Монография о творчестве Ивана Ефремова-1

ГДЕ СЛОНЫ? СЛОНЫ ГДЕ!
Пролегомены к разбору авторской концепции и содержания книги С.А.Сергеева
«Иван Ефремов в контексте духовных конфликтов ХХ века». Казань. КНИТУ, 2019.

Иван Антонович Ефремов (1908-1972), как известно, был не только выдающимся русским мыслителем и знаменитым писателем-фантастом, но и видным ученым-естествоиспытателем. В разбираемой книге приводится характерный эпизод, когда И.Ефремов резко возражал против вторжения в свой текст  со стороны некомпетентных редакторов-корректоров и настаивал на точности тех, фактов, которые он описывает. В том конкретном случае, речь шла об организации слоновьего стада, которым руководит опытная самка, а слоны-самцы держатся в удалении. В естествознании мы разбираемся слабо, но описанный эпизод при знакомстве с монографией  С.А. Сергеева напомнил известную поговорку «а слона то и не заметил» -  и даже не «слона», а «слонов», которые вроде бы должны обязательно быть в тексте (исходя, прежде всего, из названия исследования), но которых нам, читателям обнаружить так не удалось. Одновременно, то, что удалось прочесть, вызывает наш немалый энтузиазм, но подчас также критику и недоумение. Но, обо все по порядку.

Дабы было понятно проблемное поле нашей критики монографии «Иван Ефремов в контексте духовных конфликтов ХХ века», приведем ее содержание. Для читателя, знакомого с творчеством И.А.Ефремова названия глав сразу скажут, о чём идет речь.
Введение
Глава 1. Через инферно: первые сорок пять лет

Глава 2. Социальная утопия в эпоху «оттепели»:
контекст и аллюзии «Туманности Андромеды»
Глава 3. «Час Быка», или тяжкий путь познания
Глава 4. «Серые Ангелы»: подполье в СССР?
Глава 5. «Тёмная сторона» Ивана Ефремова
Глава 6. Трагизм Ивана Ефремова
Заключение

Также, чтобы не возвращаться потом к этим вопросам, следует сразу обозначить авторскую позицию, как в отношении «героя» книги, так и к попыткам его описания.
 Иван Ефремов по нашему мнению – трагически одинокая и до конца не понятая фигура, причем как при его жизни, так и после смерти, вплоть до наших дней. (Кстати, С.Сергеев добросовестно цитирует наше замечание об «одиночестве Ефремова» в предисловии).  Многие старые и новые тексты по поводу жизни и творчества И.Ефремова не вызывают у нас ничего кроме раздражения и недоумения. Авторы просто подверстывают к своим взглядам те или иные цитаты и насильственно делают прославленного писателя своим «союзником». Доходит до немалых курьезов, к примеру, один из докторов философских наук связывает ИАЕ с… русской религиозной философией, хотя сам фантаст попов, христианство и то, что с ними связано, мягко говоря, не жаловал. Другие образчики «ефремоведения», возможно, даже хуже: это когда идут бесконечные «охи» и «ахи» - «ох, великий», «ах, показали предсказал». Насчет величия и предсказаний все верно, но вряд ли человек, которому ефремовское наследие не интересно станет тратить на него время. Апологетику и восторги стоит давно уже оставить за скобками и сосредоточиться на критике и анализе.  Так, как поступил автор разбираемой работы о Ефремове – за что ему наши искренние похвалы и благодарности. Поскольку далее по тексту С.Сергеева пойдут возражения и отрицательные оценки не должно складываться впечатления о негативном нашем  отношении к его работе. Наоборот, первыми чувствами были «белая зависть», что вот человек написал целую книгу о любимом писатели и – почему сам такого не сделал. Обобщающей и аналитической работы о творчестве и взглядах Ефремова, не хватало и не хватает. Как говорится «хоть сам пиши». Воспоминания коллеги Чудинова делают упор на биографию. Вышедшая в серии ЖЗЛ книга О.Ерёминой и Н.Смирнова, на наш взгляд, изрядно скандализировала тему. Если кратко, то по нашему мнению (разумеется, одностороннему и субъективному) этот большой текст был написан хотя и с энтузиазмом,  но по-дилетански и дилетантами. Авторы просто не смогли подняться до уровня своего «Объекта», хотя старательно собрали и систематизировали очень большой материал, весьма интересный сам по себе. Скандальность данной работе придает и резкий крен авторов к рерихианство и т.п., что спровоцировало резкий протест наследников писателя. При этом сами усилия добровольных биографов писателя, конечно, достойны уважения и благодарности. Так, (Еремина проделала) большой труд, собрав и опубликовав переписку Ефремова, но анализ рукописного и эпистолярного наследия писателя также далеко не закончен. Парадоксально, но на наш взгляд, лучшей книгой о Ефремове до сих пор остается работа Брандиса-Дмитриевского «Через горы времени», вышедшая в 1960-е годя, несмотря на понятные ограничение той эпохи… В целом, зависть, запреты и невежество мешали и мешают представить ефремовское духовное наследство во всем его богатстве и многообразии, хотя поклонники писателя предпринимают порой важные усилия в этом направлении. Монография Сергеева – тому пример. (Она и сильнейший стимул создать данный файл)

Здесь надо указать еще на одно обстоятельство. Наши мировоззренческие и идеологические расхождения с автором видны, как говорится, невооруженным глазом.  По мнению рецензента глава о «тесной стороне» Ефремова продиктована именно крайне несимпатичными нам идейными установками (и зашоренностью автора в духе тоталитарной политкорректности и репрессирующий толерантности). В иных подобных случаях я бы решил, что спорить здесь совершенно бесполезно. Но с Сергеевым, при всем несходстве изначальных установок спор-диалог вести можно и полезно. Основой для такого общения является явные любовь и интерес к творчеству Ефремова. Я не знаю, как к этому пришел Сергеев, но мне в юности посчастливилось  найти на нижней полке районной библиотеки полузапрещенный «Час быка», и эта книга перевернула многое в моем мировоззрении. Несмотря на тысячи прочитанных после этого книг, я до сих пор часто размышляю об этой ефремовской антиутопии и других его романах. И.А.Ефремво – один из главный авторов, которых я прочитал.

