Весёлый суицид

Действующие:

Камнев Станислав Борисович – известный предприниматель, весьма влиятельный человек.
Камнев Борис – старший сын Станислава Борисовича (от первого брака).
Камнев Артём – младший сын Станислава Борисовича (от предпоследнего брака).
Камнева Ирина – старшая дочь Станислава Борисовича (от второго брака).
Камнева Света – младшая дочь Станислава Борисовича (от предпоследнего брака).
Тоха – то ли возлюбленный, то ли просто друг Светы, соло-гитарист рок-группы «Ra:zoom»
Демьян – стендап-комик-неудачник, бойфренд Ирины.
Сергей Юрьевич – звезда советско-российской теле-юмористики.
Камнев Борис Борисович – отец Станислава Борисовича, глубокосоветский человек, призрак.
Мама (Станислава Борисовича) - домохозяйка, призрак.
Камнева Екатерина – последняя жена Станислава Борисовича, топ-модель, призрак.
Камнева Галина – вторая жена Станислава Борисовича, архипривлекательная женщина без возраста.
Елена – первая жена Станислава Борисовича, призрак.
Гуля – старая верная прислуга в доме Камневых.


Вместо пролога:
«Как подумаешь, куда велик божий свет! Живут в нем люди богатые и бедные, и всем им просторно, и всех их призирает и рассуждает господь»
«Царевна Несмеяна», народная сказка

Вместо ещё одного пролога:
«Жизнь – это медленное самоубийство».
Олег Ягодин

Вместо и ещё одного пролога:
Из мешка
На пол рассыпались вещи.
И я думаю,
Что мир -
Только усмешка,
Что теплится
На устах повешенного.
Велимир Хлебников – «Мешок»


Сцена первая

Гостиная в огромном доме Камневых. Богатая мебель, мраморная лестница, ведущая на верхние этажи, настоящий камин. Гуля бережно убирает роскошное помещение.
По лестнице спускается заспанный Борис в дорогом, но измятом деловом костюме, который, судя по виду, этой ночью служил молодому человеку пижамой.

Борис (потягивается). Гуля-гуля-гуля-гуля... (Подходит к креслу, которое в данный момент вытирает Гуля, отпихивает служанку.) Кыш! (Падает в кресло.) Ой, башка, зачем ты так болишь? (Гуле.) Батя-то не приехал ещё?
Гуля (с лёгким татарским акцентом, спокойно переходя на другой объект уборки). Да нет ещё.
Борис. Так «да» или «нет»?
Гуля. Да нет, не приехал. Станислав Борисыч просил же, чтобы вы за ним на вокзал поехали.
Борис. Гуля, не вокзал, а аэропорт. А какой аэропорт? Какое поехали? В каком часу утра я вчера… сегодня пришёл?
Гуля. В пятом вроде. Только как пришёл - принесли.
Борис. Это уже тебя не касается. А кто принёс?
Гуля. Да не знаю, друзья какие-то.
Борис. Друзья... какие теперь друзья. Собутыльники… да сокосячники. А за батей съездить я Тёмыча попросил, понятно?
Гуля. Понятно.
Борис. И чего он нас-то дёргает? Как будто машины нет с водителем.
Гуля. Непонятно.

Раздаётся витиеватая классическая мелодия – это дверной звонок. Гуля идёт открывать дверь.

Борис. А вот и они.

В гостиную входит Артём с сумкой от фотоаппарата через плечо, протягивает руку Борису. Братское рукопожатие.

Артём. Здорово, брат. Опять сложносочинённая ночь?
Борис. Скорее сложноподчинённая.
Артём. Ух ты, всё-таки решился на БДСМ?
Борис. Вот не умеешь ты шутить, Тёмыч, признай уже. Где батя-то?
Артём. Где?
Борис. Где? Я тебе звонил вчера, чтобы ты за ним сегодня с утра в аэропорт съездил?
Артём. А, ну, звонил.
Борис. Ну?
Артём. Я же сказал, у меня эфир утренний, не успею.
Борис. Тёма, какой эфир? Я тебя человеческим языком попросил!
Артём. Боря, ты мне в третьем часу ночи из клуба звонил, твой язык был уже не человеческий. Ты вон и не помнишь нифига.
Борис. Что я должен помнить?
Артём. Я сказал, что не могу, ты сказал, что Иринке позвонишь тогда, мол, она всегда трезвая и встаёт в шесть утра – конец цитаты.
Борис. А Ирка что?
Артём. Откуда я знаю?
Борис. Гуля.
Гуля. Слушаю.
Борис. Ирка сегодня здесь ночевала? Она что ли за отцом поехала?
Гуля. Не было её. Вчера ж четверг был.
Борис. И что?
Гуля. По четвергам-то любовь у неё.
Борис. Блиин…
Артём. Молодец сестра, всё по графику, не смотря ни на что. Я так не умею.

В гостиную, позвякивая ключами от машины, устало, но твёрдо и уверенно входит Ирина.

Борис. О, вспомни её… Нашпёхалась?
Ирина. Не завидуй. (Артёму.) Привет.
Артём. Приветик. Отец с тобой?
Ирина. В смысле?
Борис. Я тебе звонил вчера?
Ирина. Звонил.
Борис. Просил отца сегодня из аэропорта забрать?
Ирина. Нет.
Борис. Как нет?
Ирина. Я же трубку не взяла.
Борис. Почему?
Ирина. Потому, что ты в три часа ночи мне звонил, а я была занята. В ночь с четверга на пятницу у меня секс, сколько можно говорить?
Борис. Всю ночь? Да вы издеваетесь что ли? Никто за ним так и не поехал, значит?
Артём. А Светка? На такси хотя бы или с водилой тем же…

По лестнице спускается заспанная Света – хрупкая «девочка-скандал» с огненно-рыжими волосами.

Света. А я говорила, что никто кроме меня не поедет.
Борис. А ты почему не поехала?
Света. Во-первых, ты сам мне запретил, сказал, сопли ещё зелёные. Хотя причём здесь цвет моих соплей, я не понимаю…
Борис. Слышь, стрелки не переводи…
Артём: А во-вторых?
Света. Во-вторых, репетиция допоздна была.
Ирина. Ясно, никто за родителем не поехал. Как обычно, я в свои руки не взяла решение вопроса, больше у нас дееспособных нет.
Борис. Слышь, способная, вообще-то он лично мне позвонил и попросил меня как старшего сына его встретить.
Ирина. Так чего ж не встретил?
Борис. Перепил!

В гостиной бесшумно появляется Станислав Борисович с дорожной сумкой в руке. Его появление замечает только Гуля, которая растерянно пожимает плечами и показывает на детей. Станислав Борисович еле-заметно и грустно кивает.

Артём. Вообще интересно, конечно. Он же всегда с водителем из аэропорта приезжал, нас не трогал никогда. Вопрос: зачем на этот раз ему сын понадобился? Да ещё и самый непутёвый?
Борис (Артёму). Слышь…
Артём. Вдруг реально что-то серьёзное?
Света. Да ладно, всех нас ещё перехоронит.
Станислав Борисович. Это вряд ли.

Дети моментально поворачиваются к Станиславу Борисовичу. Короткая немая сцена.

Борис. Привет, пап.
Станислав Борисович. Здравствуй, сын.
Борис. Пап, ты меня попросил, а я приболел…
Артём. Ага.
Борис. Тёмыча попросил тебя встретить, а он…
Артём. У меня эфир был.
Борис. Я тогда Ирку попросил…
Ирина. Не просил.
Борис. Да ты даже трубку не взяла, потому что, видите ли…
Ирина (Станиславу Борисовичу). Я была занята.
Света. А вот я, папочка, хотела за тобой приехать на такси или с твоим водителем, честно, но он мне запретил. (Указывает взглядом на Бориса.)
Борис. Ты со своим говном-роком допоздна вообще молчи…
Света. Сам ты говно.
Станислав Борисович. Хватит! (Борису.) Я тебя попросил за мной приехать. Я хотел с тобой серьёзно поговорить. Ты же знаешь, куда и зачем я летал. После того, что мне сказал врач, мне нужно было именно с тобой - старшем засранцем - поговорить о том, что с вами будет дальше.
Борис. Ну, извини, пап, ты бы сразу сказал…
Станислав Борисович (всем присутствующим). Я, как выяснилось, смертельно болен. И я в кое-то веке о чем-то попросил.

Снова короткая немая сцена: дети обмениваются испуганными взглядами.

Ирина (подходит к отцу, обнимает его). Папа, ну, прости, ты это серьёзно сейчас сказал?
Станислав Борисович (не отвечая на объятья дочери). А когда я шутил? Подробности за ужином. Гуля, сообрази что-нибудь. Меня до вечера не беспокоить.

Станислав Борисович направляется в сторону лестницы. Дети по очереди направляются вслед за ним, отталкивая друг друга, они пытаются забрать у отца дорожную сумку.

Борис. Бать, давай помогу, чего ты?
Ирина. Раньше надо было помогать.
Артём. Нифига себе инфоповод! Что, пап, даже в Израиле не могут помочь?

Станислав Борисович в окружении детей поднимается по лестнице. Все скрываются где-то там – наверху.

Голос Станислава Борисовича: Оставьте меня в покое!

Гул прекращается, дети медленно с растерянными видами спускаются обратно в гостиную, рассаживаются довольно далеко друг от друга. Сидят.
Гуля собирает свои очистительные средства.

Гуля. Я на кухню.

Дети молчат. Гуля уходит.

Сцена вторая. Первый сон Станислава Борисовича

Туман. Из тумана появляется Станислав Борисович, он явно растерян и, может быть, даже напуган. Станислав Борисович осторожно шагает то в одну сторону, то в другую. Позади него так же из тумана, как из ниоткуда, появляется красавица лет двадцати пяти Екатерина со страшным следом от веревки на гладкой нежной шее.

Екатерина. Здравствуй, Стасик, я скучала.

Станислав Борисович вздрагивает, но не поворачивается.

