Преображение. Глава 6

   Снова и снова я возвращался мысленно в тот день, который мы провели с Сашкой. Выходные пролетели очень быстро, наступили будни. Я все размышлял над вопросом, не в состоянии понять своим умом, как человеку в действительности справиться с нанесённой ему обидой и простить того, кого считаешь своим лютым врагом. Подставь другую щеку, так это называется? Проходили дни, неделя за неделей, я продолжал чтение молитвенного Правила и в один прекрасный момент вдруг ощутил необычайную легкость, это была легкость в душе. Словно груз, который я нёс, исчез. Он исчез сам собой. Да, после разговора с Сашкой я поставил перед собой цель и сформировал намерение избавиться от чувства обиды, так давящей на меня изнутри, но никак не ожидал, что через ежедневный труд молитвы ко мне вдруг так быстро придёт облегчение моей душевной ноши. И снова молитва чудодейственным образом помогла мне обрести почву под ногами. Я понял, что забывать об этом нельзя. Я благодарил теперь за опыт, за каждый прожитый день, за испытания, что Бог посылает мне и силу, которой вознаграждает, если испытание пройдено достойно.
   Сашка ушёл с головой в работу, да и семья остро нуждалась в его внимании, поэтому вырваться лишний раз на встречу со мной он не мог. Я заехал к нему на работу, в клинику, где он работал. Он нашёл немного времени, чтобы поговорить со мной. Я привёз фрукты: сладкую, ароматную дыню, сочные груши и виноград для его дочери. В последнее время он часто говорил мне о проблемах в отношениях с ней. Как мог, я хотел поддержать его и передать для неё мой сладкий фруктовый привет.
Она любила меня, мы с ней легко ладили, и я знал, что ей будут приятны мои знаки внимания.
- Если бы я был моложе, я бы в тебя влюбился. - сказал ей как-то я.
Она посмотрела на меня своим юным, нежным взглядом, пытаясь быть серьезной, но не удержалась и засмеялась, да так звонко, что и я захохотал вместе с ней.
- Ты так повзрослела, Полина, - продолжал тогда я, - такая красавица стала, небось мальчишки прохода не дают?
- Да нет, - отвечала мне Полина, - дают.
И мы снова весело засмеялись.
- Поиграй мне, - сказал я, - можно тебя об этом попросить?
- Конечно.
Она подошла к инструменту и пальцы, взлетев, аккуратно коснулись клавиш фортепиано. Полилась нежная музыка, тонкая, не слишком громкая, уносящаяся куда-то в небеса, душа моя, словно легкое воздушное облако, полетело, и я, забыв обо всем на свете, стремился за чарующими звуками музыки. И как будто сам на время зазвучал. Вот солнышко медленно выглянуло из-за леса, лучами своими проникая все дальше и заполняя своим мягким утренним светом все вокруг, пробуждая цветы и травы, птиц, уснувших в своих гнёздах. Природа постепенно пробуждалась от сна и встречала новую зарю. Солнышко поднялось повыше и уверенно засияло в небе. Я слушал, закрыв глаза,  и был в полном восторге от чудного произведения, которое играла мне в тот день Полина, такая утонченная, хрупкая девочка.
- Чьё это произведение? - спросил я.
- Это Глиэр. «Утро», - ответила Полина.
Ещё поиграв мне немного, нас пригласили пить чай, и мы на время прервали нашу беседу один на один.
Через некоторое время мы снова остались с ней наедине.
- Расскажи, как твои успехи в школе?
- Да что рассказывать, даже не знаю. Все хорошо как будто. Но...
- Что значит «но»? - уловив сомнения в её голосе, подхватил я.
- Не могу встроиться в новый класс.
- Трудности в общении?
- Нет, не то, чтобы трудности, скорее непонимание. Но это в двух словах не объяснить. - говорила Полина.
-Что за трудности? Расскажи, мне очень интересно. - увлекаясь темой разговора, попросил я.
- Ну, знаете, дяди Тимофей, вот были бы у нас в классе все такие добрые, как вы, как мой папа, на все остальное можно было бы прикрыть глаза. - начала она, - но, к большому сожалению, мои одноклассники совсем не такие. С учителями ведут себя дерзко, я бы даже сказала агрессивно. Но, правда не все. Больше всего меня удивляют те мои одноклассники, которые при учителях ведут себя прилично, улыбаются им в глаза, а за их спиной поливают такой грязью, что приходишь в ужас. На следующий день при этом или даже в этот же день, если они вновь столкнуться с этим учителем, с нашей классной, например, то ведут себя приветливо, с улыбкой, искренней, неподдельной, как будто не было всех высказываний по ее поводу.
   На какое-то мгновение Полина замолчала, посмотрела на меня внимательно, словно проверяя, интересно ли мне все то, о чем она говорит, и как бы спрашивая взглядом, что это, как реагировать на это.
Но потом продолжила:
- В такой ситуации я не знаю, как себя вести. Ребята смотрят на меня и словно ждут от меня, что я поддержу их, и продолжу начатое ими. Но мне все это так неприятно. Возможно, в чем-то они и правы, наши учителя, бывает, перегибают палку, дают невразумительные задания: «Поди туда, не знаю, куда, принеси то, не знаю, что. Или: спроси, не знаю, у кого, не знаю, что».
Последнее предложение прозвучало так наивно и по-детски непосредственно, что я улыбнулся. Полина взглянула на меня и ей тоже стало смешно от ее собственных слов.
