Глава 3. Храм Руздат-Алут

     Было жарко и душно.
     Феранор ехал на вороном жеребце, звеня и сверкая посеребрённой кольчугой. Он обращал на себя внимание, разительно отличаясь от жителей молочно-белой кожей, не темнеющей даже под лучами горячего южного солнца. Уши его были заметно острее, чем у людей. Холодные зелёные глаза посматривали по сторонам с недоверчивым прищуром. Рука не убиралась далеко от меча. Конический шлем, с плюмажем из конского волоса, обёрнутый по обычаю пустынников тканью, он передвинул на затылок. На высокий лоб падала непослушная чёрная прядь, прикрывая красную полосу шрама. Взгляд, потёртая рукоять меча и шрам, говорили, что оружие при нём не для красоты.
       Он выглядел молодо, как человек едва перешагнувший за двадцать и в своём народе ещё являлся юнцом, но, по человеческим меркам, большинству прохожих сгодился бы в деды.
        Он находился в районе рынка, менее чем в полутысяче шагов от Храмовой площади и не находил в Альмадине отличия от других городов Атравана. Толпы народа — людей различных оттенков кожи, от цвета слоновой кости, до антрацитово-чёрного. Пестрели яркими красками одежды от строгих, воздержанных одежд кочевников, до вызывающе открытых платьев бединок. Множество открытых прилавков вдоль стен, с товарами из Офира и Кадамана, вино, ткани, оружие, сладости, настырные торговцы и зазывалы. Чего не хватало здесь, так это нищих калек. Из тесных переулков несло гнилью и мочой.
        И всё же из всех атраванских городов Альмадин он не любил больше всего.
      Во-первых, в городских воротах с него взяли плату за вход — таков был давний указ прошлого эмира, который никто не хотел отменять. Во-вторых, полгода назад его собирались продать на местном рынке как скотину. Шея зудела от ошейника до сих пор.
      Скорее бы выполнить поручение и уехать…
      Он подогнал коня пятками и задумался, погрузившись в воспоминания.