Да, это я – твоя последняя жена. Или не последняя?
Станислав Борисович: Последняя, Катя, судя по всему, последняя. Заболел я.
Екатерина: Знаю. Потому и пришла.
Станислав Борисович. А чего раньше не приходила?
Екатерина. Обижена была на тебя сильно. Всё-таки это ты меня до самоубийства довёл.
Станислав Борисович. А, и что, я должен попросить прощения? Я понятия не имел, что у тебя там какие-то проблемы.
Екатерина. Я пыталась тебе сказать, да только бесполезно всё.
Станислав Борисович (задумчиво). Жалобы… Всегда их ненавидел. От кого бы они ни исходили. Потому что жалоба  -  это слишком просто, слышишь? А вот ты засунь свою хандру куда поглубже и живи дальше, да так, чтоб никто не догадался, что тебе как-то не очень здесь и сейчас. Жалобы… нет, органически не переношу.
Екатерина. Вот и прожил всю жизнь в одиночестве.
Станислав Борисович. В одиночестве? Я?
Екатерина. Да, Стасик. Если ты никогда ничего не чувствовал ни к кому, а всё только по расчёту, значит, ты был один. И какая разница сколько тел вокруг.

Молчание. Екатерина задумчиво смотрит на Станислава Борисовича, который пытается повернуться к ней, но так и не решается.

Улыбнись.
Станислав Борисович. Что?
Екатерина. Улыбнись.
Станислав Борисович. Зачем?
Екатерина. Улыбнись, Стасик, последняя жена тебя просит.
Станислав Борисович. Зачем?
Екатерина. Не можешь. Потому что забыл, когда последний раз улыбался, я уж и не говорю про смех.
Станислав Борисович. Что ты имеешь в виду?
Екатерина. Я ничего не имею в виду, я говорю прямо. Стасик, ты давно разучился улыбаться, смеяться, отдаваться эмоциям.
Станислав Борисович. Я бы ничего не достиг, отдаваясь эмоциям, кому они нужны?
Екатерина (подходит к Станиславу Борисовичу и обнимает его). Они нужны близким людям.
Станислав Борисович. Близкие люди… это те, кто предают первыми?

Молчание.

Екатерина. Боишься умирать?
Станислав Борисович. Боюсь.
Екатерина. Вот и мне было страшно. Правда, только поначалу, а потом так легко-легко…

Екатерина медленно отходит от Станислава Борисовича и растворяется в тумане.

Станислав Борисович. Катя? (Оборачивается.) Катя! Куда ты? Я тебя никуда не отпускал! (Сам с собой.) Опять ушла. Опять внезапно. Опять по своей воле. По своей воле? По своей воле. По своей воле… (Задумывается и исчезает в тумане.)

Сцена третья

Столовая в доме Станислава Борисовича. В оглушительно дорогом интерьере старательно хлопочет Гуля – накрывает большой семейный стол.
В столовой один за другим появляются Света, Ирина, Артём и Борис. Последний тут же садится за стол, потирая руки. У Ирины звонит мобильный телефон, она отходит в сторону.

Борис. О, знаменитая гулина курочка. Где там батя, есть-то охота?
Света (смотрит на Бориса с отвращением). Вот он – типичный человек-потребляющий. Хомо жратикус обыкновенный.
Борис. Я кому-то сейчас по шее дам, человек смердящий.
Света. Да не боюсь я тебя.
Артём (Борису). Брат ты мой, ну, как можно так ненавидеть сестру, тем более, младшенькую? (Подходит к Свете, пытается обнять её, та от него отстраняется.)
Борис. А ты, мой брат, посмотри на неё внимательно, есть там чего любить? От неё обороняться нужно.
Артём. И обороняться можно любя. Да, Светик?
Света. Нужна мне его любовь. (Артёму.) А ты больше меня так не называй.
Артём (поднимает вверх руки). Понял, понял, мисс вамп.

Ирина убирает телефон и направляется к столу.

Борис. Тоже мне… (В сторону Ирины.) Вон мисс вамп идёт. А это так – миска пока.
Света. Слышь, мистер сарказм, прекрати уже…
Борис. А то что?
Света. Песню про тебя придумаю. Гневную.
Борис. Только обещаешь.
Ирина (Артёму). Опять ругаются?
Артём. Да. Статичный конфликт.
Ирина. Что делать, конфликт – нормальное состояние человека, к сожалению. Или к счастью.
Артём. Когда к сожалению, когда и к счастью, это ж как повезёт, наверное…
Ирина. Повезёт? Что значит «повезёт»? Везенье и удачу выдумали слабаки…
Артём. Слушай, сестра, ты такая… можно я с тобой как-нибудь интервью сделаю?
Ирина. Тебе нельзя.
Артём. Почему?
Ирина. Слишком родственник ты. Ну, где отец-то? У меня ещё встреча сегодня важная.
Борис. Вторая бурная ночь подряд?
Ирина. Деловая встреча, успокойся.
Артём. И у меня интервью вечернее. (Ирине.) Не с тобой.

Ирина делает кривую гримасу и мотает головой, кривляется, точно ей лет пять от роду. В этот же момент появляется Станислав Борисович, первой его замечает кривляющаяся Ирина и тут же возвращает себе обычное выражение лица только с примесью сочувствия.

Ирина. Папа… как ты? Здоровье как?
Станислав Борисович. Как масло коровье. (Артёму.) Откуда это я вспомнил?
Артём. Точно не скажу, кажется, из «Трёх сестёр» чеховских, доктор там, как его…
Станислав Борисович. Ого, какая странная штука – память. (Пытается улыбнуться, глядя на детей – тщетно.) Гуля, всё готово?
Гуля: Да, готово, давно готово. Остывать уже начало, наверное.
Станислав Борисович. Вот и я скоро остыну. (Снова пытается улыбнуться, снова тщетно.) Это шутка была, чёрный юмор.
Света. Прикольно.
Ирина. Папа, не надо чёрного.
Станислав Борисович. А где ж я белого возьму? Садитесь давайте. Гуля, принеси нам что-нибудь покрепче.
Гуля. Поняла. (Уходит.)

Станислав Борисович садится рядом с Борисом, который давно уже сидит и ест. Вслед за отцом за столом оказываются Ирина, Артём и Света. Станислав Борисович пристально смотрит на Бориса.

Станислав Борисович: Уже за тридцатник, всё кусочничаешь.

Борис, недовольно сморщившись, проглатывает пищу. Гуля входит в столовую с бутылкой чего-то коричневого и, наверное, очень крепкого, открывает её, начинает разливать содержимое по фужерам.
Свою тару подставляет и Света.

Света, это не твоё питьё пока.
Света. Пап, ну мне так-то семнадцать уже.
Борис. И что, уже сопли длиннее наших?
Света. Да что ты прикопался к моим соплям? Я вообще за то, чтобы совершеннолетие наступало по достижению семилетия.
Артём. О, как.
Света. Вот так! Лично моё детство кончилось с первым походом в школу. Уверена, что и другие детства заканчиваются примерно тогда же.
Ирина. Света, прекрати.
Света. Что прекрати-то? У меня у большинства подруг уже не по одному аборту за нежными девичьими спинами.
Борис. А у тебя сколько?
Света. Нисколько!
Борис. Завидуешь? А что Антоша твой?
Света. Не Антоша, а Тоха или Токса. И мир о нём ещё узнает, хватит его подъё… (Смотрит на отца.)… унижать!
Борис. Много вас таких – гениев недоделанных…

Эмоциональную беседу прерывает громкий хлопок, обрамлённый звоном посуды, это Станислав Борисович со всей силы ударил рукой по столу.

Станислав Борисович. Не доделанных? Это в мою сторону что ли камень?
Борис. Да нет, я не в том смысле…
Станислав Борисович. Главное не то, в каком смысле ты это сказал, а то, как я это понял.

Напряжённое молчание. Станислав Борисович поднимает фужер.

Гуля, Светке-то налей, вон какая взрослая сидит. (Оглядывает детей.) И все вы такие взрослые, сколько же я всего пропустил.

Гуля наливает крепкий коричневый напиток Свете.

Света (неуверенно). Твоё здоровье, пап.
Станислав Борисович (тщетно пытаясь улыбнуться). Спасибо, доча. За моё здоровье, которого всё-таки хватило на то, чтобы обеспечить вам достойную жизнь. (Выпивает.)

Вслед за отцом семейства с разной скоростью и манерами выпивают и дети. Станислав Борисович начинает есть, поглядывая на него, есть начинают и дети.

Артём. Зря ты так, пап. Я про обеспечение жизни. Мы и сами многое можем.
Ирина. Да уж, вы можете. Пап, ты сказал, что соберёшь нас вечером, чтобы поговорить о том, что с нами будет дальше. Ты, извини, имел в виду… обсудить… так скажем, вопрос наследства?
Станислав Борисович. Ты про завещание?
Ирина. Такое слово какое-то…
Борис. Да про завещание она, про завещание.
Станислав Борисович. Будет вам завещание. Но сначала поиграем.
Ирина. Что это значит?
Света. Ух ты, опять прикольно, пап.
Станислав Борисович. Рассмешите меня.

Пауза.

Борис, Артём, Ирина, Света. ???
Гуля. …

Да так, чтобы я умер от смеха.
Артём. Это что же, какой-то весёлый суицид получается…
Станислав Борисович. Именно. Хорошо сказал, сынок. Хотя скорее не суицид, а эвтаназия. Суть ни в этом, суть в том, что согласно завещанию, вы должны будете меня рассмешить до смерти, всё равно как вы это сделаете. Главное, чтобы я умер от смеха. А не от рака. И тот из вас, у кого это получится, получит большую часть наследства. Ясно?

Молчание, переглядывания детей, стороннее внимание Гули.

Ирина. Большую часть… это сколько? Ну, в процентном соотношении?
Станислав Борисович (делает знак Гуле, чтобы та наливала ещё). Процентов восемьдесят… будем считать.

Борис давится, его хлопает по плечу Артём.

Борис. И всего лишь надо рассмешить?
Станислав Борисович. Всего лишь? Не скажи. Я тут подсчитал, что не улыбался последние лет тридцать. Считай, с тех пор, как ты у меня появился.

