Любимый мужик царя Алексея Михайловича, гл. 3
Из книг Никона остались лишь две, но лодка была цела и странники, переждав бурю, перебрались на твердую землю и разошлись в разные стороны. Скитаясь один, Никон почти умирал от голода, когда какая-то вдова сжалилась над ним и накормила*. Наконец Никон пришел на берег озера Коже, на островах которого находилась Кожеозерская пустынь**. Игумен потребовал вклад, без которого никто не принимался, и тогда Никон отдал свои последние две книги. Очень скоро он затосковал по суровому анзерскому иноческому чину и упросил келаря отпустить его жить особо на безлюдном острове посреди озера. Здесь он проводил время в беспрестанных молитвах и ловил для иноков рыбу. После смерти игумена в 1643 году немногочисленная братия стала упрашивать Никона встать во главе обители, поскольку своим подвижничеством Никон напомнил инокам отшельника Никодима, который после 36 лет затворничества на реке Хозьюге провел у них последние два месяца своей жизни и был столь почитаем, что после его кончины один из монахов – Боголеп, написал даже его Житие.
Этот старец Боголеп, а в миру Борис Васильевич Львов, занимал в Кожеозерской пустыни особое положение. Его брат – думный дьяк Григорий Львов, один из учителей царевича Алексея, не забывал о молитвенном убежище брата и делал богатые вклады в монастырскую библиотеку. Понятно, что слово Боголепа было в Кожеозерах очень весомым, но именно он и склонился к игуменству Никона. Никон же долго и упорно отказывался (возможно, такова была традиция), но, в конце концов, согласился и ходил в Великий Новгород, где митрополит Аффоний поставил его в игумены.
В 1646 году Никон появился в Москве. Это был традиционный приезд, который совершали настоятели больших и малых монастырей для сбора милостыни. Часто они получали возможность встретиться с царем. Получил такую возможность и Никон, имя которого при дворе было известно, вероятно, по письмам Боголепа своему брату. Встретились семнадцатилетний царь, только что переживший смерть отца, неуверенный в себе, истово верующий, благоговеющий перед святостью иноческой жизни, и сорокаоднолетний богатырского сложения высоченный игумен, много повидавший и переживший, притом в себе очень даже уверенный. Итог встречи был таков: царь Никона назад в Кожеозерский монастырь не отпустил: в том же 1646 году был он поставлен архимандритом одного из самых почитаемых московских монастырей – Новоспасского, в котором издавна находилась усыпальница бояр Романовых и их предков.
Новый архимандрит Новоспасского монастыря стал частым гостем в Кремле. Алексей Михайлович пожелал видеть его для беседы каждую пятницу и просил его совета не только по духовным делам, но и по государственным. С каждым разом царь все больше привязывался к Никону и называл его своим «собинным другом». Никон был облечен правом собирать прошения и челобитные, объявлять о них свое мнение государю, а царь, «не исходя из церкви», вместе с ним выносил приговор, подписывал и вручал архимандриту. Слух о заступничестве Никона за всех «беззаступных» очень скоро привел к тому, что в пятницу – день его встречи с государем – к Новоспасской обители стекались многочисленные просители с челобитными.
Никон близко сошелся с протопопом*** кремлевского Благовещенского собора Стефаном Вонифатьевым, духовником Алексея Михайловича. Пользуясь своим влиянием на царя, Стефан Вонифатьев продвигал на церковные посты своих единомышленников, оставляя престарелому патриарху Иосифу в вопросе поставления священнослужителей лишь выполнять царскую волю. Вокруг Стефана группировались духовные и светские лица, названные позже «ревнителями благочестия». В числе их были протопоп Казанского собора Иоанн Неронов, отысканный Стефаном в Нижнем Новгороде, из нижегородской же земли протопоп Аввакум Петров, посланный Стефаном бороться с пороками в Юрьев-Повольский****, неутомимый проповедник протопоп Логгин, поставленный в Муром и, конечно, Никон, ставший архимандритом не без подачи Стефана. Оказался среди ревнителей и иеромонах Павел, друг детства Никона и его бывший шурин. Все они были в большой озабоченности порчей нравов как паствы, так и священников, ошибками, вкравшимися в текст духовных книг при многих переписываниях, а еще многогласием в церковных службах, когда для сокращения времени службы читали сразу в несколько голосов, неистовый Аввакум называл это не службой, а беснованием.
Ревнители не ограничивались божественным, но и осуждали неправедные поступки воевод и иных «сильных людей». «Кто изволит Богу служить, тому подобает стоять и за мирскую правду», – провозглашал Аввакум. А сам Вонифатьев увещевал: «со слезами непрестанно, да имут суд правый без мзды, и не на лица зряще да судят». По этой причине «правозащитная» деятельность Никона ревнителями весьма приветствовалась.
Близость к ревнителям не помешала, однако, Никону стоять на страже монастырских интересов. Новоспасский стряпчий не без ведома Никона не спешил, вопреки указу, подать в Поместный приказ список монастырских вотчин, приобретенных с конца прошлого века. По этому примеру то же стали делать и другие монастыри, совсем не жаждущие потакать алчному до чужих земель провинциальному дворянству и склонным к нестяжательству бессребреникам-протопопам. До земельных конфискаций, однако, не дошло: светские власти не пожелали ссориться с духовными властями и о своем намерении забыли, хотя земля была ох как нужна: землей правительство расплачивалось с ратными людьми за их службу. Но о том не забыл Никон, не просто проигнорировавший указ, а подавший пример всем остальным в сбережении монастырской земли. Высшее духовенство усвоило, что Никон – далеко не Вонифатьев, бывший заодно с мирскими властями.
