Когнитивный диссонанс

Николай стоял в первой шеренге в полном боевом облачении. Шлем с опущенным забралом, кожаная куртка, кожаные штаны. Тяжелые армейские ботинки. В одной руке прозрачный щит, в другой резиновая дубинка, которой они синхронно отбивали ритм для устрашения толпы.  Сегодня было жарко. Очень жарко. Наверное, около тридцати. Николай чувствовал, как пот липкими струйками стекает из-под шлема, расползаясь по всей спине. Слава богу, сегодня не приказали одеть броники. С ними была бы совсем хана.

Протестующие стояли впереди, совсем близко. До них было не более тридцати метров. Их лиц из-под стекла шлема было не видно. Но было видно, что это совсем молодые ребята и девушки. Практически ровесники. Люди постарше скопились на тротуаре, стараясь не выходить на проезжую часть. Но было видно, что мысленно они с теми молодыми ребятами на тротуаре.

Еще в автобусе, давая последнюю вводную, майор рассказывал, что все эти митингующие пришли сюда за американские деньги. И у них существует определенная такса. Небольшая сумма просто за участие. Примерно двадцать долларов. Немного больше, тем кто выкрикивает лозунги, и даже правильные. У организаторов, понятно, совсем другие деньги.

Двадцать долларов. Николай вспомнил как некоторое время назад повел свою девушку прогуляться по Москве. Катя приехала тогда к нему из их маленького городка. У Николая был день, свободный от службы. Они сели в электричку и через полтора часа оказались на Комсомольской площади. В тот день они ездили на метро, бродили по улицам и площадям. И даже купили два воздушных шарика. Где-то ближе к вечеру они с Катей решили выпить по чашечке кофе и съесть по бутерброду. Зашли в кафе, это было где-то в центре. Совсем недалеко от места, где они сейчас стояли в оцеплении. В тот день Николай даже не стал смотреть меню. Ему только вчера перевели зарплату на карточку. Катя приезжала слишком редко. Они заказали пару пирожных, по бутерброду и по чашечке кофе с каким-то иностранным названием. Расплатился Николай в том кафе своей картой. Он тогда даже не посмотрел на счет. Телефон в кармане мелодично звякнул, подтверждая оплату. Сумму, которую с него списали, Николай посмотрел только вечером, в общежитии. Надя к тому времени уже уехала к домой. Николай, увидев сумму, списанную с его счета в том кофе, тихо матернулся.  Она была больше этих двадцати долларов. Стало понятно, почему эта молодежь так стремиться ходить на эти митинги.

На той стороне все громче выкрикивали какие-то лозунги. Николай даже не вслушивался в их суть. Он чувствовал, как легкая дрожь охватывает его тело. Так бывает перед боем. В этот раз никакой опасности не было. Было просто желание пройтись резиновой дубинкой по этим наглым рожам, научить их настоящей жизни. Их бы всех засунуть в их маленький умирающий городок, в развалившиеся дома с туалетами во дворах и общей колонкой, с огромными лужами в центре города и полчищами мух из ближайшего колхоза. Может быть тогда бы и подумали о своей жизни.

По шеренге прошла команда «приготовиться». Удары по щитам стали ритмичнее и громче, поднимая боевое настроение.

В это время толпа, стоящая перед ними, вдруг затихла. Из толпы вышла совсем молодая девушка. В легком летнем ситцевом платье и с прядью русых волос, спускающихся вниз. Она встала примерно в середине между их шеренгой и протестующими. В полной тишине она сначала посмотрела назад, на своих товарищей. Потом перевела свой взгляд на их шеренгу охранения. И над улицей, над всей этой толпой протестующих, над бойцами, затянутыми в кожу, поплыл чистый женский голос.
Расцветали яблони и груши
Поплыли туманы над рекой.

Эта песня, такая знакомая с детства. Ее всегда пела тетя Дуся, мамина подруга. Когда они всей семьей и соседями собирались за праздничным столом, где-то в самом конце застолья тетя Дуся всегда пела эту песню. И тогда их маленький мир становился огромным, как вся их страна. Вся Россия казалась огромным цветущим яблоневым садом, широкой рекой и безграничной степью
Выходила на берег Катюша,
На высокий на берег крутой.

Все протестующие, и молодежь на проезжей части улицы, и люди, которые столпились на тротуарах, все подхватили эту песню. Один большой единый хор. Николай вдруг заметил, что он перестал отбивать резиной дубинкой свой устрашающий ритм. Его товарищи по шеренге тоже перестали стучать по своим щитам.  Все молча слушали песню. Некоторые из его друзей шевеля губами подпевали этой девушке. Николай посмотрел на митингующих. Там стояли его ровесники. Нормальные ребята. С кем-то он мог бы подружиться, если они бы оказались соседями или вместе учились. С ними можно было бы поиграть в футбол или волейбол, сходить в поход или выпить пива. Люди, которые постарше, на тротуарах были такие же как соседи из двора, учителя из школы или техникума, в которых он когда-то учился, врачи из городской поликлиники. Злости на эту сытую городскую жизнь уже не было. В конце концов все эти люди работали, растили детей, вечерами сидели у телевизоров, праздновали Новый год и Первое Мая.
Ой, ты песня, песенка девичья,
Ты лети за ясным солнцем вслед.
И бойцу на  дальнем пограничье
От Катюше передай привет.

 Что он здесь делает, подумал Николай. Рука со щитом стала медленно опускаться.