Повесть Бога. Глава I

Был тихий пасмурный день тихого белого города. Его странный белый камень, из которого были построены все дома и памятники, были положены все дороги и мосты, на этот камень плакал тёплый дождь. Первая, самая-самая первая весенняя истома и грусть. Но почему-то именно такая грусть, от которой внутри становится немного приятно, совсем чуть-чуть. Ведь невесело, когда кто-то или что-то плачет, но и радостно, когда эта влага приходит к тебе после долгого холодного времени. И так необычно следить, как падает дождь, лёжа на земле среди молодой изумрудной травы, заслонив глаза ладонью от капель. Будто бы кто-то там, наверху, один, сидит в своей долгой и высокой печали, роняя на тонкую плёнку воздуха живую, но горькую воду. Небо, почему тебе грустно?
Да что его спрашивать, нет. Этот вопрос задан не ему, а самому себе.
Рука устала быть на весу и бессильно опустилась на лицо. Дождь стал сильнее, и, возможно, лучше было бы спрятаться где-нибудь под деревьями, но как-то не хотелось. Тело и одежда уже были все мокрые, но это всё равно доставляло странное удовольствие. Хотя и здесь не было чего-то особо непонятного — просто дождевое покрывало не каждый раз ложилось так тихо и ровно и не каждый раз так полно и тепло чувствовалась земля.
Сливаешься со всем этим. Кажется, что касаешься чего-то давно забытого и неизведанного, а это всё та же твердь, по которой ты ходишь изо дня в день. А ей и не дождаться того времени, когда ты, наконец-то, заметишь её, её силу и голос, захочешь поговорить с ней, остаться наедине. Всегда найдутся какие-то предметы, лица, которые отвлекут тебя от этих мыслей, нарушат тишину и долгожданное единение.
Может их действия равносильны твоему желанию создать тонкий союз с чем-то большим? Может они тоже хотят чувствовать землю, но вместе с тобой?..
Миниатюрный приёмник радиоволн отчаянно жужжал, был очень настойчив, терроризируя своей вибрацией всю грудную клетку и её органы. Убрав с него ладонь, закрывающую от дождя, девушка повернула прибор против часовой стрелки, высвобождая беспокойный голос из маленького микрофона.
— Ну где же ты? Спряталась от дождя?
— Нет, я под ним лежу.
— Иди домой. Я думаю, ты же долго там лежишь, и я как раз вовремя со своим звонком, — вздохнул мужской голос.
Девушка улыбнулась. Ей стало ещё приятнее на душе оттого, что в этот мокрый и дождливый момент о ней кто-то заботится.
— Ты сегодня добрый, не сердишься. Я уже иду.
Мужчина на том конце положил трубку, но почему-то девушке показалось, что он улыбнулся.
Белый город был полон, и белый город был пуст. Девушка шла в одиночестве, окружённая деревьями — те, что росли около города, были вполне себе ухожены, здесь чувствовалась рука какого-то разумного существа. Те, что были дальше — предоставлены сами себе, но они все были прекрасны, сады в старом городе и рощи около реки выглядели одинаково.
Везде было тихо, так, когда слышно лишь природу, а в этот момент она сидела в своём спокойствии, положив руки на колени и подставив своё тело тёплому дождю. Она даже почти не дышала или очень ровно, чего не замечаешь, где останавливается ветер, а где он снова начинает свой бег. Её воздух лишь шуршит меж падающих капель и вынуждает тебя улыбаться. Вынуждает, заставляет… Ты сумасшедший. Ты растворяешься в небесной воде и уходишь в рыхлую почву. Чтобы тебя впитали деревья, возродили тебя вновь сквозь свои жилы в новую листву. Ты тоже дерево. Неслышное, нежное, наполненное живым соком. Отдай этот сок своей листве, и ты будешь счастлив.
Девушка замедлила свой шаг, приблизившись к одному из деревьев. Вытерла лицо ладонью, хотя оно всё равно осталось мокрым. Она шла домой к отцу, это он ей звонил тогда. Она любила его, очень. Ведь он отдал часть себя ради её рождения. И он счастлив. И она счастлива тоже.
А ещё у неё есть мама, такая тёплая и светлая. Она никогда не сидела без дела, и это было прекраснее всего. Всегда что-то было в её руках, какая-то задумка для всех, не только для неё. Отец тоже был всегда чем-то занят, и сейчас. Он очень любил что-то выдумывать, а потом воплощать в жизнь вместе с мамой. И это тоже было прекрасно.
Девушка очень похожа на них. Даже сейчас в её голове существовали разнообразные идеи, картинки, что она видела и что нет, странная неслышная музыка и желание петь. Всё было внутри. Абсолютно всё.
Но дождь немного мешался, верно, он начал усиливаться, и даже ветер стал чуть холоднее. Девушка потрогала свою напрочь намокшую голову, усмехнулась и побежала сквозь водную стену прямиком к белым остроконечным зданиям.
Вода испаряется из океана и улетает в облака. Облака плывут над землёй, возвращая ей влагу. Дождь отдаёт что-то незыблемое и существовавшее тысячи лет. Теперь эти года впитались в одежду, волосы и кожу, делая их неотъемлемой частью бесконечного времени. Уже никуда от него не денешься. Тебе кажется, что ты бежишь один, но во время дождя это совершенно не так — если вода побывала и на глубине, и на небесах, а теперь пришла к тебе, то всё увиденное ею сейчас принадлежит тебе! Её воспоминания — твои воспоминания, и всё, что случилось — оно с тобой. Посмотри, как ты теперь богат и совершенен, ты часть этой реальности, уходящей от тебя в два разных направления — прошлое и будущее. А сейчас ты придёшь домой и поделишься этим временем с другими, и вы будете в нём существовать.
Мокрый, бледный камень дорог был нескончаем, но цел, ведь по нему мало кто ходил, особенно в непогоду. По этим дорогам уже текла река, но они всё равно оставались пустынны и одиноки, лишь изредка, когда кому-то из немногочисленных обитателей белой башни нужно было её покинуть, то подножный камень оживал, и оживали все те далёкие воспоминания, что были втоптаны в поверхность этих дорог.
Но что на самом деле тогда было?..
Наконец-то, устремлённые в облачную высь, входные двери. Рази взбежала по нескольким пространным ступеням, подхватив мокрый подол платья; она еле-еле отодвинула правое крыло двери на себя и, всё ещё учащённо дыша, оказалась внутри. Перед ней, как убегающая за горизонт земля, уходил в глубину здания главный коридор, постепенно сужаясь к концу.
Рази вздохнула несколько раз всей грудью, чтобы успокоить сердцебиение, Вода стекала с неё не хуже, как с неба, и на старом мраморном полу растекалась одна большая лужа. Девушка перевела свой взгляд на обувь, что была когда-то светлой, и крикнула:
— Кто-нибудь! Принесите мне тапочки!
Её звонкий голосок разлетелся по всем сводам многократным эхом, так что шанс, что кто-нибудь это услышит, несомненно существовал. В основном, слышала, конечно, мама; и сейчас она быстрым шагом приближалась из далёкого конца коридора к выходу, держа в руках тапочки и два полотенца. Она всегда так смешно и быстро ходила, что было невозможно не узнать её прямую спину, вздернутый подбородок и устремлённое вперёд тело. Да, впрочем, здесь не было так много, с кем её можно было спутать.
