Уходящая Эпоха

Эту девочку зовут Эпоха. У неё длинные медные волосы с оттенком ржавых рельс. На ней растрёпанное летнее платье, уже впитавшее в себя пыль и дым. А выше коленок и выше локтей она повязала себе острые магнитофонные ленты, чтобы при беге было веселее, чтобы за ней, как стая глянцевых ласточек, бежал трепет уходящего в прошлое ветерка.

Эпоха бегала босиком по рельсам, как по клавишам и мне казалось, что от каждого её пыльного шага пространство звенит прелестной, чудной мелодией. Эпоха была очень красивая и наблюдать за ней можно было бесконечно. Я сидел в траве, на обочине. Напевал что-то тихо в ритм её прыжкам и боялся засмеяться. Ведь Эпоха была уже похожа на дикую, стёршуюся бабочку. Уже полупрозрачная, лёгкая, невесомая, так и хочется привязать к ней колокольчики с пустынной планеты, чтобы их металл и звон подольше тянул её к земле. Эпоха могла в любой момент рассыпаться на части, и хрупкость её жизни делала её ещё красивее.

Солнце очередного дня заходило над степью. Я уже потерял счёт времени, забылся в роли наблюдателя. А Эпоха скакала и звонко смеялась, жила, пока могла, не зная о том, что скоро оступится и провалится в несуществование.

И вдруг она, то ли устав, то ли в порыве радости решив поделится счастьем со мной, побежала ко мне, расправив руки. И правда бабочка. Бабочка с прозрачными крыльями и еле заметной пудрой пыльцы. Бежит, ленточки во все стороны, лицо сияет, волосы на ветру закручиваются в солнечные стрелы… Эпоха подбегает ко мне, садится на колени рядом и крепко обнимает, роняет меня на темнеющую каменистую землю, через которую всё ещё пробиваются упрямые ароматные травы. Эпоха лежит на мне, хихикает в плечо, и я тоже неуверенно, со страхом, смеюсь вместе с ней. Эпоха как сестрёнка, как ребёнок, сохранивший в себе веру в настоящее и радость от самой жизни. Такая же, как и я.

Потом эпоха привстаёт, убирает упавшие на лицо волосы, и, продолжая смеяться, задирает на мне футболку и начинает щекотать. И тут уже я, выкрикивая тревожное: «Ой, не надо, погоди, больно, щекотно!» смеюсь следом, с каждый мигом чувствуя себя всё легче и прозрачнее. У Эпохи все руки чумазые. То ли в саже, то ли в придорожной пыли. На моём животе наверняка останутся перемешавшиеся полоски от её пальцев. Пускай подольше со мной останутся следы её существования…

***

—Создатель, ну чего ты тревожишься, всё хорошо же! — Эпоха сидит рядом со мной на земле, около рельс, гладит меня осторожно по голове, а я, как преданный пёс, прикрываю от удовольствия глаза.

—Да как же тут не тревожиться… — шепчу я, пододвигаюсь к ней поближе и аккуратно целую в щёку. А в глазах Эпохи уже есть её неизлечимая болезнь, от которой её ничто не может защитить. Она уже давно больна временем. Я вижу эти темные круги под её глазами, вижу в зрачках через раз лики строгих стрелок. Моргнёт — словно циферблаты за место зрачков, ещё раз моргнёт — всё те же лучистые глаза. Время, время, самая опасная инфекция, самая страшная зараза. И не спастись, не уберечь, как бы я её не любил.

—Не тревожься, хорошо? — улыбается Эпоха и тоже целует меня, обнимая за плечи. — Я навсегда с тобой, что бы не было! Не рядышком, так внутри где-то, понимаешь? Прошу, не грусти, я не выношу, когда в твоих зрачках эти красные капельки, самой страшно. Хорошо? Слышишь меня?

Мне тревожно и тоскливо, да, от того, что она скоро закончится, исчезнет, и не обнять её будет, не коснуться, не прижать к себе, не поцеловать… А она смотрит на меня своими живыми глазами, моргает, как добрая кукла, улыбается, говорит, что-то в поддержку. И мне никак не понять — знает она, что исчезнет, или нет? А если знает, то просто не смеет напоминать мне, чтобы не было страшней? Какие же они добрые и заботливые, эти девочки-олицетворения.

—Как ты раньше без меня был? Не вечно же мы вместе гуляем вместе… — говорит Эпоха и тянет меня за руку, чтобы мы в который раз по ржавым рельсам прошли вдоль и поперёк все мои миры.

—Если честно, Э, я познакомился с тобой совсем недавно. Буквально только что соприкоснулся с тобой такой, какая ты есть… С ощутимой тобой. — я покрепче беру её за руку. Тёплые пальцы с дружеской силой и заботой сжимают мою руку в ответ. Может, тут уже не только дружеская поддержка, а ещё и любовь? Любит ли меня эта Эпоха так, как я люблю её?

