Эпиграфы-коды в американской прозе хх века

    Эпиграф и название произведения выполняют функцию информативно-ассоциативных предтекстовых высказываний, обладают графической самостоятельностью, и одновременно определенным единством с текстом. Французский исследователь Ж. Женнет в 1987 обозначил паратекст как концепт, определяющий один из вариантов литературной интерпретации художественного текста: “The paratext is what presents the text and what makes it present” [3] и выделил четыре функции эпиграфов, осуществляемые через отношения: эпиграф-название произведения, эпиграф-нарратив-читатель, цитируемый текст-текст художественного произведения и “intellectual password”, то есть функцию ключевого слова-пароля к пониманию культуры. [3]. Предложенные характеристики отражают многовекторный характер эпиграфа, его способность взаимодействовать с различными уровнями поэтики произведения, что мы и рассмотрим в данной статье.
Курт Воннегут (1922 – 2007) еще в «Сиренах Титана» (“The Sirens of Titan”, 1959) широко использует псевдобиблеизмы и абсурдные эпиграфы-цитаты, принадлежащие вымышленным персонажам романа. Эпиграфы начинают все двенадцать глав и эпилог книги. Кульминационную девятую главу предваряют сразу четыре эпиграфа. Их гротескная нелепость отражает нарочитую нереальность изображаемого карнавально-шутовского мира, основанного на сатирических приемах буффонады, гротеска и иронии. В поэтике произведения значимым элементом становится сатира, а не научная фантастика. Эпиграфы-псевдобиблеизмы основаны на гротеске. Детские рифмовки, нарочито нелепые,  образные, позволяют выделить ключевую метафору и лейтмотив произведения еще до текста. Эпиграфом к роману К. Кизи “One Flew over the cuckoo’s Nest” (1962) стал фрагмент фольклорной детской рифмовки:

One flew east, one flew west.
One flew over the cuckoo’s nest”

В этом романе вторая строчка эпиграфа становится названием. Навязчивость повтора вполне соответствует жанру детской рифмовки-считалки. Мотив полета находит метафорическое воплощение в тексте, в сцене прогулки по морю: «Я был не на катере, я летел высоко над водою, осідлав ветер вместе с черными птицами, я мог посмтреть вниз и увидеть себя и других, посмотреть на катер, що качался на волнах среди быстрокрылых птиц», - говорит Бромден/“I was off the boat, blown up off the water and skating the wind with those black birds, high above myself, and I could look down and see myself and the rest of the guys, see the boat rocking there in the middle of those diving birds” [c.314]. Мотив полета отражает замысел автора – изобразить стремление человека освободиться от морально-психологического прессинга. Трагизм, сиюминутность освобождения сбежавших пациентов подчеркивается образами черных птиц, кружащих над катером. Не белых чаек видит Бромден, а черных безымянных птиц. В его больном воображении птицы чаще всего черного цвета, падают ли они обугленными с проводов или парят над голубым водным просторм. Образ кукушки, о котрой говорится в предтекстовом комплексе, не менее метафоричен: как известно, в кукушкином гнезде нет птенцов, они брошены на произвол судьбы.  Автор ассоциирует Америку с пустым гнездом кукушки, ее «дети» страдают от механистичности общества, не могут найти ни приюта ни успокоения. На американском жаргоне "кукушкино гнездо" — это сумасшедший дом. И бегство его пациентов, стремление освободиться, выйти из замкнутого пространства госпиталя «у дороги» навстречу свободе — как полёт над гнездом кукушки, некая иллюзия, которую, как и гнездо кукушки, никто никогда не видел.