— Ты прямо сразу после моего зова прибежала, — улыбнулась промокшая девушка.
— Да я заранее для тебя приготовила всё, что нужно, чтобы не суетиться три часа. Так, переобувайся, полотенце сейчас на тебя накину… О-ой, не зря ещё для пола тряпку взяла, сколько воды принесла! — женщина развернула большой полотенце и кинула его на пол, где только что топталась Рази. — Иди сюда, выжми волосы над полотенцем.
Девушка осторожно выжала их и замотала в сухое полотенце.
— Лодочки не забудь!
— Ой, точно, — Рази подхватила обувь и поспешила за матерью вглубь здания.
Правое крыло входное двери закрылось само собой.
Это здание было огромным и имело ещё несколько пристроек, но они были единственными в этом старом и когда-то живом городе. Но Рази часто одолевало странное чувство, что, вот она поднимается на следующий этаж, повернёт за первый угол, а там окажется несметное число людей, таких же, как и она, но живущих каждый своими жизнями и спешащих по своим делам. Будто бы они здесь всегда были. Но любой поворот разбивал ожидания и фантазии, там не было ничего, только бесчисленные коридоры, комнаты и лаборатории.
Хотя это вечное чувство надежды существовало постоянно в груди Рази. И вместе с ним отчаянный страх, из-за которого она частенько теряла равновесие на ступеньках — ей всё равно казалось, что рядом есть кто-то ещё, кого она не видит.
Когда она была ещё меньше, то пробовала разговаривать с пустотой, особенно когда была одна в комнате. Туда же, верно, кто-то приходил и проведывал её, безмолвно наблюдая за её сном, игрой, и странными разговорами. Девочка всегда надеялась, что когда-нибудь она сможет увидеть какой-нибудь знак их присутствия, что они сами, осторожным способом, чтобы не испугать, дадут о себе знать. Потому что она верила и верит, что они хранят в себе доброту и ещё нечто важное.
— Рази, держись за меня. Устала бежать, бедная…
Взгляд девушки устремился с череды ступенек в пространные вытянутые окна. С той высоты, на которой они были, уже можно было видеть высокие и средние скульптуры в саду и некоторые полуразрушенные колонны, что стояли намного дальше. Там же были и части полукруглых стен из того же белого камня или останки старых фундаментов. Когда-то там кто-то жил.
— Рази, ты больше так не задерживайся, если увидела, что тучи нашли — сразу домой, а то идешь сейчас, а с тебя вода ручьём.
— Да, хорошо… — негромко отозвалась девушка, осторожно поднимаясь под руку с мамой. Сейчас ей было нелегко говорить. Тело сводила дрожь. Но ей так не хотелось, чтобы мама заметила это и прервала своим беспокойством странное, но даже где-то приятное чувство растворённости. Фантазия разыгрывается сама собой, додумывая , что вот-вот начнёт рассыпаться по песчинкам платье и волосы, а потом аккуратно и тело, песком по ступенькам… Но ты всё равно будешь идти дальше и чувствовать руку, ноги, кудри и только что исчезнувшую одежду. Просто станет легче.
Но мама всё равно берёт за руку пытается отогреть, и у неё это всегда получается — ведь невозможно не поддаться этому окутывающему теплу, невозможно не растаять в нём. Пусть так, быть может, исчезнуть в этом тепле — это и есть цель нашего существования, цель всего мира. Оно ведь того стоит.
Рази прильнула к матери, всё ещё поднимаясь по ступенькам. Что это? — спросила она, глядя на кисть руки мамы, держащей её ладонь. Это тело. Нет, не просто тело, оно ведь носило тебя так много времени, как земля взращивает семечко. Это именно существо, живущее и дышащее, оно, наверно, живее всего вокруг, вместе взятого. А действительно, вокруг них один только стены, каменные кладки, искусственные полы, электрический свет. Что-нибудь из этого может быть сравнимо с чем-то живым?
Нет, конечно. Рази обхватила маму за руку, но на какой-то момент ей стало немного не по себе, ведь в этом огромном пространстве здания и старого города они были практически одни. Рази до сих пор не могла понять, почему она даже к этому времени никак к этому не привыкнет.
Не понимала, хотя раньше иногда была в обстановке многочисленности. Что здесь значат 20 человек, 10 существ, что почему-то именно здесь и в такое странное время пытаются жить. Они кажутся самодостаточными, ведут общение с далёкими народами, что-то потихоньку конструируют из остатков материалов и техники, наблюдают за окружающей природой. Они одни.
Рази даже призадумалась, когда в последний раз она видела их всех здесь, своих братьев, и где теперь большая их часть. Память не могла изменить, но подвести вполне. Казалось, это было не так давно, но эти вопросы были не часты. Лица расплывались перед глазами, как только ты силой пытаешься их уточнить, сопротивляются. Поэтому Рази решила вспомнить о её братьях-ровесниках, к которым они с мамой, вероятнее всего, направлялись.
— Сначала пойду в ванну, погреешься в тёплой водичке, а заодно простирну твоё платье, всё дождём пропахло!
— Разве плохо?
— Нет, я не про это. Плохо, что ты вся мокрая, простыть недалеко.
Значит, братья подождут.

***

Солнце тихим-тихим прикосновением дотронулось до пола просторного зала с множеством вытянутых в овал окон. Этот зал был такой же светлый, как и остальные в остроконечном здании; в нём располагалось самое большое количество книг, рукописей. Манускриптов и других документов, на которых может быть какая-либо информация. Полки, будто выдолбленные из самих стен — настолько гладко они были прилажены, — высокие до потолка стеллажи, сделанные из легкого твердого материала шкафы — всё было плотно заставлено бумажными изделиями. Нельзя было сказать, что им уже, возможно, и полвека, в то и больше; но они прекрасно сохранились. Цветные обложки имели такую же яркость, как и в момент своего создания, когда-то ещё давно. Книги были разнообразной толщины, листы — разного размера, и длина списков тоже. Некоторые из них, имеющие безоговорочную ценность среди немногочисленных читателей, стояли в отдельной комнате, что прилегала к библиотечному залу. У неё не было входной двери, просто проход в стене, но туда довольно часто заходили трое жителей белого здания — Рази и её двое братьев-ровесников.
Два молодых человека, которые, как и их сестра, только вступили на тропу своей юности, сидели в библиотеке, пытаясь разобраться в несчётных задачах и предположениях, написанных в бумажных собраниях. Один из братьев всё ещё был погружён в стройный поток букв, а другой, порядком утомившись, ходил неспешным шагов взад-вперёд по пространству стеллажей.
Он был лёгким, как листик с дерева с многочисленными прожилками и всё ещё зелёный. Как листик, что только-только стал пробиваться сквозь грубую толщу коры. Первый же был, наоборот, весьма хорошо сложен и держался довольно увереннее, чем его брат.
— Как твои успехи? — негромко спросил блуждающий Йофиил.
Самуил нахмурился, держа в руках толстую книгу, и шумно вздохнул.
— Попробую подытожить, когда закончу читать.
— Честно говоря, я мало что понял. Здесь всё так абстрактно, формулы, схемы…
— Ты же вроде бы любитель абстрактности.
