Яр-туры Посемья. Повествование в стихах

Посвящается доброму гению
и поэтическому ангелу-хранителю
Алле Фёдоровне Пехлецкой.




Пролог

А вспомним-ка, читатель, право,
Наш сказ про Русь и про княженья,
Наш сказ про князя Святослава,
Про жизнь его и про гоненья.
Про то, как он на смертном одре
Листал в уме страницы жизни,
О том, как мыслил живо, бодро,
На белом свете став уж лишним.
Ещё о том, как при уходе,
Едва держась на жизни грани,
С сынов взял клятву при народе
О граде их Тмутаракани.
О граде, что стоит на бреге
У синя моря-окиана,
Что был утрачен при Олеге,
Их деде смелом, как ни странно,
А возвращенье так желанно.
Как обещались молодые,
Отцу давая клятву-роту,
Вернуть град этот в дни иные
Руси и собственному роду.
«Подумаешь, – читатель скажет, –
Утратил град князь…
Ну и что же?
Вот в наше время сотни даже
Отдали мы соседям тоже.
А с ними степи и долины,
Леса, порты, морей просторы…
А, впрочем, список очень длинный…
К чему пустые разговоры?
И клятвы ни с кого не взяли
Вернуть России их когда-то…
А тут о граде вновь печали…
Не кажется, что глуповато?..»
Не буду спорить я и дуться,
Лишь прошлому отдам тут дани.
Считаю: стоит окунуться
В седые дни Тмутаракани.


Сказ о граде Тмутаракани

1
И покопавшись в русских Ведах,
А Веды – не вода в стакане –
О граде я хочу поведать,
Что в мире славен был и в брани.
О граде том, что по сказаньям
Был русским городом, землёю
Чуть ни с момента мирозданья,
Где жили витязи-герои,
Что чтили Солнце – бога Корса,
А также Сурью и Ярилу,
Что крепкие имели торсы,
А в них недюжинную силу.
Что слали сыновей до Трои
Тропою праотца Трояна,
И там сражалися герои,
Не зная страха и изъяна.
Сражались пеше и комонно,
На колесницах и без оных,
И было небо благосклонно
К сынам Днепра и девам Дона!
И было благосклонно к русам,
И было благосклонно к скифам.
Ведь если верить древним мифам –
В едином были те союзе.
И кто не слышал про Ахилла,
Про Пилемена с Антинором?
В них наша слава, наша сила,
В них наша гордость и опора.
Но, впрочем, не всегда скакали
Прапредки наши в званье гридней –
Они охотились, пахали
И грады строили в Тавриде,
И в честь богов их называли,
Т в честь богов их величали…
Корсунь и Сурож в лучшем виде
Об этом скажут не едва ли…
Но только хитрые эллины
Прапредков выжили оттуда
И список градам очень длинный
Свой учредили. Вот так чудо!

2
Так град один Пантикапеем
Был назван греками когда-то,
В нем жили кимры,  иудеи,
А также скифы и сарматы.
Ещё эллинов была масса –
Те забирались ведь далече.
Через пролив же – Германасса,
Тмутаракани-то предтеча.
Вот здесь и жили предки русов –
Великих ариев потомки,
А с ними в родственном союзе
С Подонья девы – амазонки.
Все были внуками Сварога,
Что роду положил начало,
Ещё Велеса и Дажьбога.
Как гордо это в них звучало!
Как раскрывалось величаво!
– Я внук Сварога, я – сварожич!
– А я – сын Влеса, бога знаний!
– И я не пёс, и я – дажьбожич!
– И нам иных не надо званий!
…Путей-дорог на свете много,
Но все ль ведут в покои Славы?
А каждый шёл своей дорогой,
Стезёю Прави в мире Яви,
Не забывая и о Нави.

3
Потом по сведеньям Плутарха,
По историческим анналам,
Стал Германасса Таматархой
Не век, не два – веков немало.
Он – часть столицы же Боспора
При властелине Митридате
(Тот царь со многими был в ссоре,
Но и со многими же ладил).
И стены града, башни грозно
Над синим морем возвышались,
И небо усмехалось звёздно,
И к небу убегали дали.
И море чёрное дышало,
Как воин после сечи, тяжко,
И гнало волны вал за валом,
И волны билися о скалы,
И пылью оседали влажной.
Но град, единожды родившись,
Стоял утёсом и твердыней,
Как и стоит он, не склонившись
Главою гордою, доныне.

4
В соседях близких граду были
Фанагория, также Нимфей,
Где, по сказаньям, боги жили,
Ещё кентавры, рядом –  нимфы.
И не откроем мы Америк,
Когда добавим тут однако:
Ещё Мирмекий и Киммерик,
А также грозный Тиритака.
Но в этом  перечне прекрасном,
В короне бриллиантов-градов
Град Германасса – сразу ясно –
Был самой ценною наградой,
Которою владеть хотелось
Царям и многим василискам,
Но тут нужна не только смелость,
Ещё удача вкупе с риском!

5
Здесь позже были вои Буса,
Когда была Русь Русколанью.
Пусть не был град Тмутараканью,
Но жили  в нём потомки Руса.
Потом сюда стремились готы,
А вслед за ними мчались гунны.
Град видел многие народы
Днём солнечным и ночью лунной.
Но, несмотря на все походы
(О том заметим с легкой грустью),
Град даже в эти злые годы
Себя мнил быть единым с Русью.
Да, было то в века седые,
Что канули давно уж в Лету,
О них лишь гусляры слепые
Да ветры вольные степные
Поют свой сказ по белу свету.
Тот град богов небесных свита
От бед надёжно охраняет,
И солнце – щит у Световита –
По-прежнему над ним сияет.


Сказ о граде Тмутаракани
и о первых князьях Рюриковичах

1
Как не хотелось бы, читатель,
Рассказ наш к детям Святослава
Тут повернуть – имеем право
И волю тут имеем, кстати, –
Но всё ж задержимся немножко
У стен Тмутаракани-града…
К нему опять ведёт дорожка
Или тропинка, или стёжка…
Такая есть у нас досада.
И вот приходится нам снова,
Сюжет намеченный оставив,
Тмутаракани «дать тут слово»,
Речь поведя о нём вне правил.
О граде том, который Вещий,
Олег-князь, разгромив хазаров,
Забыв усталости и сечи,
Мечтал вернуть Руси. Но даром
О нём с волхвами вёл он речи,
Причём, не раз, да и не дважды…
Сам перепутал путь отважный –
Не состоялось с градом встречи.
Ведь двинул рати он к Царьграду,
Дрожать заставив Византию,
И были вои его рады
Пригнуть ромеям гордым выи.
И долго были те в испуге,
И ужас был у них во взоре –
Ещё б –  под парусами струги
По суше плыли, как по морю!
А в стругах тех и рядом с ними,
Сверкая серебром доспехов,
Шеломами сплошь золотыми
Дружины русские густыми
Рядами двигались к успехам –
И тут ромеям не до смеха!
Куда ни глянь – всё русы, русы…
До самого до окоёма.
А русы, знаете, не трусы,
Особенно в момент подъёма.

Да, византийцы откупились,
Увидев витязей армаду,
Но чтобы дни те не забылись
И в памяти не запылились,
Олег свой щит – подумать надо! –
В добавок к договору-ряду
Тут в честь победы этой знатной
Прибил вмиг на врата Царьграда,
Чтоб сделать легче путь обратный.
Быть может, он нашёл бы силы
В Тмутаракань поход назначить,
Но князя змейка укусила –
И вот уж Русь по князю плачет.
Когда Олегу честно тризну
Свершили все, или же страву,
Князь Игорь принял тут Отчизну
И, поразмыслив мудро, здраво,
Не слышать чтобы укоризну,
Расширить вздумал он державу.

2
До Киммерийского Боспора
Князь Игорь,
Рюрика сын грозный,
Не раз, не два бросает взоры
Не просто так – вполне серьёзно.
И видим мы, как строит планы,
Как собирает он дружины,
Чтобы достичь Тмутаракани,
Чтоб стал град с Русью заедино.
Однажды (тут заметим метко:
Искал хакан хазарский дружбы
И смелых воинов для службы)
Князь Игорь, словно бы в разведку,
В поход дружины посылает –
Он видеть град своим желает.
Но тут некстати контрагенты,
К Руси враждебны элементы,
Им путь немножко уточняют –
И вот дружины под… Дербентом
Вдруг оказались… Да, бывает!
Знать, воеводы тут в азарте
Немножечко, но дали маху;
Поверьте – это не со страху:
Знать, путь не сверили по карте.
А, впрочем, карты-то не знали
В то время воеводы русов.
Всегда по звёздам путь держали
И сроду не сбивались с курса.
А тут случилось же иное:
Попутали пути-дороги –
То ль зелье тут виной  хмельное…
То ль наказали русов боги…
То ль испарило ум им зноем…
Или сиянье золотое,
Что ведь нелишне, между прочим,
Им замутило блеском очи…
Дорогу-путь они скривили,
Когда по рекам в стругах плыли:
Им повернуть бы надо к Дону,
Не путая с Итиль-рекою…
Такое, если по резону…
Но чаще ведь у нас другое!
И вот от них гилянцы стонут,
И вот от них ширванцы воют,
Да и дейлемцам нет покоя…
Когда ж добычей отягчённы
В своих шеломах золочёных
Дружины повернули к дому,
То между Волгою и Доном,
Нарушив договор, хазары,
Обрушили на них удары…
И пали русские дружины,
В бою не показавши спины.
И Игорю не стало силы –
Была такая тут досада –
Искать Тмутаракани-града,
Хотя душа, как рана, ныла.

Потом всё как-то позабылось –
Свои жизнь вносит коррективы:
Раз не случилось – не случилось!
Иные есть прерогативы,
А в них иные перспективы…
Опять походы до Царьграда –
Пример Олега кровь волнует…
Опять победы и утраты,
Но злато раны все врачует.
К тому же договор тут важный
Князь Игорь заключает мудро,
С ним русам жить
куда вальяжней,
Чем без него. Да, Права утро
Над Русью ныне занималось,
И это уж совсем не малость!

Возможно, князь к Тмутаракани
Послал бы новые дружины,
Но тут пришла пора брать дани –
Ведь данями в ту пору жили.
Такие на Руси картины
Могли б мы видеть в те годины.

С варягами, а также с чудью,
С дружиной боевой Свенельда,
Свершает Игорь князь полюдье,
К древлянам завернул отдельно.
Они собрали дани много
В короткий срок – почти что мигом,
Теперь до дому им дорога…
Да только тут случилось лихо:
Свенельд шепнул на ушко князю,
Что взяли, мол, той дани… мало,
И так оплёл словесной вязью,
Что тот коней своих усталых
Поворотил назад за данью –
Навстречу мерзкому желанью.
Древляне то сочли за иго,
Не разглядели в этом чести –
И пал от стрел древлянских Игорь
С дружиной небольшою вместе.
А вот Свенельд, враг-подстрекатель,
Враг-искуситель, жив остался –
Тогда никто и не дознался,
Что был он Игорю предатель.

Древляне рассуждали просто,
Творя над Игорем расправу:
Раз нет уроков и погостов,
То нет у Игоря тут права
Брать тяжки дани… ещё с ростом…
К тому же дважды… То лукаво!
И разобравшись в деле тонком
С сознаньем правоты и с толком –
Не зря же собирали вече –
Они решили тут под вечер:
– Спасти чтоб стадо, надо волка
Прибить, и шкуру снять к тому же…
– А сдюжим? – сомневались.
– Сдюжим!

Да, сдюжили. И сняли шкуру.
Но только сделали то сдуру.
Что предначертано богами,
То не исправить ведь мечами!

3
Княгиня Ольга отомстила
За смерть несчастного героя:
С врагами также поступила,
Как греки с жителями Трои,
Троянского коня подсунув
К вратам их в качестве добычи.
Она не требовала куны –
Просила только малой дичи:
Голубок, воробьёв… по паре –
Такая дань смешна, не правда ль? –
Но град древлян сгорел в пожаре,
Став пеплом сам, народу – адом.

За то прозвали Ольгу Хитрой,
Потом – Святой. И что вернее –
Не скажут ни Христос, ни Митра,
Лишь только ликом потемнеют.
Покрыла Ольга имя тенью,
Когда так изощрённо мстила,
Но нет уже Искоростеня,
Стал пеплом он, стал прахом, пылью,
Стал небылью, хотя был былью.
Зато уроки и погосты
Княгиня Ольга учредила,
А также ловы. Вроде, просто…
Но разногласья устранила,
И в тех реформах её сила.
А поиском Тмутаракани
Не занималася княгиня.
Русь привести к Христовой длани –
Её желание отныне.

4
Нам бы к потомкам Святослава,
Что правят Северской державой,
Свернуть, не мысля о награде,
Но жизнь… –  судьбе любой оправа,
А, может, просто лишь забава –
Мы снова речь ведем о граде.
О граде том, что к русским землям
Сын Игоря и Ольги славной,
Князь Святослав, желаньям внемля,
Мечом прибавил в час тот главный,
Когда громил страну хазаров,
Что раньше брала с русов дани.
И та распалась под ударом
Его могучей крепкой длани.
«Иду на вы», – сей князь отважный
Врагов предупреждал заране,
И трепетала сила вражья,
И убегала с поля брани.
«Иду на вы», – девиз сей грозный
Перуна внук, любимец Леда,
Мечом чертил врагу в час звёздный –
И впереди ждала победа.
И как не быть победам славным,
Как не дружить ему со Славой:
Быть вместе с воями – вот главный
Тут принцип князя Святослава.
Быть вместе в битвах и походах,
В мороз ли, слякоть ли, при зное;
Быть вместе в счастье и невзгодах –
Так поступают лишь герои.

И ведала о том дружина
Во время марша и средь стана:
Князь пил из общей же братины
И ел из общего казана.
Во время сна укрыт был небом,
А не шатром, не покрывалом,
Питался просто: квасом, хлебом,
Кониной вяленой да салом.
Седло под голову – подушка,
А мурава – уже перина;
Селена – верная подружка,
А развлечение – былина.
И то обычаем всем станет –
Князь был с дружиной заедино –
В дружинах вои-побратимы
Не только русы и славяне,
Но чудь и весь, а также меря
Сплелися тут – судьба с судьбою,
Сплелися – не разлить водою;
И каждый слову князя верит,
И каждый жертвует собою!
То князю не было порухой,
Тут честь со славою – порука
Для витязя. Отметим разом.
И трепетала в мочке уха
Серьга с рубином и алмазом.
И гордо вился оселедец,
Как символ воинов могучих,
И вновь походы – ключ к победе,
И вновь врагов, как вранов, тучи.

Тот образ вылился в былины,
Для русов став звездой заветной,
А Русь – могуча и едина,
Как был единым её этнос.
Ведь растворились, как в нирване,
В Руси Святой уже поляне,
Дреговичи и северяне,
Радимичи и волыняне,
А также вятичи, древляне
Карпени, угличи, бужане…
И спорить тут никто не станет:
Остались русичи-славяне.
И на огромнейшем просторе,
Где небыль часто спорит с былью,
Святая Русь, раскинув крылья,
Парит от моря и до моря.
Парит свободно, величаво,
С судьбою и с соседом споря,
Как и положено державе,
На радость – нам, врагам – на горе.

А гусли спорам этим вторят
И правду ищут не в укоре,
А в наших русских светлых зорях,
И сказ взволнованный ведут.
И внемлют степи им ковыльи,
Играя серебристой пылью,
И табуны по ним кобыльи
За окоём бегут, бегут…
И слушают леса их чутко
В своей загадочности жуткой
И часто очень неуютно
От зачарованности тут.
И воды рек журчат былинно
Между холмов, спеша к долинам,
И путь у рек безмерно длинный,
И он ещё не знает пут.
А в небесах клин журавлиный
Провис огромной паутиной,
Повис, заслушавшись былиной,
А гусли всё рекут, рекут…
Что на огромнейшей равнине,
Где рек, лесов, полей несчётно –
Всё Русская земля отныне,
И русом быть – уже почётно!


Сказ о Тмутаракани в пору
христианской Руси.

1
Но мы должны к Тмутаракани
Вернуться тут, про всё поведав,
Такое есть у нас желанье,
Такие есть у нас обеты.
О Красном Солнышке, о князе,
Что в Киеве в ту пору правил,
Сказать обязаны. Он связью
Нам станет тут. Недаром славил
Его народ в своих сказаньях,
В своих былинах и погудках.
И то, друзья, совсем не шутка,
Не пустословье от незнанья.
Заметим всё ж – к Тмутаракани
Не хаживал сам князь Владимир,
С него довольствовался данью
И жил со градом этим в мире.
Зато Корсуню тяжкой дланью
Он преподнёс урок жестокий,
Когда ходил ко граду с бранью,
Чтоб вере поискать истоки.
Опять дрожала Византия
От «радости» такой нежданной,
Но цезари её крутые,
О прихоти проведав странной,
Динары сберегли златые,
Принцессой откупившись Анной.
Добившись цели той заветной,
Соединившись с Анной браком,
Князь веру прежнюю запретной
Тут объявил. И Русь из мрака
Мечом повёл к Христовой вере,
Ломясь тут в окна, а не в двери.
Низвергнув прежних всех кумиров –
Перуна, Велеса, Сварога,
Дажьбога, Макошь и Стрибога –
Владимир ладил дело миром
И надзирал порядок строго.
Но, выполнив сей план заветный,
Он вспомнил вдруг о русских Ведах
И тихой сапой, незаметно,
Однажды в час, час предрассветный,
Мстислава, сына от Рогнеды,
В Тмутаракань сажает княжить –
К чему соседей будоражить.

Но те того, как будто, ждали:
К Тмутаракани тянут руки,
Но это не его печали –
Уже Мстислава это муки.
И мы отметим не для смеха –
Ведь смех не входит в наши планы –
Сюда стремились печенеги,
Косоги, торки и аланы.
Град знал их грозные набеги,
Их сабли, стрелы и арканы.
Но отбивался он с успехом
От тех набегов неустанно.

2
Когда над Русью светоч веры
Зажёгся новый – христианство –
Мстислав, став в граде князем первым,
С неумолимым постоянством
Стал раздвигать его пределы,
Соседей потеснив немало.
За это прозван был он Смелым,
А также Храбрым и Удалым.
И помнят предки о победе,
Свершенной как-то раз Мстиславом
Над князем вражеским Редедей,
Навек его покрывшей славой.
Редедю он в единоборстве
(Забава витязей издревле),
Не силу проявив – проворство,
Сразил ножом. Свалил на землю
Перед косожскими полками,
Застывшими в молчанье грозном
И лишь сверкавшими очами.
Но дело сделано. И поздно
Решать проблему тут мечами.
Пусть враг, сражаяся, не дремлет,
А больше славе русской внемлет.
Молитву сотворивши Богу,
Смирил Мстислав полки косогов.
Избрали те его дорогу,
Хотя дорог подобных много.

В его княженье святый Никон
В Тмутаракани храмы строил
С душою светлой, светлым ликом –
Его Творец так удостоил.
И был таким же он героем,
Как князь его в Тмутаракани,
Их славе пыли толстым слоем
Тут не покрыться. Не увянет
В веках та слава для потомков –
Не умалить её, не скомкать!
Хотя заметим между делом:
Русь комкать всякое умела…

3
Крепчала русская держава,
Тмутаракань – с державой вместе.
По смерти ж храброго Мстислава
В Тмутаракань спешит наместник –
Боярин князя Ярослава,
Его рука, его наперсник…
Он Правду Русскую в том граде
Спешит озвучить. Ярославом
Такой Закон, порядка ради,
Взамен уроков и уставов,
Руси Святой дан как награда.
И в том заслуга Ярослава!
За то и прозван был он Мудрым!
Над Русью разгоралось утро
Не только Славы, но и Права.
Законам прежним ох, жестоким,
Законам древним, очень грубым,
Когда за око платят оком,
Ну а за зуб – конечно, зубом,
Дан укорот, причем немалый.
Такого раньше не бывало,
Такого Русь ещё не знала.

Соседи же Тмутаракани,
Не поняв сути, буквы, духа
Того закона, его данность
(Бывает же такая странность),
Не помня прежнего испуга,
Реформы приняв те за слабость,
Ко граду потянули длани –
Град, как магнит, всю нечисть тянет,
Ну, а точней, их тянет жадность.

Воспряли духом тут хазары,
Воспряли духом печенеги,
На град все очи жадно зарят,
И видят там свои успехи.
Да только это – мысли даром,
Да только это – для потехи:
Ведь Ярослав одним ударом
Пресёк их планы и набеги.
Тмутаракань опять пребудет
У синя моря русским градом
Среди пиров и среди буден –
Другого русам и не надо!

4
Но вот не стало русской славы,
Ведь Мудрый – это не Бессмертный,
И разделилась тут держава
(По-тихому и незаметно)
Между сынами Ярослава.
Они хоть не были бесцветны,
Но каждый собственного нрава.
И каждый мыслит, что великий –
Блажат нередко так владыки.
Но, впрочем,  было ещё тихо,
Что для Руси, ой! как желанно,
В единой связке тут Чернигов
С княжением тмутараканным.
А потому сюда по праву –
Никто об этом и не спорит –
Сын старший прибыл Святослава,
Князь Глеб, который, впрочем, вскоре
Смещён был князем Ростиславом –
И вот уже родиться ссоре…
И вот уже стучится горе
В дома, где царствовала Слава.