Но исходя из модной концепции «смерти автора» (не только в физическом смысле), читатели свободны в интерпретации его текстов;  короче, «красота в глазах смотрящего», а красоту мы видим разную и по-разному.
Это касается, прежде всего, методологии. Сергеев, как положено в научном исследовании, ссылается вначале на «инструменты», которые он использует и на модные нынче авторитеты: Фуко, Деррида и т.п. Нам не совсем понятно по прочтении, такая ссылка – это дань моде ил можно было написать то, что написано без этих модных «мулек». Неужели «Деррида» может помочь по существу понять что-то и где-либо вообще и в изучении ефремовского наследия  в частности. Вероятно, мы безнадёжно старомодны и консервативны, но до сих пор продолжаем считать, что анализ философского и социально-политического проблемного поля фантастики (написанной не просто для развлечения и убивания времени, но даже и для такого чтива) продуктивнее всего можно анализировать через призму утопии и дистопии. Так как это делали, например, эмигрант Леонид Геллер или советская исследовательница Виктория Чаликова. Тем более, что в случае Ефремова два его романа о будущем практически идеально выполняют роль полюсов в этом «единстве противоположностей». (Разумеется, обществоведам нужно учитывать и литературоведческие и текстологические изыскания, в случае «исторических» романов ИА полезно почитать статьи Е.К.Агатиповой). Конечно, автор волен в выборе приоритетов и о проблемах (анти)утопии написано уже море всего, и вообще хочется предложить что-нибудь новенькое. Но как в случае Ефремова обойти обсуждения проблем утопического коммунизма?! Впрочем, об этом ниже.

Время, когда читается то или иное произведение, накладывает на его восприятие серьезный отпечаток. Это совершенно банальное утверждение, тем не менее, надо всегда помнить. Так многие советские (по)читатели Ефремова искали в его книгах описание коммунистического идеала, а когда страна перестала к нему стремиться, то вдруг (как, к примеру, незадачливые авторы ЖЗЛ-ки) в Ефремове нашли апологию «Агни-Йоги». Из песни слова не выкинешь, и, судя по всему, ИАЕ действительно отдал дань этому увлечению, хотя надо здесь быть осторожным в оценках и помнить о соразмерности «эзотерических» и иных элементах ефремовского мировоззрения. Также, к чести писателя, он довольно скептически относился к ряду моментов в писаниях Е.Блаватской, Е.Рерих и т.д.
Такой сдвиг оптики в восприятии текстов совершенно закономерен и зависит от контекста и «духа времени». Понятно, что при жизни И.Ефремов тщательно «шифровался» и сегодня можно про ту же «тантру» прочесть неизмеримо больше, чем в советские 50-е года (когда полетала «Тантра» из ТА). Но мы предложили бы рассмотреть здесь проблему несколько под другим углом.  Почему многие, указав на эзотерическую и «оккультную» подоплеку ряда сюжетов фантаста, ограничиваются этим как «последним  слоем». Дескать, дошел до основ, приобщился к тайному знанию. Однако кто создает эти «тайные доктрины». Видеть среди авторов только чудаков-энтузиастов, по нашему мнению, наивно. Были ли у международной авантюристки Блаватской контакты с разведкой РИ и другими спецслужбами? Кто и зачем раскручивал А. Безант? Или вот упоминается о том, что ИЕ одобрительно отзывался об «Острове» - романе, где автор поставил плюс многому из того, что едко критиковал в «Бравом мире». Можно ли поверить, что представитель клана Гексли-Хаксли оставался без внимания и влияния спецслужб. Масштабная операция по популяризации мультикультурализма и распространении в молодежной среде наркотиков кем была проведена? Это, может быть, и «тайна», но не секрет, чьими руками – О.Хаксли, К.Кизи и им подобных!