— Да, но только не строгости. Скобки, буквы, дроби — это всё как-то упрощает мир. Упрощает донельзя.
— Это всего лишь один из способов обозначить его. Но весьма действенный — я пока представить не могу, как, но без этих формул здесь не стоял бы наш дом.
— Он был бы всё ещё на дереве, — улыбнулся Йофиил. — Но всё равно! Как-то странно.
— Что странно?
— Как они до всего этого додумались.
Самуил повертел карандаш в руках и легонько надавил грифом на стол..
— Как-то, да получилось… Они жили тысячи лет, думаю, за это время как раз возможно успеть придти к этому.
— Но ты представляешь себе ту точку отсчёта, ту самую первую гениальную мысль, с которой всё началось…
— Так ведь это могла быть самая простая мысль, вроде той, что любой камень или палка могут быть орудиями, — перебил брата Самуил. — Это они сейчас для нас кажутся простыми, правда ведь? А тогда это было гениально.
— Но всё же… как в таком случае первые люди поняли, что предметы вокруг могут послужить им, и из них возможно сотворить нечто другое? — Йофиил развёл руками, блуждая глазами по большому залу; волнение на некоторое мгновение охватившее его теперь постепенно отступало. — Я удивляюсь. Возможно потом я всё это узнаю и буду относиться к этому спокойнее, но сейчас я только удивлюсь.
— Я помогу тебе. Объясню, что понял сам, а если что, то обратимся к братьям.
За окном набирал силу дождь.
— Там Рази где-то должен… ой, то есть должна быть! Где-то в саду или в городе. Опять промокнет, — Йофиил понизил голос, смущаясь от своей ошибки.
— Ничего, добежит, ей не впервые. Самуил встал из-за деревянного стола и подошёл к стоявшему у окна брату. — Ты всё ещё не можешь привыкнуть к нашему отличию с ней.
— Как видишь, часто путаюсь.
— Ничего, я ведь тоже… Для меня именно это страннее всего. Эти объяснения… Я каждый день думаю об этом. Раньше мы были все втроём, как единое целое, а теперь эта правда, если её так можно назвать, разделила нас.
— Я так и не могу понять, правда ли это, — Йофиил поёжился и передёрнул плечами, ломая пальцы. — Когда я стоял перед этой машиной, я даже не мог представить, что мы с тобой появились именно оттуда. Она ведь тесная! — добавил он с нервным смешком. Меня это как-то беспокоит…
— Знаешь, я… Я нашёл здесь несколько книг, в которых рассказывалось о рождении детей.
— Ты? Здесь? — Йофиил резко повернулся к брату.
— Да, да. Мама тогда говорила, что это трудно… А в книге ещё было написано, что это очень больно для матери, — Самуил понизил голос, будто их кто-то подслушивает.
— Когда она нам объясняла, я сразу догадался, что это совсем неприятная штука.
— То есть ты хочешь сказать, что они решили вырастить нас в этой машине, чтобы маме не было больно?
— Тоже возможно. — Самуил уставился на пол, оперевшись на подоконник. — Я бы тоже так поступил.
— Как ты думаешь, а Рази захочет подвергать себя такому?
Самуил удивлённо посмотрел в сторону брата, даже немного покраснев.
— Этого не знаю, это только от неё зависит, — разговор смущал их в равной степени. Самуил сидел, потупив взор и немного чувствовал, что его подташнивает, неприятные действия, там, внутри. Как и в прошлый раз, перед этой машиной.
— Самуил, ты чего там? — Йофи увидел неестественную позу брата и его напряжение, и тотчас подскочил к окну. Самуил старался сделать несколько глубоких вдохов, но неконтролируемая дрожь никак не могла отпустить.
— Эти разговоры… И зачем мы о них говорим… А зачем… Ведь это… — причитал Йофиил, пока выискивал среди стеллажей стеклянный кувшин с водой.
Парень стал жадно пить с наполненной до краёв кружки, а Йофиил всё что-то бормотал под нос, неровно дыша, будто всхлипывая.
— Самуил… Ведь мы никуда не денемся от этих мыслей! Нам нужно что-то сделать, так ведь… нельзя. Мы сойдём с ума! Просто! — Йофиил хватался то за пучок своих волос, то за шею, то ходил туда-сюда, сложив руки на пояснице, будто его одолевала ломота.
— С-спокойно, — процедил Самуил, стараясь говорить мягче. Чувство, что всё изнутри может выпрыгнуть наружу ещё не совсем ушло.
— Я хочу почаще ходить к этой машине. Нужно изучить её, до самых винтиков… Иначе моя голова никогда не примет это…
— Да она мне снится ночами, я всё посреди ночи подскакиваю! Ещё и смотреть на неё… Хотя… Не знаю. Смогу ли я вынести таким образом эту неприязнь из себя. Это неприятие, вот.
— Пожалуйста, не говори сейчас ничего! — заявил Самуил и угрюмо замычал. Его глаза наткнулись на только что прочитанную книгу о механике — он взял и грохнул ею по столу.
— Да ты что?! — Йофиил испуганно отстранился.
Самуил опёрся на стол и выдохнул.
— Кажется, прошло.
Его слова упали в тишину, как, впрочем, всегда происходило с их словами и беседами. Йофиил бессильно доплёлся до графина с водой и влил в себя немного. Растекаясь по подбородку и шее, вода скользнула на фиброину, но та всего лишь позволила ей бежать дальше. Йофи вытер рукой мокрое место и вздохнул.
— Как говорил отец? «Примите это таким, какое оно есть». Прямо как воду. Как лекарство.
— Как правду, — отозвался Самуил, обхватив голову руками и приходя в себя.
Йофиил медленно направился к небольшому закутку библиотеки, бессильно поддавшись слабым рыданиям.

* * *

— Рази, попробуй воду, нормальная?
Девушка опустила руку в наполненную ванну и впитала в себя приятное тепло. Пар мягко окутывал тело, будто нечто большое и вездесущее.
— Да, как раз.
— Залезай тогда.
— Конечно.
Рази осторожно нырнула в тёплое водное пространство и вдохнула полной грудью. Какое наслаждение. Она прилегла на спину, почувствовала, как отогреваются плечи, руки и шея, умыла лицо, чтобы согрелось и оно. Вдруг девушка опомнилась и принюхалась к воде.
— Мам, а вода теперь без запаха! Папа новую фильтрацию поставил?
— Да, забыла сказать. Быстро починили.
Рази сонным взглядом смотрела на то, как мама чистит щёткой её фиброину. Она делала это быстро-быстро, будто у неё была очередь из грязных вещей или каких-нибудь неотложных дел. Пышные светлые волосы постоянно скатывались на лицо, и Мариаш неустанно выпрямлялась и мотала головой, чтобы вернуть их на прежнее место. Это повторялось вновь и вновь, и Рази незаметно для себя погрузилась в дремоту.
Ей привиделось море, то, которое было недалеко от города. Старшие братья довольно часто уходили туда и брали с собой Рази, Йофи и Самуила. Вода там была чистая, спокойная, но от самого вида обширного водного пространства внутри было совершенно не по себе. Рази иногда казалось, что эта серебряно-голубая гладь может затянуть зазевавшегося, растворить в глубине и разнести по всем уголкам мира, словно смеясь над хрупкой судьбой живых существ. Да, Рази даже боялась воды.