5
Не день, не два бурлит Чернигов,
Узнав про весть тмутараканью,
И чтоб присечь такое «лихо»,
Идёт на Ростислава бранью.
Но Ростислав сноровист: мигом
Он уступает город дяде.
Но только тот уйдёт в Чернигов,
Он вновь в Тмутаракани «сядет».
Тмутараканской чехардою
Увлекся Ростислав не к месту:
Она – не игрища весною,
Не выбор жениха, невесты…
Такие, скажем, хороводы
Не люди – бесы хороводят;
Известно издавна в народе,
Что не к добру – к беде приводят.

И Ростислав – совсем не странно –
Отравлен греком Котопаном.
Да, многим смерть его желанна –
Должны признать мы без обмана.
Уж слишком лакомый кусочек
Тмутаракань у синя моря –
Заметим это между строчек
Мы, с истиной не очень споря.
Возможно, тут подсуетился
Князь Святослав, свет-Ярославич –
За сына старшего озлился,
Возможно, мыслил о державе.
Возможно, греки-чародеи
С хазарами тут столковались…
Возможно, гости-иудеи
В интриге перебрали малость…
Возможно, прочие злодеи –
Злодеев ведь всегда хватало –
Тут планы строили, идеи…
Но только внука Ярослава –
Поверите, такая жалость –
На этом свете уж не стало.

Да, нет в живых  уж Ростислава,
Как чуть поздней не станет Глеба –
Обоих их без лишней славы
Забрать тут поспешило небо.

6
Потом Роман – прозваньем Красный,
Второй сын князя Святослава,
В Тмутаракани правит властно,
Но смерть его была ужасной –
Предательство ему отрава.
В то время сеть междоусобья
Среди князей плели, свивали:
Потомки Ярослава, злобе
Поддавшись, кровно воевали,
У половцев ища союза.
И били насмерть русы руса,
А ханы руки потирали –
Им прибыль от того конфуза,
Которой и во сне не ждали.
Вот и Роман Тмутараканский,
Из-за Чернигова воюя,
Повёлся на посул тут ханский.
А тот в минуту роковую
Его предал, польстившись златом
Противной стороны усобья,
И пал Роман в шатре богатом –
Коварству символ, жертва злобе.

7
После Романа Ратибора,
Боярина Переяславля,
В Тмутаракани видим скоро –
Великим князем туда ставлен.
Но брат Романа,
Ольг-князь славный,
Шагая поступью державной,
Тут Ратибора изгоняет –
Тмутаракань он сам желает.
И снова в городе интриги
Плетут хазары, иудеи.
Пленён Олег. На нём вериги.
В Царьград везут его злодеи.
Там император византийский
(Зовут его Вотаниатом),
Поверив хитрецам понтийским,
Изрядно позвонившим златом,
В Эгейский Понт на остров Родос
Его безжалостно ссылает.
И князь Олег, великий родом,
Почти рабом тут прозябает.
Но, впрочем, вскорости фортуна
К Олегу обернулась ликом,
И он спешит домой Перуном,
К врагам пылая местью дикой.
Но не один спешит – с супругой
Он с Феофанией любимой.
И флаг ее летит над стругом,
И хлещет по ветру упруго,
А облака проходят мимо.
Жена Олега архонтессой
Мечтает быть в Тмутаракани,
На Родосе ей было тесно,
Простор – предмет её желаний.
Ведь земли эти в Византии
С времён седых, с времён закатных,
Давно зовут Матриархией,
Ещё зовут Зикией знатной.

8
А в эти дни в Тмутаракани
Давыд-князь потихоньку правил,
Он дело не довел до брани,
Олегу град без сеч оставил.
Ведь понимал Давыд Волынский,
Что град Олегов есть по праву.
А тот, проделав путь неблизкий,
Мчась от столицы византийской,
Быстр и на месть, и на расправу.

…Да, князь Олег воздал сторицей
Злодеям тем, кем был пленён:
С седмицу над его столицей
Стояли плач, мольба и стон.
Ведь на чужбине он недаром
Лелеял мысль отмстить врагам –
Досталось готам и хазарам,
Косогам, ясам и аварам,
Их лучшим людям и купцам.
Всем тем, кто руки приложили
К его пленению в злой миг.
Смеялись раньше. Тут тужили…
Князь на расправу лют и лих.

И в наступивший час расплаты,
Воздал Олег всем полной мерой –
Воздал могучим и богатым
Халдеям хитрым, вороватым,
Не откупились они златом,
Не заслонились они верой!
Но учинив расплату круто,
Олег-князь гнев сменил на милость –
И вновь манит град всех уютом,
И вновь в нём жизнь заколосилась.

9
Град-порт велик. Ведь он столица
Княженья русского отныне
Любой торгаш сюда стремится.
Он душу собственную вынет.
И дьяволу продаст за злато,
Чтоб в граде тут остановиться,
В Тмутаракани закрепиться
И развернуться торовато.
Тмутаракань ведь перекрёсток
Путей-дорог морских и прочих,
Он «альфа» и «омега» вёрстам,
Не будь его – и жизни прочерк.
Сюда бегут, ветрам подставив
Шелка ветрил, суда морские;
Они летят, как чаек стаи,
Пеня просторы голубые,
Из Родоса и Трапезунда,
Из Карфагена и Царьграда.
Град торгом славен, а не бунтом,
И в этом всем купцам отрада.

10
Пантикапей –  «путь рыбы» значит,
В нём Феофания – как рыбка,
Ещё бы! О такой удаче
Мечта, и та довольно зыбка.
Да, жизнь её была чудесна,
Подобна сну, что стал вдруг явью,
Жизнь деловую архонтесса
Могла сравнить ну, разве с… Навью.
Она в Тмутаракани всюду –
Будь торг какой или же вече –
Всему она известна люду,
И люд любой рад с нею встрече.
На свадьбах первою к невесте
Спешит с подарком и немалым,
У рожениц детишек крестит –
И крёстной многим уже стала.
Да что там свадьбы и крестины –
Забава детская, поверьте:
Она в судах уж ищет вины,
Где истина в обнимку с смертью.
Такие видим мы картины
В тмутараканской круговерти.
Порой за князя рядит ряды,
Своей печатью их скрепляя,
А между дел балы, наряды…
Не жизнь – мечта тут золотая!
В круговороте этом чудном
Ей даже дети не помеха,
Они в дворце её уютном
Полны веселия и смеха.
Того не скажешь об Олеге:
Её супругу и архонту
Охота ли бродить на бреге,
Взгляд устремляя к горизонту?!.
Скучает князь, томится негой,
Он жизнью скучной тяготится,
По русскому скучает снегу,
Ему Чернигов часто снится,
Что стал уделом Мономаха,
А раньше был землёй их рода,
Их вотчиной. И вновь отвага,
Противник тихости и страха,
Дремавшая пока что вроде,
Олегу сердце зажигает
И на походы подвигает.

11
И вот случилось. К Осолуку
Гонцов Олег-князь посылает:
Ему протягивая руку,
Подмогу видеть в нём желает.
И в половце имея друга
Да тысяч шесть его же воев,
А также новую супругу –
Дочь хана – солнышко степное –
(В борьбе пригодно и такое).
Он налетел, как будто вьюга,
На град Чернигов. Его стяги
Узрев, увидев, вся округа
Притихла, наполняясь страхом.
Но, к счастью, не случилось сечи
Меж ним и братом Мономахом.
Их спор за град сошёл весь в речи,
Не став пожаром им и прахом.
Владимир уступил Чернигов,
Уйдя с дружиной в град свой отчий,
Но не закончилось тем лихо:
Тмутаракань тут, между прочим,
Стал забывать Олега мигом.
Из всех щелей, как тараканы,
Повыползли враги Олега –
Им перемена та желанна
И делят власть они со смехом –
Такая тут была потеха.
И Феофания, взяв дочек,
К себе на родину отплыла:
Второй женой ей быть претила
Христова вера. И тем точка
На град, что был у синя-моря,
Поставлена Руси на горе.
Теперь тут половцы лишь спорят,
С ромеями. Но, впрочем, вскоре
Их верх окажется в той ссоре.
К ним отойдут степей просторы
И грады у черты прибрежной,
К ним отойдут леса и горы
Тмутаракани с Белой Вежей.
Так Русь лишилась территорий,
Так Русь лишилась синя-моря…

И если нас читатель спросит:
«Кто виноват в таком раскладе?» –
Подвох не видим мы в вопросе.
Мы сами, истины сей ради,
И с совестью не став в разладе,
В стихах ли наших, в нашей прозе,
Не мысля о любви, награде,
Искать готовы, гнев отбросив,
И день, и ночь. Причём, в накладе
Не чувствуя себя нисколько.
Нам истина нужна лишь только –
Как свет, как воздух, как свобода,
Как счастье русского народа!
При этом – целой, а не долькой!
На взгляд наш, этому причины
Так многогранны тут и сложны,
Что будет просто следом ложным
Лишь на князей единых вины
Нам возложить за их гордыни,
За легкомыслие к святыням…
Хотя, конечно же, немало
Князья в том деле преуспели:
Их властолюбие, как жало,
Самих же их и доставало,
Отравой оставаясь в теле.
Князья страдали. Ещё больше
Страдал народ, причём, невинно.
И вместе с ним, что много горше,
Страдала Русь и… не в былинах.
Тому и нынче есть примеры,
Они свежи, саднят, как раны:
Один народ, с единой верой,
Разорван вдруг по разным странам.
Разорван не войной, врагами,
Хотя врагам сие желанно,
Разъединён, как знаем сами,
Своими верными «князьями».
И разве это нам не странно?
И разве это нам желанно –
В позорной очутиться яме?
И разве не при нас «князь» Ельцин,
До власти рвясь неудержимо,
С кремлевской братией сидельцев –
Любителей златого тельца
И сказки сказывать умельцев –
Оставил нашу Русь без Крыма?
Уплыл Крым вместе с Украиной,
Став современною былиной.
Такое провернули дельце,
Что князь Олег «в пролете, мимо»:
Он им в подмётки не годится,
И как нам тем не погордиться?..
И как тому не подивиться?!.
Но, впрочем, есть иное мненье,
К тому же, модное сегодня:
Что был то промысел Господний –
Его одно лишь мановенье.
Что было Божеской то карой
За прегрешения народа –
Суждение свежо и старо,
И, повторимся, очень модно.
Но скажем также, всё тут взвесив,
Не проявив и грамм отваги –
Какая разница бумаге –
Что в историческом процессе,
Когда ведём речь о прогрессе,
Сложны истории зигзаги,
И в том от истины мы в шаге.

Так вот, сказав о граде славном,
Тмутараканью же рекомом,
Мы поведём уж речь о главном,
Знакомом нам и незнакомом.
Мы поведём речь о потомках,
О детях князя Сватослава,
Чтоб не остались те в потёмках
Истории родной державы.
О том, как исполняли роту,
Что дали у отцова гроба:
Тмутаракань вернуть их роду,
Как преуспели в этом оба…
Не затаил Олег обиду
И не унизился в скандале,
Когда уделы те, для виду,
Его дать братьям обещали,
Но слова так и не сдержали.

Сказ о северских князьях

1
Как помнит мудрый наш читатель,
С семьёю князя Святослава
Мы распрощались на закате,
Когда по нём свершили страву –
Зимой холодной, в день февральский.
Тогда, как помним мало-мальски,
Его потомки враждовали
Из-за столов, из-за уделов,
Друг другу угрожая сталью,
Но миром разрешили дело.

Олег, сын первый Святослава,
Князь курский бывший в этих спорах
Тогда не допустил раздора,
Уважил старших братьев право
И не покрыл себя позором.
Да, был оставлен им Чернигов
В угоду Всеволодичам старшим,
Ушёл он в Северщину тихо,
Не попрекая тех демаршем.
Олег за дело взялся смело –
Не зря же Святослава семя –
Для братьев младших он уделы
Сумел сыскать в своём Посемье.
Стал Игорь-брат в Путивле княжить,
А Всеволод –
в Трубчевске с Курском.
Узнает скоро мир весь вражий,
Каким шагают они курсом.
Узнают вороги отвагу
Сынов сих младших Святослава –
Как гордые взметнутся стяги
В их градах, подружась со славой.

2
То всё случилось ведь зимою,
Зима и Русь всегда едины,
И тайны страшной не открою:
Случается –  по-волчьи воют
В лихие, смутные годины.
А то вдвоём вдруг зачаруют
И добротой, и красотою,
Простором белым околдуют
Да так, что вскрикнешь «Аллилуйя!» –
Узрев блаженство неземное:
Русь,  как известно, простовата,
С душой,  распахнутою настежь;
Зима на чудеса богата,
На серебро в огне заката,
На тихий труд
и шумный праздник.
Но вот, когда завоют вьюги,
Заплачут снежными слезами,
И мглой покроются округи –
Примолкнут все поля в испуге
И рощи с тёмными лесами.
Закрестится усталый путник,
Взывая к пращурам и Богу,
И даже в тереме уютном
Оставят шалости и плутни,
Молитву сотворивши строго.
Вот так и Русь. Её не тронешь –
Она тиха, малоподвижна,
Но если тронешь – тут же брони,
Дружины, гридни, стяги, кони…
Да так, что в Византии слышно.
Да так, что задрожат соседи
От поворотов её резких …
Не зря ж родилось в белом свете:
«Не трогай русского медведя,
Коль жить ещё охота».  – Веско!

Как видим мы, осталось трое
Тут сыновей от Святослава,
Им в сказе нашем быть в героях
Придётся уж, друзья, по праву.


Сказ об Олеге Святославиче Северском

1
Читателя мы тем уважим,
Когда возьмём да и расскажем
Мы в нашем тихом, скромном сказе
Побольше об Олеге князе.
Мы то поведаем за мнихом,
Что летопись писал погодну
В келейке скудной, мрачной, тихой –
Так, видно, Господу угодно.
Князь северский Олег удалым
Был воином и воеводой,
Он в Поле Дикое немало
Свершил стремительных походов.
Как прадед славный, он обозов
С собой в походы брать не думал:
В степи обозы, как заноза,
От них не польза – больше шума.

Ещё когда был князем курским,
Посемье охранял умело,
Зимой студёной в стан Сантузский
Ходил с дружиною он смело.
Снега и Поле не пугали
Его с дружиной в ратном деле:
Ведь воин не страшится дали,
Когда огонь отваги в теле.
Морозы не были помехой
Дружинникам в походе знатном:
На вражьи вежи пали снегом,
Нежданным снегом в час закатный.
Стан половецкий томной негой
Уж уповался, бед не чуя…
Но звон мечей и блеск доспехов,
И смерти вихрь ночь атакуют.
Хан Сантуз был убит Олегом
В кровавой и жестокой сече –
Пришла расплата за набеги,
Расстались голова и плечи.
Возможно, на небе кочует
Дух хана Сантуза. Возможно…
А, впрочем, эти мысли всуе…
Мы будем с ними осторожны,
Чтоб не шагнуть на путь тут ложный.

2
Когда ж всей Северщины князем
Олег стал по веленью рока,
То каждый раз степняцкой мрази
Он за набеги мстил жестоко.
И не один. Теперь он братьев
С собою вёл в походы эти,
Ведь те клялися на распятье:
Доколе солнце в небе светит,
Доколе в поле мчится ветер,
Доколе утро ночь сменяет,
Доколе снег весною тает –
Быть заодно, быть заедино
Им до последнего дыханья.
И клятве той была причина:
В единстве – сила, созиданье,
В усобицах – вражда, страданья.
А братья – витязи от Бога,
Что Всеволод, что Игорь славный.
Богатырей таких немного,
Но всё равно Олег тут главный.
Ведь князь Олег  «в отцово место»,
Для младших братьев. Потому-то
Вопросов разных в день по двести –
Считай, почти ежеминутно –
Решать приходится ему,
И большей частью – одному!
Вопрос любой – не дёжка с тестом,
Хоть нужен и пригляд за нею…
Но больше о войне и чести,
Ещё о сёстрах их – невестах:
Желают узы Гименея!
Да и самим пора жениться –
Хотя бы Игорю, он старше,
Пора детьми обзаводиться –
Не всё ж скакать и быть на марше.
Ведь должен славный род продлиться
И развиваться должен дальше.
Вопрос о свадьбах непростой –
Не разрешится сам собой!
Не зря в народе говорится,
И с этим надобно мириться:
«Жениться – не воды напиться!»,
Ещё: «Жена – не рукавица,
Её за пояс не заткнёшь», –
Такая жизнь, ядрёна вошь!

И вот, чтоб было больше толку,
Как нити за златой иголкой,
Князь Всеволод и Игорь-князь же
За братом своим старшим всюду –
В пирах, в походах в станы вражьи,
На празднествах, на снемах даже…
И то в диковинку ведь люду:
Когда вражда – удел уж многих,
Когда родство – туман лишь зыбкий,
То Святославичи тут строго
Идут своим путём-дорогой,
Друг другу подарив улыбки.
В усобиц и коварства дроги
Они не сядут по ошибке.

3
Красив Олег. Все это знают.
Что рост, что стать, что чудо-кудри,
Кровь с молоком в лице играет,
Как зорька перед светлым утром.
Но младшие – совсем как боги:
Юны, стройны и взгляды мечут,
Как стрелы – яростно и строго,
И кудри русые по плечи.
Их мать Мария, дочь Петрилы,
Была прекрасной новгородкой,
Не зря же их отца влюбила
Своею статью и походкой.
Ведь выступала, словно пава,
Сияя ликом – зорькой ясной,
И подарила Святославу –
Сказать мы можем с полным правом –
Двух чудо-витязей прекрасных.
Отец её, их дед Петрила,
Был мужем новгородским знатным,
Возможно, от него в них сила,
Могутность, строгость и удатность!
Возможно, в них же  отразилась,
Причём, заметим, благодатно,
Ещё Олега-деда милость.
Он тоже  – яркое светило
На русском небе, – скажем внятно.
Сам половец наполовину
(Была мать дочерью Аепы)
Олег – такая вот картина –
Их ненавидел люто, слепо.
И мстил безжалостно и грозно
За порубежные набеги,
За кровь, за стон, за бабью слёзность:
Вредили половцы серьёзно –
Не то, что раньше печенеги.

Любил на половцев зимою,
Когда покрыто небо мглою,
Он меч карающий обрушить
И, взяв поганые их души,
Укрыться снежною стеною,
Прозрачно-зыбкой пеленою,
И напоследок долго слушать,
Как волки возбуждённо воют,
Сзывая стаю – есть что кушать!
Но, впрочем, лето не мешало
Зеленотравьем, также зноем
Поход свершить ему удалый,
Чтоб наказать потомство злое –
Потомство Бонякова клана,
Чей дед ещё при Мономахе
Пронёсся смерчем, ураганом
По киевским полям и храмам,
Держа всех в ужасе и страхе.
И внук его, Боняк строптивый,
До славы деда ох, ревнивый,
На Русь пришёл искать победы,
Но сделал это торопливо,
Забыв про пораженья деда.
Князь северский с дружиной верной
И с братьями к Донцу несётся,
Воздать спешит он полной мерой
Врагу. И это удаётся.
Как стая соколов могучих,
На голову врагам из тучи
Дружины северского князя
Тут пали, в войско превратяся.
В жестокой сече хан наказан,
Разбит Боняк – теперь не грозен.
И путь на Русь ему заказан,
Как рифме в чистокровной прозе.


Сказ о природе Посемья

1
Угрюма Русь зимой. Не ласков
Её пейзажей вид суровый,
Окрашено всё белой краской,
Тут белый цвет всему основа.
Одели белый саван плёсы,
Поля, луга глядят уныло…
Вот тихо плачутся берёзы,
Роняя в наст снежинки-слёзы…
А по-над речкой сёстры-ивы
Склонились грустно, сиротливо…
И ивам зябко, ивам стыло,
А потому совсем постыло.
И даже небо, став белёсо,
Про цвет лазоревый забыло
И, наклонившись как-то косо,
В печали и тоске застыло.
А Солнце-Коло от морозов
Утратив яркость, горделивость,
Желтком яичным, а не розой
По небу катится стыдливо…
Такая вот, друзья, тут проза,
Причём, простейшего «разлива».
И в пику лишь всяк лес чернеет
У окоёма одиноко,
Да ель бездумно зеленеет
Среди снегов, снегов глубоких.
Пугает снежное безмолвье,
Пугает, словно доля вдовья.

Всё это днём. А ночью тёмной
Нет даже этих красок блёклых,
Нет даже этих красок скромных:
Такая серость – сердце ёкнет!
Засвищет ветер, как разбойник,
И с непонятной людям злобой
Разворошит вокруг сугробы:
Не сбережешься – ты покойник!
А если вдруг метели взвоют –
Устроят круговерть и вьюгу –
Земля, не то что небо, мглою
Покроется тут с перепугу!

2
Всё это так. Однако если
На то взглянуть в ином разрезе –
Иная тут прольётся песня,
И новый поворот тут в пьесе.
Да, есть иная точка зренья
На наши зимние пейзажи.
Читатель, наберись терпенья:
Мы о такой зиме расскажем.
Нет зим чудеснее и краше,
Чем зимы все в Посемье нашем.
Отбросив прочь молвы укоры,
Пустые, право, разговоры,
Мы о зиме расскажем споро,
Которая пленяет взоры
Досель невиданным узором,
Досель неслыханным убором.
И под иным уж коленкором
Идёт навстречу нам с Авророй.
Зима уж не старуха-ведьма,
Которую и зрить противно,
А потому, оставив бредни,
Чтоб не испортить всей обедни,
Расскажем о зиме мы дивной.