                ***
       Ни для кого не являлось секретом, что Коэнна достиг большого мастерства в магии миражей, чар и иллюзий. Многие знали, что он не меньше искусен и в обращении с Жизнью. Посвящённые знали, что опытный маг Жизни способен вытягивать и поглощать чужие жизненные силы. Подавляющее большинство посвящённых открыто порицали и осуждали это и для продления жизни употребляли старые проверенные декокты, чей рецепт хранили в глубокой тайне. Феранор однако подозревал, что секрет долголетия Коэнны совсем не в зельях.
       Жилище чародея было превращено в сад. Кусты и деревья росли на широких, построенных одна над другой террасах. Фундамент бесчисленных башенок оплетал ковёр вьющихся роз. Два искусственных водопада срывались со стен, отчего надвратная башня казалась утёсом, рассекающим бурную реку. В окаймлявшем дворец канале цвели гигантские лилии и кувшинки. За каналом шумела кронами пальмовая роща, росли могучие коренастые деревья, чей ствол не могло обхватить десять человек.
       Феранор физически чувствовал густую сеть заклинаний оплетающих сад и оазис. Он часто видел Коэнну дремлющим под деревьями-великанами, или кормящим рыб с мостика над каналом. Поэтому, встреча с ним в роще не стала большой неожиданностью. Не вызвало удивление и наличие рядом его гостей — неких Сораха и Даи. С обоими Феранор успел познакомиться, коротая месяцы своего безделья изучением атраванских диалектов и обычаев. Удивляло же то, что оба были собраны по-походному. За спиной сумки, на плечах бурнусы из некрашеного хлопка, девушка дополнительно была в коротком хаике, из-под которого торчали шерстяные шаровары. Что ж, в пустыне ночами холодно.
     —...Мы будем благодарить Алуита за вас пока будем живы, но не передумаем.
     — Куда же вы пойдёте?
     — Сначала, в Стан-дур-Апар. Потом не знаем.
     — Да сохранит Алуит вас в дороге.
     Феранор увидел, как девушка и мужчина поклонились, по очереди целуя волшебнику руки.
     — Ну будет… будет… Я не мобед, обойдусь и без почестей.
     Тут он заметил эльдара и что-то шепнул Сораху. Тот кивнул, приобнял девушку за талию и отвёл в сторону. Коэнна подошёл к Феранору.
     — Вот ты где, раб. Я как раз собирался тебя искать…
     — Раб? — лицо бывшего капитана осталось холодным и невозмутимым, но голос опасно дрогнул.
      — Ты знал цену. Ты принял условия. Триста лет я владею тобой как своим полным рабом и могу делать, что захочу. Могу клеймить, могу заковать в цепи. Благодари Алуита, что я не покарал тебя за попытку нарушить клятву.
Феранор сжал зубы и ничего не сказал. Волшебник заложил руки за спину, наблюдая за игрой водяных бликов в канале.
      — Кстати,— он снова посмотрел на него.— Дая отзывалась о тебе с похвалой. Ты делаешь большие успехи в изучении нашего языка.
      — Dhari as’guzel’y an’moor, — безжалостно исковеркав слова, произнёс
Феранор и добавил на эльдарском.— Она хороший учитель.
      — An’mour,— поправил волшебник.— Тебе стоит поработать над произношением. Скоро тебе это понадобится, потому что я пошлю тебя в Альмадин.
      Он помолчал, о чём-то тяжко вздохнул.
      — Сорах и Дая уходят,— заговорил он снова.— Я перенесу тебя вместе с ними в Стан-дур-Апар. Найдёшь там купца Заххака, скажешь ему два слова: «Вахит Мурат» — он поймёт кто ты и отправит с караваном в Альмадин.
     — Что я должен там сделать?
     — Не перебивай,— строго сдвинул седые брови Коэнна.— В Альмадине ты пойдешь в бетель Руздат-Алут и скажешь привратнику те же слова. Тебя отведут к назыману. Он даст тебе одну вещь…Её называют Ключом Гиброима. Согласно легенде когда-то Авастар Гиброим, да не истощится его мощь, закрыл им самого Алала в Аду. Теперь в каждом большом храме хранится подобный.
      — А этот настоящий?
      — Настоящий давно утерян. Не уверен, что его держал в руках хоть кто-то из смертных. Так, что этот почти ничем не отличается от других ключей. С ним ты купишь место в любом караване и вернешься обратно в Стан-дур-Апар. Никто не должен знать ни того, что ты везёшь, ни о цели твоей миссии. Потом, ты отвезешь ключ в Стан-дур-Апар к мобеду Алу Алумару, он назыман бетеля Саффир-Парисар. Передашь лично в руки. Всё ли ты понял?
       — Тайная миссия… — протянул Феранор.— Но я воин, а не шпион.
       — Воинское искусство тебе тоже понадобится. Тебя могут попытаться ограбить. Даже убить.
       — Если ключ так ценен,— продолжал допытываться эльдар.— Почему нельзя сразу перенести меня в Альмадин, а оттуда в Стан-дур-Апар?
       — Потому, что это сразу раскроет тебя. Ты может этого не знаешь, но мощные заклинания сильно шумят. Любой, кто обладает Даром услышит их. Кто-то из них может обратить на это внимание. Если они проследят заклинание перемещения, то узнают не только о тебе но и то, кто тебя послал. Узнав, он может захотеть помешать мне вернуть тебя назад.
       — Как это?
       — Вмешается в следующее заклинание переноса и один Алуит ведает куда оно унесёт тебя вместо Стан-дур-Апара. Ты можешь попасть прямо в когти врагам. К тому же это раскроет место где будет новый тайник и тогда вся операция потеряет смысл,— чародей помолчал, жуя тонкие губы. При этом его острая закрученная бородка смешно дёргалась.— Когда-то, да простит меня Алуит, я использовал его чтоб запереть гробницу одного очень могущественного чародея, а потом вернул в храм. Тогда мне показалось разумным спрятать его среди сотен подобных. Теперь обстоятельства изменились.
       — Милорд. В вашем распоряжении джинн, сотни магических созданий и смертных слуг, умеющих сражаться, таиться, отлично знающих пустыню и ничем не отличающихся от местных. Но вы посылаете меня, чужака, который едва знает язык, даже смешаться с толпой толком не способен, потому, что кожа моя никогда не загорает. То есть я одним видом своим привлеку внимание, которые вы так пытаетесь избежать. Нет, я не струсил. Но где в этом решении логика?
       — Для раба ты задаешь слишком много вопросов. И почему ты уверен будто я ни о чём не подумал, когда выбрал тебя? — обычно серьёзный чародей позволил себе улыбнуться.— Ты будешь не совсем один. За тобою присмотрят, но не полагайся слишком на чужую помощь. Старайся рассчитывать на себя и свой меч. Ты всё понял?
       — Да.
       — Тогда иди и собраться в дорогу.