В условиях жесточайшей цензуры и драконовских информационных ограничений в ССССР многое принималось за чистую монету.  В том числе и «эзотерика» с естественным человеческим сочувствием к чудом уцелевшим адептам. В нашей стране притягательным полюсом Тайны был Рерихи. Но ведь сегодня желающие могут узнать, что на этих Рерихах, что называется, клейма ставить негде. С тайными отделами скольких спецслужб они имели контакты. Кто и как их использовал, и кого использовала эта семейка. Что транслировалось через «загадочные» рериховские тексты помимо «послания махатм Ленину» и пр.? На эти вопросы в какой-то степени отвечает журналистское расследование Шишкина (про НКВД. Гималаи, магию и шпионаж, в частности широко известен факт приезда Рериха в Москву и его контакты к кровавой чекистской верхушкой в 20-е годы, а смерть патриарха» была совершенно естественной?). Не то, чтобы мы были здесь энтузиастами, но и оставаться наивными «рериханутыми» тоже как-то не хочется.

Кстати, если бы мне пришлось развивать  «эзотерический» сюжет в творчестве ИАЕ, то я бы привлек еще пару имен. Одно имя – это Барченко, тоже, среди прочего,  писатель фантаст. Помню, как меня поразило, когда я читал роман «Доктор Черный» и его «индийское» продолжение, поразительное сходство некоторых героев и сюжетов с  том, что описано в «Лезвием бритвы» (наоборот, конечно). Барченко состоял в некой тайной организации эзотерического толка, за что и был репрессирован в СССР. Схожей группой был упомянутой в исследовании «Орден российских тамплиеров». Здесь я бы использовал имя В.Налимова – тоже был философ…
И - ведь метод поголовного вылавливания и уничтожения эзотериков, который практиковался в сталинском СССР – это далеко не единственный и не самый продуктивный способ отношений правителей и тайной полиции с «оккультистами». Использование их в виде передатчиков трансляторов и оказания косвенного влияния – более изощренная и распространенная практика.  То же самое относится и ко всем, ступившим на тропу иррационализма: сектантам, церковникам, «истинно верующим», членам «тайных орденов», фанатикам, их гуру и т.д. и т.п. А через массовую литературу, популярное кино и пр. ничего разве не сливается» в качестве незаметных установок в сознании обывателей?
Этот сюжет может быть (а может и не быть) интересен в связи со странным и диким сюжетом, касающимся обыска в квартире Ефремова после его смерти. Об этом уже многое написано и предположения высказывались самые фантастические (вплоть до того, что Иван Ефремов – это агент инопланетян).  По-человечески страшно даже представить себе, что чувствовала вдова писателя Таисия Иосифовна, когда после смерти мужа у ней вломились «опричнии»! Но они проявили «гуманизм», а могли ведь убить или в концлагерь отправить. Каким-то чудом писатель избежал этой участи при жизни!

Однако отношения советских людей с коммунистической властью были хоть и крайне ассиметричными, но имели и своего рода диалектику. Так, когда речь идет об «инженерах человеческих душ», писателях и прочих творческих работников, много говорится  о том, как «софья власьевна» их гнобила, запрещала, ограничивала цензурой и т.д., но ведь и использовала тоже. Вряд ли деятели советского агитпропа разбирались в тонкостях ефремовских построений (хотя подозрения были в избытке -  «классовым нутром чуяли!). Однако нельзя отрицать того, что произведения И.Ефремова, который советскими идеологами также рассматривался как инженер человеческих душ», широко использовались в деле «коммунистического воспитания» молодежи – одна романтика чего стоит! – иначе их не печатали бы в Советском Союзе огромными тиражами. И это обстоятельство тоже стоит далее внимательно рассмотреть.
Пока же пара сопутствующих (но очень важных для творчества И.Ефремова) сюжетов – об эротике и религии.
Многие недоброжелатели Ефремова обвиняли его в том, что он был «плохим писателем», «неважным стилистом» и пр. Ну, да, конечно, не Набокофф, но тогда почему произведения Ефремова пользовались такой популярностью и читательской любовью? Оставим в стороне вопросы литературного стиля, возьмем содержание ефремовских рассказов повестей и романов. Без сомнения, в советские времена, когда будущие строители коммунизма сидели на голодном информационном пайке, книги Ефремова были одним из немногих (а иногда и единственным) доступным и легальным источником получения информации по ряду тем. В свое время мало где можно было узнать и подробно почитать о йоге или скрытых силах организма, о чудесных способностях, а тут знакомый библиотекарь оставляет тебе «Лезвие бритвы» или «Эллинский секрет». Но помимо скрытой и (немного) явной «эзотерики» произведения Ефремова – это еще и альтернативный взгляд на эротику.