По остальным членам семьи (кроме Гули) прокатывается нервный смешок. Борис быстро выпивает своё и встаёт из-за стола.

Борис. Ну, раз из-за меня прекратил улыбаться, значит, мне тебя и смешить вплоть до летального исхода. Вызов принят. (Уходит.)
Ирина. Папа, не уже ли ты всё это серьёзно?
Станислав Борисович. Серьёзнее не бывает. И у вас совсем немного времени – метастазы, мать их.
Артём. Тогда, может, лучше не пить?
Станислав Борисович. Нет, сынок, лучше пить. (Выпивает, закашливается.)

Дети и Гуля тут же бросаются помогать Станиславу Борисовичу, они берут его под руки и помогают подняться из-за стола.

Артём. Говорил же.
Ирина. Папа, всё будет хорошо.
Света. Но недолго.
Ирина. Света!
Света. Что?
Гуля. В постель надо Станислава Борисовича.
Станислав Борисович (отмахивается от всех). Сам.
Ирина. Как сам, пап?
Станислав Борисович. Так же, как и всю жизнь.

Станислав Борисович, пошатываясь, уходит, оставляя детей и Гулю в недоумении и глубоком раздумье.

Ирина: Нет, он действительно всё это всерьёз?
Артём. А когда он шутил?
Света. А ведь реально. У меня в памяти нет его хоть сколько-нибудь улыбающегося лица.
Гуля. Наелись? Со стола убираю?

Ирина, Артём и Света не отвечают. Гуля начинает убирать со стола.

Сцена четвёртая. Второй сон Станислава Борисовича

Туман. Из тумана проявляется Борис Борисович. Он оглядывается по сторонам, останавливает скептический взгляд на зрителе.

Борис Борисович (зрителю). Сидите? Сидите. Всё развалили и сидите. На развалинах. В театр пришли. Отдохнуть? Отдыхайте. Ни о чем не думайте. Зачем? Ведь ничего уже нет. Так и думать не о чем. Так что сидите. Посадили вас, вот и сидите. И не ерзайте. Думаете, ушло наше славное время? Да никуда он не ушло, стоит вон за вашими спинами. Это мы ушли, а время-то осталось.

Из того же тумана проявляется Станислав Борисович, он  видит отца, но не решается подойти к нему.

Станислав Борисович. Папа? Ты опять за свое?
Борис Борисович. Здравствуй, сын.
Станислав Борисович. Хватит уже народ стращать. Времена все-таки меняются.
Борис Борисович. Не меняются.
Станислав Борисович. Меняются.
Борис Борисович. Не меняются.
Станислав Борисович. А вот и меняются. Оглянись вокруг.
Борис Борисович (оглядывается). Оглядываюсь, и что?
Станислав Борисович. И ничего!
Борис Борисович. Вот именно!

Молчание. Издалека начинает завывать ветер, непонятно с какой стороны.

Что это? Ветер?
Станислав Борисович. Ветер.
Борис Борисович. Что за ветер?
Станислав Борисович. Ветер перемен.
Борис Борисович (испугано). Каких перемен?
Станислав Борисович. Очередных.
Борис Борисович. Нет уж, я не хочу это видеть.
Станислав Борисович. А, может, останешься, посмотришь?
Борис Борисович. Нет, ещё одних перемен я точно не вынесу.
Станислав Борисович. Да ты и первые не вынес.
Борис Борисович (пятится назад). Вынес!
Станислав Борисович. Не вынес.
Борис Борисович (исчезая в тумане). А вот и вынес! (Исчезает.)
Станислав Борисович. А вот и нет! Нет, нет, нет! Ничего ты не вынес, потому что слабый оказался! В «совке» вашем все понятно было, будущее предопределенно. А тут вдруг раз и другие времена пришли, что-то самому решать понадобилось. Вот и не вынес!

Станислав Борисович успокаивается, несколько раз оглядывается на туман, в котором только что растворился Борис Борисович.

(Зрителю.) В наше время, в наше время… Не было никакого «нашего» времени. Было время тех, а теперь время этих. И каждый сам за себя. Всегда. Понятно?

Не дожидаясь зрительского ответа, Станислав Борисович уходит в туман.

Сцена пятая

Гостиная в доме Камневых. На диване сидит Артём, он погружён в свой большой планшет, время от времени цыкает, причмокивает, вздыхает, мотает головой, то положительно, то отрицательно…
В гостиную входит Света с зачехлённой гитарой за спиной.

Света. Здорово, брат.
Артём. Угу.

Света снимает с плеча гитару, садится рядом с Артёмом, заглядывает в планшет.

Света. Сучилось что?
Артём. Всё время что-то случается.
Света. И всё без тебя.
Артём. Я – комментатор, наблюдатель.
Света. И передаватель.
Артём. Угу.
Света. И искажатель конченный.
Артём. Угу… Что?
Света. Как, говоришь, говорил ваш препод, русский журналист и деньги возьмёт, и правду скажет?
Артём. Да, так и говорил.
Света. Но это не про тебя.
Артём. Почему это?
Света. Потому что ты и деньги возьмёшь и прогнёшься под кого надо.

Артём поднимает глаза от планшета, смотрит на Свету, откладывает планшет в сторону.

Артём. Поругаться хочешь? Я не Боря, на провокации не поддаюсь.
Света. Нет, просто хотела, чтоб ты отвлёкся от гаджета своего.
Артём. Зачем?
Света. Спросить хочу.
Артём. Как интересно, обычно я людей о чём-то спрашиваю.
Света. Чего ты так зачистил сюда? То принципиально ушёл из дома, квартиру снял чёрт те где отсюда…
Артём. За отца беспокоюсь.
Света. Вот я и смотрю, все как-то вдруг за отца стали беспокоиться.

В гостиную проходит Ирина, она в строгом костюме, движения её резки и торопливы.

Ирина. Всем приветы, я на секунду прям. Как папа?
Света. Да вот-вот.
Ирина: Что?
Артём. Папа спит, он устал.
Ирина. Фух… Конечно, устал, в таком состоянии продолжает делами заниматься… Я ему говорю, что на меня можно положиться, хватит у меня и способностей, и образования, и управленческого опыта уже хватит…
Света. А потом автоматически тебе всю компанию и завещать…
Ирина. Ну, почему так сразу?
Света. А на кого ещё дела оставить? Не на Борю же.

По лестнице спускается заспанный Борис, судя по его виду, он снова отсыпался после бурной ночи.

Борис (зевает). Что Боря? Вот что Боря опять?
Света. Потому что чуть что, сразу Боря.
Борис (Свете). Тебя вообще не спрашивают.
Света. Я не жду, когда спросят. Чуть что, сразу Боря, а с Бори взятки гладки. Или ты тоже вдруг сильно за папочку стал беспокоиться?

Борис берёт Свету за подбородок, поднимает её голову и заглядывает ей прямо в ноздри.

Борис. Да там не только сопли, там ещё и желчь сейчас попрёт.

Света пытается вырваться, бьёт Бориса по рукам, Ирина и Артём осуждающе смотрят на Бориса. Борис убирает руки от Светы.

Света. Урод! Совсем офигел?
Борис. А ты не рычи на старших. (Демонстративно отряхивает руки.) Надеюсь, чужая неудовлетворённость жизнью не заразна.
Артём (Борису). А ты что ли доволен своей жизнью?
Борис. Вполне. Вот только по утрам плохо бывает, и то это началось только когда уже за тридцатник стало.
Артём. А ведь всё скоро может закончиться, брат.
Борис. Что «всё»?
Артём. Халява, я имею в виду. Вот ты как думаешь батю смешить?
Борис. А, в этом смысле. Не думаю, потому что уже знаю как, но вам ничего не скажу: конкуренция, ничего личного.
Света. Да, кстати, кто ещё как собирается бороться за наследство? (Гладит гитару.) У меня на этот счёт свои соображения – музыкальные.
Ирина. А мне есть кого озадачить. Между четвергами.

Все смотрят на Артёма, который опять «спрятался» в своём планшете.

Света. Артём. Тёма!
Артём (не отрываясь от экрана). Ммм?
Света. Ты-то собираешься папу до смерти смешить?
Артём. Конечно. Что я, хуже вас, что ли?
Борис. Хуже, лучше, что за категории вообще…
Артём. Условные категории.
Света. Да, безусловно, только лишь настоящее искусство. И оно победит. Чтоб вы знали.
Ирина. Посмотрим.
Артём. Послушаем.
Борис. Поржём.

В гостиной появляется Гуля со всем необходимым для уборки большого помещения.

Гуля. Ребята, дайте-ка, я здесь помою.
Борис. О, Гуля-Гуля, там хавчик есть какой-нибудь?
Гуля. Конечно, специально для тебя поздний завтрак.
Борис. Ты меня ещё подначивать будешь?
Гуля. Нет, я серьёзно.
Борис. Ладно. Кто со мной в трапезную?

Света ухмыляется, Артём, не отрываясь от планшета, поднимает ноги на диван. Ирина смотрит на свои наручные часы.

Ирина. Ладно, пора мне, пока. Если что, звоните сразу. (Уходит.)

Света, напевая что-то явно рокерское англоязычное, уходит по лестнице вверх.

Борис. Как хотите. (Направляется в столовую.)
Гуля. Там на опохмел тебе тоже есть.
Борис. Спасибо, Гуля, ты настоящий раб. (Уходит.)

Гуля начинает убираться. Артём продолжает, глядя в планшет, время от времени цыкать, причмокивать, вздыхать, мотать головой, то положительно, то отрицательно…




Сцена шестая. Третий сон Станислава Борисовича

Густой туман, из которого выходит Елена. На лице Елены смирение со всем, что было и что будет. Следом за ней выходит Станислав Борисович, он смотрит на Елену сочувственно и даже как-то виновато.

Станислав Борисович. Лена? И ты сюда же.
Елена (вздрагивает). Куда?
Станислав Борисович. Да, что-то вы, покойники, зачистили ко мне  в последнее время. А зачем? Всё равно ведь скоро встретимся. Как там, кстати, а?
Елена. Где?
Станислав Борисович. Или вы все в Раю, а мне в другую сторону?
Елена. Как там Боря?
Станислав Борисович. Нормально.
Елена. Хорошо кушает?
Станислав Борисович. Хорошо кушает. И даже пьёт, курит и, наверное, сношается с кем попало.
Елена. Бедный. А ты как?
Станислав Борисович. Да тоже ничего, угасаю стремительно.

