de omnibus dubitandum 119. 144

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.144. НЕВЕРОЯТНОЕ ОБЩЕСТВО…

    Как и до революций 1917 года, российский анархизм в послереволюционный период не представлял собой единое целое. Выделялись три основных направления — анархо-индивидуализм, анархо-синдикализм и анархо-коммунизм, каждое из которых имело еще по нескольку ответвлений и модификаций.

    Анархо-индивидуалисты. Первые сторонники анархо-индивидуализма, восходящего к учению немецкого философа Каспара Шмидта, написавшего под псевдонимом «Макс Штирнер» знаменитую книгу «Единственный и его собственность», появились в России еще в 50-е-60-е годы девятнадцатого века, но лишь к началу ХХ века они смогли более-менее оформиться идеологически и организационно, хотя и не достигли того уровня организованности и активности, который был присущ анархистам синдикалистского и коммунистического направлений. Анархо-индивидуалисты больше внимания уделяли теоретической и литературной деятельности, чем практической борьбе. В результате в 1905-1907 гг. заявила о себе целая плеяда талантливых теоретиков и публицистов анархо-индивидуалистического направления, среди которых первыми были Алексей Боровой и Огюст Виконт.

    После Октябрьской революции 1917 года внутри анархо-индивидуализма выделилось несколько самостоятельных направлений, претендующих на первенство и громко о себе заявляющих, но на практике ограничивавшихся лишь выпуском печатных изданий и многочисленными декларациями. Лев Черный выступил с пропагандой «ассоциационного анархизма», который представлял собой дальнейшее творческое развитие идей, заложенных Штирнером, Пьером Жозефом Прудоном и Бенджамином Тэккером. В экономической сфере ассоциационный анархизм выступал за сохранение частной собственности и мелкотоварного производства, в политической требовал уничтожения государственной власти и административного аппарата.

    Другое крыло анархо-индивидуализма представляли весьма экстравагантные братья Владимир (Зеев-Вольф) и Абба Гордины — сыновья раввина из Литвы (см. фото), получившие традиционное иудейское образование, но ставшие анархистами.

    Братья Гордины осенью 1917 года заявили о создании нового направления в анархизме — пананархизма. Пананархизм представлялся им как идеал всеобщей и немедленной анархии, движущей силой движения должны были стать «толпы босяков и люмпенов», в чем Гордины следовали концепции М.А. Бакунина о революционной роли люмпен-пролетариата и взглядам «анархистов-коммунистов-безначальцев», действовавших в годы революции 1905-1907 гг. В 1920 году, «модернизировав» пананархизм, Абба Гордин* заявил о создании нового направления, названного им анархо-универсализм и соединявшего основные положения анархо-индивидуализма и анархо-коммунизма с признанием идеи мировой коммунистической революции.

