Рыжего солнца лилейник

Дни идут свои чередом, не сбиваясь с ритма и не обгоняя друг друга. Идут одной ровной шеренгой, как маленькие оловянные солдатики, выстроенные на карте ребенком-царем, которые вроде бы и должны куда-то идти, бежать, наступать, но... Они продолжают стоять там, где были поставлены, и не сдвинутся с места, пока большая всевластная рука не захочет этого....

Дни идут. И вроде бы и не идут. Куда-то в далекую даль, куда каждый из нас хотел уехать, убежать, улететь, умчаться хотя бы раз в жизни. Безвозвратно. Потому что ни один день, прошедший своим чередом, не вернулся назад и не повторился снова в чьей-либо жизни. Никогда.

На дворе густым соцветием зацвел июль. Из каждого, даже самого укромного уголка, пестрил его яркий цвет самых разнообразных оттенков. Дни, не обгоняющие друг друга, добирались до самой макушки лета, с которой можно было оглядеться вокруг, перевести дух, осмыслить увиденное и пережитое и, набравшись новых сил, тронуться снова в путь, к только им известной цели.

В тот день мне тоже не захотелось отставать от последних природных тенденций, и я, набравшись смелости, как в рот холодной воды, надела свою единственную дачную юбку и, взяв под мышку волшебную черную коробочку, отправилась на никогда не разочаровывающую меня фото-охоту.

По знакомым уже не с первого взгляда дорожкам я шла не спеша, на что-то отвлекаясь, о чем-то задумываясь и не думая ни о чем. Так, незаметно для себя, я дошла до той округи, которая своей линией замыкает наш маленький дачный участок, и остановилась в том краю, где когда-то в густой листве молодого Лилейника цвела уже немолодая Ромашка.... Я вспомнила о ней, взглянув на то место, где она из последних сил падала мне в ноги и цеплялась за них, пытаясь остановить меня. С иронией я взглянула на свои ноги, которые были покрыты той единственной дачной юбкой, подумав: "Теперь и схватиться не за что..." - и с грустью в глазах стала поднимать голову, чтобы посмотреть куда-то в сторону, будто поворачивая штурвал. Как вдруг я почувствовала, что кто-то сверху не без интереса меня рассматривает. Я быстро оглянулась, и удивление не оставило меня без своего должного внимания и тут.

На меня смотрел именно он! Тот самый густолистный, рыжий, как солнце, Лилейник. Как же он был высок, красив и молод! Его рост, словно гонщик, так гнал ввысь, что даже опередил мой на несколько сантиметров. Его длинные, дуговидно изогнутые листовые пластины были очень похожи на ласты аквалангиста, которыми Лилейник, точно щупальцами осьминог, пресекал на корню все попытки сорняков влезть на его законную территорию. Также в своей неустанной борьбе с непрошеными гостями Цветок, как молодой властелин, не гнушался прихватить себе еще немного земельки. И Хозяйка участка Ему в этом никак не препятствовала, а всячески Его поощряла.

"Когда же Ты так успел вырасти?" - подумала я, рассматривая темно-зеленый край его владений, на котором он был посажен. Обойдя Лилейник кругом, я в одно мгновение сделала несколько фотографических снимков его молодой натуры и хотела было уже уйти от него, но почему-то не ушла. Почему-то осталась. Мне хотелось стоять и смотреть на рыжину его цветка, все ярче и ярче разгоравшуюся алым костром, через который предстояло перепрыгнуть Снегурочке в кем-то придуманной сказке...

Что было в этой рыжине такого завораживающего, что так притягивало мой взгляд, как магнит? Ярким солнечным огнем горел в одном своем большом шестираздельном цветке Лилейник, переливаясь тычинками пламени на ветру из стороны в сторону. Он цвел и, улыбаясь своими длинными, будто пальцы пианиста, лепестками, говорил мне: "Я живу! И я рад, что я живу!" Я слышала его, и мне хотелось жить вместе с ним его радостью, его солнцем, которое, как мать, было одно на всех. И ему хотелось насытиться своим солнцем снова и снова, неустанно поглощая его щедрые лучи, еще больше прибавляя в своем оранжевом цвете, точно спеющий апельсин.

Лилейник - рыжего солнца сын! Такой же радостный и улыбающийся. "Почему он так спешит жить? Ведь его цветок только распустился, и ему еще цвести и цвести, как минимум, несколько дней..." - размышляла я на ходу, оставаясь все под тем же неподкупным впечатлением от его апельсинового цвета, которое всегда было верно своим идеалам...

День прошел, и настал черед наступить новому дню, словно принимающему эстафетную палочку. Они никогда не сбивались с ритма, поражая меня отточенностью своих действий. Наступил новый день, новый взмах ресниц, новая мысль - о чем? О чем-то новом... И я, радуясь одному успешному фотоснимку из тысячной вереницы неудачных, решила поблагодарить того самого сына рыжего солнца, Лилейника, оставившего свой неизгладимый след на моей белой фотобумаге.

В обласканном летним теплом настроении я пошла по своим дорожкам в те края, где вел неустанную борьбу с сорняками мой апельсиновый Лилейник. И дойдя до места нашей встречи, я обнаружила, что я никого не обнаружила. Цветка Лилейника нет, а его листья, как щупальца осьминога, продолжали проворачивать какие-то свои непонятные делишки. "А где же мой солнечный цветок!?" - чуть ли не в слезах вскрикнула я. - "Он же еще вчера тут цвел своим единственным соцветием". Но от Лилейника остался один еле заметный скрутившийся увядший стручок, похожий на кем-то потерянный хвостик...
Я слегка дотронулась до него, и он без особых усилий остался у меня в руке. Я смотрела на него и недоумевала: "Как же так получилось, ведь еще вчера Ты только распустился и начал цвести в полную силу, а сегодня уже - увял..." Так быстротечна жизнь, так она коротка. И ничто не может ее продлить, потому что каждого нового дня, как своего череда, ждет новый цветочек Лилейника, готовый с нетерпением прожить этот день своей жизнью и на рассвете завянуть, передав ту самую эстафетную палочку новому бутончику цветка, готовому распуститься, чтобы прожить уже свою жизнь нового дня... Как дни нашей жизни идут своим чередом, не обгоняя друг друга, так и цветки Лилейника цветут своим чередом, тоже не обгоняя друг друга, проживают каждый день свою новую единственную жизнь и увядают. Красоднев же он, Лилейник, как-никак.

И наблюдая за столь безукоризненным исполнением законов Природы, я снова вспомнила ту самую немолодую Ромашку, которая цвела здесь несколько недель назад и изо всех сил не хотела отцветать, увядать, подчиняться законам Природы, которые неизвестно когда и кем были написаны и приняты. Она цеплялась за мои ноги что есть мочи, не отпуская меня, готовая отдать все оставшиеся минуты своей жизни, лишь бы я не уходила от нее, оставив завянуть одну. Мне ее было жаль. И не жаль было густой листвы молодого Лилейника, который, как мне казалось, и не узнает никогда, что в нем когда-то цвела не один день та самая Немолодая Ромашка. А вспомнит ли кто-нибудь об одном дне жизни, идущем своим чередом, точно оловянный солдатик, поставленный на карту чьей-то всевластной рукой, рыжего солнца сына, Красоднева, ярко разгораемого алым костром, через который предстояло когда-то перепрыгнуть Снегурочке в кем-то придуманной сказке, и потухшего, оставив по себе лишь черед, переданный новому цветку Лилейника, точно эстафетная палочка...