Но здесь, в белом небольшом закутке, куда проведены гладкие трубы, и где мама отчаянно пытается разобраться с домашними делами — здесь, конечно, всё было по-другому. Разве тёплая вода и присутствие матери может натолкнуть на беспокойство?..
— Рази, долго не лежи, отогреешься — потрёшь себя — вот мочалка, — и вылезай, тебя кормить буду! И Йофи с Самуилом надо позвать, тоже, наверно, проголодались.
— Хорошо, мам.
Мариаш, совершив все необходимые движения с бельевой веревкой, улыбнулась дочке и исчезла за углом. Будто видение.
Рази снова закрыла глаза и чуть скользнула в середин ванны. На какой-то момент ей всё показалось ненастоящим, и она сама. Будто кто-то всё вокруг придумал, всего лишь на эту единственную секунду, и сам погрузился в вековой сон. А Рази и ванная комната со всеми вещами в ней остались существовать в неком подвешенном пространстве, никому не принадлежавшим. Рази почувствовалось, что теперь-то здесь может происходить всё, что угодно, и как угодно, ведь никто не ставит правила. И вода может заливаться даже до потолка, хлюпая под самым верхом.
«Это всё потому, что вокруг моей головы тепло, и мне кажется, что эта вода везде…»
Девушка осторожно вынула левую руку из воды и выпрямила её, потянула к потолку. Ей стало казаться, что она потеряла её в этом холодном воздухе, будто здесь была метель. Она не чувствовала её, но всё стало немного другим.
Девушка потихоньку вернула руку на место. Ей было хорошо. Громко зевнув, она потянулась за уже изношенной мочалкой и кусочком мыла и медленно принялась за своё очищение.
Рази мылила и мылила мочалку, потом принялась за свою шею, плечи, руки, грудь…
Сейчас ей невольно вспомнились моменты, когда будучи чуть меньше она купалась вместе с братьями в реке, и между ними не было особых различий. Она сама не ощущала их — ну да, у них был другой цвет глаз, форма волос и овал лиц, да, они — мальчики, а она — девочка, но это было тогда совершенно неважно. Теперь она была уже не так энергична, не так опрометчива и беззаботна, как раньше. Тем более, каждый или через день ей вспоминался момент, когда родители решили рассказать о том, как на самом деле появились на свет она, Йофиил и Самуил.
В рождении Рази не было ничего необычного — Мариаш выносила её в любви и заботе. Но девушка помнила, что мама опустила в рассказе описание родов, ограничившись пространным словом «трудные», хотя было странно слышать от неё такие понятия.
Но вот для братьев этот рассказ был трудным вдвойне.
Рази сидела в ванне без движения, застыв с мочалкой у груди. Перед её глазами проносились недавние воспоминания, всё ещё волнующие, во всех подробностях.
Девушка неожиданно вернулась в реальность, замотала головой и продолжила мыться.
Она теперь думала о старших братьях — их оказалось так много, что некоторых она и вовсе не могла вспомнить после долгого отсутствия в городе. В её голове ещё держалась картинка, где отец и мать разговаривают с самыми старшими из детей о том, что самых младших нужно отвезти куда-нибудь подальше от старого города. Рази так и не поняла, в чём было дело, но взрослые были серьёзны и даже немного обеспокоены, поэтому девушке вспомнился и пустой страх перед неизвестностью, что охватил её в первый раз за десять лет жизни.
«Мы не можем продолжать разработки. Вдруг дети окажутся в неподходящем месте, не в то время — что мы тогда будем делать? Нас и так не слишком много, а будущих помощников терять не следовало бы», — критичным и холодным тоном вещал самый старший брат, Уриил.
Он выглядел как всегда странно, с одним из его двух постоянных выражений лица — в тот момент оно говорило о самой высшей октаве возмущения души. И чтобы это лицо изменилось на другое, второе — спокойное, бесстрастное, — Михаилу пришлось согласиться со старшим сыном. Хотя, возможно, он и сам в действительности вынашивал эту идею, и ничьё лицо здесь ни при чём.
Кто-то зашумел за дверьми в соседней комнате ванны.
— Рази! Не бойся, это я, возьму полотенце.
— Хорошо, А зачем оно тебе?
— Я пролил чай, большую часть на себя, конечно же.
— Вот ты, папа, неуклюжий.
— Это точно. Это точно ты говоришь. Придётся застирывать одежду.
— И как ты умудрился-то?
— Да сидел с аппаратурой, попить захотелось. А голова уже ничего не понимает, координации никакой, испугался, что сейчас пролью всё на экраны, а получилось наоборот.
— Ты сколько уже сидишь с этими экранами? Хоть ночью опять не возился?
— Сидел, опять, — послышался смешок из-за дверей.
— Ну папа, правда, прекращай уже это! Пойди тогда сейчас отдохни, видишь же, что не можешь работать.
— Хорошо, я как раз собирался. Вправду хочется полежать, — мужчина ещё пошуршал в комнате. — Братья твои сегодня или завтра вернутся.
— Я помню.
Рази всего лишь с секунду подумала, спрашивать ли об этом:
— Пап, а Уриил тоже придёт?
В комнате был слышен звук включающегося стирального аппарата, молчание.
— Да, конечно.
— Пап, а зачем ты кинул одежду в машинку? Её же можно было просто сполоснуть, а потом щёткой…
— В том то и дело, что она промокла насквозь, и пятно не выводится. Мне кажется, в этот раз у нас получился слишком концентрированный сахар.
— Его Рудольф делал?
— Да, придётся опять все вещества проверить… Ох.
— Иди спать.
— Уже ухожу.
Открывая дверь из ванны, Мардук споткнулся о порожек, вспомнив треклятый чай и не из того места растущие руки Рудольфа. Почему-то именно вчера, чтобы сегодня в разгар работы, сделанный им напиток выбил из колеи главного трудящегося этого города.
Рази невольно задумалась о том, нет ли в её ванне чего-нибудь концентрированного, ведь фильтры на воду из реки делала Рудольф тоже. Она улыбнулась — зная, какой он аккуратный, можно было сказать, что он всего лишь устал, и отец тоже, и никакой чай с сахаром здесь ни при чём.
«Пусть все отдыхают», — подумала девушка и расслабилась.
Мардук действительно устал. Накинул полотенце на голые плечи, потому что шёл в одних штанах. Вместе с той рубашкой он кинул стирать и другую, подлиннее, которую он надевал поверх, не застёгивая.
До спальни нужно было пройти через весь длинный коридор, в котором потолок был намного ниже, чем при входе в здание. Не везде подсвеченные стены отливали керамической серостью, ближе к началу и концу коридора, где были окна, старая штукатурка была бледно-бледно синеватой.
Было холодно. Но Мардук был привыкший к любому изменению погоды, так что холод не очень влиял на него. Открыв дверь, он погрузился в свой уютный уголок застеленной кровати, парочки комодов для вещей, небольшой лампы рядом и закрытого окна. Углы у потолка были заняты невидимыми кружевами паутины и их хозяевами — Мариаш очень редко гоняла пауков, потому что летом, в разгар мошкары, они весьма полезны, а осенью и зимой кого будешь выгонять из дома?
И теперь пауки сидели на своих местах, безмолвно отмеряя свой век.