Красива Русь зимой.
Как в сказке
Её луга, леса и нивы…
Нашла зима такие краски,
Что все с серебряным отливом,
Все с перламутровым разливом,
Все с блёстками,
с искристой взвесью,
Все с радужной, игривой вестью!

Зима для нас открыла клады –
Ларцы и сундуки раскрыла.
И жемчуга волнуют взгляды –
Тут русский дух, тут наша сила.
И для природы нет опаски
Зимою нашей горделивой.
Берёзки, как девчонки, глазки
Состроят, подморгнут игриво:
Смотрите, мол, как мы красивы –
Все в серебре, в пыли алмазной;
И даже очень не слезливы.
А по-над речкой  в тихом месте
Две скромницы-сестрицы, ивы –
Под белою фатой невесты –
Задумчивы и молчаливы.
Знать, для того им есть мотивы.
Сады под белой пелериной,
Искрится иней на макушках…
И в шубе белой лес с опушкой –
Такие видим мы картины.

В шубейке белой ёлка-дама,
Повсюду жемчуга развесив,
Гуляет у опушки прямо –
Любуйтесь, мол, родные веси!
Под шубкой платье изумрудно
В контрасте с белым цветом рядом.
– Любуйтесь, люди!
Мне не трудно
Вас удивлять своим нарядом.
А шаловливый ветер, скомкав
Шелом сугроба голубого,
У ног её шуршит позёмкой,
Не видя ничего плохого
В своей весёлости игривой…
Не диво разве это? Диво!

Зима! Ты чудо! Чудо в масках!
С румянцем на щеках-ланитах.
И солнце в золотых салазках
Стремится день за днём к зениту.
И тихим светом, словно лаской,
Как щёки девственной Лилиты,
Чуть розоватою окраской
Пространство белое залито.
И солнце тут совсем не стыло –
Оно то Коло, то Ярило,
На насте серебром играет,
Смеясь, вновь жемчуга бросает
И гонит дрёму и унылость.
Не чудо ли такая милость?!.

Всё это днём, а ночью тёмной,
Когда метелей нет в округе,
Когда уснули в поле вьюги,
Вновь небо, как шатёр огромный,
И звёздочки на нём, подруги,
Вновь хороводы водят скромно,
Или танцуют «буги-буги» –
Они царицы здесь, не слуги.
И Млечный Путь дорогой чудной,
Края сомкнувши небосвода,
О вечном говорит подспудно,
Что бесконечна мать-природа…
Луна лучами, как руками,
Схватив небесный ковш искристый,
На землю льёт вновь свет лучистый,
Прозрачный, чудно серебристый,
И он под нашими ногами –
Вы это видели ведь сами –
Смешавшись с чистыми снегами,
Стезёю пролегает чистой.

И, думаю, мы будем правы
(Хоть не о том здесь наши сказы)
Упомянуть в своём рассказе:
Зима богата на забавы,
На игры шумные, проказы,
На праздники и на колядки
Во время Рождества и в святки,
Или на Масленицу нашу,
Известную давно потехой,
Когда славяне в «стенки» ставши,
Блинов наевшись или каши,
Друг другу лица бьют со смехом!
На свадьбы долгие, с седмицу,
Когда пируют без оглядки…
Такие на Руси порядки,
А у зимы такие лица,
Что на неё нельзя сердиться!

3
Ах, русская зима! Ты сказка!
Зима и Русь – едина связка!
Но лето на Руси не хуже,
И лето с Русью очень дружит.
И будь я хоть чуть-чуть поэтом,
Я поделился бы секретом
Про наше ласковое лето,
Где столько солнца, столько света,
Где столько золотых рассветов,
Что кажется, сама планета
В сплошную радугу одета!
Где столько запахов и красок,
Где столько шорохов и звуков,
И в лете нашем столько сказок,
Что вспомнить – сладостная мука.
И, чу! Не потревожить как бы
Очарования нам лета,
Сей песни счастья, вечной свадьбы
И кладезя сплошных секретов.
Как шёлк зелёный, всюду травы
Смущают взгляд наш ярким блеском,
Шумят таинственно дубравы,
Манят прохладой перелески.
Наряд зелёный, изумрудный
Леса по всей Руси надели,
Красуются в наряде чудном
Луга и степь. По ним метели
Цветные ныне пролетели…
И всюду зелень, зелень, зелень!
Вот в платьях беленьких березы
Вдруг заигрались на пригорке,
Смеясь, они вплетают в косы,
В зелёные вплетают косы,
Как нити жемчуга, все росы
И ленты алые от зорьки!
И даже ели, даже ели
Опять ничуть не поскромнели,
Лишь платья новые надели –
По-новому зазеленели,
К тому ж, друзья, на самом деле
Они немного постройнели!
А, постройнев, помолодели,
Как современные модели!
Собой красуясь, шалунишки,
Не посчитав то за излишки,
Надели колты: серьги-шишки!
А ветер, как драчун-мальчишка
То дёрнет их за лапы-руки,
То ущипнёт за ради скуки,
Что те вдруг вздрогнут мелко-мелко,
А ветер, радуясь проделкой,
Укрытый шапкой-невидимкой,
Тут ускользнёт за светлой дымкой,
Чтобы потом опять вернуться
Да и невинно улыбнуться…

Меж берегов зеленотравья
Тут лету красному во здравье
Река неспешно катит воды,
А облака вдруг взяли моду
В неё глядеться, как в зерцало,
По небу прекратив скольженье
И видя в водах отраженье –
Ведь не смущаются нимало!
Что облака? В реку упало
Тут солнышко – совсем не малость –
В прозрачных водах искупалось,
Заулыбалось, засмеялось
И снова на небо умчалось,
Теплом, добром лучась игристо…
А на воде дрожать осталась
Лишь тень его. И та искриста.
Ведь летом солнышко – Купало,
И жизни всей оно начало!

Всё это днём, а ночью тёмной
Сияют звёзды, словно гроздья,
По небу брошенные горстью –
И мирозданье так огромно!
Луна – желанная всем гостья,
Подруга тайная влюблённых,
Невидимой коснувшись тростью,
Добром сияет, а не злостью –
И мир уж новый, обновлённый,
Опять волшебный, удивлённый…
А потому, что лето просто!
Луна – свидетель сцен нескромных,
Потворщица влюблённым парам,
На всех поглядывает томно
И дарит негу свою даром.

Ах, лето, лето! Наше лето!
Тебя нет краше и добрее,
Ты соткано из рос и света,
Из струй дождей и ветровея!
Ах, лето! Терпкий запах яблонь,
Медовых трав, ещё – полыни,
Янтарь налитых солнцем яблок
И в небе бесконечность сини.
Громов раскаты говорливых,
Туманов серебристых проседь
И золото хлебов на нивах –
Перст, указующий на осень!
Ах, лето! Долгий гомон птичий!
Напев пастушечьей свирели,
Круженье разнопёрой дичи
Над лоном вод – для них купели.
Тенистость рощ, лесов прохлада,
Сиянье радуг, зорь рассветность –
Всё это в лете, с летом рядом;
Всё это – для души услада;
Всё это – летняя приметность!

Ах, лето! Русское ты лето!
Нет ничего на свете краше!
Но вместе с тем мы всё ж заметим
И подчеркнём при этом даже,
Что есть ещё одна примета
В прекрасном лете, лете нашем:
На Русь враги приходят летом,
И их приход бывает страшен!

4
…И вновь зимой, но хану Козе,
Олег тут с братьями своими
Сюрпризец славный преподносит,
Напав на вежи. Его имя
В степи с испугом произносят.
Ещё бы: в ночь одну буранну,
Когда в степи всё замирает,
И только буря лишь стенает,
Олег с дружиной в чуждом стане,
Как призрак, выскочив из мрака,
Из страшной круговерти снежной,
Совсем без сечи и без драки
Пленяет хана Кози вежи.
При этом спасся только Козя
Или хан Кзак, что по-иному:
Жену с детьми в испуге бросив,
Стуча зубами на морозе,
Бежал один к чужому дому.
И лишь когда утихла буря,
В степи осела снега проседь,
Хан мира у Олега просит:
Скулит тут волк в овечьей шкуре.
Князь северский – не жадный ворон:
Полон он хану возвращает.
Но зная подлый ханский норов,
Он клятву с Кози отбирает,
Что тот, покуда Олег княжит,
На Северу не взглянет даже,
Хоть та и мнится божьим раем;
И детям всем своим закажет –
Иначе хана он накажет –
С потомством по степи размажет!
Унижен хан. В таком вопросе
Позор тут воинству степному,
А ещё больше хану Козе,
Но с ним нельзя ведь по-иному.

Князья Игорь и Всеволод
просят Олега о походе к Тмутаракани

1
Тут, окрылённые победой,
Олега братья молодые
Старшому предлагают в лето
Продлить походы их лихие.
Не просто в степь – к Тмутаракани,
Чтоб выполнить завет и роту,
Чтоб град их собственною дланью
Вернуть опять родному роду.
Чтоб искупаться в синем море
И пот обмыть с комоней борзых,
Ветрила видеть на просторе
Под цвет их княжеского корзно.

– Брат, княже, – речь заводит Игорь
При новой тут с Олегом встрече, –
До града хватит нам и мига…
Ударим, как на утку кречет!
Пух, перья полетят от ханов,
От половецкого отродья…
Ты столько их разрушил станов
Почти без сеч. Опять поводья
Лишь стоит шевельнуть дружинам,
Лишь стоит звякнуть нам уздою,
Как половцы покажут спины –
И град уже у нас с тобою!
Не только град, но всё княженье
От моря и до гор Кавказских…
Ударим, брат! Долой сомненья!
Долой ненужные опаски.

Князь Всеволод ему в том вторит
С восторженным, горящим взглядом:
– Ударим, брат! И сине море
Вновь нашим будет вместе с градом.
Ударим, брат! Врагов накажем,
Как дед Олег наш после плена –
Тмутаракань вновь будет нашим!
Он будет нашим непременно!
И этим мы отца уважим,
Предсмертную исполнив волю!
Честь нашу миру мы покажем,
А меч булатный – злому Полю!

2
Князь Всеволод и Игорь дерзки,
От лет младых нетерпеливы,
В порывах и сужденьях резки,
В решеньях тоже торопливы.
Но князь Олег любимых братьев
Мудрее, опытнее, старше,
Он заключает их в объятья:
– Я вижу, в вас вся удаль наша,
Но рано нам ещё до Дона,
Но рано до Тмутаракани –
Не нанести Степи урона,
Чтоб пала та от нашей длани.
Брат Игорь!
Всеволод мой милый!
Я ли земли той не желаю?
Я ли о ней-то не мечтаю?..
Но только… мало ещё силы,
Увы, у нас –  я это знаю…
С печалью, с горестью и болью
Я вам заметить должен, братья,
Что войско – это ведь не платье –
Ведь гридней тысяч пять, не боле,
Сберём в Подесенье с Посемьем,
А половцы – гадючье семя –
Сто тысяч выставят тут в Поле,
И смерть тут станет нашей долей.
О, братья славные, буй-туры!
О, витязи! О, ерусланы!
Я лишь попортил волкам шкуры,
А нам их головы желанны!
А потому я предлагаю
С походом не спешить нисколько –
Ведь время сильным помогает,
А спешка навредит им только.
А потому я полагаю:
Времён дождаться нам сподручных,
И лишь тогда, как меткий лучник,
Что в цель без промаха стреляет,
Ударить стоит нам мгновенно,
Но кулаком уже, не дланью,
По городу Тмутаракани,
Да так, чтоб закачались стены!
Так, как назад два века с лишним
Князь Святослав ударил звонко,
Что до сих пор удар тот слышно:
Стучит, стучит по перепонкам!
Так, что потерпим, братья, други,
Повременим с Тмутараканью,
Но наши копья и кольчуги
Мы прятать далеко не станем:
Не избежать нам заварухи…
То Боголюбского затея….
Пора коней готовить, струги,
Скликайте кметей по округе –
Кровавые событья веют.

Поник главою Игорь гордый,
Услышав отповедь от брата:
Ведь верил он и верил твёрдо,
Да что там твёрдо, верил свято,
Что вот врагам пришла расплата,
Что миг исполниться желанью –
Взять землю им Тмутараканью –
Последнюю исполнить волю
Их батюшки на одре смертном
И дать урок хороший Полю…
Но дело обернулось скверно.
Поник очами Игорь смелый,
Погас в них огнь борьбы, отваги –
Святое отложилось дело,
В иное место смотрят стяги.

И Всеволод от слов холодных
Печален стал, как день ненастный…
Да, витязь молодой и страстный
Уж видел дым костров походных,
Но оказалось всё напрасно.
А внутрирусские раздоры,
Что затевает Боголюбский,
Усобья, склоки и которы
Грехом считает и позором
И не приемлет их князь курский.
Быть заедино – его кредо,
Когда князья все – брат за брата:
Лишь над врагами есть победа,
И нет победы – над собратом.


Продолжение сказа
об Олеге Северском и его братьях

1
…Князь Северский женат
был дважды:
Сначала на княжне Елене,
На дщери Юрия, что важно.
И мы отметим непременно:
Отцы их, чтоб уйти из плена
Усобицы, вражды, раздора,
В Москве сосватали их споро,
Скрепивши браком два колена:
Одно – потомки Мономаха,
Второе же – Олега племя.
Играли свадьбу ту с размахом,
Для свадьбы им нашлось всё ж время.
Той свадьбы факт сам подытожив,
Заметим тут не оскандалясь:
Сестра Елены, Ольга, тоже
Выходит замуж, едет в Галич –
Женой ей быть за Ярославом…
И здесь уже союз державам.

Но счастья, ах, с Еленой милой
Князь северский не видел сроду:
Была она берёзкой хилой,
Была она плакучей ивой –
И умерла во время родов.

Был вынужден Олег вторично
Жениться, жизнь пустив по кругу.
Он сватался теперь уж лично
И лично же нашёл супругу.
Да, ею стала Ростиславна,
Княжна Агафья – цветик алый,
Но, главное, породы славной!
А это ведь уже немало!
Её отец и сын Мстислава,
Поборник мира, чести, славы,
Не ведавший боязни, страха,
Вновь из колена Мономаха,
Но из другой, однако, ветви,
В ту пору был великим князем,
Такие чудеса нередки,
Как не редки иные связи.
Олег, князь северский, при тесте
Имел поддержку в любом деле,
Но скажем тут без ложной лести,
Не часто пользовался честью –
Другие (похитрей) умели…
И здесь шагал своей дорогой,
Держась подальше ссор и козней,
И к тестю раз лишь за подмогой
Он обратился. Ночью поздней,
Когда Морфей раскрыл объятья,
Его двоюродные братья,
Чернигов свой покинув тайно,
Вдруг оказалися «случайно»
На землях-то его удела –
Чернигова им, видно, мало…
Его дружина не успела
Пресечь их безрассудно дело,
И вот тогда ему осталось
Тут с просьбой обратиться к тестю,
Чтоб укорот тот дал задирам,
Не доводя конфликт до мести,
А разрешив все споры миром.
Олег-князь не любил которы,
Среди князей не жаждал ссоры.

2
Когда не стало Ростислава –
В пути на Новгород тот умер –
Олег признал права Мстислава
На стол великий. «Этот в Думе
Не только может слушать – слышать…
К тому же с Курска начал княжить…
Почти что в сродственники вышел…
Ну, как такого не уважить»!
И если первый брак Олегу
Отцовства радость не доставил,
То брак второй в том не помеха,
Не исключение из правил:
Супруга князя, Ростиславна,
Свершила подвиг в жизни главный,
Родивши сына Святослава –
Надежду их, их честь и славу.
В связи с событьем долгожданным,
Олег пир закатил великий,
И всякий гость тут был желанным:
И рус, и половец чуть дикий.

Но за делами, за семьёю
Не забывал Олег о братьях.
Он женит Игоря весною,
Заслав до Галича тут сватьев.
Давно мечтал он стать роднёю
С князьями матушки Волыни,
И вот случилось тут такое –
Теперь сваты они отныне.
В Путивле славном Ефросинья,
Дочь Ярослава Осмомысла,
Как небо очи, полны синью,
А лик девичий – светом мысли.
Не только Игорь, его братья
Любуются княгиней милой,
Её походкой, станом, статью,
Главы посадкой горделивой.
Светла душою Ярославна,
К тому ж языков тройку знает,
Но главное, что презабавно:
Она детей уже исправно
Супругу Игорю рожает.
Лишь год минул – наследник новый
Путивль уж криком оглашает.
И шепчется народ кондовый:
«Такое точно к урожаю»!

Брат Всеволод Олегом также
Тут не забыт и не заброшен –
Он в Курске и в Трубчевске княжит,
Хоть меньше Игоря он прожил,
Но с Ольгой Глебовной помолвлен,
Переяславскою княжною,
К семейной жизни подготовлен,
А это дело непростое,
Оно совсем не холостое.
Глеб Юрьевич, княжны родитель,
Переяславля повелитель,
Когда-то тоже княжил в Курске –
Об этом Всеволод был в курсе.

То дело дней давно минувших
И канувших давно уж в Лету,
Однако скажем по секрету –
Сам факт остался в княжьих душах
Запоминающимся следом.
Князь Глеб тогда ведь не оставил
Отца их в холоде изгойства…
И пусть то было не геройство,
А исключение из правил,
Но каждому ль дано то свойство?
И каждый ли его оставил?
А потому союза с Глебом
Князья Посемья не чурались,
Гостили часто и соль-хлебом
Всегда охотно наслаждались!
Но дружба дружбою…
Родство же
Тут дружбе старой не помеха;
В родстве и связи будут твёрже,
И отношенья без огрехов.
Однако не случилось свадьбы –
Жизнь снова вносит коррективы.
Пример? Поход их новый взять бы…
Нашлись безумные мотивы.
Князь Боголюбский, витязь смелый,
Брат Глеба, в дни те роковые
Подняв над Русью гордо выю,
Умом все обозрев уделы,
А также – где князья какие,
Поход назначил вдруг на Киев:
«Изгоним, братия, Мстислава…
Он млаже нас… и не по праву
Он княжит ныне в стольном граде,
Не уступая его дяде».
Опять котора затевалась,
Хоть на Руси и нет злодеев…
Князей с десяток отозвалось
Тут сразу же на зов Андрея.

Лишь Всеволод
тот клич не принял,
Отверг с презреньем, даже гордо:
«Меча на Киев я не выну,
И в этом слово моё твёрдо.
Не стану я Руси злодеем,
Не подниму я длань на брата,
Врагов достаточно имеем,
Их для Руси растёт богато,
А русов кровь должна быть свята».
И не пошёл в поход князь Курский,
Противник княжеских раздоров.
То заприметил Боголюбский
И, проявляя гнусный норов,
Он свадьбу Всеволода с Ольгой
Расстроил… и, друзья, надолго.
Но время врачеватель мудрый –
Любые раны лечит время…
Хоть ночь длинна, но будет утро,
И день поставит ногу в стремя,
И мгла рассеется, как чары,
Как наваждение тумана…
Князь Курский обретёт всё ж пару,
Раз Ольга так ему желанна.
Тут главное, чтоб без обмана!
А курский князь с обманом дружбы
С рожденья не водил, не ведал.
Дружить считал он с честью нужным –
Лишь в ней одной залог победы!

Сказ о разрушении Киева
и дальнейшей жизни северских князей

1
Незримо время утекает,
Песком речным сочатся годы,
Страницы Бытия листает
Бесстрастно наша мать-природа.
Бегут событья чередою,
Сменяются явленья круто.
Одни покрылись пеленою
Забвения и тленья мглою,
Другие выпирают будто.

Забыты дни далёкой славы,
А дни бесславия острее,
Давно пал Киев златоглавый,
Став жертвой прихоти Андрея,
Что на Руси слыл Боголюбским
И княжил на земле ростовской;
Он был, конечно, князем русским,
Но только с норовом отцовским.
Ведь Юрий Долгорукий тоже
До Киева не раз шёл ратью…
И тоже зло с неправдой множил,
Хоть не сажал на стол тот братьев.
Любил князь Юрий самолично
Владеть престолом этим славным –
Такое с детских лет привычно:
Ведь Киев-град считался главным.
А вот Андрей уж счёл иначе:
Превознося свой град Владимир,
Он ставил главную задачу,
Чтоб Киев, как столица, вымер.
Взяв штурмом град, он счёл уместным
Отдать его на разграбленье –
И грабили град повсеместно,
Всё превращая в прах и тленье.
Такого, если молвить честно,
Не ведал Киев с дня рожденья!
Посад сожжён и вся окрестность,
Причём, в единое мгновенье.
И в этом, как теперь известно,
Сказалось княжеское мщенье.
Пощады нет хоромам, храмам –
Страшна народная стихия –
Всё грабит, рушит. Эта драма
Коснулась и Святой Софии,
А также церкви Десятинной,
Что строил первой князь-креститель.
А, впрочем, перечень тут длинный,
Он не для нас – уж извините.
Мы лишь отметим, что злодеев
Немало было среди русов,
А также торков, берендеев.
С Андреем князем те союзом
Довольны были бесконечно –
Ещё б не быть: такого чуда,
Что зрели очи их, конечно,
Уж больше никогда не будет!
Чтоб свой же град – свои же люди!