                ***

       Неожиданно дорогу Феранору преградил богатый паланкин. Четверо полуголых невольников одинаковых, как близнецы, в набедренных повязках, легко несли его на плечах. Могучие мышцы перекатывались под чёрной лоснящейся кожей. Алый шёлковый балдахин мерно качался в такт их шагам. Внутри сидела молодая женщина. Он успел заметить, что у неё бледная матовая кожа и длинные светлые волосы заплетенные в десяток косичек. Почувствовав чужой взор, она обернулась и улыбнулась ему. Легко и непринуждённо, возбудив в памяти сладостные воспоминания о Миримэ. Раскованной эльдарке с островов.
       С высокого минарета протяжно запел азан,  приводя Феранора в чувство. Он примкнул к людям, идущим в сторону большого монументального здания, с тремя покрытыми голубой глазурью куполами, построенных так, словно один вырастал из другого. Это был  главный городской храм, бетель как называли его атраванцы, по имени Руздат-Аллут. Две крылатые фигуры с мечами возвышались над большими воротами, в которые вливалась толпа. Туда ему было не надо.
       Отделившись от процессии, он объехал бетель с торца, остановился подле неприметной калитки, которой пользовались служители и жрецы. Спешился. Постучал, как учили. Дверь открыл сморщенный старик с редкой седой бородой, или даже не бородой, а скорее паклей, прилепившейся к подбородку.
        — Вахит Мурат,— произнёс Феранор заученную фразу.
        Его впустили, знаками приказали разуться. Феранор стянул запылённые сапоги, остался в одних портянках, источавших ароматы дальней дороги. Мраморный пол неприятно холодил ступни.
        Слуга провел его через внутренние помещения, потом он поднялся по высокой винтовой лестнице, ввели в небольшую комнатку, судя, по круглым стенам, расположенную внутри башни и оставили ждать.
        Ждал не долго.
        Едва он успел присесть на низкую кушетку, как дверь отворилась. В комнату вошёл невысокий бедин в длиной белой джелабе и просторных штанах. Большой белый тюрбан придавал ему сходство с грибом-дождевиком. У него было широкое, заросшее кучерявой бородищей, лицо, похожий на картофельный клубень нос и толстая короткая шея. И хоть он не представлялся, Феранор знал, что перед ним сам Ваафир Масумит — назыман, иными словами главный жрец храма.
       — Пакх-ми-джу,— поздоровался назыман, голос у него был немного гнусавый, с хрипотцой.
       Тут он увидел Феранора и вскинул кустистые брови.
       — Алялат?!
       Феранор кивнул. «Алялатами» в Атраване называли «эльдаров», то есть таких как он. Как и с его родного языка переводилось оно как «первый».
       — Ао. Мра ахуд характ…
       — Я знаю, кто тебя послал,— оборвал бедин на неожиданно сносной талье.
       Эльдар облегчённо выдохнул.
       — Тогда вы знаете и зачем я приехал.
       — За Ключом Гиброима. Я знаю. Но ты явился слишком рано.
       Он замолчал, некоторое время рассматривая эльдара из-под полуприкрытых век.
       — Располагайся,— заговорил он снова.— Я велю прислужникам подать тебе умыться с дороги, а так же напоить и накормить...
       — Коэнна приказал мне не мешкать,— возразил Феранор.— К утру реликвия должна быть у него…
       Вместо ответа назыман взглянул на него выразительно. Подошёл к узкому окошку, выглянул, жестом подозвал его к себе. Через окно была видна площадь. Людское море разливалось по ней от края до края. Оно шевелилось, перекатывалось волнами, в такт молитве. Стоял монотонный гул.
      — Посмотри…— сказал назыман.— Видишь этих людей? Они пришли на праздник Кхосаран. В этот день авастар Гиброим запер Алала в Преисподней, а ключ вручил нам, самым верным последователям Единого Бога, как награду и знак особого доверия. Теперь в каждом большом бетеле есть такие же. Каждый год, в этот день, мы их выносим из храмов, демонстрируя верующим, что Алуит не отвернулся от нас.
Сейчас сложные времена. По городам и кишлакам бродят полубезумные пророки, вещающие о приближении конца света и возвращении Саракаша. Чернь вещает о чудесах и знамениях, которые, якобы происходят по всей стране. Якобы в храме Балаяль-ан-Алут каменные статуи вдруг заплакали кровью. Караванщики и пустынники рассказывают о кишлаках, из которых вдруг исчезло всё население и о трупах, с вытекшими глазами, о высасывающих Души воронках в небе и чёрных колдунах, похищающих тела. И теперь, ты хочешь забрать ключ прямо во время праздника?
Феранор промолчал, упрямо наклонив голову.
       — Ты проделал сюда долгий путь и уже этим заслужил себе отдых,— снова заговорил назыман, обнажая в улыбке крупные, как у лошади, зубы.— Ты получишь реликвию завтра утром, перед первой молитвой.
       — Почему не этим вечером?
       — А что ты будешь с ним делать? Праздник и моления продлятся до полуночи.
      На ночь врата закрываются, тебя не выпустят. А если кто-то из горожан увидит у тебя нашу реликвию, которая никогда(!) не должна покидать стен храма? Учти, я отдаю её тайно и так же тайно ты обязан потом её вернуть.
      Феранор подумал. Вздохнул.
      — Хорошо. Завтра,— он натянуто поклонился и сразу же направился к выходу.
      — Ты можешь остаться в бетеле,— кинул ему вслед назыман.
      — Благодарю,— эльдар обернулся на пороге.— Но я уже пообещал другу, что
остановлюсь у него.
      С башен бетеля снова запели азаны.