*) ГОРДИН Аба (Абба) (евр.)(3.03.1887, Сморгонь - Михалищук, под Вильной - 21.08.1964, Рамат-Ган, район Большого Тель-Авива) - еврейский философ, писатель на идиш, иврите, русском и английском языках. Сын известного литовского раввина Йегуды-Лейба Гордина. Учился в хедере и йешиве, вскоре после окончания которой получил удостоверение раввина. Вначале - активист в "Цеирей Цион", впоследствии обратился к анархизму (под влиянием книги Макса Штирнера "Единственный и его собственность"). Сторонник изменения системы еврейского образования по методе "иврит бе-иврит" ("иврит на иврите"). Вместе с братом Зеевом-Вольфом открыл в Сморгони экспериментальную школу "Иврия" (1908). После закрытия школы спустя некоторое время - активист анархистского движения, писал теоретические статьи (на русском и идиш). Организатор всероссийского движения пананархизма. Участник февральской революции 1917 г.[П. Гедалья. Кемфер ун денкер (Борцы и мыслители). Издат-во АШУАХ, Тель-Авив, 1963. С.101-119. Предисловие к книге написано Абой Гординым. Автор книги, П. Гедалья, анархист, писатель и автор многочисленных публикаций в "Проблемен" в 1960-х гг. - родственник Фанни Барон, чей муж - Аарон Барон - в годы гражданской войны в России был одним из организаторов Всероссийской организации революционных партизан (анархистов подполья), активно боровшейся с большевиками. А. Барон, пройдя сталинские лагеря, был уничтожен в конце 1930-х гг., но о его судьбе, как и о судьбе своей сестры, Гедалья не знал до конца своей жизни (с.176)] После октябрьской революции - в оппозиции к большевистской власти. В 1917-1918 гг. - среди организаторов Московской анархистской федерации, редактор её газеты "Анархия". Вместе с Даном был одним из двух делегатов от оппозиции на Всероссийском съезде Советов.[А. Гордин - один из немногих представителей еврейского анархистского движения, информация о жизненном пути которых нашла отражение в таких изданиях, как "Энциклопедия иудаика" (на англ.яз.), "Энциклопедия hа-иврит" (на яз. иврит), а также "Лексикон современной ивритской литературы" (на яз. иврит)]. Жил в Москве и Ленинграде. По данным французского русскоязычного журнала "Мулета" (Париж, 1986 г.), во время Гражданской войны некоторое время находился в ставке Н. Махно в Гуляй-Поле, якобы имел отношение к махновской контрразведке (данные не проверены). Во время выступления на одном из анархистских митингов в Москве был ранен агентом ЧК. Арестован, находился в заключении. Стараниями Н.К. Крупской, заступившейся за него перед  Ф. Дзержинским, был не расстрелян, а сослан на  границу с Маньчжурией (по воспоминаниям его племянницы Эстер Разиэль-Наор, Иерусалим). Бежал из России через Сибирь, Маньчжурию, Китай, Японию в Северо-американские Соединённые Штаты (по разным данным,  в 1925 или 1926г.).  В САСШ - один из лидеров идиш-анархизма, автор массы литературных и философских произведений на идиш, иврите и английском языке. Издатель и редактор журналов "Идише шрифтн" (Нью-Йорк, 1941-1958, ежеквартальник на идиш), "Клариан" (Нью-Йорк, 1932-1934, ежемесячник на англ.яз.) и "Problems" (Нью-Йорк, 1948-1950, ежеквартальник на англ. яз.). Исследователь еврейской религиозной философии. Его работы касались также тем поэзии, литературоведения, области морали (на базе Танаха и Талмуда), теоретических аспектов анархизма. В 1958 г. репатриировался в Израиль, поселился в Рамат-Гане. Основатель и редактор анархистского журнала "Проблемот-Проблемен" (Рамат-Ган - Тель-Авив, с 1960 г., на иврите и идиш).
   Литературно-публицистическую деятельность начал в 1908 г., руководя  в Литве гимназией "Иврия"; издал вместе с братом серию брошюр по проблемам воспитания.[Аба Гордин. Серия брошюр на темы педагогики и детского воспитания, частично изданных в соавторстве с братом. Вильна-Варшава] Первые книги на анархистскую тематику (теория интериндивидуализма) издал в Советской России на русском языке на рубеже 1920-х гг.  В США и Израиле издал много книг на иврите и идиш - на темы исследования творчества Маhарала из Праги  (1960 г.), Раши (1960 г.), Ари hа-Кадош (р. Лурия Ашкенази, 1960), исторические эссе и романы о библейских персонажах - Моисее, царе Соломоне Мудром;  воспоминания и др.[А. Гордин является автором 46 книг и брошюр на иврите, идиш, русском и английском языках, 15 из которых были написаны в соавторстве с братом, Зеевом-Вольфом (Владимиром) Гординым. А. Гордин также был редактором 5 сборников "Об интериндивидуализме" (М., 1921, на русском языке), и редактором 4 журналов]. Автор многочисленных статей в газете аргентинских анархистов на идиш "Дос фрайе ворт" и нью-йоркской "Фрайе арбетер штиме" (член редколлегии этой газеты).
   Дядя Давида Разиэля, боевика ЭЦЕЛЬ, национального героя Израиля, и Эстер Разиэль-Наор, депутата Кнессета от партии Херут.
Умер на 78-м году жизни. Похоронен на кладбище Кирьят-Шауль в Тель-Авиве.

    Впоследствии из анархо-универсализма выделилось еще одно ответвление — анархо-биокосмизм, лидером и теоретиком которого стал А.Ф. Святогор (Агиенко), опубликовавший в 1922 году свою работу «Доктрина отцов и анархизм-биокосмизм». Биокосмисты видели идеал анархии в максимальной свободе отдельной личности и человечества в целом в будущую эпоху, предлагая человеку распространить свое могущество на просторы Вселенной, а также добиться физического бессмертия.

    Наименее экспромтным, наиболее осознанным, внутри оправданным, пожалуй, облагороженным был анархизм Льва Черного.