И простодушный летописец,
Ведя рассказ об этой драме,
Слезу роняя на пергамент,
Преподнесёт нам всем сюрпризец,
Когда возьмёт да и укажет,
Что Божья кара то, гнев Бога,
Что все грешили очень много,
Что в том грехе есть доля даже
Митрополита Константина,
Который крут был на расправу…
И открывается картина,
Что многим будет не по нраву.
Митрополит был крут во многом,
Но только Русь ещё такого
Не знала факта. Очень строго
Сей представитель Христа-Бога
Судил слугу его другого:
Тот был епископ из Ростова
И в сане звался Феодором,
Готов был к теософским спорам,
К тому же говорил открыто,
Что хочет быть митрополитом.
Но только скоро, очень скоро
Он обвинён был в волхованье,
В язычестве и чародействе.
И вот случилося злодейство –
Епископ отдан на закланье.
И нет уж больше Феодора –
Осужден и казнен он споро.
За это князь Андрей обиду
Тут затаил, горя отмщеньем,
Он наградил своё терпенье,
Злом отплатив за униженье
Тут самому митрополиту
И граду Киеву с княженьем.

2
С тех пор прошло уж дней немало
У жизни – промежутке узком:
Нет князя Глеба, нет Мстислава,
И Боголюбского не стало –
Боярами убит князь русский.
И в Северской земле утрата –
Очередная в жизни веха –
Князья похоронили брата,
Их брата доброго, Олега.
В январь, в крещенские морозы,
Случилось это злое лихо –
Князь Северский скончался тихо.
И, осушив по брату слёзы,
На сей престол взошёл князь Игорь.
И помня братское участье,
Когда Олег им дал уделы,
Князь Игорь тоже своей властью
Сынку Олега благо сделал:
Он выделил ему в Посемье
Удел меж Курском и Путивлем –
Княженьем стали эти земли,
А Рыльск, хотим ли, не хотим ли,
Столицей в них. Вдова княгиня
Агафьюшка, свет Ростиславна,
Была теперь уже при сыне
Не только мать – и берегиня,
Чтоб княжил Святослав исправно.
И, проведя обзор княженьям,
Что в Северской земле имелись,
Отметим, не делясь сомненьем –
У нас ведь нет такой тут цели –
Какие где князья сидели.
Понятно, Игорь – в Новеграде,
Брат Всеволод – в Трубчевске с Курском,
Сын Игоря, Владимир-младень –
В Путивле правит… это рядом,
А если говорить по-русски:
Он под отеческим приглядом;
Племянник Святослав – тот в Рыльске
(Об этом говорилось выше)
Как видим, Ольговичи близко
Друг к другу. И, пожалуй, ближе
Быть невозможно. Видят, слышат
И даже в унисон все дышат,
Держась традиции привычной,
Заложенной Олегом-князем,
А князь Олег был муж отличный,
К тому же в князи не из грязи!

3
За это время перемены
Не только в Северщине были –
Во многих княжествах тут смены
Не раз, не два происходили.
Листы истории тем ценны,
Что ничего не позабыли:
Ни небыли, ни самой были…
Одни князья сошли со сцены,
Другие на неё вступили.

Так, во Владимире-на-Клязьме
Теперь уж княжил брат Андрея,
Князь Всеволод.
В семье он младший.
Зато Залесьем всем владеет.
Большим Гнездом прозвали люди
Его за «выводок» немалый;
Он править очень долго будет,
Чего давно уж не бывало.

В Чернигове – брат Святослава,
Князь Ярослав. Посажен братом.
Пусть он далёк от бранной славы,
Зато живёт в обнимку с златом.
Зато умеет плесть интриги
И дружбу с половцами водит,
И враз бывает очень тихим,
Когда речь о степном походе.

Сам Святослав – сей притеснитель
Князей на Северщине милой
Сегодня в Киеве. Он – сила!
Точнее же, он соправитель
Тут князю Рюрику, что родом
Из клана будет Мономаха.
И невдомёк уже народу:
Не дали ли тут оба маху.
Два князя в Киеве. Такого
Святая Русь ещё не зрела,
Но, видно, так угодно Богу –
Две головы с единым телом.
К тому ж давно известно миру –
Хоть к небу ратуй, хоть не ратуй –
Что под единою порфирой
Есть место и дуумвирату.

Переяславским же уделом
Владимир Глебович отважный
Владеет – и отметить важно –
Не только смело, но умело.
Ещё добавим, между прочим,
Не ставя в тексте многоточий,
Что был собою он недурен,
Что курскому он князю шурин.

В Смоленске ныне Ростиславич,
Давыд: брат Рюрика, Агафьи.
Сей князь не очень рвётся к славе,
Как видим мы из биографий.
Не любит он застолий шумных
В Смоленске, городе-столице;
Женат он на княгине умной –
На северских князей сестрице.

Роман Мстиславич – на Волыни,
Хоть молод, но ухватист очень,
Он сын Мстислава. Правит ныне
Не хуже многих, между прочим.
Плечом могучим подпирает
Пределы он Литвы и Польши,
И меч Романа там все знают
И видеть точно не желают
В своих пределах его больше.

На галицком златом престоле,
Щитом надёжным став от угров,
Князь Ярослав по Божьей воле
Сегодня правит зорко, мудро.
Он – первый в думе, воин – в поле;
Всё делает с умом, со смыслом –
Нет на Руси такого боле,
Не зря же прозван Осмомыслом.
К тому же, мы опять заметим,
Хоть не является то главным:
В отца удались его дети,
Что сын Владимир – княжич славный,
Что Ефросинья Ярославна –
Супруга Игоря. Роднёю
Князь Северский доволен очень.
Не зря женился он весною,
И проглядел допрежь все очи!
И тесть его, за между прочим –
Заметим тут мы дела ради,
Коль с истиной желаем ладить –
Своё влияние упрочил
В Руси и в мире. Это точно.
Княженье Ярослава прочно.
Его кольчужные дружины,
Полки, закованные в брони,
Покроют горы и долины
И княжьей чести не уронят.
Не зря ж считают угры, чехи,
Поляки, немцы и ромеи,
Что Ярослав за ради смеха
Легко махнёт за Пиренеи.
А потому они не смеют
На Галич покоситься оком,
И стяги Ярослава реют
У гор Карпатских… одиноко,
А так же – гордо и надменно
На зависть вражеской оравы.
И Ярослав-князь непременно
Красуется в лучах той славы!

Роман же Глебович – в Рязани,
Над братией своей возвысясь…
И хоть в Рязани все – с усами
(Тут и грибы – и те с глазами,
Как говорят рязанцы сами),
Он правит тихо после браней,
Которые не задалися:
Князь Всеволод, Гнездо Большое,
Бивал его на рати крепко,
А это вам не с мёдом репка –
Затем Роман не в лад с душою.
А чтобы избежать конфуза,
Искал у суздальских союза.

Всеслав Василькович – в Полоцке,
И он, конечно, не бездельник…
По-прежнему от всех отдельно,
Как в супе сваренные клёцки,
Сей род, ветвь Рюрикова древа,
Живёт мечтой своей удельной
С времён первейшего раздела
О независимости древней.

В Великом Новгороде трудно
(Должны пожаловаться тут вам)
Вождя конкретного назвать нам:
Князья почти что поминутно
Из-за возни, интриг подспудных
Сменяются, груз не подняв
И новгородцев не подмяв.

На псковском же престоле знатном,
Чтоб было нам тут всем понятно –
Мстислав Романович, князь юный,
Романа сын и Святославны,
И он, клянуся в том Перуном,
Конечно, был пока не главным
Среди князей Руси Удельной.
Позднее назовётся Старым,
Приверженец уделов ярый.

Как видим, у князей Посемья,
Родня, друзья, почти повсюду.
Родня роднёй, да только время
Внесло и в это дело смуту.
Нет дружбы тут и пониманья,
Любви нет, братского вниманья;
Есть отчужденье, зависть, злоба,
Есть подлость, мелкое стяжанье.
И даже те, кто уж у гроба,
Когда, казалось бы, желанья
Должны смениться на стенанья,
Должны смениться на смиренье,
И те, забыв о жизни тленье,
Готовы ближнего тут «слопать».
Так что гляди, гляди же в оба!

4
Так сделав экскурс в дни былые,
Анализ проведя княженьям,
Мы видим точки болевые
Руси Святой. Она в смятенье.
С паденья Киева тускнеет
Тут Киевской Руси уж слава,
Она мутнеет и бледнеет –
Всё! Распадается держава.
И открывается картина,
Что отмечаем мы все с грустью:
Давно уж нет Руси Единой,
С Раздробленной знакомьтесь Русью!
Знакомьтесь с Русью вы Удельной –
Страной колоколов сполошных,
Знакомьтесь купно или сдельно –
Хоть так, хоть этак – всё возможно.
Ведь на огромнейших просторах
Десятков пять княжений разных
Живут в раздорах, в войнах, в ссорах
И возвеличиваньях праздных,
Где малое зовут «великим»,
А «наше» – редко и смущаясь,
Где место есть стремленьям диким,
Где все грешат, почти не каясь,
Где позабыли благородство,
Честь витязя, любовь и верность,
Где верх берёт над правдой скверна,
Над красотою же – уродство.
К известным княжествам, заветным
И на Руси давно заметным,
Прибавилось других несметно –
Причём почти что незаметно.
Уделы в Луцке, Клецке, Пинске,
Уделы в Витебске и Минске,
Уделы в Муроме, Козельске,
Уделы в Ржеве, Новосельске.
В Дебрянске есть удел и Вщиже,
В Белозере и есть поближе…
С землёю Курской по-соседски
Удел прижился Липовецкий,
А в трёх же переходах конских
Имеется удел и в Пронске.
И потому заявим смело:
Не счесть уж на Руси уделов.
И это дело – не потеха,
Не шум, веселье хоровода:
Чем больше молодых побегов
У древа Рюрикова рода,
Тем Русь дробнее и дробнее
И, к сожаленью, не мощнее!
А всё старее и старее,
И всё хилее и хилее!

Ещё, друзья, мы подсмотрели,
И это может быть нам ценно:
Москва из детской колыбели
Выходит тут на авансцену
Истории Руси любимой.
Так, видно, Господу угодно.
Не можем мы пройти тут мимо,
Осветим – хоть и мимолётно.
И пусть пока что безудельна
Ещё Москва, но смотрит смело,
А, значит, скоро быть уделом,
Но речь о том пойдёт отдельно.
За ней, проклюнувшися еле,
Рук Долгорукого творенья
В уделы целили, глядели –
С Москвою неразрывны звенья:
Устюг и Тверь, Верейск, Молога,
Звенигород, Можайск и Галич,
Тверь, Углич, Вологда… Их много…
Их много, что уделов ждали!

И вместе с этим мы отметим,
На справедливость уповая,
Что страны все на белом свете
Съедала ржавчина такая.
Возможно, это и не лестно –
В чужое вмешиваться дело,
Но только скажем себе честно:
Дробились страны повсеместно
На графства, герцогства, уделы
И баронетства – без предела.
Дробились Франция и Польша,
Германия и Византия,
Державы многие иные…
Кто меньше чуть, а кто чуть больше,
Кто побыстрее, а кто дольше…
Такой этап пройти случилось
В своём развитии всем странам,
И было то не гнев, не милость,
Скорее – неизбежность, данность!


Сказ о Всеволоде Святославиче Курском

1
Вот так к Руси подкралась осень,
Причём, друзья, не золотая…
Факт этот грозен и курьёзен –
Русь понемногу умирает.
А ведь была весна когда-то
В её судьбе – мы это знаем.
Теперь пришла она к закату,
Сама того не замечая.
А, впрочем,
что грустить про осень
Руси, про все её закаты –
Край Северский зовёт нас очень
К себе, в свои зовёт пенаты.
К тому ж, друзья, у нас ведь в плане,
Средь суматохи бесконечной,
Вопрос один: отдав всем дани,
Вернуться вновь к Тмутаракани
И к Северским князьям конечно.

Вот, наконец, и речь во здраво
Потомков славных Святослава
Пришла пора сказать нам ныне
Однако слогом не былинным –
Простым, конечно, современным,
Не вычурным, без выкрутасов,
Но вместе с тем одновременно
Вполне подобным старым сказам.

2
Истратив времени немало
На обозренье земли Русской,
Считаем, что пора настала
Нам песнь сложить о князе курском,
О Всеволоде, свет Святославле,
О витязе на честь богатом,
Что был однажды князем ставлен
На Курский стол Олегом-братом.
Ещё об Игоре хоробром,
О семьях их, об их походах,
Где доброе опять с недобрым,
Как две подружки в хороводах.

Князь Всеволод…
Он самый младший,
Но витязь – не отыщешь лучше.
И даже ангел, ангел падший,
Признал бы это фактом тут же!
Князь Всеволод – герой во бранях –
И на пирах был не последним;
Поборник дел, поборник знаний
К добру и свету был ответным.

Сам красный молодец, в дружину
Он брал лишь молодцев всё дюжих –
Надёжно прикрывали спины
Те гридни в бармицах кольчужных.
Его дружина серым волком
Кружила в Поле Половецком,
Дробилась сотнею осколков,
По буеракам, перелескам…
И хоть была всё ж не иголка
В пословице о стоге сена,
Всегда врагов сбивала с толку
И побеждала неизменно.
Ведь если нужно, очень резко
В кулак единый собиралась
И говорила слово веско
Да так, что ворогу икалось!
Ведь если нужно, очень дружно
В строю едином наступала,
А сделав дело, бурей вьюжной
Опять мгновенно растворялась,
Совсем не ведая усталость.
И в той дружине, в её бранях
(Не переврём слова чужие)
Тон задавали вновь куряне –
Посемья воины лихие.
И, зная про дружину эту
(Читатель должен быть тут в курсе),
Забыли половцы о Курске,
Хотя других весной и летом
Набегами пугали часто –
Не каждому дано ведь счастье!

3
Но если меч держал князь в ножнах,
Во гридне – боевые стяги,
То рядом с ним увидеть можно
Людей уже иной отваги:
Писцов, сказителей, монахов –
Всех тех, кто с словом красным дружен,
А потому, конечно, нужен
Как лекарь от тоски и страхов.
Князь Всеволод всех привечает
И, не чураясь, угощает.
В его хоромах (проще – в залах)
Не в сенях, а в самих палатах,
Гостей бывало (и немало)
На сказы древние богатых.
И в тех делах ему опорой
Княгиня Ольга стала быстро.
С румяным ликом, ясным взором
И гласом нежным, серебристым.
Она не только собирала
Певцов, былинников речистых,
Она к себе при этом звала
(Что по себе уже немало)
Родню из всех уделов близких.
А потому довольно часто,
Будь в вёдро то или в ненастье,
Оставив брани и походы,
Князья искали в Курске счастье,
Гоня прочь горе и невзгоды.
А, впрочем, и в иные грады
Съезжалися князья Посемья,
И были встречам этим рады –
Как сами, так и их же семьи.
Будь то в Путивле или в Рыльске,
Будь в Новограде иль в Трубчевске –
Сбирались те, кто духом близки,
Хотя в сужденьях порой резки.
Сбиралися, друзья, без риска
Князья, княгини, их невестки –
И не было намёков низких,
А было много чувств высоких.
И заводились разговоры
О том, что князь любой – как сокол,
О бранях прежних и о сечах,
О храбрых предках, часть которых
В волхвах ходила или в вещих.
Всю ночь порою длятся споры,
Звучат взволнованные речи
И пламенеют мыслью взоры –
Как будто здесь уже не встреча,
А шумных новгородцев вече!
Но кроме споров-разговоров,
Звучала музыка в хоромах:
Гудков и гуслей переборы,
Мелодии людского хора,
Свирелей нежная истома…
И даже княжеские дети
(Их оба князя уж  имели)
Все споры, разговоры эти,
Напевы гуслей и свирели
В себя впитали с колыбели,
Как мамы милой молоко,
Чтобы потом уж через годы
Вот так же веско и легко
Свои водить им хороводы!

4
Ты уж прости, читатель добрый,
Что вновь уходим мы от сути,
Но как сказание не сдобрить
Суровой правдою тех буден
Или же легким удивленьем.
Ведь видим мы не без волненья,
Как рус стремится к просвещенью,
К познанью мира. Он поборник
Духовной пищи. В том стремленье
Князей, княгинь случалось много –
У каждого своя дорога.
Князь Святослав…
Его «Изборник» –
Великого ума творенье,
В нём философии есть корни –
Души благое озаренье.
Князь в этот памятник вставляет
Ещё рисунки, как иконы…
Он вместе с братом* обновляет
Вновь устаревшие законы.
Ещё при храмах строит школы
И поощряет летописцев,
Он любит гусляров весёлых,
Что песнь споют
          про древность в лицах.
И выпить с ними не стыдится
Хмельного мёду из братины,
Не видя никакой крамолы,
Не видя никакой кручины.
Он как отец, что назван Мудрым,
Сам подпоёт, сам подыграет…
То было Просвещенья утро,
Пусть каждый рус об этом знает!

А гусляры, что пели князю,
Что веселили своим сказом,
Не только слов сплетали вязи,
Они же были вещим гласом
Прапредков доли и свободы,
Ещё истории народа.
Мы об одном таком расскажем –
Возможно, земляком был нашим.
Не зря ж у летописной речки,
У Псла, известном по сказаньям,
На крутояре есть местечко,
Что называется Бояньим.
А рядом с ним ручей Боянка
Между холмов, журча, петляет…
Здесь град стоит, как Ванька-встанька –
Все Обоянью называют.
Сей град (мы будем в этом строги)
Давно известен очень многим…
И в том числе, друзья, садами.
Но… мы тут сбилися с дороги,
Совсем чуток, совсем немного,
И исправлять то будем сами.


Сказ о Бояне
Певцов-сказителей немало
С времён забытой Русколани
Святая Русь, поверьте, знала,
Но мы тут слово о Бояне
Должны сказать, не искажая
Ни истины, ни малой сути.
Плевел не нужно в урожае,
Пусть урожай из злаков будет!

Боян, друзья, в златые годы
Прекрасной юности и славы
Стезёю воина в походы
Ходил с дружиной Ярослава.
И пальцы юноши держали
Тогда не гусли-перегуды,
А верный меч из светлой стали,
Ещё успех, поймав на уды.

И персты юноши привычно
Играли тетивой от лука
И брали крепко ратовище.
Из музыкальных, право, звуков
Любезней не бывало звука,
Когда стрела звенела хищно,
Когда земля дрожала гулко
Да рог на битву звал всех зычно.

Опять по древним же сказаньям –
Передавались те изустно –
Бояном назван в честь Бояна,
Который сыном был у Буса.
У Буса, князя Русколани,
Распятого владыкой готов.
Боян тот был певцом, но брани
Не сторонился в дни походов.

Возможно потому наш тоже
Прапредка древнего достоин,
Ведь несмотря, что смелый воин,
Вполне слагать былины может.
Но только он своё уменье
Не обнародовал до срока,
Хотя любил он слушать пенье
И птиц, и светлого истока.

Хотя любил он слушать пенье
Седых сказителей-пиитов,
Черпавших силы, вдохновенье
Во временах давно забытых.
Во временах, покрытых мраком,
Во временах, покрытых мглою,
Где было место сечам, дракам,
Князьям, волшебникам, героям.

И был он витязем прекрасным,
И был он витязем удалым,
С открытым ликом, взором ясным,
Каких, конечно же, немало
В то время на Руси бывало.
Любил пиры он, как и брани,
Любил далёкие походы,
Не раз бывал в Тмутаракани
И даже в Курске мимоходом.

Но вот не стало Ярослава –
Не только князя и кормильца,
Но мужа умного, чья слава
Не выцветет, не запылится.
Ещё при жизни он державу
Меж сыновьями делит чинно;
Боян уходит к Святославу,
В его отважную дружину.

Он рядом с князем в сечах скачет
И на пирах сидит на званых,
Но князь не тот, а это значит,
Он не в числе уже желанных,
Необходимых и любимых –
Такая истина открылась.
Награды уж обходят мимо
И мимо княжеская милость.

Младые гридни потихоньку,
Его заслуги уважая,
От князя славного в сторонку
Меж тем Бояна оттирают.
И в чём-то правы молодые –
Плоды иного урожая –
Богатыри нужны иные,
А им и бронь нужна иная.

А годы шли, и жизни вьюги
Власы ему посеребрили,
Ушли из жизни все подруги,
Друзья ушли иль позабыли.
Стан стал сутул, а взгляд стал тусклым,
Орлиной удали нет в лике.
И он сменил свой меч на гусли,
Коня – на посох же калики.

И продолжая жить при князе,
При князе славном Святославе,
Боян поёт под гусли сказы
О русских воях и их славе.
Ещё поёт он о девицах,
О чародеях, чаровницах…
Но чаще всё ж о ратном братстве
И очень мало о богатстве.

