Аскет. Том второй. 41

         
                XXXXI


         2013. Прошёл месяц.
      

      Любой, кто выбрал путь одинокого бойца в этом безграничном поле, должен знать: человек изменяется один раз за жизнь. И меняется он в момент собственной смерти. Самая чистая эмоция, что он испытывает - предсмертная. А убийца своего рода - последний психолог. Кто бы этим убийцем не был: киллер, болезнь, несчастье или собственная глупость. И никакая залитая кагором индульгенция и исповедь не отпустит грехов. Об этом и рассуждал теперь Брюлик, наблюдая за улетавшими птицами. Он рассуждал и о том, что теперь осталось от него, Брюлика, хорошего и доброго мальчика?
          Ожоги на руках, темные пятна от сыпной кори и следы детских воспоминаний. О том, как он прятался и замёрз в холодильнике, ходил с братом в бурю за крестом, смелый и рассудительный Кирюха, вечно странный Толстый и трудолюбивый Дениска. Их родная тихая деревня, школа, речка и грот. Госина улыбка. Старая книга. Что с ними стало? Почему это пропало? Куда делось? Он сам - безжалостный и холодный киллер. Толстый - маньяк с вечно заряженным ТТ. Денис - проклятый мент. И Гося...
        Он глядел на неё с неприличной холодностью; страшными пустыми глазами. И не придумать того, что они серьёзны; и не подумать того, что они жаждут крови. «А ему подходит это таинственное название - Аскет». Гося точно знала перед ней дорогой некогда сердцу Брюлик; но до того чуждый снаружи, что она не знала куда подеваться, находясь подле него. Она металась на траве;  вырывала ее и закапывала вновь. Глядела на Брюлика, на овраг, а потом на небо. Иногда курила. Собравшись с мыслями, она кинула в него земляной комок.

- Ты не проронил ни одного слова? - говорила она - Я хочу сказать тебе спасибо, - ей хватило смелости выпалить это; а через некоторое время она захотела прорвавшиеся сквозь слезы слова забрать обратно.

        Ставший Аскетом, Брюлик неподвижно, истуканом-памятником украшал помятую траву на склоне оврага. Он изменился, определенно изменился. Пропал этот раньше жизнерадостный, простой и бойкий мальчишка. Что-то зловещее и серьезное теперь поглотило его - старого Брюлика. Куда-то исчезли: его вечно гулявшая краснота щечек и блеск голубоватых глаз. И стал безжизненными и бесчувственными движения.  Похожие на механизм. И если бы Гося могла увидеть сквозь пелену собственных слез, его слегка дрожащие брови и губы. Его трясло, но он умело подавлял бушевавшие внутри чувства. Он ждал того, кого будет трудно ему убить. С выпущенной пулей, наконец, умрет и его сердце. Иногда не нужно стрелять, чтобы убить. Нет, не нужно.
      
        Чёрная девятка, Гося и Брюлик казались сплюснутой каплей в этом пустом месте. Каплей, растворившейся в заходящем солнечном затмении. В переливающемся зареве. Где лишь огонь солнца, зелёная трава и вода так славно мешались в ветре и холоде.

- Я столько тебя не видела. А ты молчишь.. - она говорила это, не надеясь услышать хотя бы единого слова, - все эти годы мне было страшно, голодно и холодно. И теперь я на свободе. Представляешь?

          По проселочной дороге, сбривая кусты и заросли двигался черный джип. Брюлик, ранее успокоившийся столпом, выходил навстречу автомашине. Гося наблюдала, как открылось окно этого джипа; из окна что-то отрывисто крикнули и дверь его отворилась. Она сглотнула большой комок накопившейся во рту сухоты. И присев, на свои костлявые ноги у оврага, уставилась вдаль. Холодная трава показалась ей тёплой. Из джипа появился самый что ни на есть Хохлик с чёрными, как гуталин волосами. А выражение лица выглядело копиркой Брюлика. Холодное, безжизненное и серьёзное. Плечи его венчал черный свитер, а правую руку пистолет с глушителем. Когда оба - Брюлик и Хохлик появились у Госи, она со страху привстала.

- Здравствуйте! - не нашла ничего иного Гося и уставилась себе в колено.

        Хохлик остановился подле Госи и присел. Он протянул Брюлику пистолет.

- Я хотел бы тебе сказать, брат, - начал Хохлик, - Я сожалею. Но хочу, чтобы ты понимал. Быть Аскетом, значит отречься от всего, что ты любишь и знаешь. Не знать любви и отчаяния; сострадания и смерти. Бросить все и найти все в одночасье. Посмотри в ее глаза.

         Но Брюлик даже не подумал. Он знал, что та съёжилась в ожидании, страхе и молчании. А ещё: он чувствовал ищущий чего-то взгляд. Рыскали ли на его лице или в сердце? Что говорить: ему было все равно.

- Посмотри, - продолжал Хохлик, - даже после стольких лет, она помнит о тебе. А ты лишь след ее детства. Что ты помнишь о ней? Что ты помнишь о своём детстве? Помни, забыть о счастье , значит стать Аскетом.

        Гося ещё больше сжалась и уткнула в голову ноги. Она боялась пистолета, а больше братьев, Брюлика и Хохлика. Один был каменее другого.

- Ты уязвим, когда любишь или ненавидишь. Ты уязвим, когда у тебя есть хотя бы одна надежда на счастье. - говорил Хохлик. - Ты смел, но поможет ли тебе смелость, когда каждый из следов смоют. Убьют или взорвут. Ты уязвим, когда виноват. Ты уязвим, когда защищаешь других, и уязвим, когда в тебе горит огонь раскаяния. Тебя убьёт вера. Ты не должен верить никому, ничему и ни во что. Ты должен стать самой природой. Уничтожающей и созидающей, когда ей удобно. Ты должен умереть как человек, чтобы жить, как феномен.

        Брюлик кивнул, пистолет его щелкнул. Гося сейчас бы убежала. Она от страху задрыгала ногами. Так, что грязь поднималась.

- Таково правило, Брюл. Стреляй скорее. И покончи с этим.

         Как в старых сказках, в ответ на два выстрела вскочило все воронье, что было рядом. И если бы Хохлик, Брюлик и Гося были каплей. Чёрной каплей, что бледнела в грязно-сером рассвете. То была бы эта капля треснутой. Треснутой громом и грозою. Брюлик выстрелил в голову своему брату; а затем выкинул прочь пистолет. И также хладнокровно, как и стрелял - пошёл прочь. Дошед несколько шагов, он остановился.

- Месть, - говорил Брюлик, - блюдо холодное. Знай, брат, что я мог убить тебя в любое время. Прощай!

Гося судорожно оторвала ногти из впившихся коленок. Лицо ее окрасила кровь.  Пленение в квартире показалось ей цветочками. Она тяжело дышала, она кричала и плакала. Ноги бросили вслед за Брюликом, который не спеша покидал пустырь. Зачем она бежала? Почему? Она догнала его уже на проселочной дороге.

- Скажи мне, скажи мне, что сейчас произошло? Скажи мне, Брюлик, - она цеплялась ему за руки.
- Меня зовут Аскет. Пойдёшь за мной - пристрелю, - также холодно ответил Брюлик, убрав ее руку.

Гося, вся в крови, осталась здесь на пустыре.