    В молодые годы он был близок к марксистам булгаковского [Булгаков Сергей Николаевич (1871–1944) — русский философ и экономист; в молодости выступал с позиций марксизма, в 1896 г. опубликовал книгу «О рынках при капиталистическом производстве», в 1897 г. сотрудничал в марксистском журнале «Новое Слово», в 1898–1900 гг. во время поездки в Европу встречался с А. Бебелем, К. Каутским и Г. В. Плехановым; уже в 1896–1897 гг. в его работах намечается отход от ортодоксального марксизма и складывается идеология «критического течения в марксизме», получившая свое развитие в его позднейших трудах, а также в работах П.Б. Струве, С. Л. Франка и М.И. Туган-Барановского; через несколько лет приходит к идее христианского социализма; как беспартийный христианский социалист был избран от Орловской губернии во II Государственную Думу] толка, намеревался писать работу «Комментарии к главе о понятии класса»… Теория эмиграции, практика каторги, уроки войны, разочарование в мощи социализма — и к моменту мартовской революции у него полностью сложилось то, что было известно под именем «доктрины купеческого клуба» и что, впрочем, не пошло дальше комнаты генерального секретаря (быв. кабинета эконома…).

    Черный не верил в благость какой-либо власти; но и безвластие не обманывало его в своем идиллизме. Иногда казалось, что, прежде всего он хочет уговорить сам себя, когда, глядя на привозимые его мнимыми адептами ворованные вещи: коньяк, муку — он горячо доказывает: «Ледоход не может быть прозрачным…».

    Среди обезумевших от крови, кокаина и спирта матросов, в толпе алых и черных черкесок казаков и кавказцев, среди гимнастерок, проституток, подозрительных котелков и в соболя расфуфыренных анархисток, этот очень высокий, гнущийся человек поспешно проходил, стыдливо потупив огромные, юродивые глаза.

    В его глазах, как и во всем лице, было нечто, до боли напоминавшее Всеволода Гаршина [Гаршин Всеволод Михайлович (1855–1888) — русский писатель; рассказ «Красный цветок», на который намекает Ветлугин, был написан в 1883 г. и по мнению некоторых критиков являлся «патологическим этюдом», воспроизводившим собственные болезненные переживания автора; во внешности Гаршина также находили отражение «апостольского», «пророческого» стремления к самопожертвованию, приведшего писателя к самоубийству; в статье «Героизм и подвижничество», включенной в сборник «Вехи» (М., 1909), С.Н. Булгаков использует образ Гаршина для того, чтобы передать свое видение «души русской интеллигенции»: «Из противоречий соткана душа русской интеллигенции, как и вся русская жизнь, и противоречивые чувства в себе возбуждает. Нельзя ее не любить, и нельзя от нее не отталкиваться. Наряду с чертами отрицательными, представляющими собою симптом некультурности, исторической незрелости и заставляющими стремиться к преодолению интеллигенции, в страдальческом ее облике просвечивают черты духовной красоты, которые делают ее похожей на какой-то совсем особый, дорогой и нежный цветок, взращенный нашей суровой историей; как будто и сама она есть тот „красный цветок“, напитавшийся слез и крови, который виделся одному из благороднейших ее представителей, великому сердцем Гаршину» (Цит. по: Вехи; Из глубины. — М., 1991. — С. 71).].
   
    Увы! И Черному не удалось сорвать рокового цветка, и клумбы зла по-прежнему покрывались ярким ковром. Его полная бессеребренность, его нищета, доходившая до оборванных брюк, до продолжительных голодовок, не мешали вооруженным слушателям его лекций тут же в зале пересчитывать зеленые Керенские тысячи, пересыпать разнообразные камни.

    Ему не удалось убедить даже своих ближайших товарищей, других главарей купеческого клуба.

    «Пролетариат не может не грабить, если он рассчитывает жить; анархист не может не убивать, если он всерьез хочет освободить мир от душащих щупальц государства», — так в залах клуба, в корпусах заводов Замоскворечья и на аренах двух цирков проповедовал инженер Владимир Бармаш.

    Бармаш стал знаменитостью в полчаса. Когда-то в 1905-06 гг. он читал книжки в красной обложке, ходил на массовки, посидел в Бутырках, потом образумился и зажил, как подобает владельцу 1200 десятин тамбовского чернозема.