Молчание.

Ты знаешь, я по тебе скучал. А ты по мне?
Елена. И я скучала.
Станислав Борисович. Смотрю на Борю, узнаю твои черты, сразу тебя вспоминаю. Свой испуг, когда узнала, что беременна, помнишь?
Елена. Не хочу ничего помнить.
Станислав Борисович. Я тоже не хочу, но всё помню. Я же тогда только на ноги вставал. Помню, как ты умирала, а у меня сделка горела. И я оставил совсем еще маленького Борю с тобой, а сам улетел контракт подписывать. Так ты и преставилась без меня… И знаешь, что самое смешное? Сделка та так и не состоялась по некоторым причинам.
Елена. Пожалуйста, передай Боре, что нехорошо это – с кем попало. Пусть лучше жену себе найдёт.
Станислав Борисович. Поздно. Упустил я своего первенца. И остальных тоже.
Елена. А ты все равно передай.
Станислав Борисович. Передам, Лена, передам.

Елена пятится назад - в туман.

Елена (кричит). Что, Стасик, одиноко тебе!?

Станислав Борисович кивает.

И мне было с тобой одиноко. (Исчезает.)

Некоторое время Станислав Борисович стоит без движения, затем уходит вслед за женой.

Сцена седьмая

Света и Тоха сидят на потёртом диване в репетиционном гараже. У Тохи в руках акустическая гитара, в руках Светы айфон. Гараж усеян бесчисленными проводами, запчастями от музыкальной аппаратуры. Несколько электрических гитар, микшерский пульт, полуразобранная барабанная установка.

Света (задумчиво глядя в айфон). Оказывается, шутить - это так сложно.

Тоха ударяет по струнам - звучит противный, нарочито громкий, мажорный аккорд.

Не психуй.
Тоха. Я устал.
Света. Я не обещала, что будет легко.
Тоха. Ну, у тебя же что-то вертелось там, что-то про подбородок Иван Романыча, это кто, кстати?
Света. Папин главный конкурент.
Тоха. Думаешь, прокатит?
Света. Идея оборжать конкурента, на самом деле, клевая. Папаня его ненавидит просто. Вот только не смешно все как-то. Может, мы бездарные?
Тоха. Начинается…
Света. Нет, реально. Даже черт с ним с юмором. Я иногда думаю, зачем мне музыка, тем более, рок-музыка? Так ли я нуждаюсь в этих агрессивных звуках, от которых, говорят, даже структура воды меняется в худшую сторону?
Тоха (оглядывается по сторонам, встает, начинает рыскать по углам, швыряя и пиная все, что попадается под руки и под ноги). Где пивас?

Зачем искать единомышленников, создавать группу, потом искать своих фанов, а потом от них же шарахаться? Ведь большинство рокеров конченные интроверты и… как их… мизантропы.

Тоха ничего не находит и садится обратно на диван, берется за гитару и снова издает на ней противный нервный аккорд.

И мне, кажется, я поняла. Все это борьба с одиночеством такая. Понимаешь? Ну, в случае с музыкально одаренными людьми. Хотя какая там одаренность опять же…
Тоха. Где пивас?
Света. Нет его, вчера же сам все выжрал.
Тоха. Fuck.
Света. Найди пока лучше гармонию посаркастичнее.
Тоха. Yes, mem! (Начинает что-то наигрывать.)
Света. С его подбородка… стекает… («Забивает» слова в айфон.)
Тоха. Все-таки про подбородок?
Света. Да… попробуем… С его подбородка стекает…

Тоха начинает наигрывать что-то более-менее слаженное.

Кровь его подопечных,
Он давно в этой теме, он знает,
Его способ быть сверху так безупречен!

Здесь припев:

Тоха переходит на другой гитарный бой.

Иван Романыч Карамыслов!
Жизнь богата, но без смысла!
Коромыслов Иван Романыч!
Всё не сдохнет, старый хрыч… ой, блин, то есть сыч…

Тоха: И здесь раскалбас!

Из под рук Тохи выходит причудливое импровизированное соло, Свете оно явно нравится. Акустический «расколбас» продолжается ещё несколько секунд, в конце концов, его прерывается звук лопнувшей струны.

Ах, ты тварь…
Света. Что, струна?
Тоха. Да, блин, первая.
Света. Которая самая тонкая, «ми»?
Тоха. Она, блин.
Света. Вот видишь, запомнила. Не порезался? Есть на что заменить?
Тоха. Нет. Есть, сейчас… (Встаёт с дивана начинает поиски струны по всему гаражу.)
Света. Вроде что-то получается.
Тоха. Ага.
Света. Я пока второй куплет накидывать начну.
Тоха: ОК.

Напевая получившийся мотив, Света что-то печатает в айфоне. Тоха продолжает поиски струны. Занавес закрывается.

Сцена восьмая

Занавес закрыт. Посреди авансцены на стойке стоит микрофон. Под неинтересную и ритмичную музыку к микрофону выходит Демьян и круговыми движениями рук вызывает на себя аплодисменты, которые не заставляют себя ждать.
Музыка уходит вдаль, Демьян также жестом утихомиривает вяло аплодирующую публику.

Демьян. Всем привет, меня зовут Демьян, и я мечтаю развестись со своей любимой женой. (Ждет смеха публики.) Да, я хочу развестись, но знаете, что меня останавливает? Она, сука, слишком много про меня знает! (Ждет смеха публики.) Нет, серьёзно. Чтоб вы понимали, она видела меня голым. Вижу в ваших глазах вопрос: «ну и что?». А то, что она видела меня голым, сидящем на унитазе, совершающим акт дефекации. (Ждет смеха публики.) Ну, то есть, я прям сидел и какал, а моя супруга зашла почистить зубы и повыщипывать волосы из носа. В нашей съемной «однушке» совмещенный санузел, а ей зубы (у неё, кстати, кариес на верхней шестерке) надо было почистить срочно! (Ждет смеха публики.) И волосы подергать, она это делает пинцетом. Самые длинные волосы из левой ноздри растут, по крайней мере, мне так кажется. (Ждет смеха публики.)  И вот, что я вам посоветую: закрывайтесь в туалете, закрывайтесь! Супруг вам, может, и родня, но когда вы захотите развестись, то пожалеете о том, что он или она (у кого как) столько про вас знает! (Ждет смеха публики, окидывает взглядом зрительный зал, меняется в лице.) Да, не получается. Знаю все, знаю. Стендапер чертов... Но, что поделать, если я больше ничего не хочу? Трагедия моей жизни: мне интересно заниматься тем, что у меня не получается... Ей-богу, когда-нибудь я довеселюсь в ковычках и наложу на себя руки...

На сцену выходит Ирина, она в деловом костюме.

Ирина. Привет. (Бросает свою деловую сумочку в дальний угол.) Готов?
Демьян. Привет. К чему?
Ирина (начинает раздеваться). К труду без обороны, к чему…
Демьян. Опять вот так сразу?
Ирина. Что значит «опять»?
Демьян. Может быть, поговорим сначала?
Ирина (снимает блузку). Потом, Димочка, потом разговоры.
Демьян. Как-то не по-людски это, а по-звериному. (Начинает раздеваться.)
Ирина (снимая юбку). По-звериному?
Демьян. Да. Встретились, совокупились,  разбежались опять...
Ирина (подходит к Демьяну, начинает расстегивать ему брюки). Не мы такие, жизнь такая.
Демьян. А, может быть, всё-таки мы такие?
Ирина. Поругаться хочешь? (Встаёт на колени, стягивает с Демьяна штаны, тот не сопротивляется.)
Демьян. Поговорить.

Ирина тяжело вздыхает и садится на пол, прямо у ног Демьяна.

Ирина. ОК, давай поговорим. После хотела спросить, ну раз так... Задание мое выполнил?
Демьян. Какое задание?
Ирина. Сегодня четверг, неделя прошла.
Демьян. А, вспомнил. Я пишу.
Ирина. Много написал?
Демьян. Сорок четыре строчки.
Ирина. Отлично.
Демьян. Потом стер.
Ирина. Так... почему?
Демьян. Говно получилось потому что.
Ирина. Кто тебе это сказал?
Демьян. Я себе это сказал.

Ирина встает и начинает одеваться.

Что?
Ирина. Короче секса не будет пока.
Демьян. Ну, Ир...
Ирина. Садись и пиши монолог для отца, он уже скоро сам кони двинет. Неделя прошла, Димочка, не-де-ля!
Демьян. Я напишу.
Ирина. Давай, Димочка, на тебя вся надежда. У меня-то с юмором вообще никак. А если компания... когда мы победим, и отцовская компания останется за мной, я в долгу не останусь. Возьму тебя к себе главным креативщиком, хочешь? И открытие твоего личного клуба комедийного в силе.
Демьян. Заманчиво, конечно. А секса точно не будет?
Ирина (берет сумочку). Точно, Дима, у меня все точно. (Целует Демьяна в лоб.) Надевай штанишки и работай. (Уходит.)

Надевая штаны и рубашку, Демьян смотрит прямо в зал.

Демьян. Всем привет, меня зовут Демьян, и я хочу быть знаменитым. Я хочу, чтобы о моём существовании знала каждая собака, даже бродячая. (Застегивает ширинку, ждет реакции публики.) Нет, серьезно, я могу быть артистом, стендапером, только я не умею начинать все с чистого листа. Ну, то есть, чтоб вы понимали, я начинаю что-то писать на чистом листе... а потом стираю... Потому что говно получается. И сам я – говно. Но я больше ничего не хочу. Я только хочу, чтобы как они там, в ящике – яркий свет, публика, круглосуточная ржака и бабло. И секс. Спасибо за внимание, берегите себя. (Уходит, не дожидаясь аплодисментов.)