—Странно… А мне казалось, что мы были с тобой всегда. С самого зарождения миров, с самого начала отсчёта…

—Смотря что отсчитывать. Ты Эпоха, ты знаешь этот мир от начала и до конца этого времени, но я единственный буду ведать, что будет по обе стороны этого отрезка. — говорю я это с печалью в голосе, так, чтобы не расстроить Эпоху, но она, видимо, почувствовала, что я указываю на её скоротечность.

— А что же я? Неужели всё то время, что мы вместе — это лишь маленький кусочек? — она остановилась и посмотрела мне в глаза с волнением.

—Нет, Э. Бесконечный кусочек. Бесконечный отрезок нашей огромной жизни с тобой, наших тайн, находок, приключений. Все наши новые друзья умещаются в этой вечности. — я вижу, как это льстит Эпохе, как она буквально тает в благодарности и теперь уже держит меня под руку, положив голову мне на плечо. И мы идём по рельсам. Она — босиком, пыльными ногами в стрелках от травы и случайных полосках от древесных углей, дикая, а я — в кедах, на белых шнурках которых пара капель крови и всё та же пыль жизни, пыль приключений.

—А потом что, Создатель? Ведь раз ты бессмертен, то впереди ещё столько всего, — радостно говорит Эпоха, показывая мне вперёд рукой. — Как ты справишься со всем этим?

—На то у меня и есть ты… пока. — последнее слово произношу больше про себя, тихо—тихо, вдруг Э всё же не подозревает, что скоро погибнет, — Есть ты, которая охраняет меня, сопровождает, и я, действительно влюблён в тебя, влюблён в это время, и тоска на душе от того, что этого никогда не повторится… И страх от того, сколько всего ещё будет впереди…

—А что впереди? — всё так же радостно спрашивает Э, игнорируя печаль в моём голосе, — Что там впереди, что там? Куда мы дальше пойдём? — и потом она Эпоха резко вздёрнула голову вверх, — Вон уже и солнце заходит, пойдём, присядем, понаблюдаем за тем, как оно исчезнет в темноте!

Небо было тёмное, с коричневым дымом вместо облаков. Огромным рыже-желтым шаром горело солнце. В этом мире оно не исчезает и ночью, а просто перестаёт светить так сильно, отдаёт место своего света космической темноте. Стали видны звёзды. Эпоха сидела ко мне спиной и смотрела в небо, а я заплетал её медные волосы в маленькие степные косички, вставляя в узелки колоски и сухие цветы, которые Эпоха молча передавала мне из своего предосеннего букета.

—Создатель, а потом осень, да? — говорила Эпоха.

Я уже не отвечал ей. Просто молча повторял пальцами одни и те же движения, часто сбиваясь и переплетая пряди снова. Не мог я говорить. Тоска была в сердце. Больно было в груди.

—Создатель, ведь даже не в осени дело… Я понимаю тебя, честное слово.

И хоть теперь солнце опустилось куда-то низко, но вокруг было и темно, и светло одновременно. И ещё светилось что-то в траве, как отголоски огоньков от газовых зажигалок. И было тихо. Шёпот уходящей эпохи до озноба ворошил мысли. Шелестела трава на грани Газового Лета и Ржавой Осени. А передо мной сидело время в олицетворении прекрасной девушки, которую я люблю всей душой просто за то, что она есть. За то, что она эпоха моей души, моя влюблённость, моя вечная и тёплая память этих времён. Я чувствовал сейчас её живое присутствие рядом с собой особенно остро. Потому что Эпоха уходит… Этот момент всегда самый пронзительный. А она говорила, изредка поворачивая голову в сторону, помогая мне добраться до новых прядей и передавала мне через плечо травинки. Сухие травинки…

—Не в осени дело. Вот кончусь я, и что тогда будет, что будет, а, Создатель? Будет осень? Нет, осень уже давно наступила, видишь, как поле отзывается? Засыхает, засыпает… Правда, это созвучные слова? И ритм такой же… Осень уже давно наступила, просто со мною ты ещё не расстался…

Всё же она понимает, что мы расстанемся, понимает… Знала с самого начала, и не говорила, когда мы только познакомились. Молчала, чтобы сберечь меня. Значит, по-настоящему любит. И я люблю её. И я на ткнулся носом её в горячее от ночного солнца плечо, в полупрозрачную кожу. Тает. Растворяется, но она ещё твёрдая, ощутимая…И косички уже не сплести — утекают волосы сквозь пальцы… И я просто обнял её, слушая каждое слово.

—Осенью ты снова будешь чувствовать эти непонятные ощущения… Из года в год их не объяснить. Ты даже словами их не поймаешь, в бумагу не словишь, они неописуемые, чувства эти. И не бойся их из-за этого. Зато живые они… Помнишь, сколько всего уже было с нами? Сколько всего было с тобой? Да это же вся твоя жизнь, вся душа твоя, как тут можно всё упомнить… И те таинственные вечера, и утреннее время, и полдень, и время поездок, и самая глубокая ночь, которую ты всегда пропускаешь, потому что велено спать… А ты представь, сколько всего упущено в этой темноте, сколько не увидено и увидено быть не может, потому что для того и существует, чтобы загадкой навеки остаться… Представляешь?