Со стороны одной из стен на полу была видна посыпавшаяся штукатурка — всё-таки время уже слишком давно построенного здания напомнило о себе, а сейчас и того, напоминает слишком часто.
Михаил вздохнул от нежелания совершать какие-либо действия по уборке белого мусора. Полотенце упало на кровать, а сам Мардук влился в волны белых, голубоватых и кофейных тканей своих рубашек, душистых, постиранных и поглаженных руками любимой Мариаш. Они лениво роняли свои рукава и воротники на ладони мужчины, ненавязчиво предлагая надеть себя. Эту или другую…
Все рубашки окончательно вывалились на колени и на пол. Мардук молча отобрал первую попавшуюся и начал аккуратно складывать остальные. Аккуратно, как мог, как могли ему позволить боль в спине и уставшие руки.
Сев на мягкую кровать, он немного расслабился — всё же, это тебе не старый твёрдый стул в технической лаборатории. Мужчина накинул голубую рубашку и поправил её. Пуговиц уже давно было не разыскать, поэтому новые вещи, если их шили, старались делать без них. А то ведь и на старых вещах они стали пропадать, эти пуговицы…
Что-то в этот момент времени всё стало происходить, двигаться, развиваться, и так нервно, непоследовательно и трепещущее, как никогда раньше не было. И всё это началось, когда химические исследования завершились, и было решено вернуть в город маленьких…
— Ты уже тут, Миха! — обрадованный голос раздался сзади у дверей. Мардук устало повернулся и кивнул.
— Так ложись, чего сидишь? Всю ночь сидел и сейчас продолжает. Ну, давай, — теплые женские руки взбили подушку и вытянули из-под Мардука застеленное одеяло. — Чего ты ждёшь? — с улыбкой спросила Мариаш.
— У меня ещё цифры перед глазами, — мужчина начал перебираться к подушке.
— На спину ложись, чтобы вытянуться. Вот, молодец.
Мариаш укрыла мужа, села рядом и погладила его по голове и рукам.
— Расслабься, теперь, наконец-то, поспишь. Всё хорошо, всё хорошо…
Она говорила уже потише.
— Наработался, а теперь отдыхать… Милый мой, мой хороший… Мой любимый…
Её поцелуи тихонько касались его губ, щёк, левого ушка и груди. Мардук слабо улыбнулся и его лицо осветилось чувством наслаждения и спокойствия. Он осторожно прижал Мариаш к себе, руки уже не слушались, но так хотелось быть в этом тепле.
Мариаш ещё раз поцеловала его и, шурша платьем, аккуратно завесила окно шторой поплотнее. В голове Мардука промелькнуло воспоминание о том, что этот кусочек шторы когда-то был пододеяльником, но это было очень давно…
Мариаш ещё возвращалась, чтобы подмести ту штукатурку на полу, а потом, стараясь делать меньше шума, закрыла дверь спальни и пошла искать себе новое занятие.
Дождь уже давно перестал лить, но его разряжающая воздух прохлада всё ещё пряталась в белом здании, и именно в жилой его части. Будто нарочно, чтобы заставить существ вздрогнуть и кашлянуть пару раз, чтобы заглянуть в их самые маленькие сосуды и клетки и заставить бояться холода даже их. Чтобы металлические элементы аппаратуры превратились в самое отчуждённое вещество на планете, а камень и кирпич пытались бы заразить тебя низкой температурой. Отопительных приборов в здании было совсем уж немного, потому что не хватало аккумуляторов и трансформаторов — энергетическая подстанция создавала напряжение больше, чем его могли выдержать приборы. Парочка из них вышла из строя когда-то, по забывчивости хозяев, и тогда пришлось тратить время на сборку генераторов и дополнительных трансформаторов тока.
Мардук уже крепко спал. В его голове теперь неясным ходом пробегали картинки прошлых дней, высвечиваясь по очереди, то смешиваясь в совершенную несуразицу. Затем начали появляться уже чёткие образы, но и они ещё не несли какой-то определённый смысл по отдельности. А вкупе они всё-таки что-то значили.
Странные линии пересекали картинки. И было непонятно, смотришь ли ты на них со стороны, либо это вообще не подразумевало твоего существования.
Можно было забыть, кто ты, можно было забыть, где ты, но эти тонкие, шершавые провода всё равно спутывали твою стопу. И ты не мог двигаться, ни туда, ни сюда. Они даже снились, будто валяются под кроватью и выглядывают из под неё.
А ты слышал когда-нибудь их разговоры?
Потрескивание — всего лишь их смех, а говорят они протяжно и гулко, но это можно услышать, только когда они сильно нагреются от центрального блока. Иногда хочется смеяться вместе с ними, без умолку, сам с собой. Ведь они — отличные зачинщики веселья! Им нет ни до кого дела, им нужно лишь глотать электричество. И сколько было, сколько будет, это тоже никого не волнует. Зачем ведь…
Ведь есть генератор, который даст эту великолепный дар — электричество, а если ничего этого не будет — не беда! Бездействие не так уж страшно, если с ним ничего не поделаешь, и если оно требуется судьбой.
Лежать, лежать… быть невостребованным, неиспользуемым, спокойно источать холод… но всё равно, как сладок покой! И особенно, когда во сне эта безмятежность перемежается с сценами вызова, задачи, дела, что необходимо решить, но что вызывает только удовлетворение от всего происходящего — ведь ты знаешь, это сон, ты здесь властитель, никто и ничто не сможет унизить тебя в твоих действиях и устремлениях. А творить и действовать тебе хочется всё больше, не только оттого, что ты привык совершать это в реальности, но и от чувства бесконечной отдачи и возвращения заслуженной энергии для дальнейшего, от чувства неограниченной власти и обладания этой энергией. Ты полон, ты счастлив. И ты спишь.
Реален ли этот сон, или всё это выдумка. Как и всё вокруг? Что из живого реально существует, а что только хочет быть?
Мардук видел сон. Сначала его беспокоили различные маленькие огоньки, стоявшие в ряд, потом гудение машин, но вскоре образы мониторов и проводов покинули его подсознание и в сон стали выходить люди. Ещё было много зелени, видной из окна. Мариаш, которая опять что-то делала. Дети спокойно разговаривали. А потом пришли из путешествия старшие дети. Они махали с дороги, ведущей к белому замку, но их руки стали по-странному длинными и гибкими, как провода. Уриил улыбнулся страшной улыбкой андроида и закатил глаза, будто бы смеясь.
Мардук проснулся, но ненадолго. Непонятные и беспокоящие его образы вышли у него из головы, будто их и не былою Мужчина протёр рукой лицо — кожа была горячей, будто из-за температуры. Дневной сон уже вовсю палил, и даже та занавеска не задерживала его, но так даже было лучше. Свет рассеивал страх, а Мардук как-то испугался во сне.
Его уже давно посещали такие видения, но именно сегодня осознание неоконченной работы, быстротекущего времени, растущих детей и вечно спешащей Мариаш мучили Мардука особенным образом.
Мужчина небрежным взглядом охватил комнату и почему-то его глаза притянулись к области закрытой двери. Дверь была коричневая, а вся комната в светлом тоне и этот контраст был сумасводящим, именно сейчас.
Мардук потёр виски и голову в кудрях и негромко сообщил вслух:
— Я хочу просто спокойно поспать.