                ***
      Про друга Феранор солгал. Во всём Атраване был только один человек, к которому он мог применить это слово и жил он не в Альмадине. Ему не хотелось оставаться в людском храме, с его постоянными песнопениями, удушливыми благовониями, обязательным хождением босиком. Он собирался вернуться на базар и найти гостиницу.
      Улицы встретили его небывалой тишиной. Подавляющее большинство горожан отправились в храмы. Эхо доносило до него отзвуки хоровой молитвенной песни.
      — Айя! — чья-то рука в кожаной перчатке неожиданно схватила его жеребца под уздцы.— Великий Таэ, не верю своим глазам! Феранор, ты?!
      Уже собравшийся пихнуть наглого приставалу сапогом и даже вынувший из стремени для этого ногу, эльдар замер, увидев перед собой высокую плечистую фигуру, знакомую донельзя.
     — Агаолайт?! Откуда ты здесь?!
     — Выкупаю попавших в неволю эльдаров,— Агаолайт Аноллион стянул его с коня и заключил в крепкие объятия.
     Не очень молодой, в действительности он был ещё старше, чем выглядел. О шести прожитых веках говорили глаза — тусклые, невыразительные, усталые, о которых хотелось сказать, что в жизни они видели некоторое говнецо.
    — Что с тобой случилось? В Шагристане говорили, что тебе отрубили голову и что ты пропал в клубах зелёного дыма. Я не знал чему верить. Все… почти все считали тебя мёртвым…
    — Я жив, как видишь.
    — И слава Солнцеликому. Слушай, я знаю отличное место. Один мореец держит неподалёку харчевню. Пошли туда. Выпьем. Поговорим.