    Служа в транспортном отделе союза городов, пользуясь уважением и отсрочкой, все три года войны он разъезжал на «союзном» форде, посещая художественников [Т. е. спектакли Московского Художественного театра, созданного К.К. Станиславским и В.И. Немировичем-Данченко], вернисажи, имел жену — обычную настоящую женщину в котиковом манто и мохнатых ботиках, — короче, ничто не предвещало будущего трибуна.

    В начале революции он зашел в манеж на Моховой, сказал речь. Неожиданно ему устроили овацию. Неожиданно оказалось, что он не только первоклассный оратор, но обладает, кроме того, секретом всех кумиров всех революций — умеет быть самым крайним, высказывать мысли и дешевые, и безумные одновременно.

    Против Дарданелл, в защиту сепаратного мира, мира немедленно, за раздачу земли, денег и белого хлеба, раздачу немедленно, и — так как каждая партия стесняла и требовала дисциплины, невыгодной для успехов у толпы, — Бармаш первоначально занял положение беспартийного, сочувствующего большевикам. Так длилось несколько месяцев. За это время создалась анархическая ассоциация, с которой он сблизился и от которой заразился увлекательными для души демагога, разрушительными, сильно действующими лозунгами.

    Свобода от каких бы то ни было программ, громадный голос, темперамент пророка, знание толпы, чувство вольта, требуемого в данный момент, уменье оборачивать словечки противника в свою пользу — во второй период революции, когда обозначилась ненависть к именам и заслугам, — эти качества вознесли его до положения истинного народного трибуна, каким никогда не был даже Троцкий, не говоря уже о Маклакове [Маклаков Василий Алексеевич (1869–1957) — адвокат, один из лидеров партии кадетов, депутат Государственной Думы II–IV созывов, непродолжительное время возглавлял юридическое совещание при Временном правительстве, затем был назначен послом во Франции], Церетели [Церетели Ираклий Георгиевич (1881–1959) — член РСДРП, один из лидеров меньшевиков, депутат II-й Государственной Думы; во время Первой мировой войны — «интернационалист», в 1917 г. член исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов; 5 мая решением Петросовета введен во Временное правительство в качестве министра почт и телеграфов, с 8 июля исполнял также обязанности министра внутренних дел, 24 июля вышел из состава Временного правительства; Октябрьскую революцию не принял, в начале 1918 г. возвратился в Тифлис, с февраля 1919 г. по апрель 1920 г. был членом делегации независимой Грузинской демократической республики на международных конференциях; с 1921 г. в эмиграции], Керенском.

    Всякая реплика должна быть немедленно использована!

    «То, к чему вы зовете, — есть террор!» — крикнул ему на митинге (на заводе братьев Бромлей [Станкостроительный завод в Москве, основанный в 1857 г. Обществом механических заводов бр. Бромлей; в 1922 г. переименован в «Красный пролетарий».]) председатель первого меньшевистского совдепа Хинчук [Хинчук Лев Михайлович (1868–1939) — член МК РСДРП с 1901 г., с 1903 г. меньшевик; в марте-сентябре 1917 г. председатель Московского Совета рабочих депутатов].

    «Да, террор, — громовым голосом парировал Бармаш, — но тот террор, которого вы еще не видели, которого вы уже заслуживаете!.. Террор во французском смысле слова…».

    Слова как будто без всякой значительности, а Бармаша рабочие вынесли на руках!..

    Бармаш мог стать большевиком, но отказ большевиков предоставить ему руководящий пост в союзе городов окончательно укрепил его анархическую позицию, его имевшую такой успех ненависть ко всякой власти. В те дни солдат, рабочий, крестьянин говорили: «Старый прижим, новый прижим — выходит на одно…».
И открывая курсы матросов-анархистов, Бармаш сказал: «Всем этим тупицам из жеваного пресс-папье, всем этим отрыжкам полиции и тюрьмы мы еще покажем, мы бросим в них самую страшную бомбу — первую анархическую общину, о которой закричит в восторге весь подлунный мир…».

    Колыбелью этой общины должен был стать купеческий клуб, где ряд поколений играл в железку, жевал майонез из осетрины и пил николаевскую водку.
Гордин — главнокомандующий; Бармаш — трибун; Лев Черный — совесть. Мудрость и эрудиция были представлены питомцем старого мира — Алексеем Солоновичем.

