Не хлебом единым

      Молиться я начал, как говорил отец Федор, не корысти ради, а что бы успокоить  разбушевавшиеся нервы, к расстройству которых пришел я токмо из-за бесконечных упреков о малой зарплате, ремонте, не возможности выйти в люди, потому  что  не в чем,   и т.д.
   Начал я спокойно, как  того требует сей обряд, но к средине я начал возбуждаться, проникся неимоверной любовью к Богу, как самому справедливому явлению на Земле…  Стоп! На Земле, наверное , нельзя сказать. Я – то где? Я же на Земле, а   справедливость?!  Да, это сейчас я рассуждаю,  а в процессе я так увлекся, что к концу, забыв о своих земных проблемах,  обливался сладкими, умиротворяющими слезами ,  бился обо что-то головой , иссопливил  все матерчатое, что было рядом и грохнулся без  чувств на пол.
  … Вдруг надомной опускается Господь. В облачении, с нимбом, как и полагается, берет меня за плечи и трясет, что бы я очнулся. А я никак. Тогда он трясет сильней – никак. Перевернув меня на спину , он размахнулся и как врежет мне своей  огромной десницей  по... лицу  с  криком:

  - Очнись, придурок! Я бы увеличил тебе зарплату  в два раза, но ты же потом будешь молиться еще исступленнее, что б зарплату утроить, и вывести потом тебя из комы не удастся даже мне. Так что плюнь и живи! Не хлебом единым, суккин ты сын!
  Конечно же я проникся… Т-тоесть, проснулся.
  А и в самом деле. Какого черта!  «Только корку хлеба, кружку молока и вот это небо…»
 
  -Да? И кому ты это скажешь, полоумный? - шепнул мне бесенок из самого дальнего угла комнаты. Я запустил в него стаканом и остаток водки в бутылке выпил из горлышка.
  Тех стало в углу уже трое.
-Во-о-о-н! - крыкнул я им, но как они убегали не видел. Обессилев, я начал сползать со стула  медленно и с удовольствием на самую прочную опору жизни. Земля! Самая справедливая Планета Вселенной. Разумеется, исключая род людской. Только без него!
  Больше меня никто не тревожил...