Через минуту, словно какая-то фея или некий джин, пролетавшие мимо и по доброте своей исполнившие услышанное желание, Мардук. Наконец-то, расслабленно и глубоко дыша, заснул на правом боку.
Провода заснули тоже.

* * *

Рази всегда удивлялась, почему после ванны так холодно, ведь только что тело было тёплым от воды. Она выскочила из ванны, быстро семеня по направлению к своей комнате.
Ноги уже быстро замёрзли, а бежать надо ещё через два небольших коридора.
У неё была отдельная комната, не так давно родители переселили её от братьев. Теперь не так весело просыпаться без очередной картины ещё спящего Йофиила, свесившего руку с кровати и уже почти съехавшего на пол. Или без заботливого Самуила, который каждый вечер кутал сестру в несколько одеял, чтобы она не замёрзла.
— Иди сюда.
Рази застыла посреди коридора на цыпочках, повернув влево. Но слева была открытая дверь в стене в неосвещённый закуток, там была кромешная темнота, такая, что сердце девушки пропустило очередной стук от испуга.
— Кто это?
Зовущий голос был ни женским, ни мужским, ни детским, ни взрослым. Всё тело Рази порывалось бежать дальше, но… кто-то звал…
Темнота молчала. Стало даже казаться, что никто никого и не звал, слух сам себя обманул.
— Зачем я должна подойти? — спросила Рази голосом уже менее громким и чётким.
— Посмотри.
Рази всё равно не могла себе представить по этому голосу, кто же мог там говорить. Да и в закутке том, кажется, ничего и не было никогда.
Девушка переложила полотенце, окутывающее волосы, на плечо и подошла к порогу комнаты. Немного щемило внутри тела, но сейчас чувство стало почему-то растворяться. Рази ясно услышала шум работающих компьютеров.
Проблеск облегчения снял всю телесную напряжённость.
— А… Папа, наверно, забыл выключить компьютер.
Рази уже с меньшей опаской заглянула в темноту и действительно увидела горящие лампочки мониторов, системных блоков и блоков питания. Нащупав рукой на стене выключатель, девушка рассеяла все свои сомнения и страхи светом — в закутке оказалось три аппарата, здесь было заметно душно, чем в коридоре. Рази включила мониторы — только на одном выполнялась какая-то программа.
Девушка выключила другие два компьютера. Динамики везде были отсоединены от блоков, и недоумение вновь вернулось — кто же тогда говорил и как? Ладно бы там, голосовая программа, реагирующая на человека, но с помощью чего-то она должна была быть услышанной.
Рази уставилась в монитор с программой, но ничего не могла понять, даже разобрать из потока символов и линий. Программа занимала практически весь объём центральной памяти, но система держалась, как могла, испытывая на себе хлёст информационных волн. Рази как-то поспешно включила свой разговорный аппарат, висящий на шее.
— Мама, а папа спит?
— Да, — отозвался женский голос из устройства. Рази почувствовала прилив храбрости.
— Мам, я тут в закутке, сразу прямо после ванны по коридору, здесь на одном компьютере какая-то программа выполняется, а я не знаю, как её выключить. Она так загружает компьютер сильно.
— Зачем выключать, пусть работает!
— Да я его хотела вообще выключить… ты можешь подойти сюда?
— Ладно, сейчас, подожди минут… десять…
— Тут перед этим меня кто-то звал.
— Что? Кто? Погоди! — голос матери даже закричал от неожиданности.
— Не знаю, динамики отключены были, но вот на одном компьютере что-то пишется…
— ВЫЙДИ ОТТУДА!
— Хорошо, я вышла уже…
Рази ничего не понимала. Почему когда ты вылазишь из ванны и тебе холодно, хочется поскорее согреться, кто-то начинает звать из непонятно чего… И ещё какие-то причуды систем.
Мариаш мигом прибежала из вереницы коридоров.
— Кто тебя звал?
— вообще не поняла, голос даже на человеческий не особо похож…
Мариаш забежала в комнату и вклинилась глазами в монитор.
— Как интересно!
Рази не поняла, на что мама ответила этой репликой, но решила продолжить свой рассказ:
— Я думала, это голосовую программу папа поставил, напоминание там какое-нибудь…
— Что говорило-то хоть? — спросила мама, не отрываясь от символов на экране.
— Сначала «иди сюда», я спросила «кто это», — не ответили. А когда спросила «зачем мне подходить?», то сказали «посмотри». И вот, в общем, на программу, что ли смотреть?
— В общем, верно… Мариаш стала что-то набирать на клавиатуре. — Рази, здесь есть дополнительные клавиатурные блоки?
— Сейчас, есть какие-то.
Рази отдала их маме, и они вместе подключили в разъёмы. Девушка могла только наблюдать, как быстро мама управлялась с грудой кнопок и информации. Ей думалось, что она вряд ли сможет так работать с этой техникой.
— Мам, а что это за программа?
— Это… Это отец запустил. Только почему именно на этом компьютере?
— Она что-то важное делает?
— Это соединение с ноосферой, только я не пойму, зачем она мониторит какие-то данные о временных локациях. Надо её как-то и вправду выключить.
— Временные локации? В ноосфере чего только не бывает, — удивилась Рази. — а со мной, что, разговаривал кто-то оттуда?
— Нет, вряд ли… Это сообщения были оставлены. Ну, кажется, всё, — Мариаш победно потянулась и стала быстро всё выключать и отсоединять.
— Если честно, я мало что поняла, — негромко отозвалась Рази. — Я и испугаться успела, и расхрабриться, но так и не дошло.
— Не бери это пока в голову. Папа проснётся и с ним всё обсудим. Пойдём к себе.
Рази задумчиво развернула полотенце и сухой стороной вновь завернула волосы.
Казалось, что белый дворец был проклятым местом. Кто-то пожелал ему доброго здравия и шумной жизни на тысячу лет, не уточнив, что эти слова должны касаться людей, а не камень. Сейчас здесь слишком мало двуногих и разумных, они, можно сказать, составляют ничего по сравнению с огромным домом и миром вокруг него. А мир полон всякого другого, на что нельзя было закрывать глаза.
Хотя, даже если и закроешь, они всё равно никуда не денутся.
Рази всегда чувствовала себя защищёно, она даже была равнодушна к своей безопасности, ведь раньше, будучи ребёнком, она была в наивысшей мере бесстрашна, неугомонна и любопытна, но и в то же время что-то внутри неё всегда уберегало от неправильных шагов в неправильные места. Теперь же эти прекрасные ранее чувства почему-то притупились. Изжили себя; Рази стал осознавать, что ей нужно взглянуть на окружающее с какой-то другой позиции (как говорила Мариаш), делать какие-то другие выводы. Потому что ведь и думает она уже совсем по-другому, чувствует иное.
— Я взрослею, — еле слышно прошептала девушка, сидя одна в своей комнате. Хотя ей самой ещё не совсем верилось в это, не понималось. Рази не могла точно сказать. Что за смысл несут в себе эти слова для неё. Она не знала, что ей может принести сама жизнь и будущее; казалось, что всё значение существования для неё и её родных заключалось в пребывании в этом здании и речной долине. Весь мир пребывал в голове у Рази, именно тот настоящий мир, который живёт и переливается всеми цветами радуги. А реальность шла слишком неспешно и однообразно , и иногда теряла силу жить и потихоньку погружалась в сон, захватывая с собой своих обитателей. Все попытки найти в ней что-нибудь новое, трепещущее оканчивались глухотой и неизменностью. Рази думала о том, вскоре всё и вправду закроет глаза, навсегда, но… То самое нечто стало проявляться, будоража окружающее, расталкивая ото сна. И впервые за столько лет этот диссонанс был услышан именно в здании, именно Рази, и почему-то совершенно издалека.