Никон скоро и верно разобрался, что и по поводу церковной жизни не все ревнители придерживаются одного мнения. Большинство считало, что нужно держаться древних обычаев и исправлять книги по древнерусским спискам, Стефан Вонифатьев, однако, считал, что учителями веры являются греки, так что духовные книги должны исправляться по греческим образцам. Под влиянием духовного отца и сам царь стал ярым грекофилом, хотя царя привлекали не столько обрядовые тонкости, сколько идея достижения полного единства православных церквей. В то же время министр царя всесильный боярин и один из богатейших людей Борис Иванович Морозов больше всего жаловал ученое киевское духовенство.
Сам Никон поначалу придерживался того мнения, что русским у греков учиться нечему, сомневаясь в благочестии православных, оставшихся в завоеванной турками Византии, ибо как не повредиться вере под властью иноверцев! Да и украинцы, духовно подчиненные Константинопольскому патриарху, но живущие под католиками и смущаемые в униатство*****, не внушали ему доверия. Не раз собеседники слыхали от Никона, что греки и малороссы потеряли крепость веры и добрые нравы, постоянства и благочестия у них не найти. Потом ревнители ему это припомнили, когда он гнал их за такие же взгляды.
Никонова метаморфоза тесно связана с прибытием в Москву за пожертвованиями Иерусалимского патриарха Паисия. Этот был грек, искушенный в интригах и на первой же аудиенции у государя обеспечивший себе хороший прием, задев чувствительные струны царя, к которому взывал: «Будь новым Моисеем, освободи нас от пленения. Как освободил он сынов израилевых от фараонских рук жезлом – так ты знамением честнаго животворящего креста». Паисий постарался делом подтвердить, что греки были и есть учителя веры, передав патриарху Иосифу древнюю рукопись греческой «Кормчей» (свод церковного права) для исправления русской. Он быстро усмотрел в Никоне восходящую звезду российской церкви и понял, что очень угодит царю, всячески хваля его «собинного друга». Паисий активно искал сближения и с самим Никоном, одновременно стараясь поднять его авторитет в глазах царя: «Еще когда я был при Вашей милости в прошлые дни, говорил я с преподобным архимандритом Спасским Никоном, и полюбилась мне беседа его; и он есть муж благоговейный, и досуж, и верен царствию Вашему».
О чем же были беседы Никона с Паисием, которые так полюбились последнему? Разумеется, Паисий напоминал, что Русь крестилась от греков, а те крещение приняли от самих апостолов; Никон возражал, однако, что и Грецию и Русь крестил апостол Андрей. Находил Никон контрдоводы и на иные аргументы Паисия, но грек сумел навести справки о несколько иных разговорах Никона со Стефаном Вонифатьевым и царем и понял, что новоспасский архимандрит уже не устоял на прежних позициях. Окончательно Паисий подвел его к желательному выводу совершенно неотразимым для Никона аргументом. «Цари и царства сменяют друг друга, – говорил Иерусалимский патриарх. – Все бренно в этом мире, и власть земная не исключение. Еще властвовали над миром римские тираны, а святая церковь уже стояла, уже управлялась епископами. Пала Византийская империя, но и под владычеством магометан хранится неповрежденно христианство на ее землях, сохраняется благочестие, ибо непоколебимо в гонениях и притеснениях православное священство. Следовательно, священство превыше царства…». После этого Никон уже не возражал Паисию, так как из своих утверждений Паисий логически выводил то, в чем Никон и сам был внутренне убежден: священство выше царства.
В январе 1649 года новгородский митрополит Аффоний бил челом государю, чтобы по преклонности лет отпустил его на покой. Прошение было удовлетворено и патриарх Иосиф, посоветовавшись со своими приближенными, представил Алексею Михайловичу список кандидатов на освободившийся митрополичий престол. Царь списка не принял и выразил желание видеть митрополитом Никона. Патриарх стал колебаться, не желая такого возвышения Никона; тогда царь, нерешительный в других случаях, обратился с просьбою о рукоположении к иерусалимскому патриарху Паисию и дипломатичный грек, привыкший на Востоке к деспотизму мусульманских монархов и зная, что за труды ему будет подарок от царя, охотно совершил требуемый обряд. Это произошло 11 марта 1649 года. В знак своего личного расположения Паисий выдал Никону грамоту за своею патриаршею печатью, в которой восхвалял достоинства Никона и предоставлял ему особое отличие: право ношения мантии с красными пришивками. Никон уехал в Великий Новгород, посетив перед этим в монастыре митрополита Аффония, где оба митрополита, старый и новый, обменялись благословениями.
___________________
*После основания, согласно обету, на острове Кий Крестного монастыря, к которому были приписаны местные поморы, Никон освободил эту вдову и всех ее потомков от податей.
**Прекратила свое существование в 1764 г.
***Протопоп (букв. старший поп) – старое (до XVIII в. включительно) название протоиерея, для белого духовенства это был самый высокий чин.
****Юрьев-Повольский – нынешний Юрьевец Ивановской области. Оттуда Аввакуму пришлось довольно скоро бежать в Москву от паствы, которая угрожала его жизни, разъяренная его непримиримостью и обличениями.
*****Униатство – идея объединения (унии) православной церкви с католической под каноническое главенство папы.
==================
Иллюстрация: Новоспасский монастырь в 1810-годы
Свидетельство о публикации №219082900460
М.
Михаил Илекский 30.08.2019 09:13 Заявить о нарушении