Сцена девятая. Четвёртый сон Станислава Борисовича

Туман. На сцене появляется Мама с дохлой мышью в руке, которую она держит за хвост.
Станислав Борисович выходит вслед за Мамой на коленях с глупым и святым – детским выражением лица.

Станислав Борисович (детским голосом). Мама, мам!
Мама (глядя на мышь). Как же вы мне надоели.
Станислав Борисович. Мама, а Барсик опять со мной не разговаривает.
Мама. Он ещё ни с кем не разговаривает, он совсем маленький. И он кот.
Станислав Борисович. Неправда, он уже пищал «мяу!».
Мама. Да? И что это значит?
Станислав Борисович. Это значит… он меня звал так.
Мама (разглядывая мышь). Почему они мне так нравятся? (Подносит мышь к лицу Станислава Борисовича.) Ты только посмотри какая.
Станислав Борисович. Серая. Я их не боюсь.
Мама. Да, именно так. Ты прав, сынок, всё дело в том, что мы с ней удивительно похожи. Ведь я точно такого же серого цвета и уже никуда от этого не денусь. (Подносит мышь к своему рту.)
Станислав Борисович. Мама, ты что? Её хотя бы пожарить или сварить надо.
Мама. Не надо, вкус человека… то есть мыши должен быть максимально естественным.
Станислав Борисович. И ты будешь её есть? Жевать???
Мама. Нет, Стасик, я сыта сама собой.
Станислав Борисович. Мама, мам!
Мама. Ну что?
Станислав Борисович. Почему Барсик меня больше не зовёт?
Мама. А ты сам к нему подойди.
Станислав Борисович. Я подходил, он лежит и молчит.
Мама. Значит, спит, подойди попозже.
Станислав Борисович. Нет, мама, не подойду.
Мама. Почему?

Станислав Борисович встаёт с колен, лицо его становится абсолютно взрослым.

Станислав Борисович. Потому что я его задушил, мама.
Мама. Зачем?
Станислав Борисович. Потому что он мог вырасти и переловить всех мышей, а они тебе так нравились, мама.
Мама. Спасибо, сынок. Но не стоило душить котёнка, мыши и тараканы никуда из нашего дома всё равно не исчезли бы. Как же я ненавидела всю ту нищету и грязь. (Бросает мышь в зал и уходит.)

Станислав Борисович провожает Маму взглядом, затем снова падает на колени и на коленях удаляется в туман - за Мамой вдогонку.

Станислав Борисович. Мама, мам! (Скрывается в тумане.)

Сцена десятая

В гостиной дома Камневых темно. За окнами сумерки. На диване в центре комнаты лежит накрытый пледом Станислав Борисович, глаза его закрыты, дышит он или нет - непонятно.
В гостиной появляется Света с зачехленной гитарой за спиной. Она останавливается возле Станислава Борисовича, долго на него смотрит, прислушивается к его дыханию, наконец, подносит руку к его шее. Станислав Борисович открывает глаза и приподнимается на локтях, Света отскакивает от него, как ошпаренная.

Света. Папа… Напугал, блин. (Садится рядом со Станиславом Борисовичем.)
Станислав Борисович. А представляешь как мне страшно?
Света. Страшно?
Станислав Борисович. Страшно, Света. Ложишься спать и не знаешь, проснешься ли.
Света. Да по большому счету никто не знает, проснется ли…
Станислав Борисович. Эта да. Тем не менее, живём и живём. А вовремя уходят только лучшие.
Света. Папочка, ты у нас лучший.
Станислав Борисович. Так что ж я никак не сдохну?
Света. Значит, не время ещё.
Станислав Борисович. Да, заставляю вас ждать.
Света. Да что ты такое говоришь. И ты ждёшь, когда мы тебя рассмешим, не забыл?
Станислав Борисович. Не забыл. А ты не первая из моих детей, кто вот так вот подходит и проверяет.
Света. Я не проверяла.
Станислав Борисович. Да?
Света. Ладно, проверяла. Просто ты так лежал как-то… неслышно.
Станислав Борисович. Значит, надо сесть, чтобы не вызывать преждевременных подозрений. (Принимает сидячее положение.)
Света. И почему ты в гостиной улёгся?
Станислав Борисович. В спальне совсем страшно.

Пауза.

Свет. Папа, я должна тебе признаться.
Станислав Борисович. Давай.
Света. Видимо, у нас… у меня не получится рассмешить тебя до смерти.
Станислав Борисович. Ничего не придумывается?
Света. Как сказать… в музыкальном плане придумывается, даже нашли гармонию посаркастичнее.
Станислав Борисович. Посаркастичнее? Это как?
Света (расчехляет гитару). Гармонию покажу, а вот смешных слов не нашлось.

Станислав Борисович весь во внимании. Света берёт несколько аккордов, ударяет по струнам, проверяя настройку инструмента.

Ну, вот так, примерно.

Света начинает перебирать струны, звучит уже знакомая нам фактура песни про Иван Романыча Коромыслова.
В какой-то момент Света начинает мычать, выдавая тем самым мелодию песни. Затем, словно опомнившись, перестаёт играть, вопросительно смотрит на отца.

Ну, как?
Станислав Борисович. Честно?
Света. Честно. Но аккуратно.
Станислав Борисович. Удручающе как-то.
Света. Но красиво хоть?
Станислав Борисович. Ты же знаешь, я далёк от музыки.
Света. Так же, как я от финансов. (Зачехляет гитару.)
Станислав Борисович. Значит, сдаёшься?
Света. Сдаюсь. Да и не нужны мне твои деньги.
Станислав Борисович. Ох, уж эта самоуверенность. А чем питаться будешь? Где жить? Без денег-то.
Света. Жить буду в музыке. И питаться музыкой. (Встаёт, чтобы уйти.)
Станислав Борисович. Знал я одного такого романтика. Тоже считал, что проживёт как-нибудь по совести, да по душе.
Света. И что с ним теперь?
Станислав Борисович. Спился.
Света. Тоже не плохо.
Станислав Борисович. Я тебе сопьюсь.

Станислав Борисович и Света обмениваются тёплыми взглядами и едва различимыми улыбками.
Света уходит вверх по лестнице, Станислав Борисович снова ложится, кряхтя, устраивается поудобнее.
Резко включается свет. Возле стены, держа руку на выключателе, стоит Гуля.
Станислав Борисович приподнимает голову с крайне недовольным выражением на лице.

Гуля, да что ж такое? Зачем свет?
Гуля. Ой, а я не знала, что вы здесь. Свет включила - убираться буду.
Станислав Борисович. Вот и убирайся. Из гостиной. (Снова ложится, накрывается пледом с головой.)

Гуля пожимает плечами и нажимает на выключатель. Снова темно.
 
Сцена одиннадцатая. Пятый сон Станислава Борисовича

Сонный туман. Или туманный сон. Шум прибоя, где-то далеко трели сверчков. На сцене появляется Галина, она в очень простом по фасону лёгком платье и подранных сланцах. Галина беременна. Она проходит до края сцены, скидывает сланцы, проходит ещё немного, «мочит» ноги в пространстве зала, переступив за край авансцены.
Через секунду-другую «к морю» из тумана выходит Станислав Борисович, тоже одетый по-курортному легко и равнодушно. Со счастливым выражением лица он подходит к Галине, обнимает её и бережно кладёт свои руки на живот жены.

Станислав Борисович. Ну, как там наша малышка?
Галина. Бьётся.
Станислав Борисович. Ногами?
Галина. Ножками.
Станислав Борисович. Активная будет. Люблю активных.
Галина. Да, вся в папу.
Станислав Борисович. Есть предложения как назвать?
Галина. Да, Ирина – мне очень нравится.
Станислав Борисович. Почему Ирина?
Галина. Потому что переводится с греческого как «мир» и «покой».
Станислав Борисович. Мир и покой, говоришь?

Галина кивает. Станислав Борисович убирает руки от живота Галины.

Станислав Борисович. А знаешь, какой она росла? Мир и покой мне и нянькам только снились.
Галина (смотрит на свой живот).  Правда? Активная?
Станислав Борисович. Гиперактивная и гиперделовая. Того гляди бизнес у папы отожмёт.
Галина. А тебе жалко?
Станислав Борисович. Не жалко, но условие игры равны для всех. Она должна меня рассмешить. Хотя вряд ли она будет смешить меня сама, скорее, организует кого-нибудь.
Галина. Вся в папу, точно.
Станислав Борисович (резко хватает Галину за волосы). Конечно, в папу, маму Галю она почти и не помнит. В кого же ей ещё быть? У мамы, видите ли, курортный роман случился с деревней…
Галина. Он не из деревни, а из посёлка городского типа.
Станислав Борисович (свободной рукой хватает Галину за шею). К морю захотелось, к спокойной и мирной, провонявшей рыбой жизни? А знаешь, кто вашу халупу сжёг вместе с вами?
Галина (хрипя от удушья). Короткое замыкание. Наверное.
Станислав Борисович. Да ребята мои вас сожгли!

Станислав Борисович отпускает Галину, та откашливается и отходит от Станислава Борисовича на несколько шагов - как бы на безопасное расстояние.

Галина: Чуть не родила.
Станислав Борисович: Только я этим придуркам сказал, сжечь дом, когда рыбак твой там один будет. А эти дебилы… Но я их потом наказал, конечно. Но, тебя, суку всё равно жалко.
Галина. Ириша знает?
Станислав Борисович. Нет.
Галина. И не говори ей. (Поглаживая живот, уходит обратно в сонный туман.)
Станислав Борисович. Простишь меня? (Оглядывается вокруг – никого.) Значит, не прощёным помирать. (Садится на корточки, набирает в ладонь воображаемой воды, умывается, плюётся, уходит в туман.)

Сцена двенадцатая

В гостиной дома Камневых светло и пусто, раздаётся мелодия дверного звонка. Через несколько секунд откуда-то из-под лестницы выходит Гуля, идёт к двери, снимает трубку домофона, смотрит в экран и широко улыбается.

Гуля. Кто там? К кому?
Голос Сергея Юрьевича. Сергей Смехов, мне звонили по поводу проведения мероприятия.
Гуля. Точно, вы прям. (Нажимает кнопку домофона.) Заходите.