       В романе К.Воннегута «Колыбель для кошки» “Cat’s Cradle” (1963), эпиграф вместе с названием оформляются как предтекстовый комплекс-код. Оригинальное название романа передает название популярной детской игры Jack in the Pulpit. Эпиграф – лжебиблеизм: “Live by the foma* that makes you brave and kind and healthy and happy” [c.5]. Паратекстуальная природа епиграфа, комбинаторность кмплекса «эпиграф-название» становятся первыми признаками сквозной метафоры жизни-игры, которая далее разворачивается на текстовом уровне. Известная с древности игра становится символом жизни, в которой, как говорит Ньютл, «взрослые скручивают перед носом своих детей диковинне фигуры из веревочек…а дети смотрят и смотрят. Но нет ни единой кошки и ни единой колыбели».
Название романа вызывает визуальный образ игры (Jack in the Pulpit). Мотив игры воплощается сразу в нескольких аспектах: игра в библию («Книга Боконона»), игра в новую религию со всеми сопутствующими элементами, ассоциация с детской игрой, которую вызывает у читателя оригинального текста название книги. Старинная игра станвоится символом жизни в романе. Жизнь показана автором как игра, которую не стоит и понимать, достаточно делать вид, что понимаешь. Кодовый характер концепции произведения, необходимость понять название и эпиграф-ключ актуализирует прагматичность повествования, определяет игру с читателем в качестве основной нарративной стратегии. Понять-декодировать авторскую мысль и смысл названия романа может только читатель, верно применивший ключ-эпиграф, прочитавший подтекст.
Функциально эпиграф свзан с текстом  и с заголовком, с последним из них – более сильно. Тесное единство заголовка с эпиграфом объясняется заложенной в них энергией «туго свернутой пружины», которая разворавивается затем на текстовом и подтекстовом  уровнях. Эпиграф, как и заголовок, связан с текстом концептуально и одновременно «отчужден» от него графически [1]. Эпиграф может содержать информацию, противоположную по направлености информации, заложенной в тексте, то есть может совпадать по направленности  с текстом или же не совпадать. Например, один из двух эпиграфов к роману Дж.Хеллера “Good as Gold” (1979) – цитата из рассказа Б.Маламуда: «Не забывай, что ты еврей, ...все равно напомнят» (“Don’t forget that you are Jewish,…they will remind you about it all the same”). Центральный персонаж книги профессор Голд становится первым в истории евреем-секретарем американского штата, получает заказ на книгу о жизни еврея в Америке и говорит, что «никогда не видел настоящего антисемита», не представляет себе, о чем можно написать: “he has never met a true anti-Semite”; “he can’t write about life of a Jew because he has no impression of it” [c.3].
Функция эпиграфа – наметить тему двойственности поступков героя, подчеркнуть ироническое отношение автора-повестователя к персонажу. Название же предствляет собой каламбур с двойным смыслом, его можно перевести как «Чистый, как золото» и «Чистый как Голд». В предтекстовом комплексе к этому роману – два эпиграфа. Первый – резко сатирический, Дж.Хеллер использует грубую инвективу в разговорной идиоме “I’ve got his pecker in my pocket”,  которую Линдон Б. Джонс не раз произносил, будучи членом Сената. В русскоязычном переводе Г. Крылова экспрессивность идиомы сохраняется: «Этот член встает под мою дудку». Резко сатирическая направленность эпиграфа определяет жанровую характеристику политико-сатирического романа-карикатуры. Каждый из эпиграфов соотносится с разными ветвями структурной параболы произведения: сатирический – с уровнем обобщений, ироничный – с сюжетом.
Эпиграфы – цитаты известных политиков, своеобразные визитные карточки,  особо популярны в жанре политической сатиры. Например, Ф.Рот в качестве эпиграфа к роману “Our Gang” (1971) приводит визитную карточку тридцать седьмого американского Президента
– What?
Richard M. Nixon.
       Спустя два года Т.Пинчон цитирует эту же фразу в эпиграфе к четвертой части романа  “Gravity’s Rainbow” (1973). Сатирические эпиграфы-цитаты могут сочетаться с иными по тональности эпиграфами, иллюстрируя неоднозначность прочтения произведения. Несколько эпиграфов, как правило, акутализируют разные структурные уровни произведения. В 80-е годы Дж.Хеллер использует сразу четыре эпиграфа к роману “Picture This” (1989),  размещает  первые три эпиграфа на отдельной странице, тогда как четвертый  приближает к тесту: History is blank, says Henry Ford, the American industrial genius, who knew almost none”. Г. Форд не закончил колледж, но сумел создать собственную промышленную корпорацию, достиг международной известности. Повествователь в романе Дж.Хеллера часто привлекает внимание читателя к парадоксам истории, этой же цели служит и упоминание имени Г.Форда. Каждый из четырех эпиграфов к роману является своеобразным ключом, позволяющим понять отдельные аспекты авторской концепции-замысла.
В американской литературе ХХ века широкую популярность приобретают эпиграфы-библеизмы и даже комплексные аллюзии-библеизмы, состоящие из названия и эпиграфа. Э. Хемингуэй в романе “The Sun Also Rises” (1926) в качестве названия использует фразу из эпиграфа “The sun also ariseth, and the sun goeth down, and hasteth to his place where he arose. Ecclesiastes” (Ecclesiastes: 1:5 ). У. Фолкнер в романе “Absalom! Absalom!” (1936)  в качестве названия произведения приводит цитату из второй книги Цврств иудейского царя Давида, вспоминающего своего восставшего против отца и убитого сына. История Томаса Сатпена в романе У.Фолкнера – современная трактовка библейского сюжета. Название романа является одновременно и эпиграфом, определяет лейтмотив произведения и притчеобразность повествования. Многовекторность эпиграфов-библеизмов, формирующих интертекст, влияющих на подтекстовый дискурс, позволяет выделять их в особую группу.
Роман Дж. Стейнбека “East of Eden” (1952) тоже начинается с эпиграфа-библеизма: “And Cain went out from the presence of the Lord, and dwelt in the land of Nod, on the east of Eden” [ 4:16]: «И пошел Каин проч от Господа и поселился на земле Нод на восток от Эдема». Как известно, после убийства Авеля, Бог дает ему возможность искупить грех, но тот уходит. Каин не раскаивается в содеянном, находит жену, растит детей и множит свой грех. Его дети открыто начинают нарушать Божьи заповеди. В названии романа автор повторяет небольшой фрагмент эпиграфа, акцентируя внимание на ситуации ухода как выбора. В произведениях У. Фолкнера, Дж.Сейнбека предтекстовые комплексы «названия-эпиграфы-библеизмы становятся характерными признаками романа – притчи. Роман-притчу Дж.Хеллера “God Knows” (1984) тоже предваряет эпиграф-библеизм: «Если лежат двое, то тепло им. А одному как согреться?»/: “Furthermore, if two lie down together they keep warm, but how can one be warm alone?” (Ecclesiastes 4:11). В качестве эпиграфа писатель берет фрагмент “how can one be warm alone?”, чтобы рассказать притчу о любви и одиночестве от имени древнеиудейского царя Давида, который на пороге смерти безуспешно призывает Бога, вспоминает времена, когда Бог слышал его, отвечал ему, а он принимал Слово Божие.
Поэтические фрагменты, взятые в качестве эпиграфа, способны отразить авторскую мысль в развитии. К примеру, в пьесе Т.Кушнера «Ангелы в Америке» (1993) две части, каждая из них начинается с эпиграфа. Эпиграфы иллюстрируют различные этапы развития авторской мысли. Первый взят из произведения поэта и переводчика ХХ века С. Куница (1905 - 2006) «Дерево испытаний» (The testing Tree, 1971). В финале стихотворения С.Куниц описывает «убийственное время, когда сердца «живут страданиями»:
 