Взаимоотношения полов у Ефремова, отношения к Эросу резко контрастировали с господствующими в «совке» стереотипами и одобряемыми нормами. «Крылатый эрос», начавший было свободно употреблять «стаканы воды» в первые годы после большевистского переворота, довольно быстро и жестоко приземлили и на несколько десятилетий установился тягучий и отталкивающий «пуризм» советского типа. В произведениях социалистических писателей любовь если и допускалась, то «тишина, поцелуй на рассвете» явно были не на первым месте, а если какой-то «перепихон» и допускался,  обозначаясь пунктирными намеками, то явно как нечто хотя и неизбежное, но второстепенное по отношению к проблемам любви к родине, партии, вождю, вопросам перевыполнения плана и ненависти к врагам внешним и внутренним. Так было. Иван Ефремов при огромной живости и богатстве его натуры всей душой и сердцем восставал против этого.  Истоки его речей о природе и важности для людей секса, которые со страстью и энтузиазмом постоянно произносят его герои и героини, было бы не трудно обнаружить в ряде обстоятельств личной жизни писателя, но зачем специально останавливаться на отдельном случае? Нищета, коммуналки и жилищная скученность, недоброжелательные взгляды, бытовые предрассудки, идеологические запреты, доносы и кляузы – среди всего такого и прочего существовал «эрос» первого в мире социалистического государства. А ведь на половую жизнь «строителей коммунизма» оказывали влияние страшные войны, гигантские концлагеря, когда миллионы мужчин и женщин надолго были лишены возможности нормального общения между собой, своей «весны на Заречной улице». (Если говорить в связи с этим о фантастике и фантастах, то. Например. в норильском лагере страдал Сергей Снегов, автор первой советской «космической оперы» - «Люди как боги. История его борьбы за женщину, которая стала его женой, перипетии их борьбы за свою любовь и семью в нечеловеческих условиях и с риском для жизни – это тема для героической саги, а по напряженности и фантастичности сюжета далеко превосходят выдумки их романа «Вторжение в Персей». Герои противостояли не нафантазированному злу в виде какой-то космической нежити, а самому настоящему Инферно!) /История описана в очерке о Снегове в «Красном сфинксе» Г.Прашкевича).
 Это был ад - даже не по человеческим меркам, а просто по отношению к живым организмам, разделенным на два пола. И на этом фоне вдохновенные описания плотской любви Ефремовым – от раннего рассказа «Каллиройя» до последнего, выросшего из него романа «Таис Афинская». Какие чувства и мысли вызывал у многочисленных советских читателей этот явный контраст?
К этому можно добавить, что воспевание Ефремовым человеческой сексуальности и женского тела объяснялось не только личными и социальными обстоятельствами жизни писателя, но и не могли не находиться под влиянием мировых культурных трендов, один из которых привел к расцвету на Западе так называемой «сексуальной революции». Все-таки «железный занавес» был не совсем непроницаемым и кое-что докатывалось и до советской публики, хотя и в значительно искаженном виде. Но потом «всё так в жизни перепуталось хитро». Ефремовский эротизм совершенно по разному воспринимается в контексте его эпохи и, скажем, сейчас, когда в массовой культуре «запретный плод» уже давно перестал быть запретным, любой юзер  через пару кликов имеет доступ к «мегатоннам» сетевой порнографии, а воспевание ИАЕ эротических танцев имеет много шансов быть воспринятым как описание стриптиза.

Сильно изменились в нашей стране так же и официальные  и массовые установки по отношению к религии: от почти полного  запрета до почти доминирующего навязывания и поощрения со стороны власти. На наш взгляд, эти игры с «поиском дороги к храму»,  огромных затрат на строительства симулякра ХСС и прочего новодела под крестом и полумесяцем, раскармливанием попов из РПЦ и мулл и т.п. имеет, конечно, вполне понятную причину, но и сопряжено со многими социальным издержками. (Если обратиться к текущей злобе дня, то это, скажем, неприличный скандал с украинским «томосом», когда с размахом организованные экскурсии в Средневековье привели к скандальной и масштабной зависимости от каких-то турецких идеологических чиновников. Как говорится:  «за что боролись – на то и напоролись»). Разумеется, тема эта горячая и для многих болезненная, но затронув ее никого «не задеть», увы, не удастся. Наш подход состоит в том, что вера – это личное дело каждого, а «свобода совести» - непременное условие существования нормального и свободного общества.  Отношение Ефремова к религии невозможно проанализировать, будучи ангажированным РПЦ или чем-то подобным и связанным с ПГМ, так же, например, как нельзя научно проанализировать «русскую религиозную философию», находясь, как  и ее представители  под влиянием соответствующего религиозного мифа и не проделав путь «от мифа к логосу».  Необходимо «отстранение» от вовлечения в те или иные ритуально-магические практики и несвязанность с  условностями идеологически (в широком смысле) ангажированных кругов. Так, зная о большом интересе Ефремова к наследию Рерихов и Т.Д., все не стоит выставлять писателя и ученого  апологетом и транслятора положений «Живой этики», как это сделали авторы книги об ИЕ в серии ЖЗЛ.