Что же там, вдалеке?

***

— Ты что-то хотел сказать? Не бойся, я уже давно в порядке. Можешь даже продолжать ту старую тему.
Самуил немного откинул голову, чтобы увидеть брата, и как он говорит, но тот всё ещё молчал. Йофиил робко глянул в ответ и отозвался с кислой улыбкой:
— Я же теперь целый день только об этом и буду говорить.
— Ничего страшного.
— Помнишь, в том мире… Там было хорошо. Там было лучше, намного.
Голос слышался будто со всех сторон. Самуил не хотел бы сталкиваться с такими вопросами, но он чувствовал, даже не глядя на брата, что тот очень хочет ответа.
— Йофи… Здесь слишком много тайн. Очень много тех вещей, которые закрыты для нас сейчас. Я чувствую себя, как в реке, — помнишь, там у нас она была? Она несёт и тебя, и меня, и остальных. Сначала кажется, что это мама с папой главенствуют над всем, но, когда я читал все эти книги, когда я смотрел на наш старый город, мне как-то пришло в голову, что… Это всё оно действует на нас и на родителей тоже. Они также были заставлены… были несвободны в своём решении. как будто кто-то им приказал перенести нас всех сюда, а не они сами подумали. И если так случилось, значит… что-то есть важное и нужное в этом.
Йофиил выслушал всё до конца, черты его лица опустились, он отвернулся в окно.
— Не знаю, у меня есть уверенность, что мы можем побывать там ещё раз. У нас есть те аппараты, они работают… Только, конечно, этот вопрос, почему мы не можем вернуться обратно…
— Старшие братья всё ещё живут там, делают что-то, — отозвался Йофиил. — Почему мы должны быть вдалеке от них? здесь же пустота, здесь пусто, никого нет!
— Ну, как пусто, Йофи? Здесь же мы, замок, все эти вещи, деревья, цветы, звери…
— А люди? Кроме нас? Кто-нибудь? Я видел их только на картинках этих старых книг. А родители говорят другое, что их очень много, и они все там.
Они все там, понимаешь. Когда мы там ещё были, я мечтал, что увижу их всех, все их города и дома, каждого в лицо. Зачем только братья рассказывали о них! Ведь они их видели, приносили их вещи, все эти аппараты и агрегаты…
А может, это всё неправда? И нет никаких больше людей, кроме нас? И всё это вокруг сделали родители и братья? А может нас и совсем не существует? А, Самуил?
Йофиил даже засмеялся. но это было очень странно слушать. Самуил не знал, что ему ответить, он даже почувствовал, как быстрее забилось его сердце.
— Нет! Мы есть здесь, и это правда! Это определённо правда. Я не смогу это ничем доказать… но я полностью в этом уверен… Ты тоже не должен сомневаться! Иначе где ты окажешься со своими всеми твоими запутанными вопросами? Уж точно не в том мире. Пока мы здесь, мы должны найти ответы, нам больше негде их искать! И они обязательно найдутся, мы же как-то узнали обо всём, что нам сейчас известно? Узнали, и узнаем остальное.
— Я просто хочу быть там, где мне хочется. Только и всего.
— Да, там очень хорошо. Мне часто тоже хочется вернуться… Но этот дом тоже очень похож на старый. Я даже не могу найти особой разницы между ними.
— Нет, разница определённо есть! — Йофиил был твёрд в своих убеждениях. Он сел за столик и мечтательно закачался на стуле. — Там были странные незнакомцы, феи, столько яркого интересного… А здесь я даже не знаю, что есть, кроме нас. Жёсткие стулья, вот что. папа говорит, что в лесах могут встречаться злые звери, да и вообще, без специальной одежды вне города лучше не выходить. Но почему? Он же ведь никак не ответил. Нет, мне не трудно надеть что-то на себя и так отправиться в путь, но получается, я не везде могу пройти, не во всякое место заглянуть, здесь одни лишь препятствия. А как же тогда через них я смогу узнать об этом мире? Я же хочу узнать… А мне не дают. Книги — это хорошо, но они не сравнятся с реальными вещами! А в том мире мы могли ходить, где вздумается, безо всякого непонятного чувства внутри. Всё говорит о том, что там лучше!
— А действительно ли нам нужно быть там, где лучше?
Йофиил вытаращил глаза на брата.
— Да, конечно! Что за вопрос такой?
— Ну, я в смысле… хотел сказать…Что вдруг это именно там, где мы должны быть? Мне здесь нравится намного больше, чем там. Там… слишком яркое солнце. А здесь такое, что и не слепит глаза, и всё освещает. И за городом не так уж и страшно, если ты не один и идёшь осторожно. Здесь даже ветер другой… Намного свежее. Не знаю, может это от моря он такой… А там его не было. моря.
— Было, просто очень далеко.
— Далеко, как во сне. Я чувствовал там какую-то однообразность, будто все движения вокруг уже давно продуманы и расписаны, да и я сам…

***

Мардук чувствовал вокруг себя четыре плоскости — определённо, были пол, стены и потолок, но все это простиралось вперёд в бесконечной перспективе. Путь был почти весь подсвечен от света из выхода.
Переступив порог, Мардук оказался в высокой и уже засыпающей траве. Насекомые сновали туда-сюда, заканчивая свои приготовления ко сну, и быстро разбегались от ног ступавшего. Всё здесь было как всегда, плазменное солнце пыталось достичь кромки горизонта, чтобы, наконец-то, забыть о своих обязанностях.
Перед Мардуком лежали холмы и луга, зеленеющие и горящие в закате, река, раскрывающая своё существо в море. Мужчина направлялся точно к самой высокой части берега, где одиноко стояла небольшая часовня. Она была не так уж заметна, несмотря на своё расположение. У неё было две башни, в той, которая повыше, виднелся язычок колокола с верёвкой, но — как странно, — без самого колокола.
Мардук бывал здесь не один раз , но постоянно спрашивал себя, куда мог пропасть столь массивный предмет.
Тем более, что ни в часовне, ни за километры вокруг не было никого, кто мог бы его снять.
Ну, никого, и всё тут.
По крайней мере, тут всегда так было.
… Мардук отворил двери часовни и услышал внутри голоса. Он удивился и пошёл проверять, кто же забрёл сюда в такой час.
— Хочет она или нет, ей нужно давать воду! Ей нужно пить! говорить-то она может всё, что угодно!
В маленькой комнатке на деревянной лавке лежала девушка, неровно дыша и вообще имея беспокойный вид, а рядом с ней пытались хлопотать двое мужчин и женщина помоложе.
Половину комнаты опутывали провода, уходящие в стену, прилегающую к башне без колокола. Полудеревянное-полукирпичное здание было оснащено целым ворохом электронных приспособлений, центр которых находился в той же башне. Сейчас компьютер работал на износ, обрабатывая какую-то информацию, но что-то в его процессе явно не ладилось.
