171-174,186,2I0-211.
349.См.: Четвертый (объединительный) съезд РСДРП. С.215, 238-239.
350.Там же. С.483.
351.Там же. С.142.
352.В этом плане показательны выступления на четвертом съезде: Жордания (См.: Четвертый (объединительный) съезд РСДРП.С.216-217), Мартынова (См.: Там же. С.238-239), Аксельрода - весь его доклад по вопросу о Государственной думе (См.: Там же. С.246-277).
353.См.,например:История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М.: Правда, 1938. С.75-76;Владимир Ильич Ленин: Биография / В.Е.Евграфов и др. 6-е изд. М.: Политиздат, 1981. С.147. Однако и в это время были добросовестные исследователи, которые изображали историю большевистской политической мысли как противоречивый процесс борьбы мнений и поиска правильных решений (См.: Знаменский О.Н., Шишкин В.А. Ленин, революционное движение и парламентаризм. С.51), хотя, по понятным причинам полноты, всесторонности и объективности взгляда они не достигли.
354.См.:Канищева Н.И. РСДРП и массовые революционно-демократические организации// ВИ КПСС. 1990. № 12. С. 149.
355.Там же.
356.Там же.
357.Там же.
358.Ленин В.И. ПСС. T.I2. С.63.
359.В книге "Наше Отечество" утверждается, что к оценке Советов как зародыша новой революционной власти Ленин пришел не сразу. Лишь в январе 1906 г. в проекте резолюции к четвертому съезду <<он впервые назвал Советы рабочих депутатов "зачатками новой революционной власти">> (Наше Отечество. Ч.1. С.326).Понятно, что это неточность, ибо "зародыш временного революционного правительства" и "зачаток новой революционной власти" по смыслу одно и то же.
360.Там же. С.63-64.
361.Там же. С.64.
362.См.: Канищева Н.И. Указ.соч. С.150.
363.Ленин В.И. ПСС. Т.12. С.66.
364.См.: Красин Ю. Ленинское наследие: потребность в новом видении // МЭМО. 1990. № 4. С.6.
365.Ленин В.И. ПСС. Т.12. С.123-128, 129-132, I33-I4I, 229-230, 231-232.
366.Там же. С.125.
367.Там же. С.130. Думается, не вполне прав Э.Карр, назвавший процитированную оценку Лениным сущности и роли Советов "сдержанной" (См.: Карр Э. История Советской России. Кн.1. С.59). Другой по своей сути оценки у Ленина не было и не могло быть в принципе (за исключением, конечно, демагогических высказываний), так как Советам Ленин изначально определил роль идеологизированной боевой организации, предназначенной выполнять цели, поставленные перед ней большевистской партией.
Поэтому оценка у него не сдержанная,а аутентичная, адекватная его сокровенным мыслям. И даже тогда, когда Ленин провозгласил Республику Советов, последние продолжали оставаться такой же боевой организацией, только в форме конституционно закрепленного псевдогосударства, через которую большевистская партия целенаправленно реализовывала цели своей программы, но никогда они не были ни рабочим парламентом, ни организацией подлинного свободного пролетарского самоуправления.
368.Там же.
369.Там же. С.140,231.
370.Можно согласиться с О.В.Волобуевым, подчеркивающим особую значимость менталитета большевиков. Но не стоит только проводить строгое различие, как это делает он, между "революционаристской идеологией", программой и менталитетом, ибо при формально общей программе сама революционаристская идеология, теоретические схемы в 1905 г. у меньшевиков и большевиков были столь же различны, как и их менталитет (См.: Кириченко О.А. Исторический опыт и видение демократии// И СССР. 1991. № 4. С.217.
371.Ленин В.И. ПСС. Т.12. C.3I9.
372.Там же. T.I3. С.54.
373.Там же. Т.20. С.12-13.
374.Первоначально эта статья - после отказа В.И.Ленина опубликовать ее в <<Сборнике "Социал-Демократа">> - была напечатана в "Интернационале молодежи" (№6) и перепечатана спустя 9 лет, в 1925г., в сборнике "Революция права" (См.: Революция права. Сборник I. М.: Изд-во Коммунистической академии, 1925. С.3-32).
375.См.: Ленин В. И. ПСС. Т.49. С.388.
376.См.: Там же. С.271, 287, 293-294, 306-310, 387. См. также подробнее: Коэн С. Бухарин.Указ.соч. С.66-71.
Понятие диктатуры - суть политической доктрины
© Copyright: Эдуард Волков, 2019
Свидетельство о публикации №219082700382
Свидетельство о публикации №219082700382
Рецензии