Гуля открывает дверь, через несколько секунд на пороге появляется Сергей Юрьевич. Гуля смотрит на него с восхищением.

Точно, вы же.

Сергей Юрьевич смотрит на Гулю сверху вниз с безразличным видом.

Сергей Юрьевич. Мог бы пошутить, что просто похож, но… да, это я. По телевизору давно не мелькаю, однако, народ узнаёт часто. Но не вы же меня сюда пригласили?
Гуля. Нет, я так тут - работница. Вы проходите на диван. Раз пригласили, придут сейчас, значит.
Сергей Юрьевич (проходит на середину комнаты). Но долго ждать я не могу, если честно, мне ещё сегодня надо в город, в телецентр успеть. (Внимательно оглядывает комнату, хлопает в ладоши, делает несколько громких выкриков подряд.)
Гуля. Ой, тихо, там же Света спит. А может она и пригласила?
Сергей Юрьевич. Нет, ничего нормально. (Гуле.) Самая плохая акустика, которую я слышал, была в кремлёвском зале.
Гуля. Да?
Сергей Юрьевич. Да, ужас вообще.
Гуля. Недавно там были?
Сергей Юрьевич. Да нет, последний раз лет десять назад. В разговорном жанре выступал на правительственном концерте.
Гуля. Так это давно.
Сергей Юрьевич. Да, больше не приглашали. Думаю это из-за той шутки про него. Сказал, что народ его любит, поэтому всё прощает. Но я же не сказал что именно. В общем, странный народ это правительство.
Гуля. Так, правда – пока любят, прощают.
Сергей Юрьевич. Вот именно, юморная такая правда. Но чувство юмора людей покидает. Или покинуло уже. Вот и катимся опять не понятно куда. Точнее, понятно, но вслух говорить неохота. 
Гуля (крепко задумавшись). Значит, из-за смеха всё так…
Сергей Юрьевич. Нет, из-за его отсутствия. «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь, всё ужасное люди с серьёзными лицами творят» - как-то так, кажется, Мюнхгаузен говорил в фильме? Кстати, на эту роль пробовался я, почти утвердили, но аппендицит, больница, в общем, ждать не стали, моего друга Олега утвердили.

По лестнице спускается заспанная Света.

Света. Что за крики, что за бубнёж?
Гуля. Вот, разбудили девочку. Света, смотри кто у нас.

Света подходит к гостю и откровенно разглядывает его.

Света. Ну, и кто у нас?
Гуля. Из передачи «Людям на смех». (Сергею Юрьевичу.) Я всё смотрела. Смеялась, помню, аж живот болел.
Света. Теперь понятно кто, и, кажется, понятно зачем.
Сергей Юрьевич. Девочка меня явно не узнаёт. Но ничего, не удивлюсь, если моя последняя программа вышла в год вашего, девушка, рождения.
Света. Тоже не удивлюсь. Интересно, кто именно вас позвал?
Сергей Юрьевич. Ой, вчера аж два звонка было. Столько заказов, вроде не Новый год…

В гостиной друг за другом (практически вместе) появляются Борис и Артём.

Борис. О, Сергей Юрьевич, вы уже здесь, отлично.
Артём. Сергей Юрьевич, вы здесь?
Сергей Юрьевич (неуверенно глядя то на Бориса, то на Артёма). Здравствуйте, как договаривались, ровно в одиннадцать приехал.
Борис. Отлично, осмотрелись, шутить здесь будете.
Артём. Шутить? Боря, это что за подстава?
Борис. В каком смысле?
Артём. Да в самом прямом: Смехов - мой вариант.
Борис. Да? Не знал.
Сергей Юрьевич. Молодые люди, оба ваших голоса мне очень знакомы.
Борис. Надо думать, вчера только вам звонил. (Артёму.) И ты тоже, видимо?
Артём. Ничего себе совпадение. Другого юмориста найти не мог?
Борис. Другого?
Артём. Да, другого, их же сейчас как грязи… (Смотрит на Сергея Юрьевича.) Извините.
Сергей Юрьевич. Ничего-ничего.
Борис. Я просто открыл сайт с артистами на корпоратив. Откуда я знал, что ты тоже туда полезешь?
Артём. Зачем мне сайты, я через редактора знакомого…
Сергей Юрьевич. Я, кажется, начинаю понимать. (Артёму.) Встречу возле телецентра через два часа назначали мне вы? Артём, да?
Артём. Да.
Сергей Юрьевич (Борису). А вы Борис, да?
Борис. Да, братья мы, хоть и мамы разные…
Света. А я сестра ихняя.
Борис. Только не говори, что ты тоже ему звонила.
Света. Я в отличие от вас, старшие, своим умом действую.
Борис. Это кто это про ум заговорил.
Света. Я. Пупырюсь с Тохой песню написать ржачную. Сама. А вы тут решили профессионала за бабло нанять, думаете, бате это понравится?
Сергей Юрьевич. Да, лучше всегда доверяться профессионалам…
Артём. А почему нет? Как именно его надо смешить он не говорил.
Света. Ну, уж не с помощью старого шутника.
Сергей Юрьевич. Я прошу прощения, рассмешить кого? Думаю, пора конкретное мероприятие или мероприятия обсудить, а то мне меньше, чем через два часа надо у телецентра быть… ой, то есть уже не надо.
Артём. Не надо вам уже к телецентру, здесь будем вас делить сейчас.
Света. На рваные… ой, то есть на равные части.
Борис. А чего тут делить-то, я не понял? Я ему первый позвонил.
Артём. Откуда ты знаешь, может, я первый…
Света. Мальчики, не ссорьтесь. Давайте лучше спросим у… (Сергею Юрьевичу.) Как вас, я извиняюсь?
Сергей Юрьевич. Заслуженный артист России Смехов Сергей Юрьевич.
Света. Да, вот и давайте сначала спросим у Сергея Юрьевича, готов ли он к убийству.
Сергей Юрьевич. В каком смысле?
Борис. Так, кому-то пора в кроватку и баиньки.
Света (Сергею Юрьевичу). Что, вам даже не намекали, на что вас хотят подписать?
Сергей Юрьевич. Нет. Мероприятия… день рождения, что-то такое… наверное…
Света. День смерти.
Артём. Света, правда, давай мы сами разберёмся тут.
Борис. Да чего с ней разговаривать, не вменяемая, блин. (Берёт Свету на плечо и уходит с ней вверх по лестнице.) Баиньки, я сказал.
Света. Поставь на место, урод, я выспалась!
Сергей Юрьевич (смотрит то на Гулю, стирающую с мебели пыль, то на Артёма). Артём, я не понимаю. Что девочка хотела сказать? Какое убийство?
Артём. Сейчас всё объясню. Дело в том, что наш глава семейства – влиятельный и богатый, как вы видите, человек – Станислав Камнев, может быть слышали.
Сергей Юрьевич. Что-то знакомое.
Артём. Так вот он смертельно болен, но не хочет умирать от болезни, он хочет умереть от смеха, понимаете?
Сергей Юрьевич. Не очень.
Артём. Нашего папу нужно насмешить так, чтобы он умер от смеха, весёлый суицид такой, понимаете? То есть эвтаназия… не важно. За то, что вы насмешите его до смерти, мы предлагаем совсем не смешные деньги. Я, помимо денег, предлагаю вам возможность возродить свою передачу. Борька вам этого не предложит точно.
Сергей Юрьевич (поправляет свои одежду и осанку). Кажется, начинаю понимать.
Артём. Отлично.
Сергей Юрьевич. Начинаю понимать, что мне пора уходить отсюда.

Сергей Юрьевич направляется к выходу, Гуля поглядывает на него с всё большим восхищением, по лестнице спускается Борис.

Борис. Ну, и сколько он вам предложил? Удваивайте сумму, хотя я вас ещё не проверил, может вы не в смехотворной форме уже…
Артём (Борису). Откуда у тебя деньги вообще? Отец тебя ограничил давно.
Борис. Не важно, займу. Вы куда, Сергей Юрьевич?
Гуля. Он уходит.
Борис. Гуля, я тебя спросил?
Сергей Юрьевич (подходит к двери, берётся за ручку). Я ухожу. Я вам не киллер.
Артём. Сергей Юрьевич, да при чём здесь киллер, не киллер…
Борис. Да пусть идёт. Значит, не уверен в себе. Других мало что ли, сам сказал, их как грязи.

По лестнице спускается обиженная на вид Света.

Сергей Юрьевич. Да, молодые люди, в своих убийственных способностях, я не уверен. (Открывает дверь, выходит на улицу.)

К Борису и Артёму подходит Света. Все трое слегка растеряно смотрят вслед Сергею Юрьевичу. Через несколько секунд к детям присоединятся Гуля.

Гуля. Хороший человек.
Света. Хороших людей не бывает.
Гуля. Бывают, вон.
Борис. Ну и придурок, от таких денег отказывается, мог бы год отдыхать от корпоративов своих.
Артём. А я бы ему рубрику в своей передачи предложил бы в случае успеха.
Света. Он просто слишком стар для этого дерьма.

Гуля тяжело вздыхает и уходит под лестницу. Свет гаснет. Занавес закрывается.

Сцена тринадцатая

Занавес закрыт. Посреди авансцены на стойке стоит микрофон. Под неинтересную и ритмичную музыку к микрофону выходит Демьян и круговыми движениями рук вызывает на себя аплодисменты, которые не заставляют себя ждать.
Музыка уходит вдаль, Демьян также жестом утихомиривает вяло аплодирующую публику.