                ***
    Харчевня располагалась в квадратном каменном доме, с башенкой бадгира над крышей. В тесном полутемном зале, на вытертых и провонявших кальянным духом подушках, сидела уйма народу. В основном мелкие купчики и небогатые горожане.
Эльдары устроились в общем зале, раскидав удобней подушки.
    — Сегодня съехали двое тавантинцев,— Агаолайт обмахнул рукавом стол.— Они были столь любезны, что уступили мне свою комнату за которую уплатили на два дня вперёд. Так, что лишняя монета у меня есть.
    Подошёл хозяин заведения — низкий, худой, с куцей бородкой, но в непривычно чистой одежде и фартуке. Выпятив нижнюю губу, выслушал, что хотят алялаты и удалился.
    — Я больше не знаменосец,— похвастался Агаолайт.— По крайней мере, официально. Ныне я порученец их магического превосходительства Даемары. Помнишь её?
    — Отлично.
     Как можно было забыть Даемару леди Лорейнис? Волшебница, дипломат, негласный руководитель эльвенорского посольства, шпионка — список её ролей мог быть бесконечным. Важно, что она спасла ему жизнь, вытащив из ямы в которую он сам же себя засадил. Конечно, не бесплатно. Бывший капитан пограничной стражи, бывший командир посольского эскорта, наследник рода Мистериорнов оклеветанный на родине, лишённый всего, и приговорённый к смерти сделал для неё то, что не могли сделать шпионы.
      «Знать бы,— подумал он вдруг.— Получила ли она моё сообщение?»

                ***
      Во дворе караван-сарая было буквально негде упасть яблоку — сегодня тут встретились торговцы из Ширкана и Стан-дур-Апара. Эльдару пришлось выложить несколько серебряных монет, чтобы получить возможность побыть несколько минут наедине.
      Узкая полутёмная комната, со стенами из саманного кирпича, в которой едва помещался набитый соломой тюфяк, без окон, на земляном полу теплится огарок свечи. Феранор опустил за собой полог, сел на тюфяк спиной к входу. Рядом положил одолженную чернильницу и калям.  Разгладил на коленке обрывок выделанной овечьей шкуры, мысленно проклиная атраванских варваров никак не могущих научиться делать бумагу. Макнув острый конец в чернила, он начал выводить первые строки.
     «Пресветлая Хейри! Пользуясь полученной возможностью — сообщаю.
     Исполняя данное Вам обязательство, я стал слугой чародея Коэнны ибн Шари, известного под прозвищем Мастер Миражей. Долгих полгода я не покидал пределы запретного оазиса и не мог сообщить Вам о себе. Сейчас, исполняя поручение данное мне Коэнной, еду в Альмадин, куда я должен прибыть не позднее первого дня после праздника Кхорасан.»
     Он задумался, стоит ли доносить до волшебницы и шпионки цель миссии. Решил, что стоит и, высунув кончик языка, подробно изложил всё, сражаясь со знаками препинания, с которыми никогда не ладил.
     «...Об истинных целях я не догадываюсь, но обращаю Ваше внимание на строгую секретность полученной миссии. Надеюсь, эта скудная информация послужит на благо Великого Эльвенора.  Оставаясь верным Владычице Алтаниэль и нашему договору, буду продолжать информировать Вас о шагах и решениях Коэнны, о которых мне станет известно. Смею надеяться, что Вы так же помните о своих обещаниях как я о своих».
Перечитав сообщение ещё раз, он присыпал чернила песком, сдул и аккуратно свернул кожу в тонкую трубочку. Наклонил огарок свечи так, чтобы горячий воск капал на стык.
     — Держи, почтенный,— сказал он, вручая письмо невысокому мужчине в старом красном халате на голое тело, который дожидался его у входа в каморку.
Это был погонщик верблюдов, чей караван шёл из Ширкана. За небольшую плату он согласился доставить его письмо в Шагристан.
    — Передай это в руки моей сестры. Она даст тебе столько же серебра сколько дал я. Всё понял? Иди.