Князь Святослав за голос дивный,
Сравнимый с соловьём, возможно,
Дарил Бояну кубки, гривны –
Тот возвращал их осторожно.
Будь воин он – то те награды,
Конечно, были бы нелишни,
А так певцу признанье – радость,
А старцу радость – ласка жизни.

Но всё ж внимание – лекарство,
Боян тут расправляет плечи,
Светлеет ликом. И лукавством
Он часто наполняет речи.
Красивым словом он играет,
Как ранее мечом булатным,
Волшебный слог его сверкает
Лучом над полем благодатным.

На струны пальцы возлагая,
Он песнь-сказание слагает.
И под перстами златы струны
Поют, рокочут неустанно
Про старину и про Перуна,
Про Ладу, что в любви желанна.
Про Красно Солнышко с дружиной,
Про Святогора и Добрыню.

5
…Ах, эти встречи, эти встречи!
Как ручеёк журчат вновь речи
О прежних битвах и походах,
О русских витязях и сечах,
И о князьях, и о народах…
О ведунах и ворожеях,
И о девицах-чаровницах…
Услышишь – сердцем обомлеешь,
Ретивое едва стучится!
Услышишь – и спешишь скорее
Их пить, чтоб жажде утолиться!
Услышишь – и вокруг добрее
И просветлённей стали лица!

И мы, как мы бы ни спешили
Наш сказ продолжить без изъяна
О поисках Тмутаракани,
Однако промолчать не в силах
Хотя б про песнь одну Бояна.
Её на вечерах тех званых
Потомки Старого Бояна,
Скажу, друзья, тут без обмана,
Под переливы гуслей звонких,
Под переборы пальцев тонких
Не раз певали, правды ради,
Будь в Курске то, иль в Новеграде!

Песнь Бояна
То не ветры в поле веют,
Мураву согнув дугою,
То не гром гремит по небу,
Тучи чёрные сбирая,
То дружина Святослава
На хазар идёт войною,
И над храброю дружиной
Зорька ясная играет.

То не ясный светит месяц,
В небе звёздочки счигая,
То не солнышко лучами
Украшает день весенний,
То сам князь наш, свет-надёжа,
На комоне восседает,
И чело его сияет
Светом добрых устремлений.

То не соколы кружатся
Высоко в лазури неба,
То не вороны вдруг граем
Им пророчат злую долю,
То дружина русских воев
Бьёт врагов за быль и небыль,
А те чёрными снопами
Разметалися по полю.

То не серый волк по дебрям
Цельну ночь недобро рыщет,
То не лис прехитрый в нору
Забрался, хвостом играя,
То хан Куря, враг презренный,
Святослава в поле ищет
С чёрным войском печенежским,
О главе его мечтая.

Но напрасно злыдень рыщет
С печенежскою дружиной,
И напрасно бьют копыта
Их сноровистые кони,
Не пришло ещё то время,
Не пришла ещё година –
Святослав здрав пребывает
И его дружина в бронях.

…То не ветры в поле свищут,
Вольну волюшку отведав,
Не Перун по небу мчится,
Молнии меча калёны,
То дружина русских воев
Возвращается с победой,
И над ней, сияя шёлком,
Вьются стяги и знамёна!

6
Когда же гусляры, прискучив
На время сказом, замолкали
Или же просто уставали
Петь голосом своим певучим,
То гости все, что было силы,
Просили Ярославну дружно:
«Спой, Ярославна, сделай милость,
Ведь песнь твоя тут будет нужной.
Спой, Ярославна, гласом славным,
Журчащим ручейком студёным,
Ты песнь Бояна нам о главном,
Об этом самом… о влюблённых».
«Да, песнь Бояна – всё тут ясно… –
Вставлял князь Всеволод с улыбкой, –
Ты спой своё, оно прекрасно,
Как сон дитяти в детской зыбке*».
«Да, да! – подхватывал князь Игорь,
Супругу нежно обожая, –
Спой, Ярославна дорогая,
Дай насладиться сладким мигом»!

И Ярославна, рдея ликом,
Петь соглашалась, но недаром,
Ведь петь – не заходиться криком,
Ведь петь – пылать лесным пожаром,
Ведь петь – струиться тихой речкой,
Нестись могучею рекою,
Чтобы словечко, как сердечко,
Рвалось, не ведая покоя…
Чтоб мотыльком оно порхало
Иль  тихим ветерком струилось,
Чтоб громом грозно громыхало
Иль соловьиной трелью билось.

«Я вам спою, я вас уважу, –
Не упиралась она долго, –
Но после пусть споёт и наша
Весёлая певунья Ольга;
Агафья милая пусть тоже
Нам песню ладную сыграет,
И в этом ей пускай поможет
Анастасия дорогая».

Смущались княгини немножко,
Зардевшись ланитами жарко:
– Как можно…
– Как можно…
– Как можно…
– Ведь пенье – не наша дорожка…
– Не наша тропинка и стежка…
– Испортим мы дёгтя тут ложкой
Всю прелесть сказанья-подарка».
Но очи светились лукаво,
Кокетство княгинь раскрывая,
И песни весёлого нрава,
Как птицы по веткам порхая,
Уж вскоре задорно и здраво
Звучали, звенели по праву –
Мы ныне их тут повторяем.

Песнь Ярославны
Прекрасен Чернигов, но всё ж веселей
Град Киев Чернигова-града:
Здесь столько холмов
и здесь столько церквей,
Что кажется небо светлей, голубей…
Ой, Ладо; ой, ладушки-ладо!

Пирует Владимир, князь Солнышко наш,
Которые сутки уж кряду.
Дружина его от напитков и каш
Глядит осовело, забывши кураж…
Ой, Ладо; ой, ладушки-ладо!

А в роще тенистой поёт соловей,
И песня его – всем услада.
Старается птаха в тени средь ветвей,
Как добрый хозяин для званых гостей…
Ой, Ладо; ой, ладушки-ладо!

Все веселы, шумны на празднике том
И званому пиру все рады,
Лишь витязь один за дубовым столом
Сидит молчаливый с печальным челом…
Ой, Ладо; ой, ладушки-ладо!

Не радует витязя шумный сей пир,
И трель соловья тут не в радость –
Тоскует сердечно красавец Ратмир,
До иночьей келии сузив весь мир…
Ой, Ладо; ой, ладушки-ладо.

Причина тоски всем известна давно:
Влюблён богатырь в деву-ладу,
А дева была та великой княжной
И отдана замуж прошедшей весной…
Ой, Ладо; ой, ладушки-ладо.

Теперь Доброгнева чужая жена
И польскому кралю услада,
А бедный Ратмир сколь не пил бы вина,
Не может забыть её. Всюду она…
Ой, Ладо; ой, ладушки-ладо!

И бедный Ратмир сколь не пил бы вина,
Но трезв он опять – вот досада!
А чара с печалью полна и полна,
Как будто в ней нет уж ни края, ни дна…
Ой, Ладо; ой, ладушки-ладо!

…Прекрасен Чернигов, но всё ж веселей
Град Киев Чернигова-града:
Здесь столько холмов
и здесь столько церквей,
Что кажется небо светлей, голубей…
Ой, Ладо; ой, ладушки-ладо!

Едва умолк глас Ярославны,
Поведавший о прошлой жизни,
Как Ольга уж о самом главном
Пропеть сочла совсем не лишним.

Песнь Ольги Глебовны Курской
Как во городе во Курске-то,
Что над Тускуром-рекой стоит,
Рать-дружина собиралася,
В Степь Дикую направлялася.
Ой, лю-ли, направлялася!
Рать-дружина собиралася,
В Степь чужую направлялася
Злого ворога пленять, ратовать,
Край родимый от него защищать.
Ой, лю-ли; ой, лю-ли;
Край родимый от врага защищать!

Как во городе во Курске-то,
Да на Красной на горе-челе,
Терем княжий высоко стоит,
Во светёлке да княжна сидит.
Ой, лю-ли, да княжна сидит!
Терем княжий высоко стоит,
Во светёлке да княжна сидит;
Смотрит девица в оконышко:
«Где ты князь мой,
Светло Солнышко?
Ой, лю-ли; ой, лю-ли;
Где ты князь мой,
Светло Солнышко»?

Ой, княгинюшка, молодушка,
Ясна Зоренька, лебёдушка,
Князь с дружиной собирается,
Со коня распоряжается.
Ой, лю-ли, распоряжается.
Князь с дружиной собирается,
Со коня распоряжается,
Где кому стоять при походе-то,
Где кому стоять во дружинушке!
Ой, лю-ли; ой, лю-ли;
Где кому стоять во дружинушке.

Вот дружина-то комонная
В путь-дорогу тихо тронулась,
Во челе её под стягами
В златом шеломе сам едет князь.
Ой, лю-ли, сам едет князь.
Во челе её под стягами
В златом шеломе сам едет князь
Край родимый от врага защищать,
Да всю Семьскую сторонушку!
Ой, лю-ли; ой, лю-ли;
Да всю Семьскую сторонушку.

Как во городе во Курске-то,
Да на Красной на горе-челе,
Терем княжий высоко стоит,
Во светёлке да княжна сидит.
Ой, лю-ли, да княжна сидит!
Терем княжий высоко стоит,
Во светёлке да княжна сидит;
Кричит девица в оконышко:
«Возвращайся скорей,
Светло Солнышко»!
Ой, лю-ли; ой, лю-ли;
Возвращайся домой,
Светло Солнышко!

Как только Ольга перестала
Петь дивным голосом погудку
Из-за стола Агафье встала –
Послушаем её минутку.

Песнь Агафьи Ростиславны Северской
Чудесен град Киев на бреге Днепра,
В нём правит князь Мудрый державно,
Полны сундуки серебра и добра,
Но это не станет тут главным.

Богат Ярослав на сынов-молодцов,
Им тоже ведь править державно,
Но только сыны тут, в конце-то концов,
Не будут, конечно, ведь главным.

А главными будут, поверить должны
Певцу вы на слове – и славно! –
Не Мудрого злато и  не сыны,
А дщери его, Ярославны!

Вот старшая дочь, её Анной зовут,
Во Францию едет дщерь Анна –
Давно уж её там невестою ждут…
Да здравствует дщерь Ярославна!

Вторая, Настасья,
ведь старшей под стать;
И этой – поверить забавно –
У угров лихих королевою стать…
Да здравствует дщерь Ярославна!

В Норвегию едет княжна Лизавет:
Ждёт конунг Гаральд её славный.
Жениться на ней – его главный обет…
Да здравствует дщерь Ярославна!

…Чудесен град Киев на бреге Днепра,
В нём правит князь Мудрый державно,
Полны сундуки серебра и добра,
Но главные – всё ж Ярославны!

Целуйте княгинь своих милых в уста
Да выпейте кубок заздравный,
И пусть на Руси нашей будут всегда
За главных одни Ярославны!

Князья притихли на мгновенье,
Подрастерялися немного:
Такого не слыхали пенья –
Как не смутиться им, ей богу?!
Но вот оправились и стали
Княгинь тут целовать в ланиты,
А те цветами расцветали –
Ведь Ярославны все они-то!


Поход к Тмутаракани

1
…Стремится век уже к закату,
Восьмой десяток распечатав,
Русь снова распрями объята,
Как будто на кресте распята!
По ней князья, как злые каты,
Хоть Рюрику они внучата,
Походами друг к другу ходят
И половцев с собою водят.
Чтоб было бить братьёв сподручней,
Чтоб земли брать чужие проще,
Степной им пригодился лучник –
Ведь с ним не строить, а курочить.
Идут войною брат на брата,
Идут войною сват на свата,
Отец – на сына, тесть – на зятя,
И Русь пожарами объята,
Как будто бы земля проклята,
Ведь для князей ни что не свято!
И зарево над Русью часто
Зарницею в ночи порхает,
А рядом с ней летят несчастья,
А рядом с ней скользят ненастья –
И гибнет в смутах Русь Святая.
Как будто Бог, осердясь, разом
Вождей-князей ума лишает,
И те, забыв про честь и разум,
Со смертью в прятки всё играют,
А Русь несчастная страдает.
И от увиденного тошно,
И сердце боль опять пронзает…
Колокола кричат сполошно,
Колокола кричат истошно –
О помощи они взывают.
Но помощи уже не будет,
Ведь нет давно Руси Единой,
Та Русь погибла среди буден,
Та Русь теперь уже былина.
А кто не знает, повторяем,
Хоть истина довольно злая:
Руси нет прежней, Русь иная,
Она слепая и глухая,
В ней не сыскать земного рая!

2
Но всё ж порою просветленье
Как будто на князей нисходит,
И в эти светлые мгновенья
На половцев дружины водят.
Князья великие, град Киев
Тут вдохновители походам,
Но, впрочем, и князья другие
Предались этим же заботам.
Князья Подесенья, Посемья
Не в стороне от дел тех, кстати,
В Степь Дикую они со всеми
Приводят доблестные рати.
А вместе с ними Ярославич,
Владимир-князь, сын Осмомысла –
Он Игорю теперь товарищ
В прямом и переносном смыслах.
С родным родителем поссорясь,
Не зная, где же притулиться,
Сей забияка очень скоро
Прибился к Игорю с сестрицей.
Его приезд был очень кстати
Для порубежия степного:
Владимир – первый друг у зятя,
Хоть на пирах, которых много,
Хоть в думе – тут уж без хмельного,
Тут мудрости одной лишь хватит.
Мечом владеет он и словом,
На гуслях ладит без изъяна,
Сказ может сказывать толково –
Как будто ученик Бояна.
Он первый в сече, первый в рати –
Рубаку видит враг лихого;
Он с Игорем – почти что братья!
Ну, как не полюбить такого!

И вот уже не раз бывало,
Что возвращалися с победой,
И радостно их Русь встречала
Будь осень то, зима иль лето.
Довольно часто старшим Игорь
Был средь князей тех воеводой,
Командовал он войском лихо,
Но и другим-то ведь охота.
Честь первенства – уже луч славы,
Не говоря тут о победе…
Быть первыми и войском править
Хотят порою даже дети.
На первенство имея виды,
Переяславский князь Владимир
На брата зятя уж в обиде –
В итоге ссора между ними.
А вслед за ссорою котора –
Огонь войны междоусобья.
Князей тут разделила злоба,
Друг друга ненавидят оба,
Испепеляют даже взором.
Владимир, гневом ослеплённый,
Забыв родство, промчался лихо
По весям густо населённым,
Где северских князей знамёна,
По градам, что владел князь Игорь.
В ответ князь Игорь также слепо
Мстит шурину на радость ханам –
В огне сгорает город Глебов,
Такое лишь врагам желанно.
Князь Курский, богатырь наш смелый,
Уделом правивший исправно,
Сердито хмурится: не дело,
Когда в родне вражда вскипела.
Пусть не покажется то странным:
Ему быть вовсе не желанно
Меж молотом и наковальней –
Нет участи такой печальней.
Но ничего уж не поделать,
Не изменить и не исправить…
Лишь остаётся биться смело,
Дружину храбрую возглавив.
Не от него пришла ведь злоба –
Тут шуренок виной скандальный…
И помня клятву, что у гроба
В далёкий день и час прощальный
Родителю давали оба,
А также видя честь помятой
И оскорбленье всему роду,
Горою встал за честь и брата
И выполнил он клятву-роту.
– Ну, а княгиня? Ольгу жалко:
По братцу всхлипнет ведь она!
– Она жена, а не весталка,
И мужу в помыслах верна!
Вот так закончилось единство
Уж не Руси, а лишь походов…
Конечно, это было свинство,
Удар по русскому народу.
А, впрочем, мы должны отметить –
Ведь с истиною спорить сложно –
Походы продолжались эти,
Порою даже очень грозно!
Но уж не купно, только розно.

3
Так, ближе к осени князь Игорь
(А во крещении – Георгий)
До Мерла рейд свершает лихо
И в сече крепкой, но недолгой
Он половцев бьёт-поражает
И хана Обовлу пленяет.
И были Игорю порукой
В походе этом скоротечном
Не только кони, копья, луки,
Но также княжеские руки
И помощь братии сердечной.
Копытя степь, о бок скакали
Брат Всеволод и сын Владимир,
Князь Рыльский да ещё опальный
Князь Ярославич вновь был с ними –
Ему Владимир, помним, имя.

…Прекрасны были два похода –
Переяславский их возглавил –
Тут помогала мать-природа
И, видимо, вне всяких правил.
Досталось от походов ханам,
Причем, заметим мы, немало:
Кобяк лишился в битве стана,
Его орда почти вся пала;
Ну, а Кончак, тот был хитрее,
Но всё равно и он был битым;
Досталось и иным злодеям,
Теперь они по горло сыты
Тем угощением, что русы
Их угостили тут без фальши.
Хоть половцы совсем не трусы,
Но от Руси ушли подальше.
В итоге, вражеская сила
Подорвана была изрядно,
Степь выла, ныла, голосила,
О милости уж Степь просила,
К набегам ставши неповадной.

4
…Вот незаметно как-то осень,
Природы гласу тихо внемля,
Цветную шаль на плечи бросив,
Пришла, приблизилась к Посемью.

Не торопясь, вальяжно очень
Прошла незримая вдоль просек
И прикорнула лишь у сосен –
У осени такой уж почерк!

Затем, оглядываясь зорче,
А не как гость после пирушки,
К берёзовой подкралась роще,
Осыпав золотом макушки.

Потом, согбенною старушкой –
Такая тоже есть причуда –
Вдруг удалилася к опушке,
Все краски лета перепутав.

Багрянцем, золотом играет
Осипший от прохлады ветер,
И день, сломившись, убегает
В задумчивый, тревожный вечер.

Лесов тенистая прохлада,
Которая всех так манила,
Смениласьшумным листопадом,
То очень ярким, то унылым.

И только ели, только ели
С недоумением глядели
На эти жёлтые метели
И… зеленели, зеленели!
Ах, осень, русская ты осень!
Вновь кружишь,
вьюжишь над Посемьем –
И наполняет воздух, землю
Багрянец, золото и просинь!

Продрогли тихие берёзы –
Друг к другу жмутся сиротливо,
И в речку листья, словно слёзы,
Роняют-льют подружки-ивы.

А речка, потемнев от горя,
Ей эти слёзы ведь не в радость,
Бежит, бежит куда-то к морю,
Подалее от листопада.

Туманы стали вязче, глуше,
Повисли маревом белёсым;
А вслед за ними рябью плёсы
Покрылись, надрывая душу.

Скрипят тележные колёса –
Их путь до риг* и до овинов:*
От нив везут всё жито, просо –
Приятная для глаз картина.

И в небе нитью паутинной,
Контрастностью по бледной сини,
Провис клин стаи журавлиной,
Изломистый и очень длинный.

И журавлиный крик прощальный
Так тяжело бывает слушать –
Он всем молитвой поминальной
Привык закрадываться в души.

Но пролетят и дни такие –
Осталось им совсем немного,
И вскоре зачастят косые
Дожди, расквасив все дороги.

И от тоски, тоски зелёной,
От хлюпанья, что под ногами,
Все очень ждут зимы студёной
С её морозами, снегами.

5
…Была зима.
Мороз крещенский
Люд городской и деревенский
По теремам, по избам спрятал –
Сидите тихо по полатям!
Ночь. Тишина. Луна пугливо
В разрывах облаков крадётся.
Детинец северский. И – диво!
Из окон свет тихонько льётся.
Не спится в княжеских хоромах,
Украшенных резною вязью.
Нам это уж давно знакомо:
Вновь гости съехалися к князю.

…И вот во время этой встречи,
Когда все стихли от сказаний,
Случились вновь под утро речи
О граде их Тмутаракани.
– Как, Игорь, думаешь: поганым
Досталось в этот год изрядно? –
Спросил князь Всеволод чуть пьяно,
Но не от вин – речей приятных.
– Я думаю, что неповадно
Теперь им будет Русь тревожить…
Преподнесён урок наглядный:
Лезть на рожён – себе дороже!
– Да, оскудела вражья сила, –
Тут вставил слово и князь Рыльский, –
Их наглость, видно, подкосила…
Мы можем в Степь идти без риска.
– Так, может… – цепко взгляд на брата
Нацелил Всеволод-князь  мигом, –
Поищем-ка у моря града?..
– Поищем! – отвечал князь Игорь. –
Я думаю: окрепли длани
У нас теперь, а враг повержен…
Весной, минуя вражьи вежи,
Поскачем впрямь к Тмутаракани!
А до весны собрать дружины,
Справлять кольчуги,  править брони,
Златым зерном кормить комоней,
Чтобы скакнуть скачком былинным,
Минуя сечи и погони –
И пусть враги в бесславье сгинут!
И пусть враги в бесславье стонут!
До Дону, братия!
– До Дону!

6
Весна пришла в год этот рано,
Была напористой и дружной,
Взялась за зиму очень рьяно,
Не побоялась силы вьюжной,
Всё потому – была ведь южной!
Кровей горячих от Ярилы,
А у Ярилы много силы!
Снегов пуховая перина
Потяжелела, заноздрилась –
Уж вся в проталинах-оспинах:
Как бы веснушками покрылась.
Раздвинув облака, как створки,
Не принимая отговорки,
В златой чудесной колеснице
По небу солнышко стремится
И всем приветливо лучится,
И в то же время смотрит зорко!
И оголились в миг пригорки,
Стряхнувши снег с рамен могучих,
И ручейки, звеня певуче,
Устроили повсюду гонки.
Подснежники сначала робко,
Потом смелее и смелее
Играют в «жмурки» по-над тропкой;
Под цвет небес они синеют.
Скворцы – разведчики стай птичьих –
Метнулись чёрными стрелами
Над рощами и над садами;
Десятки их, а вот – и  тыщи!
А вскоре в небе жаворонки,
В пронзительно высокой дали,
Заре гимн радостно и звонко
Творить экспромтом всюду стали.
Однажды ночью, ночью тихой,
Гром прокатился по Посемью:
Взломали реки лёд – их иго,
В весну спешат они со всеми,
Узду отбросив и поводья –
И, словно море, половодье!