    В двадцать лет послушник Святогорского монастыря, в двадцать шесть — приват-доцент Московского университета по кафедре чистой математики, Солонович излагал теорему Лобачевского [Лобачевский Николай Иванович (1792–1856) — русский математик, ректор Казанского университета (1827–1846), создатель неевклидовой геометрии] в стихах, а предощущение распада и создание миров посетило его «в тихой музыке дифференциалов и интегралов…».

    К анархизму он пришел этим трудным, небанальным путем: «То, чего не договорил Ницше [Ницше Фридрих (1844–1900) — немецкий философ, в 1869–1879 гг. профессор классической филологии Базельского университета; его книги «Рождение трагедии из духа музыки» (1872), «По ту сторону добра и зла» (1886), «Так говорил Заратустра» (1883–1884), «Воля к власти» (1889–1901) и др., зачастую очень вольно трактуемые, оказали существенное влияние на развитие общественной мысли], чего не понял Штирнер [Штирнер Макс (Каспар Шмидт, 1806–1856) — немецкий философ-младогегельянец, один из главных идеологов анархизма. В работе «Единственный и его достояние» (1845) утверждал индивид в качестве единственной реальности], я раскрыл в безгрешном анализе. И разве закон бесконечно малых не есть символ ценности каждой личности?…». Когда начался изданием анархический журнал «Клич», Солонович известил редакцию о желании написать поэму «О человеке в его вертикальном стремлении к божеству и горизонтальном пути к анархизму»…

    Аудитории, состоявшей из балтийских матросов и Сунженских ингушей, Солонович читал доклад о «Якове Беме [Беме Яков (Якоб)(1575–1624) — немецкий философ-пантеист и мистик], первом осознавшем себя анархисте»; все цитаты из Беме приводились в латинском подлиннике. Нетрудно понять, что на переводе никто особенно не настаивал.

    Безумие Солоновича, взращенного на «Весах [«Весы» — русский литературный и критико-библиографический ежемесячный журнал, главный периодический орган московских символистов, выходил в издательстве «Скорпион» в 1904–1909 гг. под фактическим руководством В.Я. Брюсова]», полемике с символистами и эпигонах Соловьева [Соловьев Владимир Сергеевич (1853–1900) — русский философ; оставил и значительное стихотворное наследие, в 1891 г. в Москве была выпущена книга «Стихотворения Владимира Соловьева», в 1895 и 1900 гг. в Петербурге она переиздавалась в дополненном виде, четыре посмертных издания стихотворений вышли в 1900–1921 гг.; последователями В. Соловьева считали себя, в частности, младосимволисты], было тем своеобразным московским юродивым вывихом, который на вершинах давал в XVI столетии Василия Блаженного [Василий Блаженный=Иоанн Грозный — христа ради юродивый Московский (1547-1553) — был известен своей святостью настолько, что к нему прислушивался и при его погребении присутствовал царь Дмитрий Иоаннович; могила его находилась на Красной площади в том месте, где был воздвигнут храм Покрова Богородицы в память покорения Казани; мощи Св. Василия прославились чудесами в эпоху царствования Федора Иоанновича], в XX столетии Андрея Белого [Андрей Белый (Бугаев Борис Николаевич; 1880–1934) — русский писатель-символист; в 1918 г. А. Белый печатался в московской газете «Жизнь», где сотрудничал А. Ветлугин; см. его характеристику в очерке А. Ветлугина «Русский Бодлэр»; «Юродивый пророк, друг и ученик доктора Штейнера» (Общее Дело. — 1921. — № 270.— 11 апреля. — С. 2)], который в революцию обогнал самых пылких из пылких, самых левых из левых…

    Брызжущая слюна, растлительный яд Гордина, душевный разговор Черного, олимпийские раскаты Бармаша, мистические тексты взволнованного, всклокоченного Солоновича — и после трехчасового томления аудитория, стуча винтовками, шашками, заряжая на ходу маузеры, усаживалась в автомобили и мчалась на тихие улицы, где в испуганных особняках, под половицами и в печных заслонках были спрятаны серьги, диадемы, кулоны, керенки…

    Начиналась практика купеческого клуба.

    Щупальцы ассоциации, расположившейся в клубе и в особняках Морозова на Покровке, Цейтлина на Поварской, — простирались не только на Москву, но и на окрестные города: Серпухов, Богородск, Дмитров и др., куда можно было добраться на выносливых грузовиках.