                ***
     — Нам разрешили оставить небольшое представительство и она там всем заправляет,— речь Агаолайта была как всегда медленной и неторопливой, будто он взвешивал каждое слово.— При ней ещё десяток наших, остальные вернулись в Эльвенор вместе с послом...
     Появился духанщик с двумя кувшинами вина. Следом мальчишка раб тащил поднос полный мяса. Агаолайт, явно жадничая, положил на стол несколько медных монеток. Хозяин глянул косо. Мало. Вздохнув, Феранор достал кошель и добавил к оплате серебряный дихрем.
     — Приходится экономить,— оправдывался Агаолайт.— Деньги берегу для выкупа. Видел бы ты глаза бедняг, когда до свободы им не достаёт какого-то медяка!
     Он вздохнул, дёрнул уголком рта, отвернулся.
     — Нет худшей пытки, чем пытка надеждой,— согласился Феранор, разливая по чашкам вино.
      Они пили вино, закусывали печёной бараниной. Бывший капитан поведал о своих злоключениях, о том как попал к Коэнне ибн Шари. Не обо всём он имел право рассказывать, поэтому повествование вышло скупым и сжатым.
        Услышав условия на которых Коэнна принял его к себе, Агаолайт ошарашено отпрянул. От резкого рывка вино из его чаши выплеснулось на стол.
      — Триста лет службы в обмен на спасение?! Светлый Таэ, вот это кабала! И ты согласился?!
      — Выбором была смерть в пустыне. Что мне оставалось делать? В Шагристане мне собирались отрубить голову. В Эльвеноре превратят в дуб и поставят в какой-нибудь роще. Я всюду изгнанник!
Знаменосец подумал. Лицо его приобрело на редкость кислое выражение.
     — Ну да,— нехотя согласился он.— Выбор невелик.
Но почти следом нашёл другой аргумент.
     — Ты мог бежать в Турл-Титл! Таких как ты там загребут обеими руками, засыплют золотом вместе с конём, лишь бы ты обернул свой меч против орков.
     — Я о том думал, — Феранор глотнул вина и поморщился, хотя вкус был неплохим.—Родись я ещё до Исхода, то, возможно, так бы и сделал, но Эльвенор — моя родина. Пусть во многом жестокая и кривая, но другой у меня нет. Я не в силах её изменить, поэтому могу к ней только подстраиваться. К тому же за триста лет дома может многое измениться...
      — Лорды не отменяют своих решений,— возразил Агаолайт, заново наполняя чашу.— Если сказали, что быть тебе деревом, то превратят в него, даже попадись ты им мёртвый от старости.
     — Но они могу принять новое, если старое перестанет отвечать их интересам.
     — А ты, я гляжу, ни сколько не изменился. Всё такой же мальчишка, с кучей восторженных глупостей в голове.
     Феранор смотрел как друг пьёт и думал на сколько тот прав. Зрелый для человека, по меркам эльдар он всё ещё оставался юнцом —  не старше вон того прислужника, с усердием намывающего пол.
     — По-мне бегство не выход. Вот, куда ты побежишь, когда Турл-Титл падёт?
     Агаолайт открыл было рот, но замер, вытаращив глаза. Некоторое время молчал, потом выругался.
     — Катмэ! А что мне Турл-Титл? Я не там, а здесь. Пью воняющее уксусом вино и по-прежнему мечтаю о своей винодельне...
     И махом  опрокинул в себя содержимое пиалы.
     — Расскажи мне лучше о наших,— Феранор решил сменить тему.— Кто с тобою остался?
     — В основном простые уланы. Из командиров остались я, да Каэльдар. Помнишь его? Он вернулся на следующий день после твой несостоявшейся казни...