По морю – льдины, льдины-крыги –
Весны бурливой урожай.
Встречай их с радостью Чернигов
Да к Киеву и провожай!
Но вот прошла ещё седмица,
Простором водным попугав,
И Семь теперь уже стремится
Войти в родные берега.
…На брег Десны спешит князь Игорь,
Спешит, пожалуй что, с утра.
Давно ждал этого он мига,
Он шепчет сам себе: «Пора»!
…Пригрело солнышко – и пашни,
Проникшись этим светлым даром,
Забыв про зимний сон вчерашний,
Вздохнув, дыхнули терпким паром –
Земли священным ароматом.
И, видя то, спешит оратай
На гумно, чтоб проверить сошку,
А вслед за ним бегут ребятки –
Русоголовые опятки.
Отцу помогут понемножку:
Тот будет с сошкой, эти – с ложкой!
Его соловая лошадка,
Кормилица и друг надёжный,
Всхрапнула чутко, осторожно,
Вкушая воздух пьяный, сладкий.
И глаз лиловый свой украдкой
Она косит, косит немножко –
Такая есть за ней повадка:
Лошадка – это вам не кошка.
Та если зыркнет, то мгновенно –
Видны охотника повадки.
Для кошки это очень ценно,
Как ценно, что самозабвенно
Уже без этой дикой хватки
Она способна, как на сцене,
Сыграть вам нежность без оглядки.
Не так, как делают лошадки.
…В апреле всё зазеленело,
Покрывшись нежным изумрудом,
Земля просохла и прогрелась,
Свершив очередное чудо.
Вернулись реки в свои русла,
Подсохли топи и низины.
Они не смотрятся уж суслом –
Вполне приятные картины.

Плывёт Заря по небу тихо,
Ласкает дня златого темя…
«Пора, – решил тогда князь Игорь, –
Я думаю, приспело время»!
И вот гонцы на конях борзо*
Летят до Рыльска и до Курска –
Как крылья, за плечами корзно,
Не сбиться, не свернуть им с курса.
И вот уже во градах трубы
Трубят, и шелестят знамёна;
Призывы Игоря всем любы:
Готовить воев и комоней.

7
…Град Северский. По небу звоны
Плывут малиново от Спаса…
На Юрьев день дружины конны,
Похожие на китоврасов,
В кольчугах светлых,
светлых бронях,
Скользят колонна за колонной
Проулком (и довольно узким)
От торжища к воротам Курским
Под гомон гласов человечьих,
Как будто тут случилось вече.
Но то не вече – каждый знает –
Народ дружину провожает,
Причём не близко, а далече,
Да не на пир – на бой, на сечу,
Всем возвращения желая.
Огромно Половецко Поле,
А в Поле неизвестна Доля:
Там рядом Воля и Неволя!
Там рядом Слава и Бесславье,
Хула с Хвалою, Честь с Бесчестьем
Бок о бок  там и Смерть со Здравьем,
Забвенье с радостною Вестью.

В челе дружины витязь грозный –
Князь Игорь в золотом шеломе,
Поверх доспехов ало корзно,
Оно всем воинам знакомо.
Червлёный щит и меч булатный,
Копьё в руке, и лук в налучье.
Рука крепка, надёжны латы,
Конь вороной могуч и тучен,
Поводит сытыми боками.
Держась ошуюю за стремя,
Десницей осеняя князя,
Идёт княгиня тут со всеми,
Идёт, не видя пыли, грязи,
Лишь молит Бога о победе,
О даре им Тмутаракани.
А чуть поодаль – кучно дети,
И их сердца – верх тех желаний!

…И то же самое чуть позже
Случилось в Рыльске и Путивле,
А также в Курске – очень схоже,
Причем заметим, в том же стиле.
На конях сытых, так же чинно,
Степенно, грозно, ряд за рядом
От торжища к воротам градов
Катились русские дружины,
А жёны воев – с ними рядом.
Тревожно всхрапывали кони,
И ветер шелестел в знамёнах,
И светлый звон бежал от звонниц,
И солнце было благосклонно,
Скользя легко по небосклону,
А неба голубое лоно
Внимало топоту и звону,
И тихому людскому стону.
Точней, не стону, а молитве –
Ведь ею сбор сопровождали,
Прося Всевышнего, чтоб в битве
Лишь только русы побеждали.
Чтоб места не было тут Карне,
Чтоб места не было тут Жале,
Чтоб места не было Горыне,
Чтоб места не было тут Маре,
Чтоб места не было Печали
Не только и не столько ныне,
Но до веку! В далёкой дали!

…И так же шли, держась за стремя,
С князьями верные их жёны!
И ребятишек шустрых племя
Шагало в ногу тут со всеми,
Смотря на витязей влюблённо.
И в миг сворачивалось время!
И било в темя напряжённо!

8
Седьмого мая на Осколе,
Оставив Русь за шеломянем,
Сошлись дружины в Диком Поле,
Сошлись и стали в поле станом,
Прикрывшись от врагов туманом.
Князья – с коней.
Объятья – крепки,
Движенья быстры. Взгляды цепки.
– Как, брат, добрался? – молвил Игорь. –
Не встретил ли какой помехи?
Не встретил ли какой потехи?
– Нет, я не встретил. Было тихо, –
Ответил Всеволод со смехом.
– А вот у нас случилось лихо, –
Стал Игорь-князь вполне серьёзен, –
Накрылось солнце тьмой… И мигом
Померкло всё. Был очень грозен
Момент тот страшный.
Всплыли звёзды…
Рогатый месяц – вместо солнца!
Случилось то у Мала Донца…
Всё замерло. Замолкли птицы,
А ранее так щебетали…
И даже ветры перестали
Над степью виться и струиться.
В дружинах началось роптанье:
К несчастью, мол, для нас знаменье…
Но в то печальное мгновенье
Мне вспомнилось одно преданье –
Преданье о вожде Бравлине…
Его походе к Корсунь-граду…
Тогда, как помнится мне ныне,
Подобное случилось. Рядом
С Бравлином-князем только были
Волхвы. Они–то рассудили,
Что то знамение им в радость,
Что боги им сулят победу,
Что продолжать поход им надо
И не сворачивать со следа.
И знаешь, брате, не ошиблись
Кудесники в тех предсказаньях:
Поход продолжился. И в сшибке
Победа им – как дарованье.
И речь я молвил пред дружиной,
Как мыслится, вполне резонно:
«К врагу не обернём мы спины,
Уж лучше пасть нам всем у Дона.
К тому же промысла Господня
Никто не ведает сегодня.
И что сулит затменье это –
Никто не ведает на свете.
Возможно, тьма – врагам лишь доля,
Ведь мы стоим на вражьем поле;
Возможно, тьма – наш скорбный путь…
Но нам с пути уж не свернуть!
Позорно нам бежать без боя,
Не видя воинство степное.
Нас засмеют князья и смерды –
И это будет хуже смерти»!
А тут и тьма ушла, пропала,
И в небе солнце засияло;
Всё войско радостно вздохнуло,
Подумав про себя: «Минуло».

Поведав то, князь Игорь брата
Спросил с надеждою во взгляде:
– Как мыслишь, брате, это верно?
Или же повернуть нам надо?..
Ведь на душе осадок скверный…
И сам поход уже не в радость.
Возможно тут мы, брате, скажем:
«Бог с ней, с Тмутараканью нашей…
Возможно, не приспело время,
Чтоб одолеть нам это бремя»?
И отвечает витязь Курский,
И отвечает витязь гордый
Вполне обдуманно и твёрдо,
К тому же в лоб, вполне по-русски:
– Любимый брат, у Мала Донца
Ты всё решил, тьмы не пугаясь,
Сейчас, когда на небе солнце,
Нам речь уж не нужна другая.
Поищем, брат, Тмутаракани,
С дружинами поищем вместе,
И если уж падём при брани –
Падём, исполнив долг, мы с честью!
Меня заботит мысль иная,
Другая вертится догадка:
Дружины наши предлагаю,
Чтоб управленье было гладко,
На шесть полков вот тут, при стане,
Нам разделить, вождей назначив,
Чтоб быть готовыми заране,
Не полагаясь на удачи.
Степь таровата на загадки,
На козни всякие богата
Пойдём же боевым порядком,
То не пустая время трата.
– Спасибо, брат! –
Князь Игорь обнял
За плечи вновь меньшого брата, –
Сомнения мои ты понял
И разделил по-братски свято.
– А как иначе, ведь до гроба
Делить нам вместе зло и радость,
Ведь Святославичи мы оба,
И лучшего уж нам не надо!

9
На шесть полков разбито войско,
Шесть воевод при них геройских.
Полк первый – Игоревы стяги,
Одесно от него –  курчане,
Ошуюю – стоят рыляне,
Четвертый полк – все путивляне.
Не занимать им всем отваги!
Любую сдюжат передрягу
И выйдут из любой бодяги!
В полк пятый собрались ковуи –
Боярин Ольстин возглавляет –
Они по Суле всё кочуют
И град Чернигов представляют.
Князь Ярослав в момент последний
Вдруг отказался от похода,
Но дал ковуев. И не бедно.
Две тысячи сего народа.
Задача их – хранить всех с тыла,
От хитростей оберегая,
Но дрогнет враг – то, что есть силы,
Его преследовать, пленяя.
Ковуи – воинство безбронно,
Лишь панцири из толстой кожи,
А потому-то легкоконно,
В погонях очень уж пригоже.
А полк шестой – стрельцы из луков,
Хотя копьём владеют славно,
Но главная для них наука –
Врага разить стрелой исправно.
На дальних подступах, до схватки,
До рукопашной жаркой сечи;
Им быть в передовом порядке
И быть готовыми ко встрече.

Стратегия была простою,
Не раз проверенной в сраженьях,
И построение такое
Не сковывало им движенья,
А потому без возраженья
Опять взялась на вооруженье.

10
Полки в походе не спешили:
Неспешно шли, едва рысили –
Князья на думе так решили,
Чтоб зря свои не тратить силы.
Когда же были недалече
От Сюурлия – степной речки
(В степи такие речки редко),
То возвратилась тут разведка –
Князь Игорь посылал в глубь Поля –
Такая у разведки доля:
Быть впереди и быть незримой,
Но видеть всё и слушать чутко,
Узнать – и мчать неутомимо,
Не потерявши ни минутки.
Так вот, разведка прискакала
И доложила князю кратко:
«За речкой ворогов немало,
Стоят оружно, но с оглядкой
На вежи, что в тылу остались,
Добычей чтобы нам не стали…
Такие, княже, тут порядки –
И смысла нет играть нам в прятки,
А вот промедлим если сутки,
То не случилось бы тут шутки:
Вдруг разбегутся без оглядки,
Тогда и взятки будут гладки».

Решает князь: «Ударим дружно,
Без отдыха на супостата.
Ковуи пусть идут окружно:
От веж отрезать воев нужно –
Доставим половцам мы «радость».
Когда от веж мы их отрежем –
Не войско будет, просто стадо:
Почти без сеч возьмём мы вежи –
Не это ли нам, други, надо?!.»
Князь слово молвил – и всё сбылось
По слову северского князя.
Сигнал звучит. Полки все разом
В атаку борзо устремились,
Земля стонала, степь дымилась,
И воины, летя, крестились
Мечами острыми своими,
А по ветру неслись, стелились,
Срываяся до рёва, фразы:
«Вперёд!», «На слом!»,
«Да сгинут врази!»
И тут же:
«Курск!», «Трубчевск!»,
а также
В неистощимом буйном раже:
«Путивль!» и «Рыльск!» –
до спазмы в горле.
Ковуи же кричали лихо
То «Ярослав!», а то «Чернигов!»
Держись же, вражеское Поле!
Печальной будет твоя доля!

11
Разбито вражеское войско,
В полоне вежи со стадами,
Но не сдержать порыв геройский
У князей молодых с полками.
Почти до ночи русы гонят
Разбитых половцев ватаги,
И Степь избитая вновь стонет,
Завидев северские стяги.
Но притомились сильно кони –
Им не достичь Тмутаракани,
Самим бы избежать погони,
А вслед за ней «кровавой бани».
Князь Игорь это понимает,
И Курский Всеволод, конечно,
Они полки к себе сзывают,
Их из погони возвращают,
Но время очень быстротечно.
И многие не успевают
Вернуться вовремя в стан русов.
К тому ж погоню продолжают
Два юных князя. Да, не трусы
Два ясных сокола, два друга…
Ведь несмотря, что смерти вьюга
Кружила целый день над ними,
Остались целы, невредимы,
От бед Спасителем хранимы,
Князь Святослав и князь Владимир!
Но увлеченные погоней,
Пылая юными сердцами,
Про осторожность ведь не вспомнят –
Убьют коней, устанут сами!

…В степи ночь наступает быстро,
Накинув полог  тьмы над миром.
Шатёр небесный в звездных искрах,
И месяц – звёздочный задира –
Меж ними плавает кумиром.
Шум, гам звучат над русским станом –
Разрядка после грозной сечи.
Костры горят. Еда в казанах.
Повсюду гомон, крики, речи…
Ночная тьма прикрыла трупы,
Чтоб не мозолили зря очи;
Сигнал о сборе спели трубы –
Князьям на думу, между прочим.

12
Шатёр. Костёр.
И в тусклом свете
Вокруг костра совет собрался,
Четыре князя на совете…
И Ольстин  тут же подвязался.
…Князь Игорь хмур.
Сопит сердито:
Он только младших отчитал –
За то, что кони их убиты
Погоней долгой наповал.
И младшие, два юных брата,
Свою оплошность осознав,
Теперь притихли виновато:
Князь Игорь прав, ох, как он прав!
– Что будем делать? – молвил Игорь. –
Прошу у братии совет…
Слова он произносит тихо
И ждёт ответ. Ответа нет.
Все понимают, что их тайна
Уже  не стала больше тайной,
Раз путь закрыт в Тмутаракань –
Орда пришла ведь не случайно
Уже готовая на брань.
А потому одной победы
Им тут хватило б через край,
Чтоб тут же, развернувшись, следом
Поворотить в родимый край!
Но увлеклись, резон забывши,
Коней загнали – стыд и срам.
Устали кони, едва дышат,
Свалились, дрыхнут тут и там.
Самим не лучше седокам –
Поближе жмутся все к кострам.
И как тут присказку Боянью
Не вспомнить-то, не повторить:
«Больная голова страданья
Лишь может телу подарить»!
– Так что же делать, братья, будем? –
Князь Игорь тихо повторил. –
В загоне кони… Как и люди…
Уйти теперь не хватит сил…
Ждать до утра – ещё опасней:
Степь нам задержки не простит…
Похмелье может быть ужасным:
Сам победитель будет бит!
– Берите воев и идите,
А обо мне уж не грустите, –
Промолвил хмуро Святослав, –
Я тут с дружиною останусь
И прикрывать отход ваш стану,
Хоть в этом буду, братья, прав.
Пусть я погибну – то не страшно,
Зато я честь спасу свою.
Запомнит ворог смерть отважных,
Решивших пасть, но пасть в бою!

Повисла тишина немая
От слов, что молвил рыльский князь.
Тень смерти под шатром витает,
И это каждый понимает,
Принять же жертву не желает
Пока  никто, с живым простясь.
Осознавая обречённость,
Молчат, молчат все удручённо.
– А ведь он прав! –
воскликнул Ольстин. –
Он млад годами – не умом…
Пойдём сейчас. Пусть наши кости
Здесь не белеют под дождём,
А тихо лягут на погосте,
Но не сейчас. Потом… Потом…
Когда мы в отчий край придём.
Спастись, князья, вполне мы можем,
Уйдя с добычей о двуконь!
Полки падут… Ну, так и что же…
Печаль конечно нас погложет,
Зато уйдём мы от погонь.
На конь, князья!
Скорей на конь!

– Нет, он не прав! –
сказал князь Курский. –
Совсем, скажу я вам, не прав…
В беде бросать – то не по-русски!
Не русский это, братья, нрав!
Мы будем вместе, Святослав!
Не бросим мы дружины наши,
Не опозорим этим род,
Хулы не будет воям павшим –
Хула за подлыми идёт!
А потому с дружиной курской
Я остаюсь. И что даст Бог…
Спастись – так вместе!
Это лучше…
А смерть? Умрём тогда по-русски:
В бою с врагом! Конец неплох…
Когда врагов навалим стог!
– И я останусь, – тихо очень
Владимир молвил. –
Ты – мой брат! –
Сказал – и тут же долу очи:
Оно понятно – виноват.

Итог подвел совету Игорь,
Сказав всё твёрдо, хоть и тихо:
– Мы пир затеяли все вместе,
И вместе будем пировать!
А смерть придёт, так примем с честью
И будем вместе умирать.
Не возведём хулу на славу,
Не посрамим наш русский меч!
Ведь мёртвые  «не имут сраму»
Прадедом нашим Святославом
Давно уж молвлена та речь.
И будем мы её беречь!
Дружины наши не оставим,
Чтобы самим спастись одним;
Разделим общую мы славу:
Или умрём, иль победим!

Князья то приняли решенье –
Пути иного не найти.
И только Ольстин был в сомненье –
Хотелось Ольстину спастись.
Хотелось Ольстину в Чернигов
С добычей многою прибыть
И наступающее лихо,
Перехитрив сейчас, избыть.

13
Тревожным сном забылись вои,
Расставив всюду часовых.
Что ж, спите, славные герои,
Пусть будет сон последний тих!
Лишь только чуть рассвет забрезжил –
Кровавый зорька чертит след:
Вокруг полков уж орды свежи,
И счёта этим ордам нет!
Стоят враги до окоёма,
Доколе видеть может глаз,
Здесь много бунчуков знакомых,
Но больше незнакомых масс.
От половцев всё чёрным стало:
И степь, и холм, и край небес,
Колышет ветер копий жала,
И этих копий – чёрный лес.

– К оружью, братия! – князь Игорь,
Увидев это, приказал.
Полки построилися мигом –
Ведь каждый место своё знал.
Не видя никакой разметки –
Разметкам место лишь в игре –
Каре не зная, наши предки –
Не занимать им было сметки –
В момент построили каре.
В челе – полк северского князя:
Числом он самый больший был.
И тут же мы добавим сразу:
Куряне прикрывали тыл.
Хотя нет тыла в окруженье:
Куда не глянешь – всюду фронт,
Но мы, используя терпенье,
Отметим всё же построенье,
Чтоб как-то передать сраженье,
Чтоб как-то передать движенье,
Хоть в этом тоже есть афронт.
Рыляне, путивляне – фланги –
И копья все да встречь заре.
Мир знал до этого фаланги,
Теперь узнал он и каре.
Полон, добыча и скотина –
В каре, на самой середине,
Подалее от стрел калёных,
Чтоб меньше было тут сражённых.
А полк ковуев легкоконных –
Последний Игорев резерв –
Отдельной держится колонной
И чуток, как открытый нерв.

14
– Ну, с Богом! – крикнул громко Игорь,
Мечом на север указав.
Полки пошли. Сначала тихо.
Потом быстрее, ход набрав.
Был страшен ход полков кольчужных,
Идущих молча на прорыв,
Лишь копий блеск, блеск харалужный,
Лишь стук копыт, лишь шелест грив.
Щиты зарёю пламенели,
Каре со всех сторон закрыв,
И взгляды воинов горели:
«Скорее в бой!
Прорыв! Прорыв!
Очистить побыстрей нарыв!»

Но ханы тоже не дремали,
Особенно проклятый Кзак,
Они сигнал своим подали –
Сигнал к началу их атак.
И степь мгновенно завизжала
И показала злой оскал,
От тысяч ног земля дрожала,
А небосвод от стрел дрожал,
Его закрывших чёрной тучей,
Затмившей солнце и рассвет.
И смерть казалась неминучей,
И выхода, казалось, нет.
Как волны, лава шла за лавой,
За валом новый нёсся вал,
Дракон на русов мчал стоглавый,
Чтоб уничтожить наповал,
Но русский воин устоял.
Ведь не попятились дружины,
И ни один не дрогнул полк,
Лишь напряглись пружинно спины
Да говор в их рядах умолк –
В сраженьях русы знали толк.

И вот схлестнулись! Визг и топот,
Свист тысяч стрел, булата звон!
Лиц не видать –  одна лишь злоба!
И степь не степь – единый стон!
Щитов и копий лязг и скрежет,
Мечей, кольчуг, шеломов треск!
Но нет в полках у русов брешей,
Лишь глаз холодный огнь и блеск!
На место падшего дружинник
Встаёт, рубя с плеча врагов,
Раз полоснёт – располовинит!
И каждый витязь тут таков.
А трубачи атаку трубят –
И умножают силы вмиг!
Врагов рус колет, глушит, рубит,
Руками душит, чёрт возьми!
Взмахнёт же палицей – и чудо:
Врагов с десяток бросит в дрожь!
А если станет очень худо –
Так в дело засапожный нож!
Нас не возьмешь, ядрёна вошь!
Рёв тысяч уст, храпенье, ржанье
И стоны – тут сойти с ума –
Уставших воинов дыханье…
А ворогов всё тьма и тьма.
Но получив отпор достойный,
Урон тяжёлый получив,
Отхлынул враг. А русы стройно
Пошли вперёд, не позабыв
Взять раненых и павших воев –
Своих друзей, своих героев.
– В прорыв же, братия!
– В прорыв!