По отношению к религии установки писателя как будто бы внешне походили на официальный советский атеизм, во времена хрущёвщины еще дополнявшийся новой волной гонений на верующих. «Узкое» объяснение подобного отношения вытекает из научной специализации Ивана Антоновича. Как может опытный геолог и палеонтолог, исследовавший отложения многомиллионной давности, верить в библейские сказки о «семи днях творения» и тому подобных «откровений». Но, разумеется, дело было не только в этом. С.Сергеев считает, что кажущееся эклектичным мировоззрение Ефремова сформировалось во многом в 1920-е годы, когда шла борьба «безбожников» с остатками исторической России, в том числе и с православием, но также еще сохранялись и люди, придерживавшиеся нетрадиционных религиозных взглядов. Кое-кому из них удалось дожить до «оттепели». Переписка Ефремова свидетельствует, что эти традиции еще теплились в послевоенном СССР. Не стоит также забывать, что  массовое увлечение восточными религиями и эзотерическими практиками – это также  широко распространившееся на Западе поветрие. Ничего нового в нем не было, но следует иметь в виду, что по сравнению скажем со временем путешествия Г.Кайзерлинга («Путевой дневник философа» описывает путешествие 1911 года и содержит описание ряда восточных духовных традиций и практик, а также размышления автора в связи со сравнительным анализом мировых религий),  эта «новая религиозность», благодаря СМИ пошла в массы, превратилась в «нью-эйдж». В общем, после отдельных случаев ориенталистских увлечений среди ученых, редких путешественников и культурной богемы, «паломничество в страну Востока» стало массовой эпидемией, предприятия по «расширению сознания» что называется «пошло в народ».  («Паломничество…», как известно, это название повести Германа Гессе, который в годы подъема контркультуры на Западе пережил новую волну популярности. В тексте самого произведения содержится отрицательный отзыв о Кайзерлинге и массовое духовное «паломничество» противопоставляется аристократическому «туризму»)
Поэтому увлечение «йогой» (в широком смысле) и т.п. это не какая-то специфическая особенность советского андеграунда, а эпизод мирового натиска контркультуры в рамках некогда христианской цивилизации. В этой связи даже еще больший интерес представляет позиционирование Ефремова по отношению к «традиционным» иудохристианским культам. Мы не спорим с версией Сергеева о том, что когда в «Лезвии бритвы» писатель проклинает «тени изуверов», писатель имеет в виду не только авторов «Молота ведьм» и тех, кто его использовал, но и сталинских палачей. Однако для ИАЕ – это явления одного порядка. Ефремов искренне ненавидел изуверов, топчущих человеческую свободу, жизнь и достоинство, шла ли речь об истории Европы, реалиях советского большого террора или порядков фантастической планеты Торманс.

Иван Ефремов неоднократно и почти открытым текстом резко критикует христианство и его ветхозаветную основу за подавление свободы человека и уродование того человеческого образа, который был идеалом для самого писателя и не раз воплощался в героях его книг. К сожалению, разбор этих сюжетов в связи с книгой Сергеева  придется вести отталкиваясь от (5) главы монографии, где автор описывает то, что он называет «темной стороной» в наследии Ефремова. Мы искренне не понимаем того, как либерально ориентированный человек может относить к «темным сторонам» критику тех или иных доктрин и практик.
Но, по-видимому, различные общества постоянно воспроизводят «черную сторону» (настоящую!); ныне, например, аналогом инквизиторов и доносчиков времен ежовщины выступают борцы за «толерантность и политкорректность» (в РФ всякого рода «совы-шнирельманы»). Наличие такого рода групп активистов крайне негативно влияет на обычную жизнь, тяжелым прессом давит на научные и познавательные возможности. Увы, сегодня эти негативные явления, связанные с традициями «охоты на ведьм» весьма распространены, и центр их находится в «цитадели демократии» США. (Это в полной мере ощущают на себе американские граждане и политики, сохраняющие остатки разума – см., скажем книги П.Бьюкенена). Борьба за «квоты», феминизм, позитивная дискриминация и прочая толерастия успешно «форматирует» западные университеты, подменяя там науку идеологическими манипуляциями ничуть не менее успешно, чем в свое время «чистки и проработки» уничтожали научное знание и разрушали образовательный процесс (особенно социогуманитарное или ту же биологию) в советских вузах. Если посмотреть на конкретные практики травли, оскорблений, срыва занятий в  образовательных учреждениях политкорерктной» Америке в чем-то превосходят выходки невежественных и агрессивных, «партейных и идейных» комсомольцев в СССР (несколько ярких эпизодов описано в книге «Чистый лист, например, павианьи выходки против специалистов в области социобиологии и так далее являются идеальными доказательствами правоты их теорий!) Хорошо, что еще на кострах еретиков не сжигают (однако поглядывая на некоторые тенденции такой возможности полностью исключить нельзя; провалы в «новое средневековье» происходят на больших участках).
Впрочем, травля Ефремова с разных относится, скорее, к предшествующему этапу действия Новых инквизиторов. К нашему удивлению, С.А.Сергеев, почти игнорируя в своих описаниях «духовных конфликтов» нападки на писателя с одной стороны, много и тщательно разбирает аргументы другого лагеря гонителей. Речь, конечно, идет о грубых усилиях стигматизировать Ефремова как «фашиста» и «антисемита». Повторяю то, что совершенно непонятно, зачем разбирать сумасшедшие инвективы М.Каганской и Ко – это, в принципе, одно и то же, что добросовестно разбирать «аргументы» советских цензоров, идеологов, доносчиков, идиотов простых читателей» и т.п., которые в чем только Ефремова не обвиняли! Если здесь и возможна какая-то «полемика», то, скорее, по принципу «сам дурак». Вы обвиняете нас в «гусском (прото)фашизме – проклятые фашисты иудейские! Но Сергеев, по-видимому, считает иначе и с увлечением копается в засохшем идеологическом дерьме иудофашистов из старого иерусалимского журнальчика «Время и мы».  Целая глава в книге посвящена подобных сюжетам и нам поневоле тоже приходится на них останавливаться (прежде чем добраться до споров о религиозных идеях).