“In a murderous time
   the heart breaks and breaks
             and lives by breaking.
  It is necessary to go
   through dark and deeper dark
     and not to turn [c 5].
 
Эпиграф ко второй части пьесы Т.Кушнера взят из стихотворения Р. В. Эмерсона (1803 - 1882): “Because the soul is progressive, it never quite repeats itself, but in every act attempts the production of a new and fairer whole” (“On Art”). Предложенный Т.Кушнером комплекс эпиграфов позволяет «вывести формулу» духовного развития, спирали, в которой этап страдания является ступенью-переходом на качественно новый уровень.
    Первые экспрессивно наполненные фразы, чаще афоризмы и цитаты, к которым восходят эпиграфы, появились на древних памятниках. Современные авторы с помощью эпиграфа высвечивают сегменты уже созданного текста и даже культуры, способные организовать заимствованные элементы как «узлы сцепления семантико-композиционной структуры нового текста» [2]. Название и эпиграф оформляются как предтекстовый комплекс, кодовая фраза, наделенная правом первоочередного выражения авторской мысли, как оформленной в тексте, так и развернутой на уровне подтекста. Паратекстуальные отношения  «эпиграф – текст»  не всегда линейны, чаще эпиграф теснее связан с информационным потоком подтекста, который может быть разнонаправлен с текстом. Эпиграф обладает экстралингвистичeской природой. Информация, заложенная в эпиграф, всегда векторна или многовекторна, эпиграф вводит в художественное пространство произведения целый пласт культурной информации, дает возможность автору обозначить свое отношение к более раннему тексту, обеспечивает непрерывный диалог различных авторов, текстов и культур.

(опубликована в научном издании "Известия ЮЗГУ". – Курск, 2012,
серия «Лингвистика и педагогика», №2. – С. 51 – 55.