- В общем, - продолжала она, - меня это все смущает, и я не знаю, как мне себя вести.
- А как в действительности ты относишься к своим учителям, к классной, например? - спросил я.
- Я отношусь к ним с уважением. Мне кажется, что если бы я относилась к учителям по-настоящему плохо, мне было бы очень трудно улыбаться им в глаза, тогда, когда за спиной пять минут назад я усердно перемывала им косточки, распускала сплетни и преувеличивала какие-то их промахи стократно.
   Мне стало понятно, что юной девочке, чья душа ещё не знает человеческой грязи, тяжело приспособиться среди уже успевших подгнить изнутри своих сверстников.
- Я слушаю. - снова продолжала она, - и молчу. Но сейчас ситуация накалилась, мои одноклассники стали все чаще вызывать меня на подобные разговоры, как бы провоцировать. Им непонятно, я в их лагере или нет. Хотя я предполагаю, что некоторые из них обо всем сообщают нашим учителям и они в курсе, кто и как к ним в классе относится.
   Система двойных стандартов меня и самого выбивала из колеи. Я всегда считал двуличие одним из самых мерзких пороков. Трусость и малодушие толкают людей на то, чтобы они занимали позицию в зависимости от ситуации. Находил ли я в этом себя? Мне было стыдно и горько признавать тот факт, что я, став взрослым и более умудрённым опытом, пройдя такую колоссальную школу жизни, приобрёл эту способность хамелеона. Когда я задумывался над этим, я реально страдал, но оправдывал своё двуличное поведение сложившимися обстоятельствами. Так мне было легче, когда я вспоминал себя в школе, в армии, затем в университете, затем ещё во многих и многих местах, где мне довелось побывать.
- И что же ты думаешь делать? - спросил я Полину.
Она посмотрела на меня, улыбнулась и пожала плечиками. Все же она пока ещё ребенок, она дочь моего лучшего друга. И пусть между мной и Сашкой есть разница в возрасте и опыте, и он наверняка смог бы дать ей более ценный совет, чем я, но она открылась мне, открыла мне проблему, которая ее беспокоит, и я относился к ней, если не как к своей собственной дочери, то как к своему близкому другу.
- Если я не знаю, как себя вести, я слушаю голос совести. - сказал ей я.
- А это как?
- Это голос, который звучит внутри тебя. Через этот голос сам Бог разговаривает с тобой.
- Правда?
- Правда. Жаль, конечно, что твой папа неверующий.
- Нет, почему же, он верующий, он перед каждой своей операцией просит Бога о помощи, я сама слышала.
   Это было для меня открытием в тот день. Выходит, мои усилия когда-то были не напрасны. Да, пусть Сашка так и не начал посещать Храм, но в глубине души есть в нем все-таки вера. До этого момента я этого не знал.
- Очень хорошо, даже замечательно, - сказал я тогда ей, - ты даже представить себе не можешь, как я этому рад. Ну тогда наверное твой папа сможет тебе объяснить потом, что же это за голос такой - голос совести.
- Ну, в общем-то, я уже примерно поняла.
- Когда ты будешь поступать не так, как он тебе велит, ты почувствуешь внутри себя досаду, какое-то разочарование в самой себе. Это чувство тебе пока наверное неведомо и пусть оно никогда не станет тебе известным, но это равносильно предательству. Знаешь? Только когда поступаешь не по совести происходит предательство не кого-то, а самого себя.
   Я посмотрел на часы, время было позднее, я понимал, что пора уходить. Я встал с мягкого дивана и сказал, обращаясь к Полине:
- Мне очень жаль, но мне пора.
- Как? Вы же только что пришли. Пожалуйста, останьтесь. Я хочу ещё кое что с вами обсудить. Папа почти все время на работе. А когда дома, мы мало общаемся на эти темы, он считает меня слишком маленькой, оберегает, а я хочу знать больше.
- Милая Полина, ты узнаешь больше в положенное время. - сказал ей я. - Главное, что ты должна запомнить из сегодняшней нашей беседы, так это то, что высоким людям часто приходится идти против толпы.
- Высоким, это же вы не про рост, правильно я понимаю?
- Не про рост. Хоть ты высокая девочка, но я про рост не в физическом смысле этого слова. Если в тебе зазвучал протест против двуличия, против лицемерия и лживого поведения, значит, твоя внутренняя чистота сохранилась в тебе. И нужно стараться ее беречь. Я дал тебе совет, как. Об остальном мы поговорим с тобой в следующий раз, договорились? - спросил я.
- Конечно! - с радостью в голосе ответила Полина. - Я буду ждать вас с нетерпением.
- Нет уж, ты жди с терпением, - сказал я, смеясь, тихонько нажав пальчиком на кончик ее носа.
В тот вечер я ушёл. И пока шёл домой, я все думал о том, а насколько часто я сам прислушиваюсь к голосу совести? Слышу ли я его в себе? Осталась ли во мне хоть капля той чистоты, что есть в Полине? Я шёл неторопливо, была суббота, я наслаждался вечерней прохладой и красивым закатом, разлившимся по всему небу в мягком розовом сиянии. Говорил ли со мной Бог через мой голос совести? Слышу ли я его? Я шёл и размышлял над этими вопросами. Ответ тихонько звучал в глубине моей души. И мне предстояло его услышать.