Мардук подошёл к лежащей девушке — её голова через датчики была подключена к этой сети, — и попытался вглядеться ей в глаза, попутно успокаивая её руки, потому что датчики ей, видимо, весьма мешали, и она вяло пыталась избавиться от них.
К Мардуку подошёл сновавший туда-сюда мужчина.
— Я тебе сейчас всё расскажу…
— Я же говорил тебе отключить всю электронику и телефоны тоже, и не притрагиваться к ним, — Мардук серьёзно и сердито перебил подошедшего.
— Да всё выключено было! Ты послушай! Кто-то удалённо врубил и компьютер, и мобильный, только один, и из динамиков был голос, просил подойти и взять трубку. Лида, как заворожённая, взяла и начала там кого-то слушать, потом он, видимо, стал задавать вопросы, а она всё отвечала: да, да!.. И хер же было отобрать эту трубу. Потом положила её, постояла немного и грохнулась без чувств, — мужчина выдохнул, мотая головой и нервно убирая волосы. — Меня не было тогда, я ушёл в лес, а свидетелями были дети. До сих пор испуганные…
Мардук держал девушку за руки и думал.
— Сигнал где-нибудь перехватывался?
— Да где там… — разочарованно протянул мужчина. — Я всё перепробовал, а он. как змея, ускользает. Ребята натыкались на несколько заблокированных серверов, только их наименование намного отличается от дочерних или копий главного сервера.
Мардук взял протянутый ему прозрачный экран — аппарат, из материала, напоминающий мягкий пластик, на котором отображалась цифровая информация. Мало кто мог понять и расшифровать это, но все присутствующие здесь, кажется, знали. к чему это всё может относиться. Чем больше Мардук листал экранные данные, тем больше он хмурился.
Мужчина рядом покачал головой.
— Вот-вот, я тоже ни черта не пойму, каким образом эти сервера вообще могли быть созданы. Наша платформа к ним имеет очень косвенное, даже параллельное отношение…
Мардук отложил экран и снова посмотрел на беспокойную больную.
— Наша платформа может быть базой для чего угодно, но чтобы воплотить свои фантазии, здесь нужно иметь руки слишком прямые. Тем более, чтобы ещё вмешаться в дела земные, — Мардук помолчал немного, а потом отрывисто скомандовал:
— Отключи всё от неё, и выруби все источники питания.
— Мардук, постой! Лида очнулась только когда мы подключили её к главному серверу! Она же опять потеряет сознание!
— Мне нужно посмотреть, куда он успел проникнуть! Отруби её!
Рудольф никогда ещё не видел Мардука таким нервным. Остальные послушно начали снимать с головы Лиды датчики и выключать компьютер, а Рудольф недовольно, но всё равно, с некой надеждой, сидел и наблюдал.
Мардук осторожно обхватил голову девушки ладонями — Лида не сопротивлялась, а только тяжело дышала. она плохо видел и слышала в данный момент, но, кажется, прикосновения живого человека были лучше, чем электронные датчики.
Мардук сидел с закрытыми глазами и что-то неслышно шептал, надавливал пальцами на разные участки головы. Потом он перестал даже шевелиться, а остальные, затаив дыхание, ждали, когда же закончится исцеление.
Оно, наконец-то, произошло. Лида снова закрыла глаза и размякла, но теперь её дыхание было ровным и глубоким — она погрузилась в сон. Мардук через некоторое время вышел из своего состояния. Рудольф и мужчины подхватили его и посадили на соседний стул.
— Как ты?.. — тихо спросил Рудольф, стараясь не напугать.
— Сейчас… Почти пришёл в себя.
— А она как?
— Лида? Спит. организм запустил самовосстановление…
Все немного засмеялись.
— Она же не компьютер, Мардук.
— Да… точно. Не так сказал.
Прошло порядком получаса, пока Мардук окончательно не пришёл в своё обычное состояние Он смотрел в одну точку и постоянно тёр глаза.
— Что-то ты не в форме сегодня, обычно, ты быстро восстанавливаешься, — заметил Рудольф, осматривая зрачки друга.
— Я три дня контролировал безопасность Уриила и других детей… Кто-то пытался взломать их так же, как и Лиду.
— А почему я узнаю об этом только сейчас?
— Если бы я связался с тобой тогда, то большая часть атаки пришлась бы на вас. Я уведомил Рагуила, он тоже пытался найти источник вируса, но пока нам остаются только заблокированные сервера, как и вам.
Рудольф набрал побольше воздуха в себя и выдохнул. Всем им было довольно непонятно, почему такая вещь вообще происходит в системе, и главное, так долго не хочет поддаваться контролю.
— Как же мы вычислим этого нарушителя спокойствия?.. — Рудольф стал медленно ходить взад-вперёд, потом заглядывал в соседнюю башню, в монитор главного компьютера, который напоминал экранный аппарат, только в несколько раз больше. Данные мелькали на месте былого когда-то здесь иконостаса.
Двое мужчин с женщиной, уже изрядно уставшие, работали с сенсорными панелями и голографическими меню, распределяя информацию в разные области памяти и фильтруя её, пытаясь выявить хоть малейшее несоответствие. Но здесь сразу же был тупик — все неизвестные коды, наборы и наименования никак не пересекались между собой и напоминали просто информационный хлам, сброшенный кем-то за ненадобностью.
— Мардук, ты реально столько времени потратил на поиски? Три дня, ёлки-палки…
— У меня ведь даже не везде сенсор имеется, а процессоры приходится поочерёдно включать, потому что перегреваются.
— Да ты так скоро вообще только с одним экраном останешься, что ли… — Рудольф закинул руки за шею и снова стал ходить туда-сюда.
— Мне бы даже этого и хотелось.
Компьютер глухо подал сигнал-уведомление. Женщина радостно охнула.
— Один неизвестный сервер открылся!
Все мигом прильнули к экрану, пытаясь найти что-то ценное, но половина данных была уже удалена, а остальные были лишь остатками конфигурационных файлов, которые уже были очередным мусором.
Рудольф застонал.
— Если бы не взломы…Я бы к чертям собачим всё закрыл и прочистил структуру от этих умников. Зачем они делают эти вбросы? В надежде хоть что-нибудь открыть? Или кому-нибудь черепную коробку открыть?
— Не понял ещё? Они хотят вернуться сюда.
Все с опаской взглянули на Мардука, со страхом вытаращились на друг друга.
— Это получается, кто-то пытается вытеснить Лиду из её же тела? — спросил один из мужчин. — Вот незадача…
— Я думаю, все эти несвязные файлы и команды действуют наподобие вирусов… В конце концом её разум перестанет справляться с таким наплывом нестыковок. И тогда можно будет копать в её мозге, как угодно.
— А не произошёл бы сбой функционирования двух сознаний одновременно?
— Произошёл бы, но если они не догадались бы вытеснить и закрыть её эго в подсознании, стерев перед этим память. Им же она нужна работоспособной.
— Почему никто не пресекает доступ к нашим каналам ещё там? Плохо же стали работать, совсем никакой ответственности. — Рудольф просмотрел несколько плавно движимых списков на одном из мониторов.
— О чём ты говоришь? — засмеялся Мардук, медленно вводя команду по удалению найденных серверов. — Я уже давным-давно украл её у всех вас.