                ***
     Всадники, их было пятеро, въезжали во внутренний двор, серые от пыли, усталые, злые. Кони тяжело храпели, не слушая наездников, сразу тянулись к бьющему водой фонтану. Жадно и долго пили, вздувая бока.
      Предводитель соскочил с седла, сорвал с головы шлем, разметав по плечам грязно-серые слипшиеся сосульки волос, отшвырнул его в угол двора. Отпихнув в сторону морду коня, он с наслаждением сунул голову в воду. Агаолайт не сразу узнал его, а когда узнал не поверил глазам.
      — Каэльдар? Ты?
      Знаменосец  меллорафонских улан, обладатель серебряного канта Ревнителей и эльдар из Дома «Алмазного Единорога», ан-лорд Каэльдар повернул к нему тонкое с длинным носом лицо, покрытое потёками грязи.
      — А-а, хеир Анолион. Вернулись...— сказал он хрипло.— А я вот тоже вернулся. Хотя думал, что меня послали в один конец.
      — Ты откуда?
      — А ты так хочешь знать? — на грязно-сером лице сверкнула злая улыбка.— Уверен, твоё путешествие было куда увлекательнее чем моё. Со мной ведь не отправили ни атраванских гвардейцев с царевичем, ни личных магов. Только груз, который стоил дороже моей головы. Я чувствую себя извозчиком. Почтальоном! Где капитан?
     Агаолайт отвёл в сторону взгляд, сказал с нескрываемой горечью.
     — Его с нами нет.
     — Как это?!
     — Долгая история.
     — Он убит?
     — Не знаю.
     Знаменосец нахмурился, по лбу пролегла глубокая морщина, янтарные глаза нетерпеливо сверкнули.
     — Кьялин, не молчи, хеир, рассказывай. Что стряслось с этим задиристым петушком?
     Агаолайт рассказал, что стряслось. Начал с мести орочьего вожака Глышака и массовой драке на базаре, а закончил шахской тюрьмой и таинственным исчезновением прямо на плахе. Каэльдар слушал, не прерывал. Выслушав, громко и грязно выругался.
     — Даже не знаю радоваться или плакать. Катмэ! Ты помнишь как обошёлся со мной этот выскочка? Со мной — сыном Атанвара Кейси, внуком лорда Каэля Кейси! Всю дорогу я думал только о том, как брошу перчатку в его самоуверенное лицо. Мысль о мести согревала меня холодными ночами, она помогала переносить палящее солнце. Нет, он не умер. Солнцеликий не может быть столь жестоким ко мне. Он не заберёт у меня мою месть! Однажды, наши дороги снова пересекутся.

                ***
     — Он младший сын младшего сына главы Дома «Алмазного Единорога», а ты устроил ему выволочку на глазах воинов из его Дома, ударил и под конец посадил под арест. Есть из-за чего взбеситься.
     — Начхать на него. Налей лучше вина.
     Агаолайт привалился спиной к стене, взглянул на Феранора искоса птичьим взглядом.
     — Да,— сказал он после краткого раздумья.— Ты не капли не изменился. Такой же горячий и самоуверенный. Взгляни сколько народу, хотя на дворе ночь.
    — Сегодня праздник. Кхорасан,— пояснил Феранор.— С рассвета истинный правоверный ничего не ест и не пьёт целый день до конца вечерней молитвы. А в этот день заканчивается она в полночь.
     — Откуда ты это знаешь?
     — Новые знакомые рассказали. Они учат меня языку и рассказывают о своих богах.
      Довольно интересная у них вера и не без приятностей вроде разрешения иметь сразу нескольких жён. Возможно я бы в неё перешёл, но меня останавливает, что для этого надо резать член.
      Агаолайт зашелся весёлым смехом.
      Посетители оборачивались на него, глядели с неудовольствием. Курились кальяны.
       Мальчишка раб в набедренной повязке без устали таскал кувшины вина.