…И поступь их была вновь верной,
Уверенной и соразмерной.
Ведь шли они не к смерти – к жизни,
Стремились к милым и к Отчизне!
И поступь их была вновь твердой,
Была вновь грозной поступь их!
Вновь стяги пламенели гордо,
И только Спас был тих на них…

15
Но перестроил враг вновь силы –
К потерям ведь не привыкать –
Подумав, ханы тут решили:
«Чтоб русские полки им смять,
Иную надо двинуть рать»!
Решив, на русов напустили
Отборных воев тысяч пять.

Их главы – в железе, в железном разрезе
Железные очи. И взгляды – железны!
Их станы – в железе, рамены – в железе,
В железе их спины, в железе их чресла,
Железом кольчужным покрыты их стёгна.
Их мысли – в железе, в железе их чувства.
И даже на конях тут, вместо попоны,
Железные латы. Здесь всё – из железа.
И рать та полезла! Полезла железно,
Нацеливши жало на ратников курских.
Земля вновь дрожала, и солнце потускло
От стрел – ос железных. Курчане устали.
И было им тесно! И было их мало!
Но всё ж устояли и справились честно.
Враги их не смяли наскоком железным,
Назад побежали – им это полезно.
Но многие в поле навеки остались,
Не встать им уж боле и русов не жалить.
Железная воля сразила железо –
Пылится в степи уж оно бесполезно.

…Князь Курский полк обводит взглядом:
Не сильно ль полк-то поредел…
С ним воевода верный рядом,
За ним – гора от вражьих тел!
И, осмотрев дружину, войско,
Он говорит простую речь:
– Сражались, братия, геройски,
Не осрамили русский меч.
Искали град Тмутаракань мы –
Нашли же половцев тут тьмы!
Ну что ж,  и этих тараканов
Мы одолеем, чёрт возьми!
И пусть на этом поле бранном
Их больше нас раз в шесть иль в пять,
Но им пред нами, как ни странно,
В бою, друзья, не устоять…
Раздавим – нам не привыкать! –
Любую разобьём мы рать
Иль обратим хотя бы вспять –
Ведь нам свобода так желанна!
Еще заметить должен я,
Как говорится, мимоходом:
Сорвали их поход, друзья,
Мы в нашу Русь своим походом.
Иначе не могу понять:
Взялась откуда эта рать!
Откуда сразу столько ханов
Нахлынуло из разных мест…
То подозрительно и странно…
Но, впрочем, это наш уж крест.
Что ж, пронесём его мы с честью,
Не осрамим, не подведём.
Не опозорим подлой вестью
Ни род, ни кров, ни отчий дом!
И курский князь нашел поддержку
У воев всех и всех князей.
Решенье это было дерзко,
А что не дерзко в сече сей?..

16
…Три дня сражалися дружины
В пылу, в жару – в аду атак.
К врагу не обратили спины –
Лишь русы бьются только так!
Сражались конными и пеше –
Усталых берегли коней –
К тому же меньше было брешей,
Между полками. Так верней.
Мечами путь себе творили,
Идя на север напролом.
Коврами топи все мостили
И узорочьями стелили
Дорогу воинству потом –
Не впрок богатства и полон.

…Три дня сражались северяне,
Забыв про отдых и про сон,
Сражались насмерть тут трубчане,
Сражались насмерть путивляне,
Сражались насмерть тут рыляне,
Как туры бились все курчане,
Загнав вовнутрь и боль и стон.
А враг вокруг, со всех сторон.
Да, половцев, как сине море,
Куда ни глянь, везде они…
И подкатило к русам горе –
Что прямо, Боже сохрани!

И на Каяле, на Каяле,
На той, на самой на Каяле,
Где век назад глумилась Жаля
Над Изяславом, смертью взяв,
Полки врага уж не сдержали,
И стяги многие тут пали,
Как воины, уже не встав.
Ох, на Каяле, на Каяле,
На этой самой вот Каяле
Познали русы вкус печали,
Победы вкуса не познав,
Ковуи, бросив их, бежали –
Себя наездники спасали,
Союз изменою поправ.
Но только доли не минули,
Бежав по утренней росе –
В солёном море утонули,
В бесславии погибли все.

…Вернуть ковуев попытался
Князь Игорь, бросивши свой полк,
Но только в плен к врагу попался,
И клич его теперь уж смолк…

Тут  тактику сменили ханы:
Уже не гнали орды в лоб,
А не терять им воев чтоб,
Из луков били постоянно,
Стрел не жалея, как тумана;
Те тучами над русским станом –
И жалят, жалят неустанно…
На небо если посмотрел –
Оно черно от вражьих стрел!
Но и при этом русы бились,
Смерть презирая и полон,
Но ниже до земли склонились
Шелка всех северских знамён.
К тому же кровь слепит им очи,
Солёный пот жжёт лоно ран
И душит зной их очень, очень,
И жажда мучает, как вран.
А враны? Те уже слетелись –
Поживу видит вороньё –
И кружат чёрною метелью,
И громко грают о своём!
А по яругам волки воют,
Причём не ночью – белым днём!
И сердце полнится тоскою,
И Славе гимн уж не поёт…

17
И воинство, устав, взмолилось –
Без сна и отдыху ведь билось:
«О,  солнце-солнышко, Ярило!
Не забирай ты наши силы.
Не жги нас зноем неустанно,
Не мучай жаждой нас ты лютой,
Твоя нам помощь так желанна!
С врагами нас в степи не путай!
Не разъедай ты потом раны! –
Так восклицали они с дрожью
И призывали помощь божью:
– Не мы ли дети все сварожьи!
Не мы ли правнуки дажьбожьи!
Не мы ли правнуки стрибожьи!»
Но глух был к зову их Ярило –
И солнце жаром вновь палило.

Тут к ветру воинство взмолилось,
К Стрибогуглас свой обратило:
О, ветер, ветер, ты ветрило,
Не забирай ты наши силы!
Стрибожий внук, зачем же стрелы
На нас несёшь и в нас бросаешь?!.
Чего в Степи не помогаешь
Ты северянам, воям смелым?!.
Но нет ответа от Стрибога…
Ответа нет – и это плохо.

Да, северяне позабыли
Про истину одну простую:
Богам ведь древним изменили
Их прадеды. И вот впустую
Теперь взывать к богам забытым,
К богам злопамятным, сердитым.
Да, северяне в вере новой,
Где имя царствует Христово.
А потому, как ни просили б
О помощи богов их прежних
От них уже не будет силы
Средь дней печальных, безутешных.
Да, да, не будет им уж силы,
Не будет помощи-подмоги
От златокудрого Ярилы,
От пышноусого Стрибога.
Слепят жарой и зноем очи,
Не защищают и от стрел –
И русам выстоять нет мочи,
И, видно, гибель – их удел…

Они к Христу тогда взывают,
Но тишина в ответ немая:
Христос-то войн не привечает –
Любовь – его стезя земная.

18
…Без князя стяги северяне
Склонили первыми, и вслед
Сдаются храбрые рыляне,
Бросают копья путивляне
И только воины-куряне
Сказали твердое тут «Нет!»
Решили курские здесь вои,
Пример имея пред собою,
Пример их князя, их героя,
Что крушит вразей булавою,
Меч иступив трёхдневным боем,
Всем пасть, врагов побольше взяв
С собой на поле этом бранном –
И как всем витязям желанно –
Позора плена избежав!

Уже от жажды пали кони –
Уж не умчат, не унесут…
Раскалены под солнцем брони –
Они, конечно, не спасут.
В кольчугах рваных и измятых,
В иссеченных мечами латах,
Встав в «стенку» новую опять,
Клич князя выполняя свято,
Вновь к северу начнут шагать.
Их цель – достигнуть шеломяня,
Так князь их смелый наказал,
А князь их, знали, не обманет,
Не повернёт в словах назад.
Вон он в челе, в златом шеломе,
Со страшной палицей в руках,
И мысли князя не о доме,
Где Ольга ждёт его в хоромах –
О битве в мыслях он пока.
Вот палицу он поднимает,
Команду воям подаёт:
«Вперёд, дружина дорогая!
Куряне славные, вперёд!»
Дружина князя понимает
И, строй сомкнув, вперёд идёт,
Своих товарищей теряя,
Она шагает и шагает:
Вперёд!
Вперёд!
Вперёд!
Вперёд!

19
…Вот курская пала дружина –
Последний оплот всей Руси;
Лежат, степь обняв, паладины,
И князь их пленённый грустит.
Стоит он, избит и изранен,
В своей и чужой он крови;
Поникла глава, взгляд туманен –
Горюет по воям своим.
Ведь вороны кружат над ними,
И новые стаи зовут…
Но мёртвые сраму не имут –
Былинами все прорастут!
Кровавую справивши тризну,
Они не свернули с пути.
Ты помни о них, мать-отчизна!
Ты помни о них – и прости!
Возможно, иные фигуры
Родит их река, тихий Кур –
Незримы пути конъюнктуры,
Незримы пути конъектур.
Но ясно одно: они жизни
Своей не жалели средь бурь,
Как туры дрались за Отчизну
И с ними их князь – ярый тур!
Такая уж выпала доля
Той знойной далёкой весной:
С оружием пасть среди Поля –
В былинах вернуться домой!
Прославить себя и потомков –
Что выше бывает, друзья?
Их подвиг не скрылся в потёмках,
А имя их – в их же князьях.

20
Скакали с ухмылками ханы,
Победы добившись такой,
Победы давно им желанной…
Но только какою ценой!
Лежат по бурьянам вчерашним
Кровавой росой окропив,
Семь тысяч батыров бесстрашных,
Судьбу, словно чару, испив.
И в сёдла они уж не вскачут,
Горячих коней не стегнут,
По ним уже вороны «плачут» –
С урчанием очи клюют.
Семь тысяч батыров не встанут,
На Русь уж в набег не пойдут –
В степи зарастут все бурьяном,
Травой-лебедой зарастут.
Но только – что ханам потери –
Не жены они, чтоб всплакнуть –
Решают они, как теперь им
Сподручней на Русь ладить путь.

– На Киев! –
Кончак восклицает. –
На Киев должны мы идти
К отмщенью Боняк-хан взывает –
Должны за него отплатить.
К тому ж – там богатств не измерить!
И много прекрасных там дев…
Помчимся туда волком-зверем,
Помчимся, огнём налетев!
Устроим мы русам расправу
И город сожжём мы дотла,
Посеем мы зёрна-отраву,
Чтоб вызрело поле из зла.
Как ранее мыслили все мы,
Готовя всей Степью поход…
Едва не сорвал эту тему
В Степь Игоря-князя приход.
Скажите, кому не по нраву
Решенье моё, мой призыв?!
Помчимся скорее, расправу
Над Киевом враз учинив!
Кончак – хан великий, но всё же
В Степи не один он ведь хан,
В почёте здесь Кзак, и он тоже
Велик и хитёр, также рьян.
К тому же обижен Кзак знатно
На северских воев давно –
И это вполне всем понятно:
Брат этих князей ведь изрядно
Попортил кровь Кзаку зимой.
И Кзак не простил той обиды,
Позора того не простил.
Он долго молчал, но для вида…
Ведь в сердце он мщенье растил.
И вот наступил шанс отмщенья,
Который он ждал столько лет –
Награда ему за терпенье
Посемью воздать сотни бед.
– Что Киев?! – хан Кзак зло бросает, –
Нам этого града не взять:
Там войско уж нас поджидает –
И сеча зла будет опять.
А я же вам всем предлагаю
В край Северский спешно скакать:
Добыча есть там дорогая –
Легко её будет нам взять!
Ведь пали защитники края
Или же попали к нам в плен.
Не встанет  там рать уж другая,
Поскачем же, русов пленяя,
Поскачем, неся смерть и тлен.

21
А в градах далёкого ныне Посемья,
Забыв про покой и уют,
Стенают княгини, стенают со всеми,
По милым князьям слёзы льют!

Пусть вести печали сюда не добрались,
Но горе уж крутит пращу –
И Мара с Горыней тоской душу жалят –
Ведь женское сердце – вещун.

Хоть лебедем белым, хоть серой гусыней,
Готовы они в Степь лететь,
Чтоб раны любимых, судьбой не хранимых,
Слезою омыв, утереть!

На стенах детинцев стенают княгини,
Им песен уж светлых не петь!
В тоске и печали пребудут отныне,
Их славе уже не звенеть!

Но могут княгини… И должно княгиням
Собрать ополченье скорей –
Ведь ныне княгини уже берегини
Земли древней Северской всей.

Да, бремя защиты родного Посемья
На женские плечи падёт –
И станут княгини сражаться за семьи,
Собой вдохновляя народ.

И градов Посемья врагу не осилить,
Коварным набегом не взять.
Неважно, что очи княгинь вновь слезились –
С слезами могли побеждать.

Они же – княгини, они – берегини,
А всё остальное – не в счёт.
Не будут княгини у ханов в рабынях,
Как этого Кзак наглый ждёт.

Ведь в каждой княгине пребудет отныне
Прабабка их Ольга, друзья,
А Ольга, как знаем, за Русь душу вынет,
Умом и мечом всех разя.

Упрячет власы под шелом Ярославна,
Наденет Агафья тут бронь,
А Глебовна Ольга,
став в Курске вдруг главной,
Клич кинет: «Курчане, на конь!»

Сумеют княгини с народом-то русским
Достойный отпор дать врагу,
И орды степные от Рыльска и Курска
С позором вновь в Степь побегут.

22
Вот половцы, долго проспорив,
Разбилися тут пополам,
Но, впрочем, за ссорою вскоре
На конях несут они горе
Посульским, Посемьским краям.
Несут они смерть разным курсом,
Единого нет им пути…
Мечами их встретят под Курском,
Их стрелами встретит Путивль.
Не сладко придётся тут Кзаку –
Напрасно ждал лёгких побед –
Не лезь, хан, в народную драку,
Не суй нос, куда и не след…
Побьют его здесь, как собаку,
Хлебнёт он с ордою тут бед.

Кончак же, хоть очень прославлен,
Удачи своей не найдёт:
Ведь далее Переяславля
С ордою и он не пройдёт.
Под градом его князь Владимир
С дружиною встретит, дав бой.
Быть сече кровавой меж ними –
Кончак-хан поскачет домой.
И лишь на пути в своё Поле
Град Римов возьмёт хан Кончак.
Плохой граду будет тут доля,
Плохой ему выпал тут знак…
Владимир-князь будет изранен,
Надолго запомнит тот бой.
И будет в веках он прославлен,
И станет известным герой.
Отпор дать врагу было трудно,
Силён и опасен был враг,
Ведь войско его многолюдно,
А с войском в союзе сам страх.
Но Киев спасён и Чернигов,
Дружины их в Поле идут,
Накажут они злое лихо
И злую беду изведут.


Эпилог
На этом вот, читатель добрый,
Окончим сказ мы этот грустный,
Поведав честно и подробно
Уж на бумаге, а не устно,
Про то, как северские князи,
Пытаяся исполнить роту,
Полки водили в земли вражьи,
Имея лишь одну заботу:
Тмутаракань вернуть их роду.
Как, не достав Тмутаракани
И не испивши синя Дона,
Сражалися на поле брани,
Не замарав свои знамёна.
Как пали славные дружины,
Русь заслонив в степи собою,
Врагу не показавши спины,
Не выйдя до конца из боя.
И пусть от тех событий скоро
Наш летописец простодушный,
Чужому мнению послушный,
Напишет лишь с одним укором,
Что, де, искали только славы,
Что, де, искали лишь наживы
Потомки князя Святослава…
Те обвинения лукавы
Или, хотите, даже лживы.
Князьями двигала не алчность,
Не ревность к славе прочих князей.
Другая тут имелась данность –
Она пусть тоже не гуманность,
Но не ушат помоев, грязи.
Ведь несмотря на все сомненья
(Пусть остаются они с нами)
Среди писателей есть мненье
(И мы об этом мненье знаем,
Но повторим его тут снова):
Не написал бы Ярославич*
(Он шурин Игорю, товарищ)
Великого «Златого Слова»
По просьбе же сестры любимой,
По просьбе верной Ярославны,
Печалью и тоской ранимой,
Но нежностью, любовью славной.
Не соыинил бы князь сей «Слова»
И за перо не смел бы взяться,
Когда бы видел только норов
Да жажду славы он у зятя,
А также у князей Посемья.
Он знал: вернуть хотели земли –
Тмутаракань и выход к морю,
Что утерял их дед в раздоре
Врагам на радость, им – на горе –
Могу его вполне понять я.
Не шлёт он в «Слове» им проклятья –
Он лишь печалится со всеми
(И нет конца такой уж теме)
О ссорах на Руси и спорах,
О нескончаемых которах.
И говорит о том с укором.
Князей к единству призывает,
К сплочению перед врагами.
А кто об этом не мечтает?
О том мечтаем и мы с вами!
…Не этих ли князей потомки
На землях Курщины-то нашей,
Пройдя через веков потёмки,
Опять схлестнулись с силой вражьей,
Да не кочевничьей – фашистской,
Подобно прежним исполинам,
Под Понырями и под Рыльском,
Сражаясь насмерть, снова спины
К врагу не обратят, товарищ?!
В любом из них – был Святославич!
Иль воин из его дружины –
Плод нестареющей былины!


Примечания-пояснения:
Авары – тюркоязычные племена.
Агафья – Агафья Ростиславна Смоленская (? – после 1180 г.), дочь Ростислава Мстиславича Смоленского и Киевского (1110-1167/68), внучка Мстислава Владимировича Великого (1076 – 1132), правнучка Владимира Мономаха (1053-1125); вторая супруга Олега Северского и мать Святослава Ольговича Рыльского (по мнению большинства исследователей).
Аланы – ираноязычные племена, предки осетин.
Аллилуйя – возглас, обозначающий хвалу Богу.
Анастасия – жена Святослава Рыльского.
Андрей Боголюбский – Андрей Юрьевич (Георгиевич) Боголюбский (1110 – 1174), великий князь Владимиро-Суздальский, сын Юрия Долгорукого.
Анна – Анна Романовна (963 – 1011), великая княгиня Киевская, супруга князя Владимира Святославича Красное Солнышко с 988 г., внучка Византийского императора Константина Багрянородного, дочь Византийского императора Романа Константиновича, сестра Византийских императоров Василия и Константина.
Анна – Анна Ярославна (1025 – 1096), старшая дочь Ярослава Мудрого (978-1054) и Ингигерды Олафовны (в крещении – Анны, в схиме – Ирины) (? – 1051); королева Франции, жена Генриха Первого.
Анналы – летопись у древних народов.
Ахилл (Ахиллес), Пилемен, Антинор – герои Троянской войны, по мнению отдельных исследователей, возможно, далёкие прапредки славян и русов.
Аохонтесса – правительница; от греческого архонт – правитель.
Афронт – неудача, посрамление.
Бармицы – кольчужные сетки, крепящиеся к шлему и прикрывающие шею и плечи.
Берегиня – в данном случае хранительница.
Берендеи – тюркоязычные племена.
Борзо – быстро.
Боспор или Боспорское царство – древнее государство на побережьях Черного и Азовского морей.
Боян – легендарный поэт-сказитель; по одним исследованиям, он жил во времена Святослава Ярославича и был его придворным поэтом, по другим, он жил в начале или середине 12 века. Не исключено, что имя Боян – это сакральное имя, используемое русами и славянами с древних времен.
Бравлин – новгородский князь, живший в начале 9 века.
Бус (Бож, Бокш) (ок. 295 – ок. 375) – русколанский, антский князь.
Веды – знания; наиболее известны индийские Веды, есть и древнеславянские Веды.
Велес, Дажьбог – древнеславянские боги мудрости, благополучия, света и тепла.
Весталка – в древнеримской мифологии жрица Весты, богини домашнего очага (весталки давали обет безбрачия и служения богине 30 лет).
Владимир Глебович отважный – Владимир (Епифан) Глебович Переяславский (1157 – 1187), старший сын Глеба Юрьевича Переяславского и Киевского (? – 1171/72), брат Изяслава Глебовича (1159 – 1164), Владимира (Петра) Глебовича (1168 – ?) и Ольги Глебовны; шурин Всеволоду и Игорю Святославичам.
В огне сгорает город Глебов – исторический факт; город Глебов был построен Переяславским князем Глебом Юрьевичем и разорен в 1183 или в 1184 г. Игорем Святославичем Северским в ответ на действия Владимира Глебовича Переяславского, разорившего несколько городов Северского княжества.
Вотаниат – византийский император Никифор Вотаниат.
Врази – враги.
Всеволод – Всеволод Святославич (ок. 1153/55 – 17.05. 1196), удельный князь Курский и Трубчевский, сын Святослава Ольговича (ок. 1093/95 – 15.02.1164) и княгини Марии Петриловны Новгородской (? – 1166), младший брат Олега и Игоря; внук Олега Святославича (Гориславича) Черниговского (ок. 1055 – 18.08. 1115), правнук Святослава Ярославича (1027 – 1076),  праправнук Ярослава Мудрого (978 – 1054).
Всеволодовичи – подразумеваются двоюродные братья Олега, Игоря и Всеволода Святославичей от старшего брата их отца: Святослав и Ярослав.
Всеслав Василькович в Полоцке – имеется в виду Полоцкий князь Всеслав Василькович (? – 1186), сын Василька Рогволодовича Полоцкого.
Встречь – навстречу.
Выя – шея.
Гилянцы, ширванцы, дейлемцы – племена, населявшие побережье Каспия в районе города Дербента.
Глеб Юрьевич – Глеб Юрьевич Переяславский и Киевский (? – 1171/72), бывший Курский удельный князь (1148), отец Ольги Глебовны, тесть Всеволода Святославича Курского и Трубчевского.
Готы – общее название германских племен.
Град Римов – летописный город Переяславского княжества на среднем течении реки Сулы; некоторые курские исследователи и археологи, начиная с Ю.А. Липкинга, отожествляют его с Гочевским городищем на реке Псёл Курской области.
Грай – крик, шум.
Гумно – крытый ток для обмолота снопов сжатого хлеба; овин – пристройка (сарай) для сушки снопов перед обмолотом; рига – пристройка для хранения зерна; эти хозяйственные помещения использовались крестьянами также для хранения сельскохозяйственного инвентаря.
Давно пал Киев златоглавый – подразумевается взятие и разрушение Киева союзными Андрею Боголюбскому войсками 11 русских князей в марте 1169 г.
Давыд, брат Рюрика, Агафьи – имеется в виду Смоленский князь Давыд Ростиславич (1140 – 1197), сын великого Киевского князя Ростислава Мстиславича, брат великого Киевского князя Рюрика Ростиславича и Агафьи Ростиславны, княгини Северской и матери Рыльского князя Святослава Ольговича.
Дёжка – то же, что и квашня – ёмкость для замеса и брожения теста.
Дербент – город на берегу Каспийского моря (Дагестан), основан около 438 г.
Десница – правая рука; ошуюю – левая.
Дикое Поле и Дикая Степь, просто Степь – так летописцы называют земли, занятые половцами.