Демьян. Всем привет, меня зовут Демьян, и я вышел на эту сцену для того, чтобы испортить вам настроение. (Ждёт реакции публики.) Объясню в чём дело. Вот вы сидите тут, смеётесь, всё так круто, празднично и, самое главное, ржачно. Именно ржачно, а не смешно, понимаете? (Ждёт реакции публики.) И вот я вам предлагаю задуматься над тем, что сегодня, чтобы было весело, должно быть непременно ржачно. Когда просто смешно, то как-то скучно, согласитесь. Мы сегодня хотим не посмеяться, а поржать от души. Именно за этим вы сюда и пришли. Ведь когда вы не ржёте, вам страшно, да? (Ждёт реакции публики.) А когда ржёте, вроде и жить можно. (Ждёт реакции публики.) В общем, знаете, что я понял? Я понял, почему у меня не получается ничего в стендапе. Потому что я пытаюсь заниматься юмором, а не ржакой. Над хорошей, не побоюсь этого слова, умной шуткой, над иронией надо подумать. Ещё я понял, что над хорошей шуткой громко не смеются. Над хорошей шуткой смеются, скорее, внутренне, а внешне грустно ухмыляются, и только, понимаете? (Ждёт реакции публики и дожидается громкого крайне недовольного свиста и разочарованных возгласов: «уууу»). Наконец-то. Наконец-то я дождался от вас хоть какой-то живой реакции. Это здорово. Я удовлетворён. И я ухожу. Навсегда.

Сверху спускается верёвка с петлёй. Демьян под аплодисменты и довольные выкрики публики: «давай, давай!» - просовывает голову в петлю и широко улыбается. Верёвка поднимается вверх, приподнимая от планшета сцены Демьяна.

Голос Ирины. Да ты что, совсем охренел!

На сцену выбегает Ирина, со стулом в руках, она подбегает к Демьяну, встаёт на стул, ловко развязывает верёвку, верёвка стремительно поднимается вверх.
Демьян садится на сцену, он плачет. Ирина нехотя, но всё-таки садится рядом и обнимает его.

Демьян (сквозь слёзные всхлипы). Ну, я же правда больше так не могу.
Ирина. Как «так»? Все мы немного не своим делом занимаемся.
Демьян. А я вообще не своим делом занимаюсь. Я ненавижу этот твой офис, работу свою ненавижу, понятно тебе?
Ирина. Да по тебе видно, что ты всё ненавидишь. С такой физиономией по офису ходишь, того гляди, всех клиентов распугаешь… Если бы не исправлялся потом в постели, уволила бы нафиг.
Демьян. Увольняй, мне всё равно.
Ирина. Ты мне это давай прекращай. Тут до твоей мечты – собственного стендап-клуба – можно сказать, один шаг остался. Я же тебе обещала из папиных денег выделить…
Демьян. Какой клуб, если я сам бездарность?
Ирина. Ты не бездарность.
Демьян. Бездарность!
Ирина. Не бездарность.
Демьян. Бездарность!
Ирина (выпускает Демьяна из объятий). Так, я тебя сейчас сама повешу. Где там верёвка твоя? (Смотрит вверх.)
Демьян (перестаёт плакать, вытирает руками слёзы с лица). Не надо меня убивать. Меня надо в покое оставить.

Пауза.

Ирина. Вот сейчас даже спросить боюсь, что там с монологом для отца?
Демьян. Ничего.
Ирина. Совсем ничего?
Демьян. Кое-какие наброски были…
Ирина. И?
Демьян. Удалил всё.
Ирина. Дай угадаю, потому что говно получилось?
Демьян (подыгрывая). Откуда знаешь?
Ирина (улыбается, ласково трепет Демьяна за волосы). Ты ж моя бездарность. Только в постельных делах одарённый, а так говно всякое сочиняет…

Ирина и Демьян смеются, Ирина несколько секунд продолжает трепать Демьяна за волосы, но вдруг меняется в лице, хватает его за те же волосы и запрокидывает его голову назад.

Значит так, слизень. Ты мне надоел. С сегодняшнего дня снимаю тебя с довольствия, с завтрашнего дня уволен, понял? Хочешь, вешайся, хочешь, прыгай из окна. Мне всё равно, надежд моих ты не оправдал, а трахаля я себя другого найду. (Встаёт и быстро уходит.)

Демьян, продолжая сидеть на сцене, смотрит в зал.

Демьян. Всем привет. Меня зовут Демьян, и я остался без средств к существованию. И без секса. Представляете? Да ничего вы не представляете. Потому что нет у вас воображения. Просидели вы своё воображение. Вот в таких вот злачных местах. Больше не жду вашей реакции – такое приятное ощущение. Может быть, это и есть свобода? Ничего не ждать, а? Я не должен вам никаких шуток, вы не должны мне никакого смеха и уж тем более аплодисментов. Вот только такие поворотные откровения как-то поздновато приходят. Даже нелюбимой работы теперь нет. Ладно, до завтра остынет, пойду просить не увольнять. А сейчас пора спать, сил набираться, хоть завтра и не четверг… (Подмигивает зрительному залу, уходит.)

Сцена четырнадцатая. Шестой сон Станислава Борисовича

Туман. Из тумана появляется Станислав Борисович, он явно растерян и, может быть, даже напуган. Станислав Борисович осторожно шагает то в одну сторону, то в другую. Позади него так же из тумана, как из ниоткуда, появляется Екатерина всё с тем же следом от веревки на гладкой нежной шее.

Екатерина. Здравствуй, Стасик, я скучала.

Станислав Борисович вздрагивает, но не поворачивается.

Станислав Борисович. Ждёшь, не дождёшься?
Екатерина. Жду, Стасик, дождусь.

Станислав Борисович ухмыляется. Пауза.

Станислав Борисович. А я, Катя, запустил процесс весёлого суицида. Или эвтаназии, не важно. В общем, хочу, чтобы меня кто-нибудь из собственных детей насмешил до смерти. Это ты меня надоумила. Что скажешь, утопия?
Екатерина. Если речь идёт о твоих детях, то, скорее всего, утопия.
Станислав Борисович. Дерзишь. Дерзи, имеешь право. Наверное.
Екатерина. Помнишь, как ты говорил, что полюбил меня за мою весёлость, за то, что я смешливая? Тебе нравилось, как я смеюсь…
Станислав Борисович. Пьяный был, вот и говорил так.
Екатерина. А что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Станислав Борисович. Понимай, как хочешь.

Пауза.

Екатерина. А помнишь…
Станислав Борисович. А знаешь, я понял, почему именно ты надоумила меня повеселиться.
Екатерина. Вот как. Интересно…
Станислав Борисович. Ты знала, что я не позволю себе умереть от болезни.
Екатерина. Знала.
Станислав Борисович. Ты думаешь, что я слишком гордый, чтобы позволить болезни меня свалить…
Екатерина. Думаю.
Станислав Борисович (поворачивается к Екатерине лицом). Так вот знаешь ты правильно, а думаешь неправильно. Я не хочу умирать от болезни, но только это не из гордости, а из страха, страха перед смертью вообще, понимаешь?
Екатерина. Понимаю.
Станислав Борисович. В общем, ты не думай, я не тебя послушался. Я просто подумал, что, когда будет смешно, будет чуть менее страшно. Уходи и не являйся больше. Бог, если он есть, даст, - на том свете увидимся.
Екатерина. Я знала, что ты по мне не скучаешь и не считаешь себя виновным в моей смерти…
Станислав Борисович. Пошла вон из моего сна!
Екатерина (медленно отходит назад). А Бог есть, Стас, я его видела, вот как тебя. (Уходит.) 
Станислав Борисович (вслед Екатерине). Если ещё раз увидишь его, передай, что я в него не верю, если он допускает ожидание смерти! Убил бы сразу и всего делов! (Поворачивается к залу.) Смерти ждать. В больнице. Что может быть унизительней. (Ложится на сцену так, как лежат больные в реанимации, свет гаснет.)

Сцена пятнадцатая

На площадке перед входом в больницу стоит Ирина. Она оглядывается по сторонам, явно нервничает. Через несколько секунд к Ирине подходит Артём.

Артём. Как всегда, пунктуальнее всех. Привет.
Ирина. Да ты и сам почти вовремя, привет.
Артём. Можно делать ставки, сейчас нарисуется Света, а потом и Боря подтянется. Волнуешься?
Ирина. Я? По поводу?
Артём. Но ты ведь тоже пришла сказать, что ничего не получилось.
Ирина. Откуда ты знаешь?
Артём. Догадываюсь. Демьян твой так и не помог?
Ирина. Да, зря понадеялась, но это моя последняя менеджерская ошибка в жизни. И да, я пришла сказать, что смешить никого не буду принципиально. Я серьёзный человек, в конце концов. Ерунду какую-то придумал. Интересно, кто его надоумил?
Артём. Кто бы ни надоумил, а к условиям собою придуманным папа всегда относился серьёзно…
Ирина. Ты сам-то тоже без единой смешинки пришёл.
Артём. Откуда ты знаешь?
Ирина. Видно по растерянному выражению.
Артём. Чего?
Ирина. Всего. Это я самообладание никогда не теряю…
Артём. Даже сейчас?
Ирина. Сейчас тем более, чего волноваться? Большая часть наследства, самое главное, бизнес мне и достанется.
Артём. Почему это?
Ирина. Потому что некому больше. Ты у нас творческий чел, не бизнесмен ни разу, Боря пробухает всё в два счёта, Свете и не надо ничего кроме её гаража музыкального. В общем, остаюсь только я. У папы с рациональным мышлением всегда всё в порядке было.
Артём. Как у тебя всё просто. Как говорил мой первый редактор, пишите проще, люди не должны ни о чём догадываться. Я, может быть, тоже претендую на большую часть, хочу свой собственный медиа-холдинг открыть.
Ирина. Ух ты, серьёзно?
Артём. Серьёзно.
Ирина. Ну, я тебе помогу кредит взять.
Артём. Вот как, спасибо, сестрёнка.
Ирина. Всегда пожалуйста, братка.

Шаткой походкой к Ирине и Артёму подходит плохо выглядящий Борис.

О, идёт бычок, качается. А мы думали, ты последним придёшь.
Борис. Я всегда первый.
Ирина. С конца.
Артём. Боря-Боря, что ж ты в порядок себя не привёл?
Борис. А это я ещё в порядке. (Пританцовывает, напевает.) И очень скоро украду себя я на Боря-Боря…
Ирина. Видимо, будут песни и танцы.
Борис. Хрен там. Не будет ничего. Веселить его ещё. Я старший, значит, наследник главный, вот и всё. (Опирается на стенку.) Так ему и скажу… стошнит сейчас.
Артём. Ты, Боря, как из неправильной сказки прямо.
Борис. Какой ещё сказки?
Артём. Обычно в сказке дурачок младший сын, а у нас наоборот – старший.