И ей уже мой ответ не нужен. Эпоха сидит в моих объятиях, почти засыпает, и голос её теперь как шепот, теперь как свист ветра меж травы. А я так и не осмелюсь спросить, больно ли это, когда заражен, когда болеешь временем?

—Не добежишь ты больше до этого места, не побываешь снова в нём. Попробуешь быть в нём прямо сейчас — не запомнишь. Попробуешь оставить себе напоминание — вспомнишь нечто иное. Попробуешь повторить — извратишь. Так лучше уж и вовсе не думать о том, что время уходит… Просто чувствуй, как всё существует — так и я буду жить. Слышишь, Создатель?

Небо над нами стало абсолютно чёрным, с брызгами сверкающих звёзд. Солнце было словно пятном в небе и толку от него не было никакого. Оно просто так нарисовано в темноте, чтобы не было страшно. Я вдруг почувствовал, что Эпоха в моих руках стала прозрачнее, легче. Я обнял её покрепче.

—Мне так хочется быть дальше, Создатель, я так хочу уйти с тобой как можно дальше, в эту бесконечность… Понимаешь, если рядом с тобой — всегда хочется в бесконечность. Я так не хочу умирать, замирать на месте, останавливаться… Ведь тот, кто болен временем — он уже никогда не сможет возродится, никогда, понимаешь? Эпохи всегда уходят безвозвратно. Создатель, ты только не плачь, прошу, лучше мои слёзы утри.

А я и правда уже стал плакать от переполнявших меня чувств. Две мои слезы потекли по плечу Эпохи и словно смыли с неё краску реальности — теперь она просвечивала двумя тонкими, неровными полосками.

—Я ведь совсем скоро останусь на месте, останусь на месте! Не смогу сделать и шага, растворюсь, и не станет меня… Всего прожитого с нами не станет. Отпечатки в памяти будут, но насколько они искажены по сравнению со мной. Я же была правдой, я была реальностью всё это время, Создатель, и ты верил в меня… И ты любил меня, как сестру, и я любила тебя. И буду любить и сейчас, и до конца, пока смогу чувствовать. Ведь девочки-эпохи тоже чувствуют.

—Я люблю тебя, Э.

—И я люблю тебя, Создатель. Отнеси меня в Квартиру. Полежи со мной вместе, пока я не закончусь, проводи меня до самого конца, прошу. А потом отпусти и встречай новую эпоху, хорошо?

***

На следующее утро сквозь грязные окна моей Квартиры лился яркий осенний свет. Солнечные стрелы пронзали стекло. Эта осень была красивой. Очень красивой. Более того, это была теперь самая красивая осень в моей жизни.

Я переодел зелёную футболку на чёрную. Новенькая, чёрная форма мальчишки-Создателя была символом Новой эпохи.

В большой комнате моей Квартиры, на разложенном диване лежала Уходящая Эпоха. Она была уже без сознания. Она погибла, кончилась. Она больше никогда не повторится, но зато всегда будет рядом, внутри, в сердце. Я сел на колени перед диваном. Одной рукой взял Эпоху за холодные пальцы, а вторую положил на лоб. Она лежала с закрытыми глазами, спящая, прохладная. И будто бы живая, но уже такая, которая никогда не оживёт. Настоящая принцесса своего времени. Мёртвая принцесса такого прекрасного времени. Я поцеловал её в губы, зная, что она от этого всё равно не проснётся. Была она уже заморожена новой осенью моей души. Её уже почти не было.

Я взял её на руки. Совсем не тяжелая. Магнитофонные ленты на руках и ногах как невесомые, парили в воздухе. В волосах зато прочно держались вплетённые мною накануне травы и цветы.

Я отнёс её в палую осеннюю листву, в спокойную, мёртвую тишину кладбища. Было лучезарное, солнечное утро. Красивое утро. Я сел рядом с телом Эпохи на кладбищенскую скамью и сидел до тех пор, пока она сама собой не растворилась стеклянным льдом в пространстве, навсегда заполнив специально отведённое для неё место в моей памяти. Сидел я очень долго. И красивое, солнечное, осеннее утро всё не кончалось. Я сидел на скамейке и вспоминал каждую мелочь, с которой меня познакомила Эпоха и благодарил за всё, что помнил.

Я и не знаю уже, сколько мы были знакомы. Несколько месяцев или лет. Мы просто были знакомы очень давно, и я почти не замечал её присутствия. Но теперь я ощущаю её, когда уже слишком поздно. Ощущаю мою Эпоху во всех цветах и красках, вижу её чётко. Понимаю, что она была реальнее всего остального мира. Эпоха была глубоким внутренним чувством, которое не описать не одной формой, не объяснить никакой метафорой. Только девочка-олицетворение смогла хоть как-то описать её, рассказать о ней. Рассказать об ушедшей навсегда и безвозвратно эпохе, которую я так люблю.

04.08.19