    В чем же выражалась их деятельность, кроме налетов, лекций и издания газеты? В организации бесплатных обедов, приготовленных из реквизированной провизии, в устройстве балов, концертов и т.п. Каждый сочувствующий имел право свободно войти в клуб, пообедать, почитать книги и журналы (растащенные в первую же неделю), послушать ораторов и исполнителей. Желающий стать анархистом получал винтовку, ручную бомбу, обоймы. Вот и вся деятельность…

    Но таково было безбрежное отвращение к большевикам, к комиссарам, к совдепам, что и за анархистов уцепились как за возможный трамплин к лучшему будущему. Настали любопытнейшие недели: в купеческий клуб открылось паломничество представителей самых различных групп. Купцы, офицеры, рабочие, безработные адвокаты приходили с разнообразными предложениями и просьбами: организовать восстание, обуздать районного комиссара, дать оружие для домовой охраны и т.п.

    В передней и в залах на кожаных креслах и на бархатных диванах спали и играли в карты пьяные верзилы с физиономиями наемных убийц. Но эти первые впечатления мало кого смущали.

    Ведь в том же самом 1918 году население Херсона, доведенное до отчаянья постоянными налетами и сменами «режимов», выпустило из каторжной тюрьмы арестантов, давших честное слово защищать город от полчищ Муравьева!

    Психология херсонцев имела широкое распространение и в Москве. Так, организатор офицерских ячеек в Москве получил инструкцию с юга, из штаба Алексеева — «поддерживать интенсивную связь с организацией Льва Черного…».

    В обширной столовой клуба за длинными столами среди сотен курносых и скуластых физиономий мелькали зачастую твердые подбородки и англо-саксонские профили; в штатском, слабо скрывавшем их личности, представители английской военной миссии и информационного отделения американского комитета слушали, рассматривали, ходили по комнатам, внимательно подсчитывали количество оружия, валявшегося повсюду.

    Спустя год, на банкете в честь союзных миссий в Ростове, я встретил майора, с которым однажды обедал в купеческом клубе.

    Он рассказал мне, что к началу апреля 1918 г. интерес, возбужденный анархистами, был столь велик, что их организациям и возможности их использования для борьбы с советской властью уделил целую главу в докладе своему правительству английский консул; французский же генерал Ловерна (глава московской миссии) через третьих лиц предложил своих офицеров в качестве инструкторов…

    Не могу забыть, как одним мартовским воскресеньем, зайдя в кабинет Льва Черного, я встретил совершенно невероятное общество.

    Покойный философ Викторов (повесился в прошлом году [По-видимому, имеется в виду приват-доцент Московского университета Давид Викторович Викторов; в аннотированном именном указателе к мемуарно-автобиографической трилогии А. Белого, подготовленной к печати А.В. Лавровым, указывается, что Викторов умер в 1918 г., но в течение большей части 1918 г. А. Ветлугин находился в Москве]) убеждал хозяина в неосуществимости возвещаемого им рая, убеждал, поддерживаемый… Влад. Дуровым [Дуров Владимир Леонидович (1863–1934) — русский цирковой артист: клоун и дрессировщик], приводившим примеры из жизни своих животных, и старым анархистом Я. Новомирским [Новомирский Яков (Кирриловский Янкель Ицков (Яков Исаевич); 1882 — после 1936) — член Одесской организации РСДРП; в 1905 г. перешел на позиции анархистов], ссылавшимся на опыт 1905 г. В углу у книжной полки, молча, сидел и слушал один из крупнейших суконщиков московского района…

    А в соседней комнате вокруг характерной фигуры Мамонта Дальского собралась целая толпа его бывших театральных поклонниц. Старый артист горячо кричал: «Ленин и царь, Керенский и Троцкий — одинаковая дрянь. Мне и искусству не нужно никакой власти…».

    На 1 июня им проектировалась постановка феерии. Увы! к этому времени Дальский [Дальский Мамонт Викторович (Мамонтов-Дальский; наст, фамилия — Неелов; 1865–1918) — русский актер, примкнувший к анархическим группам в 1917 г., активно участвовал в реализации «экспроприированных» товаров, в том числе наркотиков и продуктов. Погиб, попав в Москве под трамвай 7 июня 1918 г.; 9 июня (27 мая) в газете «Жизнь», где сотрудничал А. Ветлугин, был помещен некролог «Смерть Маманта Дальского» (№ 38. — С. 2)] уже погиб под колесами трамвая, а сам клуб…