Рогожкин, Бессогонов и дед Падерин

Колоритных, по- своему интересных личностей Двести двадцатому было не занимать. На лесопункте они появлялись с завидной регулярностью. С каждым новым оргнабором.  Местные их копировали, им подражали, над ними подсмеивались. В своем абсолютном большинстве это были люди беззлобные, услужливые и одержимые в хорошем смысле слова.
Жили одно время на Двадцатом «конструктор», «авиатор», и «геолог». Первый всем рассказывал, что вот-вот сконструирует машину – робот, которая будет замещать лесорубов на деляне. Дело осталось за двигателем, который, по его словам. Он должен так «выгнуть», чтобы сжигал не больше литра бензина за рабочий день. Так и «гнул» он несколько лет мотор, пока не закончился контракт по вербовке. Уехал.
Второй – «работал» над сверхсекретным дирижаблем. Третий – все искал спрятанное в лесу золото Колчака. По интуиции. А вот Рогожкин, Бессогонов и дед Падерин на лесопункте запомнились не творческими изысканиями, а оригинальностью поведения и манерой разговаривать.
Виталий Рогожкин, хотя и имел начальное образование, работал на  лесопункте мастером Нижнего склада. По поселковым меркам этой высокой должности он сподобился благодаря членству в партии. Вступил, как говорил, на фронте. А в те времена, все 2партейные», как говорится, при портфеле были.
Привлекал внимание Рогожкин маленьким ростом, огромной плешиной на голове и суетливостью. А что представляла его речь? Это был быстрый набор нечленораздельных звуков, перемешанных матерными словами. На всех собраниях он всегда просил слова и «светился» за трибуной до тех пор, пока председательствующий не начинал стучать карандашом по стакану: мол, хватит, время вышло.
О чем говорил мастер? Разобрать было трудно. Но отдельные слова « поняишь и ёптать» слышались отчетливо. Первое слово он употреблял так часто, что в поселке очень скоро его стали называть «Поняишем». Об этом он знал, не обижался.
Жизнь «понеяиша» на Двадцатом оборвалась неожиданно. После  очередного запоя он застрелил из охотничьего ружья жену и покончил с собой. Для всех это был шок. Рогожкин любил жизнь. Почему сделал подобное, никто так и не узнал. Многие сельчане винили водку. Искренне жалели этого незлобливого и неугомонного человека.
Николай Бессогонов. Худосочный, с солдатской выправкой средних лет мужчина. И в будние, и в праздничные дни не расставался с солдатской гимнастеркой, на которой  тускло поблескивал  «иконостас» из орденов и медалей. Такого обилия наград не было ни у  одного жителя Двести Двадцатого. Фронтовиком был взаправдашним. Провел в окопах всю войну.
Как и многие фронтовики, любил выпить и выставить напоказ награды. Делал он это своеобразно. После стакана водки перед собеседником обычно стучал себя в грудь кулаком, чтобы медали звенели. Старался также во всех делах показать личный пример. Первым бросался разнимать дерущихся, первым заступался  за слабого, первым старался оказать посильную помощь нуждающемуся. А как подстригал он? Это была песня. Любую мужскую прическу мог, что называется, с закрытыми глазами соорудить. Никому не отказывал.
-Война  всему научила,- с гордостью говорил он.
Желающих подстричься у Николая Бессогонова отбоя не было. Погиб фронтовик нелепо, на поселковом субботнике. Молодежь решила возле клуба построить спортивную площадку. Устанавливалась мачта для аттракциона. Неожиданно, удерживающие в вертикальном положении мачту крепления, не выдержали. Столб стал падать. Бессогонов первым бросился к мачте, пытаясь воспрепятствовать ее падению. Не получилось. Лесина со всего размаха упала на фронтовика. Судьба.
Дед  Падерин. Как оказался в поселке, никто не знал. Как и не знали, где точно работает. Одно время будто бы обслуживал водокачку, затем – сторожил на Нижнем складе. Но ни там, ни здесь в рабочие часы его никто не видел. Зато летом перед закрытием магазина он всегда стоял с ведром грибов. Продавал недорого. Лишь бы хватило на чекушку или пузырек тройного одеколона. На замечания поселковых баб, что, мол, тройной одеколон вреден, лаконично отвечал: «Знаю. Но тройной – это дешево и сердито».
Вскоре деда Падерина, ослепшего и больного, увезла, невесть откуда появившаяся в поселке, дочь. Если потом и вспоминали деда Падерина на лесопункте, то обязательно подчеркивали: « Вот это грибник был!»