Допустим, можно ли обвинить Ефремова в приверженности «нацистской эстетике»? Да, легко!  Как пелось в агитационной коммунистической песенке: «Кто ищет, тот всегда найдет!» Например, ИАЕ много пишет о красоте человеческого тела; что ж, смотри «Олимпию» Лени Рифеншталь – там этого культа тела  полным полно; да и вообще возрождение олимпийского движения – это же было (перед тем как прочно сесть на деньги, допинг и рекламу!)  возрождение языческих праздников.  Соответствующая эстетика была принята не только в Германии (хотя, возможно, что там с особенной силой), но ведь та же Германия оказывала огромное и всесторонне влияние на нашу страну и не только в ХХ столетии, но в межвоенный период особенно сильно. Посмотрите снятый на киевской киностудии в 30-е годы (и запрещенный) фильм «Строгий юноша». Там разве не «германский» идеал спорта и тела. А любимица советских зрителей Любовь Орлова – чем не «белокурая бестия» в женском обличии: вот вам и «ницшеанство». Но это культурная диффузия гораздо шире указанных «направлений». И живший в те годы писатель вряд ли мог избежать этих влияний, а бывает и так, что многие воздействия просто не рефлесируются на сознательном уровне. И спокойное изучение разнообразных эстетических корней ефремовского творчества еще может привести к  интересным открытиям, хотя и «ницшеанства» исключать не стоит.

Тут, как водится, всплывают обвинения Ефремова в «антисемитизме». Повторим наше сожаления по поводу того, что автор рассматриваемой и в целом очень информативной книги, соглашается с этими наветами, хотя частично и с оговорками и стремится Ефремова «защитить». Но само «антисемитское клеймо» на великом писателе выглядит каким-то смазанным.  Ну,  в самом деле, что этим хотели сказать хающие Ефремова «критики»? Вряд ли писатель и профессор был так глуп, чтобы скатываться к примитивному бытовому «жидоедству» и обвинять «избранный народ» во всех бедах. Сергеев, стараясь «спасти» в глазах избранной публики репутацию писателя, находит в романах ИАЕ положительных персонажей с еврейскими фамилиями! Для нас, признаться, это было большим откровением, так как мы никогда не обращали особого внимания на такие вещи, но, по-видимому, существует группа людей, для которых это важно. Что ж, в одной из фантастических повестей братьев Стругацких такую фамилии носит первый человек, ступивший на поверхность Марса. (sic! Вернер Зомбарт писал как-то о  версии, что первым представителем Старого света, поставившим ногу на берег Нового тоже был иудей – далее остаются восклицательные знаки!!!!)
Раздувать из мухи слона и делать далеко идущие выводы из отдельных высказываний – это любимый прием «борцов  с антисемитизмом». Ефремов и по работе и  жизни имел хорошие отношения со многими евреями, здесь можно вспомнить тех же Стругацких.  Будучи в определенный период гораздо более известным как фантаст, он их серьезно поддерживал в первой половине 1960-х годов, за что они его потом «отблагодарили», а позже даже и «простили». Такое же отношение характерно и для немалого круга почитателей «братской» фантастики с соответствующими идейными установками.
Стараясь оправдать отдельные, вырванные из контекста высказывания писателя в адрес еврейства, Сергеев пытается объяснить их влиянием народных стереотипах постреволюционного десятилетия о евреях как «дельцах и прохиндеях». Мол, были недобросовестные и оборотистые нэпманы с фамилиями» и массы людей из местечек, которые занимали жилье и рабочие места умерших от  голода и тифа, расстрелянных и эмигрировавших, отправленных в лагеря и ссылки потоков населения  из больших городов. И тот вскипает вопрос:
Шо, правда?! И только это!?
В разоренной гражданской войной России бытовали только такие представления? И не было образов «мучителей» и «палачей», учитывая «выдающуюся» роль евреев (конечно, не всех) в «красном терроре» и создании ГУЛАГа.  На эту тему неохота приводить даже ссылки на литературу и источники, столь обширным будет список вполне достоверных материалов. Ну, вспомните хотя бы «подвиги» Розалии Землячки,  а ведь таких был «легион».  Почему разговор на эту тему в кругах «рукопожатных» считается проявлением «антисемитизма»?!. ХХ век был веком масштабных катастроф. У евреев была трагедия «холокоста», у русских была трагедия «большого  и красного террора». За первую трагедия основная часть вины возлагается на немцев, а в русской трагедии ведь огромную роль сыграли различные «интернационалисты» (Хотя, конечно, говорить, что революцию в России сделали жидомасоны» - это чистая глупость).  Для ученых и общественности с разных сторон хорошо было вести спокойный диалог по обсуждению различных аспектов исторических трагедий. А.И.Солженицын, например, предложил такой диалог в книге «Двести лет вместе», но в ответ определенные круги стали закидывать его навозом, а это уже очень похоже на стремление уничтожить улики, любой ценой скрыть следы гигантских преступлений.  Почему надо солидаризироваться с такими попытками? Ведь евреи добились, что во многих странах отрицание холокоста считается уголовным преступлением и некоторые историки-ревизионисты получают за это тюремные строки.  Но на что может рассчитывать народ, который боится правды о собственном прошлом и добровольно соглашается (и даже способствует) с попытками отказа от расследования преступления против миллионов представителей своего Рода! Страх и уступчивость в этих вопросах не приведет ни к чему иному, кроме новых потерь (не только людских, но и материальных, культурных и т.д.)