                ***
      Празднества завершились в полночь. Над плоскими крышами повис бледный череп луны. У городских ворот зажглись факелы.
      В полночь город огласил размерный медный гул — менялась ночная стража.
      В этот час, у внутреннего подножия опоясывающих Альмадин стен, где тьма густилась сильнее всего, собралось десяток фигур. На них были чёрные свободные бурнусы, чёрные тюрбаны на головах и платки, прикрывающие лица. Они собрались в круг, о чём-то быстро посовещались, после чего разделились. Двое, с невозможной для человека ловкостью и быстротой, влезли на крепостную стену и скрылись в надвратных башнях. Остальные отправилась к наглухо закрытым воротам.
      Со всех сторон окружённый пустыней, город почти век не знал угрозы. У ворот горел костёр, стражники, в стальных шлемах и стёганных набивняках,  беспечно кушали плов, загребая его руками из общего казана. Этой идиллии настал конец в один миг. Незнакомцы накинулись на них, стремительно, молча, без единого звука. Первый страж подавился рисом, когда его шея хрустнула, а голова повернулась почти на триста градусов. Четверо других перед смертью успели заметить чёрные невзрачные  тени. Со стены над воротами упал наблюдатель — двое на стене тоже не сидели без дела. В сторожке над воротами хлопнула дверь, последовал глухой удар и, через мгновение, полный злости и отчаянья крик…
      Балаш, начальник стражи Юго-Восточных ворот, раскрыл учётный журнал, прикованный цепью к столу, чтобы нерадивые стражники не вскипятили на нём чифирь. Ковырнул за ухом длинным гусиным пером, прочитал последнюю запись, оставленную его сменщиком:
      «За час до закрытия ворот, уповая на милость Алуита, город покинули два иноземных купца из Тавантина без товаров и всякой охраны»
Начальник покачал головой, дивясь подивился глупости и самоуверенности неверных. Обмакнул конец пера в пузатой медной чернильнице, принялся старательно выводить немного ниже:
      «После закрытия ворот и заступления ночной стражи, из Аль-Асбада прибыл гонец с охраной из фидаинов. При себе он имел печать эмира и письмо к назыману Руздат-Алута. Исходя из срочности поручения, гонца впустили в город через калитку. Да поможет Алуит его делу!»
      Написав, он подумал, что гонец такой же безумец как и иноземцы — поехал один через пустыню в такое время, когда целые караваны исчезают бесследно. Но потом вспомнил, что выглядел гонец боевито. Хоть его фигуру закрывал чёрные плащ, он заметил торчащую из-под него рукоять сабли и перекинутую через плечо перевязь с метательными ножами. Такого дорогой не испугать.
      Отложив перо, Балаш, бренча саблей, завалился на широкую лавку. Вытянувшись и   укрывшись плащом, он попытался задремать, но едва смежил веки, как дверь распахнулась и в караулку ворвался часовой. Он схватился за створку, упал на колени, разинул рот. Из горла с бульканьем хлынула кровь. Отпихнув агонизирующее тело ногой, в сторожку ступила долговязая чёрная фигура.
     Балаш схватил саблю прежде чем встал, а встал быстрее чем стряхнул сонную одурь. Сказался весь опыт десяти лет беспрерывных войн с мятежными салхитами и хаммадийцами. Он прыгнул вперёд, рубанул саблей наотмашь. Неизвестный поймал его за запястье, легко и непринуждённо, словно перед ним не ветеран, а старушка. Сдавил запястье будто клещами. Балаш удержал саблю, но не сдержал крика. Глядя в алые глаза, он выхватил свободной рукой кинжал, пырнул врага куда надо.
Красноглазый замер. Опустил взгляд на торчащую из его живота рукоять. Посмотрел на Балаша. Сказал с лёгкой усмешкой:
      — Неплохая попытка, смертный.
      Он сорвал платок, открывая смутное лицо без усов с воинственной квадратной бородкой, тщательно выбритой под нижней губой. В следующий миг он схватил Балаша за плечо и вонзился в его горло зубами. Начальник стражи захрипел, задёргался пытаясь вырваться… Его швырнули на лавку как тряпичную куклу. Пытаясь рукой унять струящуюся кровь, он приподнял голову, бросая на убийцу тускнеющий взгляд. Увидел, как исчезают, будто втягиваются в дёсны, острые зубы. А может это ему показалось?
     Незнакомец вытер краем платка кровь с губ, подобрал саблю Балаша и отрубил ему, уже мёртвому, голову. С сожалением взглянул на карминовые лужи на полу.
      Он мог бы одним словом усыпить гарнизон, а другим умертвить, но Гюлим запретил оставлять следы. Их найдёт любой Одарённый, а Знающий поймёт куда те ведут.
     В сторожку заглянул ещё один «чёрный».
      — Ворота захвачены, хозяин!
      — Открывайте.
      Он повернулся к бойнице, между его ладоней заплясал голубой огонёк.
Через десять ударов сердца, на уходящей в пустыню дороге появился плотный столб пыли…



__________________________________

[1] Прекрасная дева очень добра

[2] Глашатай, возвещающий, что наступило время молитвы.

[3] Язык, речь. Общее название всех диалектов эльдар.

[4] Напоминаю, что у эльдар это воинское звание равное лейтенанту