Сентиментальный колхозник Агриппина

Агриппина долго примеряла лица. Хотелось выглядеть придурковатой, но не совсем, а так для куража. Она вытрясла все лица из сумочки, долго перебирала, и уже было напялила привычное с кислым выражением, но тут вспомнила про бабушкин сундук. Наверняка та оставила пару лиц на смерть.

Агриппина ринулась на чердак, где в дальнем углу стояло это чудовище - монстр сороковых.

Клацнув крышкой, сундук заглотил Агриппину, и вскоре выплюнул её - грязную, но довольную, с одутловатым лицом пропитой бабы, выгнившими зубами и фиолетовым носом. Осталось прилепить грудь подлиннее, ноги, чтобы непременно колесом. А вот с задницей никак не получалось, тогда она приспособила лицо, которое ей подарила соседка. Лицо было мешковатое, заношенное, но для задницы самый раз. Готово.

Судя по описаниям доживших очевидцев, так, наверное, и выглядели колхозники прошлого века.

С тех пор, как вернули колхозы и отменили частную собственность, прошло более полувека. Этот исторический день отмечали с помпой, обязательно в обстановке, приближенной к исторической реалии. Это значит, все должны ужраться до поросячьего визга, быть в кирзовых сапогах, в карманах украденные колоски, а в голове мысли о перевыполнении плана.

Ах да, маленький нюанс - характер. В прошлый раз она по оплошности проглотила обиду, потом долго не могла избавиться от противного послевкусия.

Выудив из сундука небольшой квадратный флакончик, с надписью: «Сантименты», Агреппина выдернула пробку, понюхала, удовлетворённо хрюкнула и заглотила содержимое. Если бы она умела читать, то конечно же, не поступила бы так опрометчиво. Но увы, письменность отменили после второй культурной революции за ненадобностью.

Напиток приятной горечью резанул по горлу. Ничего не произошло, только чуть увлажнились глаза. Увидела засушенную ромашку, и слеза умиления потекла по щеке. На самом дне сундука обнаружила свои маленькие детские ножки и зарыдала от нахлынувшего восторга. Потом под руки попалась коробочка. В ней обнаружила голоса забытой бабушки, родителей, которых она давно сдала в утиль. Слёзы застилали глаза, Агриппина выронила коробочку и, захлёбываясь от рыданий, на ощупь попыталась собрать голоса, постоянно натыкаясь, то на засушенные отголоски первой любви, то на cпутанные клубки детских мечтаний…

Наглотавшись овечьих катышков, участники праздничного мероприятия тупо ковырялись в салатах, отыскивая свои лица. Кто-то стучал кулаком по лбу, стараясь привлечь внимание пугающим эхом пустой ёмкости. Праздник заканчивался. Агриппина с трепетной нежностью выбирала из эмалированного тазика, с недоеденным салатом из оливок и винограда, сияющие глазки её вчерашних поклонников. Глазки смешно закатывались за оливки, прятались под виноградинками и жмурились, когда растроганная Агриппина тыкала их шпажкой в зрачки.

Расслабляться нельзя, впереди самый грандиозный праздник «Единство». Никто не помнит для чего он и какие лица надевать. Агриппина решила:

 - Поменяю местами лицо колхозника на то, что подарила соседка - и расплакалась от счастья.