Доброгнева – Мария-Доброгнева, историческое лицо, дочь Владимира Святославича и Анны Романовны; была замужем за польским королём Казимиром Первым. Годы жизни неизвестны.
Дуумвират – двоевластие; когда у власти стоят два человека.
Дщерь Юрия – дочь Юрия Долгорукого; по некоторым исследованиям Елена, сестра Ольги, супруги Галицкого князя Ярослава Осмомысла, была первой супругой Олега Северского, умерла около 1166 года. По мнению Екатерины Великой – во время родов сына Святослава.
Епископ Феодор – суздальский и ростовский епископ Фёдор (Феодорец) (? – 1169/70), ставленник и сподвижник Андрея Боголюбского; по данным некоторых исследователей – брат киевского боярина Петра Бориславича (Борисовича). Добивался для себя митрополичьего сана. Обвинён в ереси, в волховании и казнён по приговору церковного и великокняжеского суда.
Ерусланы – в русских легендах богатыри племени древних ерусланов, соседей и союзников русов.
Ефросинья – Ефросинья Ярославна, дочь Галицкого князя Ярослава Владимирковича и княгини Ольги Юрьевны, годы жизни неизвестны; её свадьба с Игорем Святославичем состоялась около1168/69 г.; а 8.10.1170 г. у Ефросиньи и Игоря родился первенец – сын Владимир, герой «Слова о полку Игореве». Всего у Ефросиньи и Игоря было 5, а по другим данным 6 сыновей. Годы жизни неизвестны, но родилась после 1151 г.
Зыбка – люлька, детская колыбель.
Игорь славный – Игорь Святославич (3 или 15. О4. 1150/51 – 1202),  князь Путивльский, Северский и Черниговский сын Святослава Ольговича (ок. 1093/95 – 15.02.1164) и княгини Марии Петриловны Новгородской (? – 1166), средний брат Олега и Всеволода; внук Олега Святославича (Гориславича) Черниговского (ок. 1055 – 18.08. 1115), правнук Святослава Ярославича (1027 – 1076), праправнук Ярослава Мудрого (978 – 1054).
Изяслав – великий князь Киевский Изяслав Ярославич (1024 – 1078), сын Ярослава Мудрого и Ингигерды.
Итиль-река – Волга.
Калики (калики перехожие) – бродячие певцы в русском эпосе.
Кара, Жаля, Горыня, Мара – в славянской мифологии духи (божества) несчастья: горя, беды, печали, смерти.
Каре – воинское построение, когда можно держать оборону с четырёх сторон.
Кат – убийца.
Кзак – Козя, Гзак, Кзы – половецкий хан.
Киммерийский Боспор – Боспорское царство, а также Киммерийский или Керченский пролив.
Китоврасы – в славянской мифологии то же самое, что в древнегреческой кентавры, то есть человеко-лошади.
Клятва-рота – торжественное обещание, клятва.
Князь Всеволод – имеется в виду великий Владимиро-Суздальский князь Всеволод (Дмитрий) Юрьевич Большое Гнездо (1154 – 1212), сын Юрия Долгорукого, сводный брат Глеба и Андрея, а также Ольги Галицкой; дядя по матери Ефросинье Ярославне Северской.
Князь Глеб – Глеб Святославич Тмутараканский и Новгородский (? – 1078), старший сын Святослава Ярославича (1027 – 1076), внук Ярослава Мудрого (978-1054); погиб во время похода на чудь.
Князь Давыд – Давыд (Давид) Игоревич (1059 – 1112), князь Владимиро-Волынский, сын Игоря Ярославича (? – 1060), внук Ярослава Мудрого.
Князь Игорь – Игорю Рюрикович Старый (875-945), русский князь.
Князь Красно Солнышко (О Красном Солнышке, о князе…) – великий Киевский князь Владимир Святославич (? – 1015), сын Святослава Игоревича и ключницы Малуши. Некоторые исследователи время рождения Владимира относят к 942 г., а его отца Святослава – к 920 г.
Князь Рыльский – Святослав Ольгович. См. Святослав Рыльский.
Князь Рюрик – великий Киевский князь Рюрик Ростиславич (? – 1215), сын Ростислава Мстиславича Киевского, брат Смоленских князей Романа и Давыда Ростиславичей, брат Агафьи Ростиславны Северской; соправитель Святославу Всеволодовичу Киевскому.
Князь Святослав… его «Изборник» – в данном случае подразумевается Черниговский, а затем и великий Киевский князь Святослав Ярославич (1027 – 1076), сын Ярослава Мудрого, известен в отечественной истории не только как активным законодатель (соавтор «Правды Ярославичей», но и как поборник изящной словесности и художеств. Ему приписывается создание двух «Изборников» (1073 и 1076 гг.), в которых наряду с различными переводными текстами философского или познавательного содержания были также и рисунки-миниатюры, в том числе один с изображением семьи князя Святослава.
Князь Ярослав – имеется в виду Черниговский князь Ярослав Всеволодович (? – 1198), младший сын Черниговского, а затем великого Киевского князя Всеволода Ольговича, брат Святослава Киевского; Ярослав Всеволодович доводился двоюродным братом Игорю и Всеволоду Святославичам и для похода против половцев дал им ковуев и боярина-воеводу Олексича Ольстина.
Кобяк – половецкий хан, историческая личность.
Ковуи – тюркоязычные племена, поселившиеся в верховьях Сулы и на Десне, служившие черниговским князьям.
Когда не стало Ростислава – подразумевается смерть Ростислава Мстиславича, великого князя Киевского, отца Агафьи,  тестя Олега Северского.
Коленкор – вид ткани, а в переносном смысле: покров.
Колты – околовисочные украшения, подвески, на головном украшении (короне, кокошнике).
Комонь – конь; комонные – конные.
Контрагенты – договаривающиеся стороны.
Кончак – знаменитый половецкий хан.
Конъектура – предположение, догадка; исправление или восстановление текста или чего-либо иного.
Конъюнктура – создавшаяся обстановка, создавшееся положение.
Корзно – плащ; у князей плащ был часто алого цвета.
Корс, Сурья, Ярило, а также Купало и Коло – в древнеславянской мифологии божества солнца.
Косоги, торки и аланы – народы, соседствующие с Русью; косоги – предки адыгов; аланы – предки осетин; торки (гузы) – тюркоязычные племена.
Котора – вражда.
Краль – король по-польски.
Куна – денежная единица Древней Руси.
Курочить – ломать, разорять.
Ланиты – щёки.
Лед – в славянской мифологии бог войны, покровитель военных вождей.
Лепо – красиво.
Лизавет – Елизавета Ярославна (годы жизни неизвестны), дочь Ярослава  Мудрого и Ингигерды; в 1045 г. вышла замуж за короля Норвегии Гаральда Смелого, долгое время добивавшегося её руки и посвятившего ей несколько песен собственного сочинения.
Лилита – в данном случае подразумевается первая женщина библейского Адама Лилит (согласно легендам), но, чтобы не смущать читателя, имя её немного изменено.
Мал Донец – Малый Дон или река Уды.
Мария – Мария Петриловна Новгородская (? – 1166), вторая супруга Святослава Ольговича Северского и Черниговского, мать Игоря и Всеволода; дочь новгородского посадника Петрилы.
Мерл – правый приток реки Ворсклы.
Митридат – Митридат Евпатор (132-63 гг. до н. э.), царь понтийский и боспорский.
Митрополит Константин – историческое лицо; на киевской митрополии находился с 1167 по 1170 гг. Русские летописцы прямо обвиняют митрополита Константина по поводу событий, связанных с походом войск Андрея Боголюбского на Киев и разорением Киева.
Могутность… и удатность – сила, мощь и удаль.
Морфей – в древнегреческой мифологии бог сновидений, сын бога сна Гипноса.
Мстислав – князь тмутараканский Мстислав Владимирович (? – ок. 1036), сын Владимира Святославича и Рогнеды.
Мстислав Романович, князь юный, Романа сын и Святославны – имеется в виду псковский князь Мстислав (Борис) Романович Старый (после 1149 – 1224), сын Романа Ростиславича Смоленского и Марии Святославны Северской, старшей сестры Игоря и Всеволода Святославичей.
Мурава – трава.
На Северу не взглянет даже – под Северой подразумевается Северская земля, такое слово употреблялось летописцами.
Настасья – Анастасия Ярославна (годы жизни неизвестны), дочь Ярослава Мудрого и Ингигерды; жена венгерского короля Андрея.
Наш сказ про князя Святослава – подразумевается историческое повествование автора о князе Святославе «Князь Святослав и княгиня Мария»;
Святослав Ольгович (ок. 1093/95 – 15.02.1164), князь Новгородский, Курский, Северский и Черниговский; отец Олега от брака с половчанкой Аеповной, а также Игоря и Всеволода от брака с Марией Петриловной.
Но цезари её крутые – имеются в виду византийские императоры Василий и Константин, братья княгини Анны Романовны.
Одесно – справа, ошуюю – слева.
О двуконь – с заводным (запасным) конём.
Одр – в данном случае ложе, постель.
О граде их Тмутаракани –  город Тмутаракань, столица одноименного русского Тмутараканского княжества находилась во владении рода Святославичей – их деда Олега Святославича Черниговского и Тмутараканского (Гориславича) до 1094 г. (возможно, до 1117 г.). Олег Святославич (Гориславич) (ок. 1055 – 1115),  сын Святослава Ярославича и внук Ярослава Мудрого.
Окоём – горизонт.
Олег Вещий (? – ок. 912) – русский князь, по одной из версий, шурин Рюрика.
Олег Тмутараканский – князь Олег Святославич (Гориславич) Тмутараканский, Северский и Черниговский (ок. 1055 – 18.08. 1115), сын Святослава Ярославича, внук Ярослава Мудрого; дед Игоря Святославича Северского и Всеволода Святославича Курского и Олега (см. ниже).
Олег, сын первый Святослава – северский князь Олег Святославич (ок. 1133 – 16.01. 1180), сын Святослава Ольговича и половчанки Анны Аеповны, внук Олега Святославича (Гориславича), правнук Святослава Ярославича, праправнук Ярослава Мудрого; старший брат Игоря и Всеволода.
Олег-дед – подразумевается Олег СвятославичТмутараканский (см.выше).
Олег признал права Мстислава – подразумевается признание Северским князем Олегом Святославичем прав на киевский престол Мстислава Изяславича Волынского (? – 1170), сына Изяслава Мстиславича (1097-1154), внука Мстислава Владимировича Великого, правнука Владимира Мономаха; Мстислав был короткое время курским удельным князем.
Ольга – великая киевская княгиня Ольга Святая (Хитрая) (? – 969), мать князя Святослава Игоревича.
Ольга Глебовна – супруга Всеволода Святославича Курского и Трубчевского, годы жизни неизвестны. Их свадьба состоялась где-то в начале 1170-х годов. Является дочерью Глеба Юрьевича (? – 1171/72) и сестрой Владимира (Епифана) Глебовича Переяславского (1157 – 1187), Изяслава Глебовича (1159 – 1164) и Владимира (Петра) Глебовича (1168 – ?).
Ольговичи – княжеская ветвь от Олега Святославича (Гориславича), правнука Ярослава Мудрого (в отличие от другой княжеской ветви – Мономашичей, берущих начало от Владимира Мономаха).
Ольстин – черниговский боярин-воевода Олексич Ольстин.
Отравлен греком Котопаном – исторический факт; исследователи спорят о том: Котопан – это собственное имя или же название должности грека.
Пантикапей (Путь рыбы) – город на берегу Керченского (Киммерийского) пролива,  позднее получивший название Тамутархи и Тмутараканя; в настоящее время станица Таманская.
Переяславский князь Владимир – имеется в виду Владимир Глебович Переяславский. См. Владимир Глебович.
Перун – в славянской мифологии бог грома и молний, покровитель русского воинства.
Пленяет хана Кози вежи – подразумевается поход северского князя Олега с братьями Игорем и Всеволодом, а также с Ярославом Всеволодовичем Черниговским на половцев зимой 1167/1168 годов. Некоторые исследователи отожествляют этого хана  с ханом Кзаком из «Слова о полку Игореве».
Плутарх – древнегреческий писатель и историк (ок. 45 – 127 гг).
Погудка – песня.
Померкло всё – имеется в виду солнечное затмение, произошедшее 1 мая 1185 г.
Потомство Бонякова клана – внук старого хана Боняка, также половецкий хан Боняк был разбит Олегом Святославичем и его братьями Игорем и Всеволодом летом 1167 г. на Донце.
Прадед славный – подразумевается великий князь Святослав Игоревич.
Праща – древнее боевое оружие для метания камней.
Редедя – князь косогов (?-1022), был побежден в единоборстве князем Мстиславом Владимировичем Храбрым (Удалым).
Рогнеда – Рогнеда Рогволодовна Полоцкая, в схиме Анастасия (? – 1000), дочь полоцкого князя Рогволода, славившаяся свой необычайной красотой, наложница и супруга великого киевского князя Владимира Святославича; мать Изяслава, Ярослава Мудрого, Мстислава, Всеволода и двух дочерей.
Родос – остров в Эгейском море, известен с античных времён.
Роман Глебович в Рязани – имеется в виду рязанский князь Роман Глебович (? – 1216).
Роман Мстиславич – волынский князь Роман Мстиславич (? – 1205), сын Мстислава Изяславича Владимиро-Волынского и Киевского.
Ромеи – греки, византийцы.
Ромены – плечи.
Роман Тмутараканский – Роман Святославич Тмутараканский (? – 1079), в «Слове о полку Игореве» назван Красным, сын Святослава Ярославича, внук Ярослава Мудрого; старший брат Олега Святославича (Гориславича); убит предавшими его половцами.
Ростислав – Ростислав Владимирович (? – 1066/67), сын Владимира Ярославича Новгородского (1020 – 1052), внук Ярослава Мудрого.
Русколань – древнее название Руси.
Сам Святослав – Святослав Всеволодович Черниговский и Киевский
(? – 1194), старший сын черниговского, а затем великого киевского князя Всеволода Ольговича (? – 1146), родной брат Ярослава Черниговского и двоюродный брат северским князьям Олегу, Игорю и Всеволоду Святославичам.
Сварог – древнеславянский бог рода и огня; верховный бог.
Свенельд – воевода Рюрика, Игоря, Святослава, варяг; по версии некоторых современных исследователей – тайный недоброжелатель князя Игоря и предатель князя Святослава Игоревича.
Световит (Святовид) – одно из воплощений бога Сварога у западных славян; его истукан изображался  четырьмя головами.
Святослав Рыльский – Святослав Ольгович Рыльский (ок. 1166 – ок. 1186), удельный рыльский князь, сын Олега Северского и Агафьи Ростиславны, участник похода на половцев весной 1185 г., герой «Слова о полку Игореве»: по некоторым исследованиям был женат на Анастасии и имел сыновей, в том числе Мстислава.
Селена – в древнегреческой мифологии богиня луны.
Снем – съезд.
Солёное море – Азовское море, хотя имеется и другая версия: озеро в районе современного города Славянска в Украине.
Стан Сантузский – стан хана Сантуза был разгромлен Олегом Северским в 1159 году. Олег тогда был князем Курским.
Стёгна – бедра.
Стрибог – в славянской мифологии бог ветров.
Сусло – неперебродивший отвар крахмалистых и сахаристых веществ, употребляемый для изготовления пива, кваса; сок винограда, получаемый после отжимки, прессования при изготовлении вина.
Сын Владимир – имеется в виду Владимир Игоревич (8.10.1170 – 1212), сын Игоря Святославича Северского и Ефросиньи Ярославны, путивльский князь и участник похода на половцев; юный герой «Слова».
Сын Игоря и Ольги славной, князь Святослав – Святослав Игоревич (942 – 972), великий князь киевский; У В.Н. Татищева рождение Святослава отнесено к 920 г.
Сынку Олега благо сделал – имеется в виду то, что Игорь Святославич Северский выделил рыльский удел для племянника Святослава Ольговича, сына Олега Святославича Курского.
Таврида (Таврия) – Крымский полуостров.
Тамутарха – Пантикапей, Тмутаракань.
Троя (Илион) – древний город, известный по греческому эпосу.
Тропою праотца Трояна – расширенное выражение из «Слова о полку Игореве», где Троян трактуется то как древнеславянское божество, то как один из древних князей.
Тут жили кимры, иудеи… скифы и сарматы – перечисление древних племен и народов; под иудеями обозначены хазары, принявшие иудейскую веру.
Узы Гименея – брачные узы; Гименей - в древнегреческой и древнеримской мифологии бог брака.
Уроки и погосты – юридические нормы правовой реформы княгини Ольги, устанавливающие размер дани и место ее сбора.
У синя моря-окиана – довольно частое обозначение летописцами Черного моря, а также любого иного моря и даже озера.
Фаланга – у древних греков сомкнутый строй пехоты.
Феофания – Феофания Музалон или Музалонис (? – после 1094), супруга Олега Святославича (Гориславича), мать Всеволода Ольговича, великого князя  киевского и, возможно, Глеба Ольговича Курского.
Хазары – тюркоязычный народ.
Хан Обовла – историческое лицо, половецкий хан Обовла Костукович.
Хакан или каган – хан ханов, великий хан.
Харалужный – булатный, стальной.
Чресла – поясница, бедра.
Что был утрачен при Олеге – подразумевается потеря города Тмутаракани и всего Тмутараканского княжества князем Олегом Святославичем (Гориславичем) после 1094 г.
Шеломянь – холм; по мнению некоторых исследователей, это была не просто возвышенность, а конкретный холм  районе г. Изюма, высота которого составляла 260 м, а длина – 3 км.
Эгейский понт – Эгейское море.
Юрьев день – день святого Георгия; в данном случае имеется в виду 23 апреля, весенний праздник. Есть и осенний Юрьев день.
Явь, Навь, Правь (Право) – в древнеславянской мифологии три фактора бытия; Явь – окружающий мир, Навь – мир духов и богов, мир духовный и посмертный, Правь – мир закона и порядка.
Ярослав – великий киевский князь Ярослав Владимирович Мудрый (978 – 1054), сын князя Владимира Святославича и Рогнеды Полоцкой; прапрадед Игоря Святославича Северского, Всеволода Святославича Курского и их старшего сводного брата Олега Святославича Северского и Курского.
Ярослав Осмомысл – Ярослав Владимиркович Осмомысл (? – 1187), князь галицкий, сын Владимирка Володарьевича; отец Ефросиньи Ярославны и Владимира Ярославича Галицкого (1151 – 1198); тесть Игоря Святославича Северского.
Ярославич – имеется в виду галицкий князь Владимир Ярославич (ок. 1151 – 1198), сын Ярослава Осмомысла, брат Ефросиньи Ярославны Северской и зять Игоря Святославича Северского. Некоторыми современными исследователями, например украинским писателем В. Маликом, авторство «Слова о полку Игореве» приписывается именно Владимиру Ярославичу. Этого же мнения придерживался и брат известного курского писателя Константина Воробьева (со слов В.П. Деткова).
Ясы – предки осетин.