Песня

               
Я хорошо помню то далёкое утро. Оно началось с ликующих криков детворы на улице:
- Снег! Снег идёт! Ура!
- Вот это повалило! Пошли снежки лепить!

Первые хлопья снега, первый дождь, первая трава... Всегда и всюду радуются им дети, и она одинаково беспредельна, где бы не жил человек по законам мира детства. Эта радость не знает границ во временим. Вот он первый пушистый снег! Невесомо кружатся ослепительно белые бабочки, спускаются с высоты, затянутого серой мглой неба. Ты тянешь вверх ладони, а снежинки доверчиво опускаются прямо тебе в руки и тают, едва коснувшись ладоней. Наклоняешься, хватаешь снег с земли и  сжимаешь его в горсти, смеясь от счастья. Широко раскрываешь рот, щёки и лоб обдаёт холодом, а кончик языка ощущает лишь пресную влагу.  Праздник детства - снегопад!

Я с друзьями стали  играть в снежки, забыв обо всём на свете, потому что в этот момент мы не думали, а наслаждались единственной радостью -  контактом с первым снегом.
И вдруг послышалась песня. Голос детский, тонкий, полный тоски, плыл издалека. Незнакомый напев не смолкал, набирал силу, печалился и томился. Игра остановилась. Переглянувшись, мы кинулись со всех ног туда, откуда доносилась песня. Мы бежали, боясь пропустить что-то важное.

И вот мы обступили незнакомую девчонку. Она стояла неподвижно.С худого плеча свисал холщовый мешок, а подол ветхого платья изорван в клочья. Девчонка стояла на снегу босая, что нас не удивило. В ту пору наши крепкие пятки постоянно находились в контакте с землёй, -  то раскалённой на солнце, то подёрнутой изморозью или запорошенной снегом.  Нас удивила не её одежда, в те военные годы мы были одеты не намного лучше, а песня.
В дрожащем тонком скорбном голосе, пробивался знакомый сердцу ритм. Чуждые слуху слова звенели, высвечивая нашу собственную, ещё не познанную, но уже угадываемую предчувствием, боль. Я увидел наполненные слезами глаза девушки, которые поразили меня. Словно захворавшая, страдающая детская душа стремилась вылиться из этих глаз, - и не могла, от того мучилась и выражала тоску в песне. Когда мелодия, похожая на молитвы, слегка замедлялась, по осунувшемуся, словно покрытому пеплом, лицу певуньи пробегала тень. Но  когда песня взлетала ввысь, неумытое лицо девочки запрокидывалось и светлело.  Мелодия вознеслась до звона и сорвалась, будто отсечённая ножом.

Крепкий снежный ком ударился о голову певуньи. Зачарованные пением незнакомки, мы и не заметили, как наш вожак и задира Фёдор зачерпнул снег ладонями и слепил из него шар. Меткий бросок прервал пение. Девчонка не шелохнулась.
Все разом повернулись к Фёдору, смотрели на него исподлобья и ждали объяснений неожиданного поступка вожака.  Фёдор опустил голову, спрятал руки за спину и опустил голову, но сразу же поднял её вверх и, словно бросая нам вызов, крикнул:
- Я знаю её! Эта девчонка - немка! Я её вчера вечером видел у Шибковых. Это она.
Мы хорошо знали кто такой немец. Немец - это война! Немец - смерть, рыдание и причитание вдов, среди которых мы росли.
Переглянувшись  между собой, мы приняли единое решение. Рядом в яме было много снега, которого хватит на целую войну. Мы кинулись в яму, стали спешно лепить снежки и бросать их в девчонку. Но, странное дело, незнакомка не убегала, не плакала, а лишь прикрыла голову руками. Мешок сполз с её плеча и валялся рядом в снегу возле красных ступней её ног.
И вдруг наш главарь и храбрец - Фёдор, махнул рукой и вяло сказал: “Пошли отсюда... Ну её!” и первым вылез из ямы.
Девчонка улыбнулась, поправила на лбу рыжеватую челку и вновь громко запела ту самую песню. Я взглянул в лицо Фёдора, которое было мокрым от снега. Подбородок его мелко дрожал и казалось, что друг вот-вот расплачется. Отец Фёдора погиб на войне, а песня этой девчонки будоражила его душу. Я видел, как сжались в кулаки его ладони. Не знаю, от жалости к товарищу или от песни этой бесприютной девчонки, но я потянул товарища за рукав. И в тот же миг его кулак с треском врезался в мой бок. От острой боли я упал на снег, а когда встал, то увидел убегающих пацанов. Я остался один с немкой. Её лицо было синюшно-белым от холода, но она улыбалась. Я нагнулся, поднял котомку и передал её немке. Она благодарно кивнула мне в ответ и мы молча побрели в сторону села.
В июле 1984 года, я приехал с инспекцией от РайОНО, чтобы осмотреть готовность школы к учебному году в с. Партизанское. Был жаркий день. В школе прохладно, пахло свежей краской. И вдруг я услышал знакомую печальную  песню из моего детства. Заглянул в кабинет, там две женщины красили парты. Они оглянулись,  услышав скрип двери. песня прервалась. В той, что постарше я узнал Марту - ту бесприютную девчонку, которую повстречал на заснеженной дороге. Женщина помладше была очень похожа на неё. Я поздоровался, представился как инспектор РайОНО, Марта всплеснула руками, узнав меня. а дочь пригласила в кабинет зауча, чтобы выпить кофе.  Здесь, за чашкой кофе, Марта рассказала о том, как в годы войны оказалась в Казахстане. Здесь погибли её родные: отец - в трудармии, мать замёрзла в степи, возвращаясь с фермы, а бабушка умерла, сильно простудившись. Приютили её одинокие старики, сын которых погиб на фронте. Марта работала уборщицей в школе, здесь же и училась. Позже, приёмные родители выдали её замуж за племянника, возвратившегося с фронта. С гордостью поделилась она своей  гордостью  за детей. Которые выросли, получили образование и усердно работали. Особенно Марта была довольна Катей - завучем школы, в семье которой  жила.
Перед распадом СССР, прошла компания по реабилитации пострадавших народов от репрессий в годы войны. Марту Андреевну, проработавшую в школе более 30 лет,  наградили орденом Знак почёта” в совхозном доме культуры. Селяне тепло поздравили её с наградой, а немецкий ансамбль из соседнего села, в честь этого события, дал концерт.
Дома, в кругу семьи Марта благодарила меня за доброе сердце и память о ней. Подарила  шерстяные носки собственной работы, а перед отъездом всей семьёй спели для меня ту самую песню-молитву. Всю длинную дорогу от с. Партизанское до г. Макинска, звучал в моей памяти тонкий грустный детский голос из моего детства.