Ирина ухмыляется. Борис смотрит на Артёма, как на врага, наверное,  хочет ударить его, но не ударяет.

Борис. Ладно, бить не буду. На радостях.
Ирина. Это на каких радостях?
Борис. На таких, что без пяти минут я обладатель восьмидесяти процентов наследства батиного. Первым делом слетаю отдохнуть на острова какие-нибудь.
Ирина. Слушайте, вот сейчас начинаю волноваться. Вы такие смешные в уверенности своей. Интересно, Светка тоже заранее радуется?

Из дверей больницы выглядывает Света.

Света. Ну, вы чего топчитесь здесь, пошли давайте, его второй раз за день откачивают.

Ирина, Артём и Борис испугано переглядываются и заходят в открытую Светой дверь.

Борис. Вот, кто у нас в семье младшая Света-дурак - тупенькая, а всех обойдёт в итоге.
Света. Что сказал?
Ирина. Прекратите, на серьёзный лад настраивайтесь.

Дети скрываются за больничной дверью.

Сцена шестнадцатая. Седьмой сон Станислава Борисовича

Туман. Из тумана, вытирая какие-то невидимые предметы, проявляется Гуля. Увлечённая работой, она не замечает, как из того же тумана на инвалидной коляске выкатывается Станислав Борисович, на его теперь, видимо, совершенно лысой голове тюбетейка. Несколько секунд Станислав Борисович наблюдает за Гулей.

Станислав Борисович. Гуля? Ты жива?
Гуля (не оглядываясь на Станислава Борисовича). Жива, почему не жива, здравствуйте.
Станислав Борисович. Да какое там здравствование. Я говорю, во сне ко мне обычно мёртвые люди приходят, вот я и удивился, что ты здесь делаешь…
Гуля. Убираюсь.

Пауза.

Станислав Борисович. Как там дома дела?
Гуля. Нормально, чисто. Только ругаются они часто все.
Станислав Борисович. Кто, дети?
Гуля. Да. Прямо лаются. У нас в Агрызе в соседнем доме была семья похожая.
Станислав Борисович. Похожая на нас?
Гуля. Да, только дети все от одной мамы были.
Станислав Борисович. К чему ты это вспомнила?
Гуля. Я ещё не вспомнила, вспоминаю... И вот ругались тоже. Из-за дома. Дом хороший был, хоть и деревянный, но хороший. И вот тоже всё, кому он достанется, кому достанется… По частям, по квадратным метрам разбирать не хотели. И старики то – тётя Алия с дядей Ренатом - ещё живы были. Потом друг за другом умерли, так ничего и не распределили. И вот поругались дети вечером после похорон, потом спать легли. А ночью вместе с ними дом и сгорел. Никто не спасся. Дом-то деревянный был, быстро сгорел. Ещё нашему сараю тогда досталось...
Станислав Борисович. Это ты на что намекаешь-то?
Гуля. Не на что.
Станислав Борисович. Вот и не вспоминай тогда страсти всякие, без этого тошно.

Пауза. Гуля заканчивает вытирать невидимые предметы, оглядывается по сторонам: что бы ещё почистить?

Гуля, вытри меня ещё и можешь быть свободна.

Гуля стряхивает тряпку, подходит к Станиславу Борисовичу, снимает с его головы тюбетейку и начинает протирать его лысину.

Станислав Борисович. Полегче, Гуля, полегче, я же их бин больной.
Гуля. Ой, да столько всего на вас, полегче не получится.
Станислав Борисович (откидывается на спинку кресла, откидывает голову назад). Ну, тогда давай вытирай, вытирай меня полностью.

Гуля начинает вытирать Станислава Борисовича полностью. После лысины гулина тряпка перемещается на плечи Станислава Борисовича, затем на грудь, на живот, на спину, Станиславу Борисовичу явно щекотно, он дёргается и невольно хихикает. Гуля приподнимает руку Станислава Борисовича, чтобы вытереть его подмышку.

Станислав Борисович. Ой, нет, этого не надо.
Гуля. Сказали же, полностью.
Станислав Борисович. Полностью, да не полностью. С детства щекотки боюсь. 
Гуля. Нет, я только чисто могу убираться, вы меня давно знаете.

Гуля запускает тряпку в подмышки Станислава Борисовича, начинает их старательно протирать, одну, затем вторую. Станислав Борисович начинает ёжиться, дёргаться, его нервные смешки достаточно быстро перерастают в полноценный смех, а затем в полноценейший хохот. Он пытается что-то сказать Гуле, но не может. Гуле тоже весело.  Свет медленно гаснет, смех-хохот Станислава Борисовича заполняет собой всё почерневшее пространство.

Сцена семнадцатая

Входная больничная дверь открывается, и на улицу по одному с растерянными видами выходят Света с листком бумаги в руке, Артём, Борис и Ирина. Несколько секунд дети стоят, молчат и не смотрят друг на друга.

Света (смотрит на бумагу, которую держит в руке). Вот так.
Борис. Да уж.
Артём. Сюжет, блин, для небольшого рассказа.
Ирина. Да вообще охренеть. Кто бы мог подумать, что он нас так кинет, у него же не рак мозга был...
Артём. Тише-тише. Не надо так о покойнике.
Ирина. Да понимаю я. Он-то покойник, а нам ещё жить.
Света. Да ладно вам расстраиваться, нас голодными всё равно не оставил.
Ирина. Двадцать процентов на четверых? Я посмотрю, как ты со своим одним процентом запоёшь.
Света. Почему это с одним? Тут ясно написано, что поровну всем.
Ирина. Нет, вот же засада, блин. Я уже все инвестиции распланировала.
Борис. Запланирывай обратно.
Ирина. Лучше помолчи сейчас, правда.
Артём. Вот Гуля. Как она к нему в сон-то пробралась?
Света. Вот и возьми у самой богатой прислуги в мире интервью, спросишь, как так вышло…
Ирина. Подождите. А она сама знает? Гуля?
Света. Нет, вряд ли, откуда?
Артём. Не знает?
Света. Да нет, он час назад после очередной откачки очнулся, вызвал юриста срочно, сказал, что всё решил.
Артём. Даже не дав нам шанса…
Ирина. Шанс у нас был. И сейчас есть. (Свете.) Значит, говоришь, не знает она?
Света. Ты чего задумала? Это заверенный документ.
Ирина. Дай-ка сюда этот документ.
Света. Зачем?
Ирина. Ну, давай уже, имею право быстро рассмотреть. Один экземпляр?
Света. Не дам, я обещала.
Ирина. Кому обещала, тот уже умер, дай сюда бумажку.
Артём. Правда, Свет, может, сможем что-то с этим сделать в судебном порядке.
Ирина. И я этим займусь.

Света пятится назад.

Завещание сюда дай. Быстро.
Света. Завещание я только Гуле отдам, сказала.
Борис. Чего ты там сказала, сопля?
Света. Что слышал. Вы были не рядом, когда он умирал, вот он меня и просил передать.
Ирина (идёт на Свету). А почему не юриста?
Света. Да не знаю я! Я обещала!

Света убегает, остальные бросаются вслед за ней.

Удаляющийся голос Ирины. Сюда, дай, дура. Он же своих же детей без гроша оставил!
Удаляющийся голос Бориса. Догоню, точно убью!
Удаляющийся голос Артёма. Надо, чтобы Гуля вообще ничего не узнала!

Погоня постепенно стихает, на суд зрителя остаётся дворовая больничная тишина.
С другой стороны к больнице подходит Демьян, рассеяно смотрит вслед убежавшим детям Станислава Борисовича.

Демьян: Э! Я монолог накидал, смешной вроде! Опоздал что ли?

Сцена восемнадцатая. Последний сон Станислава Борисовича

Лёгкий туман окутал гостиную в доме Камневых. Из тумана появляется Станислав Борисович с волосами на голове и в белых одеждах. Судя по выражению его лица, чувствует он себя очень хорошо и спокойно. На верху лестницы загорается яркий одиночный свет – эдакий «свет в конце тоннеля». Из этого света друг за другом выходят и спускаются к Станиславу Борисовичу Екатерина, Борис Борисович, Елена, Мама, Галина. Все они берутся за руки и начинают водить хоровод вокруг Станислава Борисовича.

Екатерина. И от чего ты в итоге умер, Стасик?
Станислав Борисович. От щекотки. С детства так не ржал.
Мама. Он всегда щекотки боялся.
Елена. Я тоже, может быть, поэтому мы и приглянулись друг другу?
Станислав Борисович. Вряд ли.
Галина. А я и не знала про тебя такое.
Станислав Борисович. Рыбаки не боятся щекотки?

Галина пожимает плечами.

Борис Борисович. В наше время умирали либо за Родину, либо от труда, а теперь вот от щекотки.
Станислав Борисович. Не удивлюсь, если ваш Сталин и щекотки боялся.
Борис Борисович. Он ничего и никого не боялся!
Мама. Ну, хватит, что вы опять?
Станислав Борисович. Мама, я думал, что смерть успокаивает, что отрицательные эмоции остаются на Земле.
Мама. Это если к смерти готовится, как следует.
Станислав Борисович. А как следует?
Екатерина. Надо жить на расслабоне, то есть не слишком серьёзно, вот что я поняла.
Станислав Борисович. Что это значит?
Екатерина. Серьёзного отношения заслуживает только смерть, а жизнь…
Станислав Борисович. Ну, что жизнь?
Екатерина. Жизнь серьёзного отношения не заслуживает.
Екатерина, Борис Борисович, Елена, Мама, Галина (вместе). Вот что мы поняли.

Хоровод из призраков начинает уводить Станислава Борисовича наверх - в сторону света. На сцене появляется Гуля с золотой шваброй в руках, она протирает пол, следуя за хороводом. Все действующие, кроме Гули, постепенно исчезают в свету. Гуля дотирает ступеньки и уходит под лестницу.

Занавес.

2016 год, осень.