Далее. Пресловутый «антисемитизм» Ефремова его хаятели связывают также с отрицательным отношением писателя к иудаизму.  И, что совершенно логично, отвращение к христианству. Если говорить о ефремовскоми  «ницшеанстве», то именно в этом вопросе, а не только в том, что в молодости исследователь, подражая «сверхчеловеку» испытывал возможности своего организма, что привело впоследствии его к инвалидности в сорок с небольшим лет.  Критика христианства и его иудейской основы – это важная 9есл инее решающая) часть философского наследия Ницше – и не стоит об этом забывать. Как к этому относиться. Но в научном анализе многое зависит от выбора исходных посылок. Мы бы обратили внимание на факт зависимости мировоззрения 9в том числе религиозного) того или иного народа от природных условий его проживания.  К примеру, Р.Сапольски в своей книге «Кто мы такие? Гены, наше тело, общество (2005). Изд: М.2018) утверждает: «Монотеизм – изобретение пустыни». Само по себе это не хорошо  и не плохо. Но как оценить то обстоятельство, что религии пустыни, иудохристианский монотеизм, впоследствии агрессивно навязывался жителям лесов. Насколько это извратило народную душу эллинов или русичей? К скольким духовным трагедиям и потерям это привело! (Ницше, этот безумный философ позапрошлого века был не до конца последователен, когда в пику христианству одобрительно отзывался об исламе – но ведь тоже пустынный монотеизм! А как отнестись к выходкам современных джихадистов!). Можно долго спорить об исторической роли православия в прошлом нашего Отечества, но современные сюжеты говорят о роли РПЦ гораздо красноречивее.
Однако в этом вопросе нужно последовательно придерживаться принципа свободы совести. Вера – это личное дело каждого. Пусть люди ходят в храмы или верят в «живую этику» (помнится, философствующий дьякон А.Кураев разразился гневным памфлетом против рерихианцев – борьба за рынки сбыта, что поделаешь). И если это не сопровождается агрессией против тех, кто верит и молится по-другому – то на здоровье или «ради бога», как говорится, каждый сходит с ума по-своему. Но вовсе не обязательно верить во все подряд и одобрять всех богов. Никто  не вправе осуждать Ефремова и загонять его на «темную сторону» только за то, что ему не нравились те или иные религии. Соответственно и «оправдывать» здесь писателя незачем. И то, что такие элементарные вещи утверждаются не без опасений и часто понимаются с трудом, свидетельствуют не о неверности такого подхода, а о положении конкретного социума, духовной ситуации времени, когда перед обществом стоит реальная угроза впасть в новое темновековье, когда разгул клерикального мракобесия и разнообразных предрассудков не встречает должного отпора, а наоборот, пользуется поддержкой темных сил «сверху и снизу». Вот такая ситуация была ненавистна Ефремову-ученому и человеку, и, как знать, не послужили ли подобные обстоятельства дополнительным стимулом к разработке Ефремовым-мыслителем концепции инферно.
Анализ того, почему часто жизнь высших организмов и людей часто напоминает ад (теория Инферно) является одним из самых сильных страниц книги о писателе. Сергеев предполагает, что в этой концепции у Ефремова слились элементы эволюционной биологии и мотивы буддизма. Что ж, вполне возможно.
Так или иначе, теория инферно составляет одно из центральных достижений философской концепции ИАЕ, развиваемой им в «Часе быка»., а описание трагедии человеческого существования и средств  его преодоления – это одни из самых прекрасных страниц романа.
Другим интереснейшим сюжетом ефремовской антиутопии является легенда о «серых ангелах». Это именно легенда, так как в отличие от ассасинов, серые ангелы вряд ли существовали реально. Но униженным и оскорбленным очень хочется верить в тайных мстителей и сильных борцов за справедливость. С.Сергеев, на наш взгляд,  очень интересно, связывает сюжет о «серых ангелах» с современным писателю подпольными группами и движениями протеста в СССР. Приводится даже любопытная статистика этих борцов с режимом, но печальный факт состоит в том, что практически они мало чего добились.  Здесь приходится констатировать в целом бесперспективность низовой борьбы с Левиафаном и утопичность надежд на подобные сценарии. Конечно, многие заговоры бывают успешны, но это заговоры в «верхах», а победы «низовых» восстаний могут носить только локальный и кратковременный характер. Так же и в революциях главное не то, что «низы не хотят», а то, что «верхи не могут». По понятным причинам в тоталитарном государстве было много сочувствующих в отношении подпольных кружков (большинство из которых были сторонниками «правильного» социализма, истинного марксизма,  возвращения к ленинским коммунистистическим заветам и тому подобной чуши; разумеется, были прозападно-либеральные и «почвеннические» ячейки). Возможно, многие думающие и честные русские люди испытывали симпатии к этим смельчакам (так в книге указывается на интерес В.Шукшина к делу ВСХСОН и пр.). Но Ефремов в этом отношении (конечно, далеко не только в этом) был гораздо проницательнее большинства своих современников.  Судите сами. Если допустить, что «серые ангелы»  из «ЧБ» - это некоторая рефлексия на злобу дня и отражает интерес к диссидентам и вообще противникам тоталитарного режима, то ведь по сюжету романа даже издавна существующая и глубоко законспирированная подпольная группа получает шанс на успех только при внешней помощи (когда на планету садится «звездолет прямого луча» и начинается снабжение борцов с диктатурой миниатюрным и эффективным оружием). В советском «Тормансе» все выступления против режима безжалостно подавлялись.  Что могли сделать, к примеру, побежденные в гражданской войне «белогвардейцы – пробраться из-за границы в Ленинград и взорвать коммунистический клуб (об этом есть мемуар участника этой акции), распространить листовки, но чаще всего слухи об антибольшевистском подполье служили оправданием новых репрессий, которые ширились с параноидальным упорством (2тридцать седьмой»). Организованные репрессии раздавили даже чрезвычайно массовое и упорное крестьянское движение против коллективизации (сторонник коммунизма И.Ефремов не удержался от «антикулацкого выпада в Лезвии бритвы»). Мифы об успехах подпольщиков (которые были широко распространены в советском масскульте) вдохновляли многих «строгих юношей» на планирование чего-то подобное и как правило оканчивались превентивным арестом, или же изначально были грязной провокацией – чего далеко ходить, посмотрите на нынешнее дело «нового величия».  Вот в группе старшеклассников-студентов и т.д. заговорили о том, что можно было бы подложить бомбочку на трибуну с секретарем обкома во время демонстрации; цап-царап – и они уже арестованы, жизнь поломана навсегда, а существа с «горячим сердцем и холодной головой» получают свои награды. Понимая подобные расклады, Ефремов и раздражался по поводу, к примеру, бесполезных на его взгляд, «выходок» Синявского-Даниэля и т.п. Шансы в борьбе с «их левиафаном» всяческие подпольные ангелы получают лишь в случае поддержки их другим государственным чудовищем. В «Часе быка» за экипажем «Темного пламени», меняющем социальный строй на далекой планете, такое чудовище не стоит: на Земле коммунизм и репрессивного государства там не существует. Земляне действуют с чистым сердцем, ради помощи своим  родственникам, попавшим в петлю Инферно. Но ведь на реальной земле до этих коммунистических «эр» еще очень далеко и кто может помочь борцам с местным тоталитаризмом. Другие тоталитарные и гангстерские режимы, заинтересованные в том, чтобы, в случае победы обглодать местное чудовище до косточки. Русским и советским борцам со сталинской диктатурой помогали нацистская Германия и милитаристская Япония (как пример трагической неразрешимости жизни и борьбы можно назвать РОА или харбинского поэта Арсения Несмелова). Выступаешь против «своей» диктатуры – служишь врагу своей родины, который может быть еще хуже; кричишь «за Родину, за сталина!» - способствуешь укреплению местного тоталитарного режима и новым волнам беззаконных репрессий. Выхода нет – вот трагедия! Да и более «вегетарианские» времена к чему могли привести надежды «на Запад» и т.п. – к разрушению и разграблению твоей страны победителями в «холодной войне». Судя по тому, что эта проблема плохо осознавалась и тогда, и сейчас, новые ловушки и разочарования обеспечены. Судя по всему (переписка, зашифрованные тексты книг);Иван Антонович эту проблему чувствовал,  и тем сильнее было его отчаяние и трагическое одиночество!
Если вернуться от политической истории к литературе, то в случае с сюжетом о «серых ангелах» эта тема имела несколько попыток продолжения. Среди них, мы наиболее интересными (так как реально «удачными» сказать нельзя) мы считаем серию фантастических боевиков трагически погибшего  Олега Маркеева. Автор этот  очень многое понимал! Но в своих романах он также занимался и «психотерапией», придумав для несчастного народа некий «Орден Полярного Орла» и позаимствовав, очевидно у Ефремова образ «Серого ангела» (Это и один из романов маркеевского  цикла).  В роли «серого ангела» выступает честный прокурор (это не оксюморон!), а ему помогает «Странник», сочетающий качества идеального бойца с экстрасенсорными способностями. Как фантастика – это очень неплохо, но, повторим, как утешительный полет фантазии. Не помогают и не помогут нам на практике ни «орден русских рыцарей», ни какая-нибудь «дружина», ни «полярные орлы», ни «серые ангелы». А «Меч» или «Белая стрела» могут окоротить бандитов, наркодельцов и коррупционеров только на экране. Конечно, образ «благородного разбойника» и «мстителя» - это чаще всего похоже на некий «архетип», широко используемый в литературе и кинематографе (для сравнения:  фильмы о Зорро, или боевики типа «Жажда смерти» и масса подобного). Придумав своих «ангелов» ИАЕ находился в этом тренде, но некоторых мог ввести в заблуждение.
Сопротивление отдельных героев или малочисленных групп для несправедливого и репрессивного государства» - это «что слону дробина».  В целом, это интересный сюжет, который было бы еще интереснее рассмотреть в диалектике теоретической утопии коммунизма, которая на практике превратилась в зловещую антиутопию.
Впрочем, стоит ещё написать о других «слонах», которые автор исследования творчества ИАЕ уделил не слишком много внимания.